— Я жду ребенка! — радостно восклицаю и делаю шаг навстречу к нему.

Он продолжает сидеть в удобном кресле и чиркать зажигалкой.

Молчит. Растерянно смотрю на него в полной тишине.

— У нас будет малыш! — повторяюсь.

Он расправляет широкие плечи, встает в полный рост, подходит ближе. Устремляет повелительный взгляд на меня, приподнимая волевой подбородок.

— Тебе лучше избавиться... — заявляет прямо, и в один миг зрачки его графитовых глаз расширяются, заполняя всю радужную оболочку.

— Это наш малыш. Наш. Будущий. Малыш. — Чувствую, как у меня перехватывает дыхание.

 — Сделаешь, как я сказал, иначе…

— Ты! Ты… — В этот момент земля уходит из-под ног.

Идет к своему широкому письменному столу, достает из ящика пачку запечатанных купюр. Кидает на стол.

— На вот, возьми. Заплатишь врачу, чтобы все сделал чисто.

— Ты чудовище! — громко восклицаю. Подхожу ближе, хочу ударить в его каменную грудь. Он перехватывает мою руку, крепко схватив за запястье.

Склоняется надо мной, почти шепчет:

— Не нужно играть со мной в кошки-мышки. — Его голос, как ядовитая смесь. — Лучше сделай, как я сказал. Или сама знаешь, что будет.

Я не видела Анвара целый день, и меня не покидает тревога. Я думаю о нем как о самом сильном, о самом красивом мужчине в этом мире.

Ищу его глазами, хочу случайно встретиться с ним на просторной кухне, где витает аромат розмарина и сладких пирогов. Случайно заглядываю в огромный гостевой зал с большой хрустальной люстрой. Я думала, что он мог быть там.

 А потом вижу Анну с подносом в руках. Она несет ароматный бразильский кофе в фарфоровых кружках ему в кабинет.

— Можно я отнесу? — окликиваю я ее.

Она растерянно смотрит на меня. Затем спокойно отвечает:

— Хорошо, отнеси.

Захожу в кабинет. Анвар один. Как же я рада видеть его. Прошли сутки, а я не прекращала думать о нем. Ставлю поднос на стол, приветливо улыбаюсь.

Он даже не смотрит на меня. Внимательно изучает бумаги. Не произносит ни слова, будто меня сейчас нет. Будто я не стою перед ним.

— Ты сегодня… мы сегодня встретимся? — вырывается из моих уст.

— Нет, — грубо отвечает, не поднимая головы. — У меня другие планы. — Когда мне нужно, я сам приду.

Мои щеки начинают пылать огнем от возмущения.

 — Не нужно думать, тебе все позволено! — восклицаю.

Он резко поднимает глаза. Смотрит на меня взглядом хищника. Я робею, но стараюсь держать себя в руках.

Откладывает бумаги, встает со своего места и подходит ближе, впритык. Упирается массивным лбом в мой холодный лоб, и меня охватывает страх. У него такие яростные глаза — раскаленные угли.

Кладет руки на мои бедра и жадно целует в шею.

Из моей груди вырывается легкий стон.

Обвиваю его широкую спину руками и закрываю глаза. Он рядом, и каждое его прикосновение сводит с ума.

— Ты не должна здесь быть. — В одно мгновение он становится холодным как лед.

— Не прогоняй меня, — почти шепчу, преданно заглядываю в глаза, нежно целую в его колючую щеку.

Отпускает меня, делает шаг назад. Подходит к столу, берет чашку, делает глоток кофе и продолжает смотреть на меня.

— Я сам решу, а сейчас уходи.

 И как бы эмоции ни били через край, как бы моя карма ни была разбита, я не хочу уходить от него. Хотя понимала, что все намного сложнее, чем кажется на самом деле.

***

У него есть прогулочная яхта, на которую он меня приглашает. Нет, даже не приглашает. Просто берет за руку и ведет к причалу.

На мой вопрос, куда мы идем, яростно отвечает: «Узнаешь».

Я слепо доверяю ему, почему-то чувствую, что ему можно доверять. Чувствую… А может, мне просто хочется в это верить.

Но я уже не представляю себя без его сильного взгляда.

Анвар стремительно ворвался в мою жизнь вместе с той самой грозой, бушующим ураганом, после которого сложно восстановить все, как было прежде.

Я попалась в ловко расставленные сети этого слишком сильного мужчины. В его красивые, с ослепительно-белоснежной улыбкой сети. С каждым днем он нравится мне все больше и больше. И это горячее пристрастие разрывает мне душу.

Я не знаю, что происходит между нами. Не знаю о нем практически ничего. Сам он без конца уходит от ответа. Не говорит прямо. И мне просто хочется отдаться воле чувств и плавно плыть по течению. Я боюсь разрушить, то, что еще не построено. Что набирает обороты, как эта роскошная яхта, разрезая носовой частью пенные, аквамариновые волны.

Он показывает мне просторные каюты, в которых отражался сам. Уверенный, целеустремленный. Напоминающий о бескрайнем море и раскаленном песке оттенка шафран.

Когда мы появляемся в ходовой рубке, в белоснежной форме у штурвала стоит капитан. Он смотрит туда, где кончается горизонт.

У яхты не слишком запоминающееся название. Что-то на арабском. Я спросила у него, когда мы поднялись на палубу.

Большая верхняя палуба флейбридж с белоснежными удобными диванчиками, открытой площадкой, которая стирает границу между небом и морем.

Я останавливаюсь на мостике. Нос яхты стремительно разрезает волны. Анвар подходит ближе ко мне и тихо говорит:

— Хочу, чтобы ты танцевала для меня без одежды.

— Я не танцую, тем более без одежды, — легко произношу.

Он смеется. Раздается его грозный, заливистый смех. Глубокие глаза становятся еще темнее. А потом в одно мгновение лицо становится слишком серьезным.

— Будешь! Будешь делать, что я тебе скажу.

И от его слов внутри все трещит по швам. Будто подул морозный ветер, пробирая до мурашек.

Я хочу ему противостоять. Всем телом, всей душой, но пока не знаю как. Сейчас он мне напоминает флибустьера. Морского разбойника, который захватил меня в плен. И в этот раз выкуп за мое тело будет слишком дорог.

— Что значит твое имя? Анвар?

— Почему это тебя так интересует? — отвечает вопросом на вопрос.

Ухмылка не сходит с мужественного лица. В этот момент я могу разглядеть едва заметный шрам возле подбородка, и тот становится заметней, когда Анвар пытается улыбнуться.

— Потому что меня интересуешь ты, — отвечаю и дышу полной грудью в унисон вольному ветру.

— Имя Анвар имеет арабские корни.

— Как и название этой яхты?

Уголки его губ вздрагивают.

— Ну все, хватит разговоров! — восклицает он, подхватывает меня на руки. На мгновение останавливается, пристально смотрит, как лев на свою добычу.

— У нас впереди долгая, бессонная ночь.

— Только ты и я… — почти шепчу, обвиваю его шею руками, и он несет меня в каюту.

***

Левое крыло усадьбы не было жилым. Большой дом давно требовал реставрации и хорошего ремонта. Крыша протекала в некоторых комнатах — облупилась краска.

Бывший хозяин в последнее время сильно болел, и его мало интересовало, что происходит с его имуществом. По этой самой причине все прорастало быльем и паутиной со стремительной скоростью.

Его дочь сообщила, что намерена продать усадьбу, когда ее отец был еще жив, но уже не мог встать на ноги. И все просто ждали, что он скоро уйдет, затем появится новый хозяин, и все изменится.

Фран Рено — наш винодел, который создает шедевры уже на протяжении половины века, пытался уговорить дочь бывшего хозяина не продавать усадьбу. Но она была категорична. И судя по разговорам, ей необходимы были деньги и совершенно не нужны проблемы. Жить в усадьбе — это не только наслаждаться природой, это еще большой труд, требующий полной самоотдачи.

В итоге в левое крыло начали сгружать старую мебель и другие ненужные вещи, от которых требовалось избавиться. Двери так давно заперли, что Анна с трудом нашла ключи. Все жили в правом крыле, и Анвар тоже.

Мне казалось, что Анвар решил вдохнуть в это место новую жизнь. Он приказал нам разобрать старый хлам, так как завтра должны прийти ремонтники.

Мы безоговорочно выполняли его приказы, тем более он не слушал никого, кроме себя. За короткое время все поняли, что его слово — закон.

Иногда я наблюдаю за ним украдкой. Как он командует, как отдает приказы. Как ему идет бордовая, обтягивающая сильное тело рубашка.

Он никогда не выглядит уставшим или расстроенным. Его взгляд всегда открыт. Но душа его была закрыта на очень прочный замок.

Анвар стал моим наваждением. Мои чувства сложно скрыть. Кажется, об этом догадывалась матушка, и отец тоже.

Я улыбалась утреннему солнцу, кормила белогривую лошадку Джоконду и рассказывала о своих чувствах только ей. «На векивечные». Так хочется сказать эту фразу не только Джоконде, но и ему тоже.

Кажется, в моем сердце поселилась любовь. Настоящая. Искренняя. Непобедимая. Любовь, которая все прощает, превращает мир в яркую радугу, сладкую негу, от которой порхаешь, как бабочка. Взлетаешь выше облаков.

Мне нравится смотреть на него, когда он выходит из ванны. Как вытирает мокрые, слегка взъерошенные волосы полотенцем, как натягивает рубашку, которая липнет к его еще влажному, загорелому телу.

Нравится прикасаться к его затылку вдыхать аромат иланг-иланга, а затем легко обвивать его сильную шею. Целовать в губы, ощущая чувственное послевкусие.

 У него очень мускулистые плечи и твердые как камень. Хочется быть нежной с ним и бескорыстной, но однажды он меня спрашивает:

— Ты спишь со мной, потому что боишься потерять работу?

— Нет, — коротко отвечаю.

— Не нужно спорить со мной, сколько раз повторял.

— Что заставило тебя так думать? — пытаюсь заглянуть ему в глаза. Хочу снова прикоснуться к нему, но резко отвожу руку в сторону.

— Ты. Ты заставила меня так думать.

Сегодня целый день помогаю Виктору. Виктор — невысокий, седоволосый мужчина с шершавыми ладонями, которые пропахли черноземом, ухаживает за виноградниками. Я всегда вызываюсь ему помочь. Мы обрезаем сухие ветви, удобряем землю. Подвязываем молодые побеги, а лозы с прошлого года — привязываем к шпалере. Такую процедуру нужно повторять несколько раз в сезон, он очень тщательно за этим следит.

Сегодня он постоянно молчит. Я никогда не замечала за ним такого, обычно он всегда находит темы для разговора. Мы говорим с ним о кино, музыке. Знаю, что он не выносит классику, предпочитает слушать французский шансон, я же напротив — не могу без музыки, которая очаровывает, бьет клавишами по сердцу.

Однажды, прибираясь на чердаке, я нашла у старого хозяина проигрыватель для виниловых пластинок. Он разрешил мне его взять и подарил одну из своих коллекционных. Это был «Щелкунчик». Потрясающая музыка, которая переносит тебя в сказку, где добро, где любовь всегда побеждает над злом.

— Сегодня наш новый хозяин угрожал садовнику, — произносит он, когда мы возвращаемся домой, медленно шагая вдоль зеленых виноградников.

— Как?

Не верю его словам. Не хочу верить. Анвар не мог... Он что-то путает. Целый день на жарком, раскаленном до предела солнце. Ему явно показалось. Я хочу заступаться за Анвара всеми возможными способами и методами, несмотря на то, что сейчас передо мной Виктор, который меня вырастил, вложил частичку своей души.

— Ему не понравилось, как тот подстриг кусты, — опускает седую голову, смотрит на рыхлую землю под ногами. — Я хотел вступиться за него. Анна меня остановила. Теперь уже ничего не будет, как прежде. Он не терпит возражений. Не привык, чтобы ему говорили «нет».

— Да, он не терпит возражений... — вырывается из моих уст. За короткое время я успела это усвоить.

— Он хочет, чтобы его все боялись. Хочет запугать нас. — Затем Виктор резко останавливается, становится напротив меня. Его овальное лицо отражает тревогу. Мягко обхватывает мои плечи и быстро продолжает говорить: — Я волнуюсь за тебя, моя дорогая дочь. Хочу, чтобы ты была с ним осторожней. Он опасен. Очень опасен. А я уже слишком стар. Боюсь, что не смогу защитить тебя от его гнева, от его амбиций.

— Папа! — бросаюсь нему на шею. Крепко обнимаю и чувствую все тепло родительской заботы. 

— Ты же всегда будешь моей быстролетной бабочкой с пестрыми крылышками. Всегда, несмотря ни на что. — Он говорит так, будто мы прощаемся. Будто это его последние слова.

— Я так благодарна богу, что вы есть у меня. Я буду осторожна. Обещаю.

***

Я сижу у костра и смотрю, как языки пламени жадно пожирают друг друга. Сегодня обещали штормовое предупреждение, но все равно безграничное, темное, как органза, небо переполнено множеством далеких, ясных звезд.

Обычно вечером люблю гулять вдоль берега, бежать босиком по мокрому песку, улавливая дыхание ветра. Смотреть на розовый закат, на стремительные с неукротимой энергией волны. Как они вздымаются, оставляя после себя песчаную отмель и свежий морской бриз.

Что было до того момента, когда он появился на пороге этого дома. В мокрой насквозь белой рубашке. Я думала, что была счастлива. Я люблю этот дом, эту работу. Люблю своих родителей, которые воспитали меня. Люблю спускаться в погреба, где своя уникальная атмосфера, создаваемая естественным светом, глубиной земли, запахом инжира и мускатных орехов.

Анвар другой. Он обратная сторона этой золотой медали. Меня тянет к нему со страшной силой, и этому притяжению невозможно противостоять. Он ворвался в мою жизнь так стремительно, так резко, как разрушительный ураган, оставляя после себя болезненный отпечаток. Клеймо, которое с тобой на всю жизнь.

Анвар не пришел той ночью, и я жду его этой. Подбрасываю хворост в костер, вспоминаю о его словах. Он думает, что жертвую собой. Мне так хочется объясниться перед ним, но он даже слушать ничего не хочет. Не знаю, как заставить его поверить, как доказать обратное. Он слишком упрям, слишком категоричен. Это заводит меня в тупик.

Я сижу у костра, думаю о словах отца, ищу Анвару оправдание. Возможно, он не такой, каким его видят или хотят видеть. Возможно, они вообще не хотят видеть его в этом доме.

Я вижу в Анваре сильного, независимого, уверенного в себе мужчину. Как мужчина-скала. Воплощение надежности, кинетической энергии.

Вижу в нем того самого мужчину, который может превратить это место в рай, как и мою жизнь. Наверное, человек видит то, что ему хочется видеть.

Костер догорает, угли мерцают, последние клочья пепла парят в ночном воздухе. Я собираюсь уходить, но слышу стук от амбаров, которые выстроены на заднем дворе. Они давно заброшены, не понимаю, кто там может быть.

Выглядываю из-за высоких озелененных кустов и при тусклом свете фонаря вижу его. Анвар разложил доски и, склонившись над землей, забивает в них гвозди. Тяжелый стук молотка раздается по всей округе.

Я подхожу ближе.

Он оборачивается. Яростно смотрит на меня. Я снова задрожала.

Откидывает орудие в сторону, встает в полный рост, расправив широкие плечи.

— Почему ты не в своей теплой кроватке? – интересуется он.

Как же мне хочется сказать, что теперь тяжело засыпать одной, но я сдерживаю себя.

— Хотела прогуляться перед сном. А ты? Что делаешь ты? – спрашиваю и робею, так как он делает шаг навстречу.

— Сгоняю стресс, когда тебя рядом нет.

Его тяжелые шаги все ближе и ближе ко мне. Он снова слишком рядом. И я чувствую, как пылает его тело, как плавится моя душа.

Прикрываю глаза, запрокинув голову. Он целует меня и в этот момент кажется, что все те далекие звезды в ночном сапфиром небе, — мои.

Анвар медленно впускал меня в свою жизнь. Рассказывал, как он устал от большого шумного города и на время решил взять тайм-аут.

Теперь вспоминаю, каждую мелочь, связанную с ним. Как он прикасается к моему телу очень бережно, нежно, не спеша, словно скользит рукой по тонкому муслиму. Как смотрит на мои губы, приблизившись вплотную. Я улавливаю его горячее дыхание и дышу с ним в унисон.

Вспоминаю, как прятала перепачканные простыни, когда у нас все произошло в первый раз, как бежала в прачечную и встретилась там с Анной, как боялась, что она об этом узнает. В этот миг мои щеки пылали огнем.

Как Анвар наваливается на меня своим мощным телом,  хмурит брови и говорит: «Черт,  снова забыл резинку». Затем еще сильнее сжимает в своих объятьях. Я хочу возразить, вырваться, но уже слишком поздно.

Наверное, ему нравилось все, что не нравилось мне. Когда я говорила: «нет», он говорил: «да». Он постоянно перечил, возражал. Часто задавала ему вопросы, а он на них не отвечал. Молчал или закрывал мой рот неожиданным поцелуем.

 Этой ночью все было по-другому. Я не могла понять, почему произошли такие перемены, на какое-то мгновение мне показалось, что он был так ласков, заботлив со мной.

Я проснулась в его комнате. На его застеленной шелком кровати.

Он рядом. Постель смята, на ворсистом ковре разбросаны наши вещи. Настенные часы показывают семь. Они глухо отбивают свой ритм, к которому привыкаешь и в итоге не замечаешь совсем.

Осознаю, что проспала. Не должна быть здесь. На его территории. Огляделась. Его спальня с белыми потолками, хрустальной люстрой и небольшим журнальным столиком, на котором стоят пустые бокалы Бордо, а рядом на искусно расписанной тарелке крупные гроздья сладкого винограда. Вспоминаю, как Анвар кормил меня ими со своих рук. Спрашивал, пробовала ли я когда-нибудь фрукт: «Глаз дракона». В ответ громко рассмеялась, потому что первый раз слышала такое странное название. Анвар, разливая темно-алый напиток, восторженно рассказывал о сладком экзотическом фрукте с очень сочной, нежною мякотью.

— Скажи, почему ты здесь? – задаю ему очередной вопрос, подобрав подходящий момент.

— Здесь красиво. Плодородные земли, не испорченные деньгами люди, — в его ответе чувствовалась фальшь.  Анвар не говорил прямо. Я думала, что он просто решил переждать решение какой-то сложной проблемы поэтому и приехал сюда. Но настанет время, он уедет в шумный мегаполис, где бесконечный поток машин, людей и светофоров.

Однажды я услышала, как он разъяренно разговаривал по телефону. Это бы такой накал, что от услышанного у меня невольно затряслись руки. Иногда мне страшно видеть его таким. Диким, неукротимым зверем.

Легко провожу подушечками пальцев по его упругой груди. Как же приятно касаться его загорелой, гладкой кожи, вырисовывая тонкими пальцами незамысловатые узоры. Как же приятно, что он здесь и сейчас. Со мной и только со мной.

 Встаю с кровати и подхожу к окну. Раздвинув плотные шторы, впускаю поток света, который стремительно заполняет комнату. Сегодня яркий солнечный день.

— Я не привык, чтобы девушки сбегали из моей постели, — раздался его сонный голос.

— Извини, нужно идти. У меня есть обязанности по дому, которые я должна выполнять.

— Я хозяин этого дома, — смеется. Показывает белоснежную улыбку и встает с кровати.

Подходит ближе. Обхватывает запястья жесткими ладонями и притягивает к себе.

Мне безумно волнительно чувствовать его близость. Его горячее дыхание.

— Я сам скажу, когда тебе уходить, — дарит обжигающий губы поцелуй.

Кажется, я бессильна против его напора. Снова и снова окунаюсь с головой в его запах, в новую игру полутонов, усиленных контрастов и тонких граней.

Я просто слушаю свое сердце. Оно мне говорит: «да». Миллионы, тысячи раз «да».

***

— Теперь можешь идти.

Во второй раз подхожу к входной двери. Оглядываюсь. Он доволен собой, своим высокомерием.

— Зачем ты так? Тебе нравится мучить людей? – заглядываю в его глубокие глаза.

— Мне нравится выводить их на чистую воду, показывая кто они есть на самом деле, стягивая маску зависти и лицемерия. А еще я терпеть не могу, когда мне лгут. Хуже всего слушать ложь, как тебе вешают лапшу на уши.

Растерянно смотрю ему прямо в глаза.

— Кто ты Анвар? Кто? – жду ответа, затаив дыхание.

— Разве это имеет значение?

— Для меня имеет. Я хочу знать о тебе все и даже больше. Хочу, чтобы ты верил мне, Анвар…

— Что-то изменится? – встает с кровати и тоже подходит к двери. Открывает ее настежь, а затем продолжает говорить на пониженных тонах:

— Ты сводишь меня с ума. Ты так хороша. Ты засела у меня в голове.

 — Тогда почему? Почему ты стараешься меня избегать? То гонишь, то я просыпаюсь в твоей постели?

— Потому что такой зверь, как я не способен любить.

Анвар

Ее руки похолодели. Она легко прикрыла глаза, и длинные ресницы коснулись румяных щек.

— Любить… — раздается пластичный голос. – Что может быть еще приятней, когда слышишь это из уст человека, которому хочется сказать  в ответ такие же ласкающие слух слова.

Мы продолжаем стоять в дверях.

— Все сентиментальности — это лишнее.

— Почему? – хмурит бровки. Солнечные лучи едва касаются ее лица, она выглядит такой свободной и безмятежной. Сдавливаю хрупкие кисти, понимаю, как же она хороша… И пусть в ее светлой головке живут такие ошибочные мысли. Не хочу ей врать, так как сам не выношу ложь. Но она привыкла верить, в то, что хочет верить. Поэтому будет больно. Больно переубеждаться в обратном.

— Знаешь, что Анвар, ты совершенно не умеешь слушать. Иногда важно выслушать человека, который просыпается с тобой в одной постели, хочет встречать с тобой холодные рассветы и провожать малиновые закаты, — говорит медленно, тонкие веки слегка подрагивают. Шелковые локоны спускаются ниже плеч.  Как же она притягательна, даже слишком.

— Давай обойдемся без объяснений. – Перечет мне. Еще одно неправильное слово – схвачу в охапку, она снова окажется в моей безмерной, верховной власти.

— Хорошо, – резко открывает глаза, смотрит безотрывно. Малахитовые глаза вспыхивают любопытством.

Отпускаю ее. Делаю шаг в сторону, открываю настежь дверь.

Понимает все без слов, но продолжает стоять и чего-то от меня ждать. Ответа, дополнительных слов. Может просто не хочет уходить. Только привыкать, ко мне не нужно.

Жаль, что она выдумала себе воздушные замки. Я не выполняю просьб, не исполняю желаний. Я сам решаю, что мне делать и когда делать. Это один из моих нерушимых принципов, который не собираюсь ломать даже из-за такой хорошенькой девчушки, как она. Слишком хорошенькой.

— Хотела узнать, что ты любишь есть на завтрак?

— Мясо. Аппетитный бифштекс средней прожарки.

— Хорошо. Я приготовлю для тебя самый вкусный завтрак. После чего твое сердце растает, и ты поцелуешь меня, — ослепляет меня лучезарной улыбкой и медленно уходит, а я уже хочу ее остановить. Вернуть в свою постель, все повторить. Первый, второй, третий раз… Взрывоопасная страсть, которой нет конца.

***

Мужчина в сером костюме, вошел в мой кабинет без стука. Кто он? Откуда взялся? Этот хорошо откормленный, скорей всего порядочный семьянин, с блестящей залысиной. Любитель синих галстуков и дорогих кожаных портфелей.

Остановился в дверях. Так аккуратно протирает свой потный лоб, словно золото дорогостоящей пробы.

— Кто ты? – грозно смотрю на него. – Кто тебе позволил врываться в мой кабинет? — откидываю в сторону документы и убираю ноги со стола. Сейчас возьму его за шкирку и вышвырну вон! Оторву уши тому, что его сюда впустил. Кто посмел его сюда впустить?!

Не переставляю удивляться ему визиту. Встаю со своего удобного кресла и с напором подхожу к нему. Сейчас он вылетит у меня отсюда. Пулей. Но меня останавливают его слова:

— Я адвокат Давида Егоровича. Вашего главного бизнес-конкурента.

— Хм…, — склоняю голову на бок. Смотрю на него под другим углом. Такой же неприятный тип. И этот лживый Егор Давидович, который присылает своего адвокатишку на переговоры, пытаясь расширить свой бизнес, используя мои ресурсы.

— Я хочу, чтобы вы взглянули на кое-какие бумаги.

Возвращаюсь обратно за стол. Он достает из своего портфеля папку с бумагами, осторожно протягивает мне.

Неохотно беру, начинаю листать.

— Что это?

— Эта бумаги, которые вам лучше подписать.

Вот же лысый черт! И как он меня нашел здесь, в этой глуши. Подпись мою хочет…

— Да подтереться этой бумажкой! – гордо восклицаю, рву листы на четыре части. Бросаю обрывки в лицо ему.

Адвокатишка в легком недоумении.

— Как знать, как знать. Вы просто помните простую истину: На каждого сильного – найдется еще сильнее. Поэтому вам лучше согласиться на наши условия.

— Нет!

Опускает взгляд в пол, затем резко поднимает голову и продолжает говорить:

— Ах, да! Это были копии, — затем убирает белый мелкий обрывок, который прилип к его влажному лбу.

Я не согласен на их условия и никогда не соглашусь. Один раз я уже озвучил свое решение и менять его не собираюсь. Постоянно преследуя меня – делают только хуже.

— Пошел вон! – бью кулаком по столу с такой силы, что еще немного и он разломается на две части.

— Это ваше окончательное решение? – картинно изгибает широкие брови.

— Ты у меня сейчас вылетишь из окна! Так понятней объясняю?

— Вполне.

Снова опустил голову и продолжает мямлить:

— Очень жаль, очень жаль… Что вы не меняете своих решений.

Слишком быстро покидает мой кабинет.

Спускаюсь вслед за ним по лестнице. 

В гостиной появляется Анна. За ней медленно плетется Лина.

— Кто впустил этого человека?

 Лина продолжает стоять и смотреть на меня широко раскрыв глаза.

— Кто впустил его в мой дом? Кто?! – мой грубый голос переходит на рык.

Подхожу ближе к Лине и одной рукой цепко обхватываю ее тонкую шею. Она тут же дернулась, захрипела, ее глаза нервно забегали из стороны в сторону.

— Не позволю! Не позволю никому решать за меня.

Анна рядом, гладит меня по волосам. Говорю, что все в порядке, не нужно беспокоиться. Хочу сделать вид, будто ничего не произошло, но не получается. Все валится из рук. Не могу убить, уничтожить то внезапное чувство, которое поселилось в моем сердце. Оно настолько сильное, его невозможно заглушить обычными слезами. Понимаю, что эта та самая  безысходность, от которой  не знаю лекарства.

До следующего утра пробыла в комнате. Ко мне несколько раз заглядывала Анна. Она сказала, что Анвар уехал и его не будет до самого вечера.

Возможно, в его глазах я выгляжу, как обычная прислуга, с которой можно распоряжаться, так как хочется ему. Для меня Анвар с первой минуты нашего знакомства, стал чем-то самым важным. Тот самый, без кого, звёзды меркнут. С кем хочется засыпать и просыпаться в одной постели. Мужчина, кому я хочу родить сына и дочь.

Анвар, так волнует меня… Как песчаный бархан, вздымаясь и опадая штормовыми волнами простираясь вдоль бушующего моря. Как горный ветер, который дует в лицо, обжигая нестерпимым холодом. Когда слезы из глаз, не потому что хочется плакать, а потому что кричит твоя душа.

Я впустила Анвара в свою жизнь,  в свое сердце. Но это не дает ему права так со мной поступать. Вспоминала его страстные поцелуи, сильные руки. И эти воспоминания не вычеркнуть, не перечеркнуть. Они навсегда со мной, в моем сердце в моей душе. Засели острой занозой так глубоко – не достанешь. Это тот самый момент, когда построить сложно. А разрушить еще сложнее.

— Моя милая Лина, — у Анны тихий, успокаивающий голос.

Я лежу, уткнувшись лицом в подушку.

— Он хозяин этого дома – говорит она.

— И что? Это дает ему право так поступать? С каждым из нас? – отрываюсь от подушки и смотрю на нее заплаканными глазами. – Скажи, Анна, ты боишься его?

— Нет, дочка. Не боюсь, скорей всего опасаюсь… — она не договаривает и отворачивается. — За тебя боюсь. За себя боюсь. Он так непредсказуем, как и его поступки. Не знаешь чего ждать завтра или послезавтра. Это чем-то напоминает мне пороховую бочку. На которой сидишь и которая может взорваться в любой момент.

— Я хочу, чтобы было все как прежде. Чтобы мы все вместе ужинали на террасе, чтобы отец играл на гитаре, ты ему подпевала. Чтобы запах жаренной индейки разносился по округе. Чтобы мы вместе ходили на пляж, бродили по склону прибрежных дюн и смотрели, как плещется вечернее море.

— Моя дорогая, я тоже этого хочу. Но боюсь, уже не будет, как прежде.

***

Проплакала, перетерпела и старалась не попадаться Анвару на глаза, как советовала мне Анна. Но он сам решил со мной заговорить.

Я спустилась в винный погреб, чтобы заменить увядшие цветы в дегустационном зале на новый букет из кремовых полиантовых роз. Фран со своим помощником активно обсуждают температуру, которая должна быть в помещении, по мнению винодела — температура на градус выше положенной, но помощник утверждает обратное. Он всегда тщательно следит за температурным режимом.

— Линочка скажи ему, что это просто его придирки, причем необоснованные, — обращается ко мне его помощник, слегка сузив свои маленькие глаза.

Пожимаю плечами, так как не вижу разницы в один градус.

— Увы, Фран, вам виднее, — все, что отвечаю и улыбаюсь в ответ. – Вы лучше знаете.

— Ну а все же? – настаивал он. Все же мужчины решили разрешить этот спор при помощи моих рук.

— Наш бывший хозяин вас высоко ценил Фран, всегда говорил, что вы самый лучший винодел и хорошо знаете свое дело. Поэтому я бы доверилась вашему мнению безосновательно.

Его помощник недовольно хмыкнул, а как обычно не свожу глаз с красоты, которая окружает меня.

 Погреба как всегда привлекают своей таинственностью и терпким запахом конфитюра. 

Приглушенный свет, терракотовая поверхность полов. Кортеновская сталь, деревянные бочонки и множество полок. На прочных, деревянных хранятся темно-зеленые бутылки, покрытые тонким слоем пыли.

В другой небольшой комнате, где обычно Фран с бывшим хозяином проводит дегустацию стоит небольшой лакированный стол, два стула с удобной, мягкой спинкой. На столе всегда стоит пара пустых бокалов, корзина с фруктами: мускатный виноград, ароматные персики, свежая клубника, миндальные сливы.

Иногда вместо фруктов я приношу цветы из сада. В основном, это плетистые розы: коралловые с бархатными лепестками, пахнущие медом и айвой. Или нежно-кремовые, с ароматом раннего утра.

Фран, когда видит эти цветы, говорит, что они его вдохновляют на новый шедевральный рецепт. Мне всегда лестно слышать от него комплименты.

В груди неприятно защемило, когда я посмотрела в зеркало и не увидела красного следа от руки Анвара на своей шее. На какое-то мгновение мне показалось, что всего этого не было. Оказывается, я совершенно не умею таить в себе злость и обиду.

Анна старалась никому не рассказывать. Тем более отцу. Это я  ее об этом попросила.

Анвар появился в погребе и я замерла с букетом. Сильный, с огненным блеском в глазах. На нем стильная кожаная куртка, потертые джинсы, волосы взъерошены, взгляд туманен. Мое сердце тут же встрепенулось и тревога гибкой волной растекается по венам.

— Выйди! – указывает он пальцем на помощника. – И ты тоже! – после переводит палец на Франа.

Затем смотрит мне прямо в глаза и продолжает говорить:

– А ты останься.

Я замираю. Фран что-то возражает на своем родном французском:

— Notre hôte est terrible! (Наш хозяин невыносим!).

Анвар поворачивается к нему лицом и также на французском языке отвечает:

— Tu ferais mieux de garder ta langue derrière tes dents. je ne verrai pas que tu es le meilleur vigneron. (Тебе лучше подержать язык за зубами. Я не посмотрю, что ты лучший винодел).

Они уходят. Я продолжаю стоять и прижимать маленький букет из роз к груди.

Анвар подходит ближе, а меня уже всю трясет. Стою неподвижно, стараясь проглотить застрявший в горле ком. Мешающий дышать, как тогда… Когда Анвар вцепился своей рукой в мою шею.

Он достает из моего букета одну белую розу и вправляет в мои волосы. Я опускаю взгляд в пол.

— Тебе идут эти цветы, — говорит, будто ничего не произошло. — Продолжим наш уикенд? Как на счет прокатится на мустанге? По пыльному бездорожью?

 — Ты не хочешь хотя бы извиниться за свой поступок? – отвечаю вопросом на вопрос.

Он подходит так близко почти впритык. Навис надо мной, как могучая скала, затем склонился и ласково шепчет на ушко:

— Я был зол, — все что он говорит в свое оправдание. Затем подхватывает своими сильными руками, усаживает на стол. Круглые плоды персиков скатились  на пол. Достает из кармана потертых джинс небольшой футляр из красного бархата. Обычно в таких коробочках хранятся ювелирные украшения.

— Открой, – спешно говорит он.

— Что это? – не могу скрыть удивления.

Он открывает, и я вижу роскошные сережки в форме сердец с большими зелеными камнями – изумрудами. Они прекрасны. Невозможно отвести взгляда от такой красоты.

— Под цвет твоих удивительных глаз, – показывает свои белоснежные зубы. — Почти такие же у Элизабет Тейлор.

— Извини, я занята. У меня много работы, — вырываюсь, хотя мне это удается с большим трудом. Хочется остаться, продолжать смотреть в его ядовито-огненные глаза, прикоснуться к его губам и целовать… Целовать, как в последний раз.

Ухожу не оборачиваясь. До меня доносятся его слова:

— Смотри, я по два раза не предлагаю.

Всю следующую неделю  Анвар отсутствовал и я чувствую себя ужасно. У меня постоянно болит живот, тошнит и кружится голова. Я просыпаюсь по утрам, не могу выпить даже стакан воды. Понимаю, что со мной происходит что-то не так, то… к чему я совершенно не готова.

Смотрю в зеркало и вижу в его отражении бледное лицо девушки. Растерянные зеленые глаза, матовые губы слегка поджаты. Прямой, ровный нос и едва заметная родинка на щеке. Выгляжу уставшей с самого утра. Никак не могу собраться, взять себя в руки и спуститься вниз.

Закалываю светлые волосы на затылке, застегиваю все пуговицы на блузке и направляюсь на кухню. От витающих запахов на ней, у меня еще сильнее закружилась голова, еще сильнее подкатила тошнота к горлу. Уперлась рукой в стену и начала глубоко дышать. Перед глазами все плывет. Создается такое впечатление, что с каждой секундой проваливаюсь куда-то глубоко в бездну. Затем ноги становятся, ватными, подкашиваются, свет меркнет. Погружаюсь в темноту, едва улавливая грохот от падения. Последнее, что  помню, это как ко мне побежала Анна.

Мои веки дрогнули, я открыла глаза. Понимаю, что я на кровати, в своей комнате. 

— Как вы себя чувствуете? – раздался громкий мужской бас.

Этот голос приходилось слышать, когда бывшему хозяину становилось плохо и Анна вызывала для него врача.

Это голос того самого доктора. Высокого, седовласого с крупными морщинами на лице. Он стоит напротив кровати и складывает в чемодан стетоскоп.

— Хорошо, — тихо отвечаю. – Все хорошо. Что случилось? – пытаюсь подняться с кровати. Тут же все плывет перед глазами, приходится бросить эту затею и снова лежать на мягкой подушке неподвижно.

— Уверен, вы ждете ребенка. Рекомендую приехать к нам в клинику. Тем более на мое мнение беременность протекает сложно. Сильный токсикоз, — говорит он. 

Едва коснулась рукой теплого живота.

— Как? Беременна? – сложно поверить в услышанное. Сложно, потому что слишком неожиданно. Да, у меня была задержка, но я совершенно не обратила на это внимание. Стресс, новое увлечение, Анвар вскружил голову так… Не до того, чтобы отмечать красным дни в календаре.

— Отдыхайте, увидимся завтра, — говорит он и на его лице появляется легкая улыбка.  – Сейчас прошу меня извинить, ждут другие пациенты, — любезно прощается и уходит.

В этот момент сложно выразить свои эмоции. Они переполняют. Радость, счастье, что я скоро стану мамой.

Я люблю детей. Иногда, холодными вечерами, сажусь на широкий подоконник с книгой в руках, накинув на плечи плюшевый плед, и смотрю на зимний сад, который окутан белоснежным покрывалом снега. Представляю, как у меня будет большая дружная семья. Вот мы сидим на ворсистом ковре у камина, в котором уютно потрескивают поленья. Я читаю своему сыну его любимую сказку, а он так весело смеется, невозможно не улыбнуться в ответ. И Анвар… Он тоже рядом с нами.

Это безграничное счастье – семья. 

Наши отношения с Анваром обречены на провал. Да и нет никаких отношений.

А мне просто приятно его целовать, прижиматься к его сильной груди. Мне нравится с ним даже просто молчать, слушая песнь сверчка, которая доносится по ночам из открытого окна. Нравится молчать, потому что он чаще молчит, чем говорит.

Анна подходит ко мне ближе и, скрестив руки на груди спрашивает:

— Как ты себя чувствуешь, моя дорогая девочка? Я так разволновалась за тебя, когда ты упала. Ты выглядела такой бледной.

— Уже все хорошо.

Она начинает возле меня суетиться. Поправляет подушку, помогает привстать. Замечаю тревогу в ее глазах.

— Моя дорогая девочка, это он? Он отец?

На не упоминает его имени, но я знаю, что она говорит об Анваре.

Отвечаю молчанием. Мне сложно говорить с ней об этом.

— Как? Как это случилось? – она отрицательно качает головой.

— Простите меня… Простите! – чувствую, как накрывает, слезы вот-вот хлынут из глаз.

— Не нужно извинений. Она присела на край моей кровати, провела шершавой ладонью по моей щеке.

— Что ты будешь делать моя дорогая?

— Хочу поговорить с ним. Я все ему расскажу. Анвар отец ребенка и он должен знать об этом.

Анна прикрывает ладонями лицо.

— Я всегда мечтала, что твоя жизнь сложится немного иначе. Я всегда хотела, чтобы ты выучилась и уехала в большой город. Знаешь, иногда я представляла, как будет выглядеть твой будущий муж, твои дети. И как же сложно, когда твои представления рушатся. Они были совершенно другими. Наш новый хозяин – он слишком груб для такого нежного цветка, как ты, — она убрала руки от лица и внимательно посмотрела на меня. — Дети – это всегда прекрасно, но… Ах, Линочка. Как же я хочу, чтобы ты была счастлива. Как же я этого хочу! Он не тот, кто тебе нужен. 

Сегодня чувствую себя гораздо лучше. Стараюсь много пить воды, а еще бороться с приступом тошноты помогает зеленый чай улун. Анна заваривает его по-особенному. Выдерживает правильную температуру, настаивает, затем переливает в другую посуду. Настоящая церемония, почти искусство.

- Может, поедешь завтра? – интересуется она.

- Нет, я должна убедиться, что с будущим малышом все хорошо.

- Попрошу Франа, чтобы отвез тебя. Он тоже собирается в город, - Анна вытирает руки о край белого фартука и останавливается в дверном проеме. Она всегда носит только белые фартуки.  Одежда у нее строгая, идеально выглажена. Волосы зачесаны назад. Анна всегда спокойна, никогда не повышает тон. Иногда она называет себя пышной булочкой, из-за объемных бедер, но на самом деле она не такая уж и булочка.

По воскресеньям ходит в церковь, иногда берет меня с собой. Наверное, это единственное развлечение в нашем всеми забытом месте. Если кто к нам приезжает, так это туристы, чтобы посетить плантацию виноградников или увидеть, как делают вино.

Вечерами Анна вяжет. Крутит амплитуды длинными спицами. Я вышиваю, стежок за стежком. Сижу рядом с ней возле камина и мы строим планы на завтрашний день. Она рассказывает как познакомилась с Виктором, как он красиво ухаживал, но никогда не упоминала, почему у них нет детей.

 Я редко езжу в центр. Добираюсь на маршрутном автобусе, заранее изучив расписание, чтобы можно без проблем приехать обратно. 

Мне нравится зайти в библиотеку, где так прохладно в широких коридорах,  нравится пройтись по книжному магазину, взять с полки книгу и заглянуть в пролог. В детстве я зачитывалась Алыми парусами и не могла оторваться от повести «Маленький принц».

Еще люблю пойти на шумный рынок, где  пахнет молоком и горячим хлебом. Летом в корзинках из шпона на витрины выставляют спелую черешню, инжир. 

Перед тем, как возвращаться домой обязательно отправляюсь в кофейню. Меня так и манит к себе аромат кофе и жареного миндаля. Сажусь возле окна и жду, когда официант принесет  Латте с ажурной кремовой пенкой.

Вспоминаю школу, которую окончила три года назад. Как каждый день ходила туда и обратно вдоль лазурного берега, смотрела как плещется море, гуляла по босиком по горячему песку и кормила чаек. 

В нашем классе училось семь человек. Не самый большой класс, но все равно было интересно. Я дружила с Викой, она хорошая девчонка, но сразу как в ее руках оказался аттестат - уехала в город, поступать. Сначала мы созванивались, а потом звонки стали все реже и реже, а после и вовсе прекратились.

Я тоже хотела поступить. Учиться в университете, спешить на пары, догоняя городской трамвай. Но у меня нет денег. Нет, даже на первое время.

Два года назад пыталась откладывать, а потом вспомнила, сколько бесплатно работала Анна из-за той чертовой вазы династии Ци и понимала, что не могу так.

А теперь в моей жизни появился Анвар. И теперь моя душа похожа на песчаный берег, на котором мужчина моей мечты оставил свой след.  

Жду когда приедет он. Наматываю круги возле кабинета, вздрагиваю, когда дверь на кухню открывается или когда слышатся тяжелые шаги в гостиной. Думаю, как скажу, что скажу. Волнуюсь, становится так тревожно.

А еще я очень скучаю, когда его нет рядом.

Стоит по ту сторону, смотрит всепоглощающим взглядом. Мгновение разворачивается и уходит. Широкие плечи, уверенная походка. Его статная фигура мелькает среди прохожих. Хочу быстро встать со своего места, не могу пошевелиться. Ноги будто налились свинцом.

—  Вы видели его? Видели?! – замечаю, как присутствующие в кафе оборачиваются и смотрят в мою сторону.

—  Кого? – Фран оторвал взгляд от стоящей на столе сахарницы. Смотрит в окно.

—  Анвара!

Отрицательно качает головой.

—  Думаю, вы ошиблись. Этот человек, просто слишком похож на него.

Я медленно начинаю сходить с ума. Анвар мерещится мне, снится ночами.   Анвар в каждой клетке, в каждом атоме. Заполняет все свободное и несвободное пространство. Не знала, что можно вот так, когда сложно трезво оценить ситуацию. Когда невозможно противостоять самой себе.

Иногда мне кажется, что я из другого мира. В детстве, у меня не было дорогих игрушек, в основном это были книги и тряпочные куклы сшитые собственноручно. Вместо кино, Анна водила меня на службу в церковь. Но признаюсь честно, мне не хотелось туда идти. Я боялась зажженных свечей, красных лампад с запахом ладана, женщин в черных платках, стоящих на коленях перед иконами.

Иногда в порыве отчаянья спрашивала Бога, кто мои настоящие родители и почему они бросили меня.  Хотя я знала, что ответ на свой вопрос мне никто не ответит.

—  Думаю, нам пора, - обращаюсь к Франу. Настроение изменилось в один момент.

Как только мы сели в машину, Фран больше ни о чем не спрашивал. Включил магнитолу, из динамиков которой доносился мелодичный сопрано.

Мы выехали из города, когда пунцовое солнце клонилось к закату. За окном машины мелькали лиственные деревья. Высокие дома отдалялись все дальше и дальше, иногда встречались деревянные избушки, чередуясь с засеянными полями пшеницы и желтыми подсолнухами.

Я прикрыла глаза, обхватила двумя руками живот и старалась ни о чем не думать. Все будет хорошо, обязательно будет! 

Прямо с порога нас встречает Анна. Она молитвенно скрещивает руки на груди, смотрит на меня тревожным взглядом.

—  Ну как съездила? – раздался ее голос.

—  Все хорошо. Меня осмотрела заведующая. Направил к ней доктор…, - пытаюсь вспомнить его имя, но не могу. Скорей всего я слишком устала. Хочется в душ, затем накрыться одеялом с головой и погрузиться в сон до самого утра.

— Он спрашивал за  тебя. Анвар, - почти шепчет.

—  А ты? Что ответила? Он у себя? – я быстро задаю ей вопросы.

—  Ничего не ответила. Он у себя в кабинете. Весь такой занятой.

Не сложно было понять, что Анне он не нравится. Стоит упомянуть его имя - она сразу меняется в лице. Начинает быстро, взволнованно моргать и ее уголки губ опускаются вниз.

—  Я пойду к нему, - мягко касаюсь плеча Анны.

Она смотрит на меня так, будто объявили всеобщую тревогу.

—  Я буду молиться за тебя дочка, - у нее столько печали в глазах.

—  Все будет, хорошо, я уверена, - легко целую ее в макушку.

За моей спиной раздался сухой кашель. Оборачиваюсь, вижу Виктора. Он почти бесшумно появился на крыльце.

— О чем вы так увлеченно беседуете милые дамы? – широко улыбался.

— Ты уже знаешь, что завтра опять обещали целый день дождь? – Анна быстро переключается на него.

— Они постоянно обещают. – Рукава его рубашки закатаны по локоть, черные рабочие штаны заправлены в высокие резиновые сапоги.

Они начинают разговор между собой, пользуясь моментом – покидаю крыльцо и захожу в дом.

Быстро поднимаюсь вверх по лестнице. Подхожу к двери его кабинета. Смотрю на нее, гипнотизирую взглядом. Хочу постучаться, но почему-то долго не решаюсь, отвожу сжатую в кулак ладонь в сторону. Вспоминаю, как он был нежен со мной в последнюю, проведенную ночь. Отбрасываю плохие мысли, стучусь, открываю двери и захожу в его кабинет.

— О чем ты Анна? — растерянно смотрю на нее. Мне сложно разглядеть ее лицо, понять весь смысл сказанного. Но в один миг с ее словами в моем сердце зародилась надежда. Маленький, тлеющий огонек. Вот подует легкий ветерок и разгорится самое настоящее пламя. Следом сгорят все обиды и безнадежное отчаянье, которое скопилось в моей душе. Хочу чтобы, она как можно скорее рассказала о своем плане, о своих задумках, потому что мне в таком состоянии сложно думать. Только едкие слова Анвара, гулким эхом отдаются в моих мыслях.

— Я хочу чтобы ты уехала, где он тебя не найдет, — тихо произносит она.

— Ах, дорогая Анна, если бы это было возможно. Он найдет меня, даже если я уеду на край света. Он сильный, властный, богатый. У него большие связи. А кто я? Я против него букашка, которую можно вот так легко раздавить.

— Ты сможешь родить, построить свою жизнь.

— Построить, родить…, - тихо говорю и хватаюсь за слова Анны, как за последнюю соломинку.

—Мужчины, они другие. Они всегда думают другим местом.

Хочу возразить Анне, как обычно это делаю, но сейчас не время и даже не место. Признаюсь, Анвар не казался мне таким.

Слишком много тревоги, слишком много тоски. Как же мне хочется верить ее словам. Я так благодарна Анне за ее поддержку, она умеет найти нужные слова, но понимаю, что это невозможно.

Нужно все хорошо обдумать, собрать денег в конце-концов. Можно ли принимать такие сложные решения так спонтанно? Я не знаю… Но в этой ситуации я готова на все.

— Я согласна на все!  Но куда я поеду? Куда?? Если куда и выезжала, так это в центр. Зайти в библиотеку за книгами или пройтись по книжному магазину.

— Т-с-с-с, - Анна прикладывает указательный палец к губам. — У меня есть двоюродная сестра, она живет в большом и красивом городе, в столице. Я обо всем договорюсь с ней. Поживешь пока у нее. Тебе понравится, начнешь новую жизнь с чистого листа.

А я ведь так привыкла к обычному укладу жизни. Подъем до рассвета. Уборка, стирка. Разговоры с Джокондой. Как глажу лошадку по теплому лбу, рассказывая все самое сокровенное, все что накипело, произошло за день. Она мило шевелит ушками, кивает, будто все понимает. И для меня большая радость находить счастье в таких мелочах. Видеть, как Виктор подвязывает виноград, как Анна развешивает белье. Как другие рабочие встают ни свет, ни заря  - берутся за работу.

Никогда не думала, что все будет вот так. Мне придется бежать со всех ног, чтобы спасти своего будущего ребенка. Бежать от человека, которого я полюбила всем сердцем.

Я рискну ради будущего малыша. У меня все равно нет другого выхода. Мне хочется поговорить  с Анваром, все обсудить еще раз, найти ту точку соприкосновения, но теперь я  боюсь. Мне по-настоящему страшно за ребенка.

Даже представить себе не могу, что будет именно так. В моих представлениях, свою семью всегда представляю по-другому. Но как часто говорит Виктор: «Это жизнь и нужно учиться жить по ее правилам». Как же сильно я буду по ним скучать.

Несколько раз киваю. Во всем соглашаюсь с Анной, и ноющая боль в области сердца тихо отступает. Слова Анвара уходят на второй план, хоть его сильное тело продолжает стоять перед глазами. Всплывают обрывки воспоминаний Наша первая ночь, страсть, неугасаемый поток энергии, будто искры из глаз. Только он, я и холодная луна, которая показывалась из-за рваных облаков.

— Нужно было ничего ему не говорить.

—Я не могла скрыть от него. Это не правильно. Он отец. И ты не так меня учила.

— Плохо я тебя учила. Ладно, хватит тратить время на разговоры.  Возьми с собой самое необходимое. В полночь Виктор отвезет тебя на вокзал. Уедешь утренним поездом. И самое главное верь. У нас все получится.

Машина издает несколько рокочущих звуков, а затем все стихает.

— Как заглохла? Мы сможем ее починить? – взволнованно спрашиваю. Сижу на заднем сиденье авто, жду, что ответит Виктор.

— Эта «старая кляча» всегда подводит в нужный момент. Но ничего… Сейчас я с ней быстро разберусь. Ты лучше посиди в машине, подожди. А я сейчас-сейчас.

Жду. Минуты тянутся, как тягучая резина, мысли путаются в голове. Виктор слишком долго возится на улице. А что будет, если она не заведется? Нет, он обещал, значит, все будет хорошо.

Может, не суждено? Уезжать из этого маленького тихого места. Где наглый ветер развеивает сладкий аромат винограда,  где цветут душистые, как мед розы, где волнуется море и, заливисто кричат чайки. Где так приятно сидеть в тени лаврового дерева и смотреть, как на десятки гектар раскинулись укрытые зеленью виноградники.

Для меня многое значит этот дом. Массивные, выкрашенные в пудровый цвет стены, высокие потолки, открытая веранда – все стало мне таким родным, кровным, что невольно сжимается сердце.

Я смотрю сонными глазами в окно, погрузившись в свои мысли и не улавливаю ни звука. Приоткрываю дверцу автомобиля, Виктор… Его не слышно.

— Виктор, ты здесь? – ночная прохлада медленно заполняет салон, и мое тело покрывается мурашками.

— Виктор?!

Послышался  хриплый голос и я вздрогнула от неожиданности:

— Карбюратор ёшкин-кот! Сейчас я быстро мозги вправлю!

Не знаю, сколько он провел времени, что-то усердно разбирая под крышкой капота.

Но когда машина тронулась со своего места - я почти потеряла надежду, потому что еще немного и скоро наступит рассвет.

Светает. Едем по разбитой дороге, машину трясет на каждой кочке. На горизонте появляются высокие многоэтажные дома, торговые центры. Дорога утомляет, я радуюсь, когда издали вижу здание вокзала.

До этого момента мне приходилось бывать на железнодорожном вокзале всего единожды. Мне тогда исполнилось семь лет.

 Наш бывший хозяин возвращался с важной деловой встречи и попросил, чтобы Виктор встретил его. Виктор взял меня с собой. Как же я радовалась поездке в город! На настоящей машине. Но город показался слишком шумным. Доносилась громкая музыка, гвалт проезжающих грузовиков. Кто-то кричал, возмущался, кто-то стоял на остановке, читал объявление и ждал свой автобус. Кто-то покупал газеты в киоске, кто-то терпеливо ждал, когда загорится зеленый цвет на светофоре. Город спешит, бежит. За этим ритмом не угнаться.

Но я запомнила эту встречу не только из-за волнующей длительной поездки, но и еще потому что бывший хозяин привез мне в подарок шоколадные конфеты в красивой обертке с нарисованной летящей ласточкой. Тогда я съела этих конфет слишком много. Мне приходилось прятать шелестящие фантики под подушкой, чтобы Анна не увидела, сколько съедено сладкого перед обедом.

Детство… Детство с ароматом спелой дыни, цветущей акации и солёного моря. Как же стремительно оно пронеслось. Теперь я сама скоро стану мамой, буду качать малютку на руках, петь колыбельную. Как же сильно я этого хочу. Какое же это счастье быть мамой. Знать, что под твоим сердцем зарождается новая жизнь.

Мы покупаем билет. Молодая, светловолосая девушка крутит мой паспорт со всех сторон. Смотрит на меня исподлобья, я нервничаю. Почему она так на меня смотрит? Что-то не так? Или она в чем-то меня подозревает, к примеру, в побеге… Нет, скорей всего – это я всех подозреваю. Мне не привычно себя так вести.

Наконец-то билет в моих руках. Желает счастливого пути. Никак не могу смириться с чувством, что я совершаю побег. Хотя я имею полное право уехать. Анвар уже высказал свое мнение – ребенок ему не нужен. Каждый раз больно вспоминать о его словах.

До поезда еще два часа. Виктор рядом, держит мою сумку с вещами, предлагает присесть “на дорожку”.

Сажусь на свободную скамейку, оглядываюсь по сторонам. Не многолюдно. Несколько человек стоят в очереди возле кассы, еще один мужчина закидывает мелочь в кофе автомат. Люди стоят, сидят ждут, посматривают на огромное табло, читая журналы или эмоционально разговаривая по телефону.

— Мне нужно ехать, — говорит Виктор.

—  Будут проблемы?

— Ах, Лина! – отмахивается. – Наверное, при других обстоятельствах, ты бы никогда не уехала. А так… Большой город – большие возможности. Нашей жизни нужны перемены. — Морщины на его лице расплылись, в глазах проглядывается сожаление. Он пытается меня подбадривать.

— Мне хорошо в усадьбе, – стараюсь улыбаться. – Как ты часто называешь усадьбу? Таким красивым словом…

— Шато, - подтверждает он.

— Именно Шато.  – Не сдерживаю эмоций. Крепко обнимаю его. Он хлопает меня по спине, затем протягивает сумку.

— Мне пора дочка, — грустно произносит он.

— Спасибо за поддержку! За все спасибо...

Виктор уходит, я смотрю ему вслед. Теперь, когда я осталась одна –  этот город кажется таким огромным.

И мосты сожжены. Обратной дороги нет.

Прохожу в тесный вагон плацкарт. Незнакомые мужчины в белых майках и сланцах на два размера больше своей ноги, бросают в мою сторону косые взгляды. Пышногрудая, рыжеволосая проводница разносит байховый чай с лимоном в золотых подстаканниках, громко просит выйти всех провожающих.

Густой, спертый воздух нависает над спальными полками, как грозовое облако. Волосы прилипают к шее, ладони потеют от духоты и в какой-то момент, кажется, что нечем дышать.

Кто-то ест, кто-то спит, накрывшись белой простыней. Кто-то читает газету. Мужчины, женщины, дети, мне кажется, что все они смотрят на меня.

Крепче прижимаю паспорт к груди и очередной раз думаю, в какую неизвестность еду. Эта неизвестность пугает, хотя бы по одной простой причине: я привыкла к обычному укладу жизни.  Я привыкла по расписанию стирать, гладить. Кормить лошадей, готовить аппетитные сырники на завтрак. Я привыкла к той обычной, размеренной жизни, которая изменилась в один момент. Когда в моей жизни появился Анвар. 

Сажусь на свое место. Резкий толчок и поезд трогается с места. Быстро набирает скорость, слышен гулкий стук колес, как за окном гудит ветер.

Мелькают дома, показываются широкие глади равнин и длинная извилистая река с  зеркальной поверхностью.

Напротив меня сидит полная женщина, в розовой майке. Высокий морщинистый лоб, круглое лицо, глубоко посаженные глаза цвета тусклого золота. Ей около пятидесяти, ее губы небрежно накрашены, алая помада выходит за контур, словно она красилась в темноте.

Слишком много людей. Слишком много всего. Еда, вода, обувь, чей-то один носок и длинные мужские ноги, свисающие с верхних полок.

– Ты чего такая перепуганная? – обращается ко мне женщина с не аккуратно накрашенными губами.

– Я? – смущенно спрашиваю.

– Ну не я же, - хохочет, показывая свои неровные зубы.

Затем приглаживает короткие волосы и достаёт из клетчатой сумки, что-то замотанное в фольгу. Я предположила что это куриная тушка.  

– Разворачивает объемными руками и протягивает мне копченый окорок курицы.

– На, будешь? – у нее грубый голос и толстые пальцы.

– Спасибо! – натянуто улыбаюсь. - Что-то не хочется.

– Ну как знаешь.

– До конца едешь?

– До конца, - сухо отвечаю.

– И чего вас несет всех в столицу, сидели бы дома возле мамкиной юбки…, – высказывается она. Затем расстилает на небольшом столике газету, достает вареные яйца, бьет их об поверхность стола, счищает скорлупу.

Понимаю, что от происходящего тошнотворный ком так и подкатывает к горлу. Бегу в туалет и последующие пол часа провожу там.

Неужели это только начало?

Облокачиваюсь на холодную стену, сжимаю ладони в кулаки.

Моя карма разбита, душа - пустой сосуд. Любовь к Анвару не убить. Она поселилась в сердцее так глубоко. Навечно. Попробовать изменить, исправить. Главное чтобы хватило сил.

Сил хватит. Потому что я уже не одна.

Я справлюсь, выдержу все испытания ради будущего малыша.

Когда возвращаюсь обратно, моя соседка закончила трапезу и все убрала со стола.  Вытирает жирные руки об салфетку, продолжает сверлить меня взглядом.

– Что-то ты бледная такая.

– Все нормально.

Она хочет продолжить разговор, бубнит что-то про своих «выродков», мужа алкаша.

Ложусь, поворачиваюсь к стенке и прикрываю глаза. Нет желания с ней разговаривать. Я совершенно не знаю эту странную женщину. Мне так хочется спокойно полежать в тишине.

И этой ночью снится Анвар. Решительный. Яркий. Роковой. Обнимаю его во сне, утопаю в его львиных глазах. Сердце клокочет в груди. Дрожу, от его пристального взгляда. Хочу сказать, как сильно люблю, не решаюсь. Анвар крепко сжимает мои плечи и гневно шепчет на ухо: «Я тебя найду».

И я просыпаюсь в холодном поту.

Не хотелось уходить. Просто не куда. Готова ждать до самого заката, пока невысокое солнце скроется за горизонтом. Потому что  не знаю куда идти. В каком направлении двигаться. Что за тем поворотом? А куда ведет эта длинная дорога? Что за красивые дома, которые виднеются вдали.

Соленые слезы покатились по щекам. Я не хотела плакать. Я обещала себе не плакать. Но отчаяние захлестнуло волной. Когда кругом пустота. Щемящая сердце и ранящая душу. Когда нет выхода, когда стучишься во все двери,   а в ответ тишина. Безмолвная, скупая, бесчеловечная.

Она все сказала. Она не шутила и открывать больше не собирается. Ни завтра, ни сегодня, никогда. Я это отчетливо понимаю.

Стараюсь успокоиться. Смахиваю слезы, нужно позвонить Анне. Нужно все рассказать. Куда идти, что делать? Все плывет перед глазами, как раскаленный на жарком солнце серый асфальт.

Медленно плетусь по пыльной дороге, вдоль небольших домов. Пустынная улица, нет машин, прохожих. Только высокие каменные заборы, зеленые массивы деревьев и шорох мои кротких шагов.

«Мне нужен телефон, мне нужно позвонить», – твержу про себя и сжимаю ладони в кулаки.

Не помню сколько иду пешком, погруженная в свои мысли, но ноги устали. Губы пересохли, а в памяти всплывает женщина из поезда с неровно накрашенными губами, которая протягивала мне копченый куриный окорок. Сейчас жалею, что отказалась. Очень жалею.

Оглядываюсь по сторонам.

Вижу скамейку, вижу недалеко большой, разрытый котлован, возле которого играют дети. Толпа озорных мальчишек кидают камни. Сажусь на скамейку и наблюдаю за ними. Как они звонко смеются, хохочут.

Скоро у меня родится малыш. Он также задорно будет смеяться. Я буду брать его маленькую, теплую ручку и целовать каждый пальчик.

Затем они убегают, остается один рыжеволосый, худощавый мальчишка с длинными руками. Он подмигивает солнцу, затем переступает через ограду и подходит слишком близко к большой яме, наполненной грязной водой. Скорей всего где-то рядом меняли трубы или велись ремонтные работы, все так перекопано.

Мальчишка продолжает бросать камни в воду, переступает через перегородку, подходит почти к самому краю. Срывается и падает. А дальше шум воды и детские крики.

Быстро подбегаю, спускаюсь к нему. Мне воды чуть выше пояса, но мальчик намного ниже, для него глубоко. Он активно мотыляет руками, барахтается, но постоянно уходит под мутную воду с головой.

Босоножки заостряют в вязкой глине, не давая возможности добраться до мальчика, схватить за руку и вытянуть.

Подплываю к нему уже босиком. Подхватываю его на руки. Запрокинув голову, он делает глубокий вдох. Настолько глубокий, что кажется, из-за его тяжелого дыхания в небе сгущаются пепельные облака.

Вместе выбираемся на сушу. Крепко держу его за руку и окончательно теряю надежду найти босоножки. Теперь у меня нет даже обуви и от этой мысли становится так смешно.

Насквозь мокрая одежда, босые ноги, по длинным волосам стекает грязная вода. А мне хочется смеяться. Так и пробирает на смех.

Мальчик сидит на траве глубоко дышит. Ежится от холода. Ему лет девять не больше. Мокрые рыжие волосы падают ему на глаза. Он шмыгает носом, смотрит на меня исподлобья.

– Спа-с-и-бо! – обхватывает себя руками, дрожит.

– С тобой все в порядке?

– Да, – отвечает он. – А с вами? – бросает взгляд на мои босые, испачканные в вязкой глине ноги. Босоножки остались там, глубоко под водой. Даже не помню, как я в этой суматохе их успела снять. Действовать в экстренной ситуации не совсем умею, но я рада, что все обошлось.

– Вполне.

– Я ваш дол… Дол-ж-ник, - его зубы стучат.

Улыбаюсь.

– Думаю, это лишнее. Тебе нужно домой. Согреться, можно заболеть. Хорошо помогает горячий чай с имбирем.

– Меня Макс зовут, а вас?

– Ангелина, – киваю.

– Я живу там, - он указывает пальцем на высокий трехэтажный дом, который виднеется из-за зеленых деревьев.

– Телефон? У тебя есть телефон?

– Даже два! – морщин нос и его мелкие канапушки становятся еще заметней.

***

Это был большой, добротный дом. Стильно, современно и со вкусом. Панорамные окна, цветущий сад, солнечная лужайка, усеянная сочным зеленым газоном. Нет, наша усадьба больше, но здесь уютней. Каждая деталь дополняет друг друга. Мраморный пол, длинная деревянная лестница. Декоративные деревья в горшках, картины с изображением моря, большая хрустальная люстра и букет рубиновых роз.

– Кто твои родители? – спрашиваю, когда осматриваю всю красоту, которая окружает меня.

– Мой отец адвокат, а мама – бизнесс-вумен, - мягко отвечает он и кутается в плюшевый плед, который еще мгновение назад лежал на мягком лилово-бежевом диване. – Очень крутой адвокат. Он работает с олигархами. Я сейчас принесу телефон.

– И как тебя родители отпустили одного?

– Никак. Я сбежал, – он шкодливо улыбается и скрывается за массивными дверями.

Продолжаю осматриваться. На круглом журнальном столике рамка с фото, рядом толстая книга в кожаном переплете. На фото Максим в обнимку с миловидной женщиной, которой на вид не больше сорока лет. У нее красивые глаза, серо-голубые, такие же как и у моего нового знакомого – Макса.

Мальчишка появился с телефоном в руках.

– На вот, это батин. Ловит с любой комнаты, типа спутниковый.

Беру в руки черный аппарат с мигающим зеленым дисплеем. Начинаю медленно нажимать большие кнопки.

– Я пойду пока чай нам сделаю, – подмигивает и быстро скрывается.

Подношу телефон к уху. Раздаются длинные гудки, с нетерпением жду. Трубку быстро снимают и голос Анвара застает  врасплох.

Молчу. Все внутри занемело и резко оборвалось, как прочный канатный трос. А в голове, звучат его грозные слова: «Деньги, аборт, избавься от ребенка».

Судорожно сжимаю трубку в руках. Воспоминания мощной волной обрушиваются в мой поток сознания. Его кровать, смятые шёлковые простыни, розовая шаль повисла в воздухе над нами и его горячее дыхание,  от которого все рвется на части. Анвар, он больше чем любовь. Больше, чем жизнь. Мой Бог Аполлон, который снизошел с Олимпа, спустился на землю, чтобы сделать меня счастливой.

Может – это все зря? Все тленно? Стараться бороться против него. Вести невидимую войну, в которой я уже почти проиграла. Остался всего один маленький шаг. Нет! Нет! Не позволю лишить жизни свою кровиночку, как бы сердце не рвалось на части, как бы не была сильна любовь к Анвару.

Продолжаю находиться в ступоре, прикрывая ладонью рот.

– Ангелина, это ты? – звучит его бархатный голос в трубке телефона. – Не молчи, скажи, где ты?

Быстро сбрасываю, оборачиваюсь и вижу перед собой мужчину. Я его уже видела. Только не здесь, не в этом городе.

Он приезжал в усадьбу и представлялся как адвокат Давида Егоровича. Главного бизнес-конкурента Анвара.

– Душенька! Вас не научили врать, - смеется, морщит лоб.

Он прав. Врать так и не научилась. Анна с самого детства учила меня говорить правду и только правду. По ее утверждению – это одна из ценностей, точнее законов, рамок, в которых она видит себя и остальных.

– Может ей нужно позвонить? Сестре вашей мамы?

– Нет, не стоит беспокойств, - смущенно произношу и чувствую, как холодеют мои пальцы.  Хочу что-то сказать в свое оправдание, но не думаю, что он поверит. Мне кажется, что он все знает наперед, будто умеет читать по губам, мимике, жестам.

– А давайте вы с нами поужинаете? – Моя жена готовит превосходную утку по-пекински. Вы любите утку? – адвокат делает шаг навстречу мне. 

– Не особо, - опускаю взгляд в пол.

Повисло молчание. Он глубоко вдыхает, смахивает пол со лба и снова обращается ко мне:

– Вы не должны видеть во мне врага. Раз так получилось, выслушайте! 

Меня бросает то в жар, то в холод. Создается впечатление,  что я в какой-то западне. 

– Что выслушать? – губы пересохли до такой степени, сложно говорить.

– Анвар, я хочу рассказать вам о нем.

Анвар… Стоит произнести его имя и тысяча молниеносных ударов пронзает мое сердце насквозь. Невыносимая тоска и стыд. Стыд от своих чувств, потому что не знаю, как можно продолжать так самоотверженно любить человека, когда он поступает с тобой  цинично. Жестоко, преследуя только свои интересы. Оказывается, я всегда была в его подчинении. Он управлял мной, как кукловод управляет своими марионетками. И я послушно выполняла каждую его просьбу, полностью отдавая себя, без остатка. Растворяясь в нем, как растворяются краски холи на празднике весны. Искала малейшую причину пройти мимо его кабинета, отнести имбирный чай, сварить самый лучший бразильский кофе. Делать для него все и даже больше, чем нужно. Я гладила его одежду часами, отпаривая каждую складочку, вдыхала его древесный аромат парфюма, который оставался на белоснежных рубашках. 

Осознаю это и от этого еще больнее, еще сильнее сжимается все внутри.

– Я как-то…, - растерянно произношу. – Как-то неловко. Я, пожалуй пойду, извините. Мне пора.  И снова тошнотворный ком и снова голова кругом. В ушах шумит, стены отдаляются все дальше,  а комната вращается вокруг меня со стремительной скоростью.

Упираюсь одной рукой в спинку дивана, другой прикрываю ладонью глаза. Сейчас все пройдет. Все-все. Но ничего не меняется, только шум в ушах и отдаленное эхо голосов:

– Что с вами?

– Пап! У нее украли вещи и кошелек, - вмешался в наш разговор Макс. – Ты должен ей помочь.

– Воды, – облизываю пересохшие губы, я больше не могу произнести ни слова.

Тишина, быстрые шаги, а затем снова звонкий голос Макса:

– Пей! 

Беру из его рук стакан. Жадно глотаю прохладную воду и этот момент мне кажется оазисом посреди песчаных барханов. Появляется ясность в глазах и снова все становится на свои круги.

– Вам лучше?

– Да, конечно. Все хорошо, Надо мной склонился Макс и адвокат.

– Лина, ты должна сегодня остаться. А завтра тебя отец отвезет.

Отвечаю кивком головы и пусть неохотно, но соглашаюсь.

Анвар

Без нее темно, пусто. Это понимаешь, когда Лины нет рядом, когда она ушла. Моя решительная, самоотверженная.

Ее приемный отец во всем сознался. Смотрел на меня испуганными глазами и все выложил как на духу. Как отвез на вокзал, как купил билет в один конец. А вот куда именно она поехала – не знал. Кухарка молчала, из нее клещами не вытащишь, слишком преданная своему делу. Но я все узнаю сам, словно по щелчку пальцев.

А затем раздается звонок. Знаю, что звонит она. Дышит в трубку и молчит.

– Скажи где ты? Не молчи, - спрашиваю спокойно, представляя ее в розовом, шелковом пеньюаре.

Ответа не последовало. Дальше короткие гудки. Глупенькая, испугалась, сбросила.

Мне нужно было не больше десяти минут, чтобы отследить звонок. Я лишь дал команду.

Полонский быстро перезванивает. Снимаю трубку и резко отвечаю:

– Ты узнал, откуда был сделан звонок?

– Да. Она звонила из дома его адвоката.

– С…, - ударяю кулаком по столу. Вот же маленькая стерва. Переметнулась на другую сторону. А я уже успел к ней изрядно прикипеть. Собираю волю в кулак. Перед глазами она. Светлая, нежная, желанная. Медовые пряди волос пухлые губы, как спелые вишни, миндалевидные глаза, которые смотрят так открыто. Густые, пушистые ресницы. Она хороша, даже слишком. Я просто с ней играл, развлекался. Проводил скучные вечера в этом Богу забытом месте. Эта девчонка сделала невозможное. Зацепила. Запала в душу.

– Это нельзя оставить просто так! – мой голос переходит на рык.

– Послушай, нужно поговорить, все обсудить, не принимать поспешных решений не рубить с горяча, - подтверждает Полонский.

– Плевать! - бросаю трубку, бросаю все. Подниму на уши весь город, но я верну ее, верну.

***

Частный самолет Робинсон приземлился в одном из небольших аэропортов столицы. Спускаюсь по трапу, снимаю солнцезащитные очки, поправляю стильный пиджак и осматриваюсь вокруг. Два черных тонированных джипа и мои люди ждут. Уверенной походкой направляюсь к авто.  Моя цель – адвокат Давида. Начну с него, затем полетят и остальные головы.  Никто не смеет забирать, то что принадлежит мне. Никогда, не под каким предлогом.

Его адвокат находился у себя в кабинете, когда я ворвался к нему в дом.

Он не ожидал или не был готов к моему слишком резкому появлению.

– Где она? Я спрашиваю, где она!? Отвечай на мой вопрос! – нависаю над ним.

Адвокат загнан в угол, лишь трясет подбородком, как испуганный заяц и нервно кивает головой. Не может произнести ни слова. В его хитрых глазах страх  и тревога.

– Она далеко. Здесь ее нет, - послышалось за моей спиной.

Узнаю этот слишком холодный, уравновешенный голос.

Медленно оборачиваюсь. Передо мной Давид. Глаза хищно горят. Широкие брови почти сошлись на переносице. Орлиный взгляд устремлен в мою сторону. Стоит в дверях, скрестив руки на груди.

- Говори где она? – переключаюсь на него.

Раздался его бесшумный смех.

- Она в солнечной Доминикане кушает фрукты, а может в Рио-де-Жанейро, или на Канарских островах плескается в теплом океане. Ее нет в этой стране. У тебя ее нет.

Провоцирует. Это так в его стиле.

– Что ты хочешь? – смотрю на него сверху вниз.

Срываюсь, подхожу. Вцепляюсь в него двумя руками, прижимаю к стенке.

– Что тебе тварь нужно??

– Полегче с выражениями, – держит руки перед собой. – Это ты ее беременную выкинул из дома. – Ты! Заставил девчонку бежать, скрываться. – А знаешь, что я сделаю? – Я женюсь на ней и воспитаю твоего ребенка, как своего собственного сына. Что на это скажешь, а?

Столкнувшись взглядами мы безотрывно смотрим друг другу в глаза. Как два хищных тигра, которые не поделили свою жертву и не поделят. Потому что каждый хочет оторвать кусок побольше, пожирнее. Это и есть бизнес. Его главное условия.

– Ты! – не сдерживаюсь. Ярость, эмоции на пределе. Сжимаю руку, замах и мой кулак останавливается возле его самодовольного лица. 

– Но-но, Анвар. Если ты думаешь напугать меня  – это бессмысленно. – На его довольном лице ехидная ухмылка.

– Говори! Что ты хочешь?

– Остынь. Разве так решают деловые вопросы?

Этот скотина прав. Отпускаю его. Делаю шаг в сторону. Тяжело выдыхаю. Готов крушить, готов свернуть горы.

– Хочу, чтобы ты сейчас все свое многомиллиардные состояние переписал на меня. И завтра же Ангелина будет в твоей постели. В твоей власти, – лезет во внутренний карман пиджака, достает паркер.

– Сгоришь от жадности!

– Сгоришь от ярости, – подтверждает он.

С Давидом у нас старые счеты. Он один из самых влиятельных людей в нашей стране, не только мой конкурент, но был еще старый компаньон. Мы начинали вместе, а в одно мгновение, он решил пойти по другому пути. Мы оказались по разные стороны баррикад. Я отдал ему все сполна, но он считает, что этого мало. 

Выхватываю обрамленный золотом паркер из его рук. Адвокат, который замер в углу и больше похож на статую - ожил и протянул мне бумагу.

Бегло читаю между строк.

Ему нужно все! Деньги, деньги. Огромные деньги. Деньги как средство управлять людьми. Все продажные. И Лина с личиком ангела тоже продала меня. Легла под него.

Хочу поставить свою размашистую подпись, но ручка отказывается писать.

- Сейчас-сейчас. Я дам другую, - засуетился адвокат.

Ждут затаив дыхания, лица каменные, взгляд туманен. 

Мое лицо горит, тело пылает огнем от накала. Деньги – пыль, деньги – ничто. Мой противник прав. Нужно думать холодной головой, утихомирить пыл. Думать и еще раз думать. 

Одним движением ломаю ручку на мелкие части. Бросаю адвокату обломки в лицо.

- Пошел ты! Это ещё не конец. Это только начало.

Стояла под душем, чувствуя, как теплые струи воды стекают по моему телу. Пыталась понять, что произошло, хотела все осознать до конца. Мысли путались в голове. Уперлась ладонями о запотевшие стекла душевой кабины и не понимала… Я не знала, зачем сейчас здесь? Почему? Правильно ли я поступила? Нет! Все не правильно. Хотелось домой, хотелось к Анне, хотелось еще раз поговорить с Анваром. Как же я хотела ему верить! А это все лишнее, все не мое. Такое чужое. Хотелось схватиться двумя руками за голову, потому что не знала, что дальше. Не знала, что меня ждет завтра, через неделю и куда меня несет это стремительное течение.

Просто нужно успокоиться. Держаться, найти в себе силы. Мой будущий малыш – моя сила и вера. Мое светлое будущее. Он еще не родился, а я уже полюбила его всем сердцем.

Для меня приготовлено новое шелковое платье чуть выше колен с открытым декольте. Воздушное, белое, как сахарное безе. Макс сказал, что мои вещи отдали в химчистку. Его родители добры со мной. Макс утверждал, что это все из-за того, что я его спасла.

Привела себя в порядок, заколола волосы невидимками на затылке и вышла в гостиную.

Увидела незнакомого мужчину. Он стоял ко мне спиной, возле массивной двери оттенка глянцевый винтаж. Он медленно повернулся ко мне лицом и безотрывно смотрел в глаза.

От его слишком резкого взгляда мои колени задрожали.

Он не выглядит молодо. Высокий, широкоплечий. Сильные руки с заметно выступившими венами, седые виски. Взгляд проницательный, смотрит остро.  Прямой лоб, высокие скулы. Нахмурил широкие брови. Глаза живые, серые, как дамасская сталь. Смуглая кожа и беглая улыбка. Ему идет легкая небритость. Две пуговицы его пиджака расстегнуты, руки заправлены в карманы. Шелковый галстук идеально сочетался с белоснежной рубашкой, золотыми запонками.

– Я Давид Егорович, – у него низкий, холодный голос. Он протянул мне ладонь.

Кивнула. Его имя мне знакомо. Я знала, кто он и он совершенно не похож на Авара. Анвар несокрушимый, страстный, пылкий, огнедышащий вулкан. Этот другой. Холодный, стальной, незнакомый и совершенно чужой.

Не пожала ему руку. Не знаю, почему. Возможно, меня смущал его взгляд. Слишком открыто смотрел на меня, нагло разглядывая, без какого-либо смущения.

Опустил свою большую ладонь, так и не дождавшись взаимного рукопожатия.

– Я хочу вам помочь. Я знаю, что ваши вещи украли.

Нет, мне казалось, он знает гораздо больше. Искал подход, с какой стороны ко мне правильно подойти.

– Все в порядке, я справлюсь. – Хотела уйти, найти Макса. Кого-нибудь, только избавиться бы от его компании.

Он перегородил мне путь.

– Я хочу вам помочь, я хочу вас защитить. От Анвара, – его голос – лед. Холод в каждом его слове. Еще немного его слов, реплик и мои длинные ресницы покроются инеем.

– Простите, мне нужно идти.

Сделала шаг в сторону, он не давал возможности пройти вперед. Пугающе навис надо мной, сверлил взглядом. Я смущенно спрятала глаза.

– Я знаю, вы работали у Анвара. Хочу, чтобы вы знали – он не тот, за кого себя выдает. Он тиран, деспот. Он не просто унижает людей, он их безжалостно уничтожает. Он способен на все ради своей цели. На все…

– Хватит! – громко воскликнула и не дала возможности ему договорить. Не хотела слышать, не хотела верить его словам. Это все неправда. Придуманная ложь. – Это все не правда!

– Я хочу вас защитить.

– Не нуждаюсь в защите.

– Вы поможете мне, я вам.

Он продолжал стоять, не давая мне прохода.

– Он унижал тебя, выгнал, а ты его защищаешь! – он перешел на «ты», его тон погрубел. – Если ты мне не поможешь, то…

– То что? Что тогда?

С самого утра первые лучи солнца жадно пробираются в комнату, озаряя все вокруг. Возле меня суетится Мила. Просит, чтобы я поела, а мне ничего не хочется. Тошнота, головокружение, упадок сил. Хочется просто полежать в тишине.

– Нужно позавтракать, – тихо произносит она.

– Ничего не хочу, - отворачиваюсь.

Слышатся ее тихие шаги.

– Она ничего не ест. Ей с самого утра плохо...  – Мила не закрыла плотно дверь и я слышу о чем они говорят с Давидом. Она жалуется, что я ничего не ем, выгляжу слишком вялой, будто у меня предобморочное состояние. Он отвечает ей грубо, а затем входит в комнату не постучавшись.

 Я безмятежно лежу на кровати и отстраненно смотрю в открытое окно. Как легкий ветер колышет занавеску, слушаю, как весело щебечут птицы.  Я так далеко от дома. Так далеко!

– Ты решила объявить голодовку?

Я медленно поворачиваю голову в его сторону.

Смотрит на меня, широко распахнув глаза, которые больше напоминают темно-серый оттенок маренго.

– Что-то ты бледная. 

Встаю с кровати, прикрываю рот ладонью и несусь в уборную.

Мне сложно скрыть свое положение от Давида. Он быстро обо всем догадался и уже смотрел на меня совершенно по-другому. С легкой усмешкой, будто перед ним раскрыты все карты и теперь он точно уверен, что козырный туз в его рукаве.

Давид снова уехал ближе к обеду. После его отъезда Мила тихо постучалась и предложила мне апельсинового сока.

Мне не хотелось покидать комнату. Я не включала свет, плотно задвинула шторы. Мне не хотелось никого видеть, слышать. Казалось, что в жизни нет сильнее безутешного отчаяния, которое сейчас заполняет мое сердце.

Что-то в моей душе резко перевернулось. Отчетливо понимаю, что уже не будет, как прежде.

– Может вам принести какие-нибудь книги? У Давида Егоровича большая библиотека. Хотите я вам покажу?

– Спасибо, не стоит беспокоиться.

– Нельзя же вот так…, – ее голос дрогнул.

Поворачиваюсь к ней лицом, натянуто улыбаюсь. Подхожу ближе, беру в руки полный стакан с соком. Делаю несколько глотков.

– Люблю апельсиновый.

– Значит, я угадала, - морщинки в уголках ее раскосых глаз становятся еще заметнее.

– Думаю, вы правы. Нельзя вот так. Покажите мне библиотеку?

***

Отчетливо понимаю, что лежать и смотреть в потолок – это не выход. Да больно, сильно, но если я сдамся - будет еще больнее. Нужно привыкать к новым условиям, понять что от меня нужно и как избежать худшего.

Отмечаю, что Давид любит роскошь и  пространство. Это чувствуется в каждой комнате его огромного дома. Высокие своды, высокие потолки. Много белого, холодного и воздушного. Каменные вставки, картины в жанре ню, полукруглые эркеры, которые еще больше визуально делают комнаты больше.

У него очень красивый дом. Настоящий дворец.

– Давид Егорович женат? – решаюсь спросить, когда мы заходим в уютную библиотеку. Подхожу ближе к двухэтажному стеллажу, беру с полки заинтересовавшую книгу в кожаном переплете и открываю на первой странице. Бегло читаю между строк. Кажется,  в руки мне попался один из томиков Марка Твена.

– Нет, - грустно отвечает она.

– Он не молод, - перевожу взгляд на нее.

– Его жена погибла в автокатастрофе, - отвечает она, сложив руки перед собой. – Она ждала ребеночка. Это была очень большая трагедия для Давида Егоровича.

– Жаль.

– Очень жаль. Они были такой красивой парой. Так ждали малыша. – Вы же тоже…

– Что тоже? – понимаю о чем она говорит.

Мила быстро меняет тему для разговора, когда видит, как изумленно я на нее смотрю.

– Хотите, я приготовлю йогурт. С малиной, черникой и овсяными хлопьями?

Утвердительно киваю.

– Я бы могла вам помочь.

Вместе идем на кухню. Мила рассказывает о Давиде. Что он родился в семье военного в небольшом городке Ленинакан. О его красавице жене, которой уже к сожалению, уже нет.

А вечером пришел Давид. Я собралась в душ, когда он без стука ввалился ко в комнату. Взгляд изучающий, дерзкий. И говорит он в таком яростном исступлении, что мне самой становится страшно:

– Наши дела пошли неважно, - стоит напротив меня, хрустит костяшками пальцев. - Очень неважно. Поэтому нужно уехать. Завтра сфотографируешься на загранпаспорт. Я приеду позже. Как закончу с делами.

– Но куда я поеду??

– Поедешь, куда я скажу, – тихо произносит.

– Я не хочу никуда ехать. Отпустите меня… – молитвенно скрещиваю руки на груди. – Прошу вас.

Его серьезное лицо краснеет, становится пунцовым. Он подходит к двери ослабляет галстук и грубо произносит:

– Тебе лучше сделать, как я сказал, - его глубокий голос хрипит.

С волнением смотрю на него. Почему он делает из этого тайну, покрытую тьмой, скользящей по гладким стенам? Постоянно задаюсь этим вопросом и не нахожу ответа. Как же мне хочется бежать без оглядки, подальше отсюда.

Хочется вернуться в те сказочные дни, когда мы с Анваром вдвоем. Только он и я. Наша первая встреча, наша первая  ночь. Когда он смотрел на меня так пристально, испытывающе, когда в его темно-графитовых глазах разгоралось жаркое пламя. Он склонялся к моему теплому лицу, шептал: «Ты моя и только моя». Я обхватывала его сильную шею двумя руками, ощущая как колючие мурашки, рассыпаются по телу. Таяла  в его объятьях, как сливочный пломбир на раскаленном до предела солнце. Это одно из самых лучших мгновений в моей жизни. Анвар, почему именно ты стал моей судьбой.

Сейчас  много думаю о прошлом. Вспоминаю, когда я была маленькой. Как сижу на ворсистом ковре в комнате Анны, строю башню из желто-красных кубиков. Затем медовые лучи медленно пробираются в комнату. На выкрашенных в цвет клубничного крема стенах живо играют солнечные зайчики. Усаживаю тряпичную куклу напротив себя. Любуюсь ее пышной красной юбкой. Анна шила ее, сидя у камина. Я хотела ей помочь. Схватила иголку, когда она отвернулась и сильно уколола палец. В тот момент, когда я почти ничего не смыслила во взрослой жизни, мне казалось, что это была такая большая боль. Нестерпимая, которая заполняет все мое маленькое тело. Но я ошибалась. Гараздо больнее любить.

– Считай, что тебе повезло, – его голос заставляет отвлечься от мыслей. Покидает комнату, а я сажусь на кровать и упираюсь лицом в подушку. Не хочу! Ничего не хочу. Почему? За то? Что я в этой жизни сделала не так…

Почему я не могу до сих пор позвонить Анне? Почему этот мужчина решил, что может держать меня в своем огромном доме, как птицу в клетке.  Распоряжается моей судьбой, как угодно ему.

Почему этот человек решил, что мне нужно куда-то уезжать? На миг показалось, что Анвар хочет меня вернуть. И от этой мысли сердце гулко забилось в груди.

Выбегаю из комнаты. Медленно иду по длинному коридору к лестнице. На ступеньках сидит Давид опустив голову вниз. В руках он держит свой стильный галстук. Не могу понять, что с ним.

У него такой печальный вид. Будто он чем-то расстроен до глубины души.

– Скажите, я уезжаю, потому что Анвар хочет вернуть меня?

– Ты уезжаешь, потому что я так решил.

– Вы ничего не говорите. Я словно с завязанными глазами. Жду, сама не знаю чего. Меня пугает эта неизвестность, а вы говорите, что мне повезло. Почему вы так говорите?

– Будешь много знать – состаришься скоро.

– Я не хочу много, – мой голос дрожит. Не доверяю ему, ни на минуту. Конечно, кто я такая, чтобы со мной откровенничать. Обычная служанка, которая выросла в провинции. В маленьком поселке, названия которого даже не видно на карте.

– Анвар не согласился на поставленные условия. Он объявил мне войну. Отступать поздно. – После этих слов он встает в полный рост и уходит не оборачиваясь. Я продолжаю стоять и смотреть ему вслед.

Чтобы он не говорил, как бы грозно не смотрел на меня,  у меня появилась надежда. Анвар придет за мной. Эта мысль становилась все яснее и придавала мне сил.

Я впервые видела самолет так близко. Бизнес-лайнер с огромными турбинами, длинными крыльями, казался до невозможности большим. А еще было страшно подниматься на борт, затем взлетать, слушая приятный голос стюардессы. Она объявляла длительность полета, температуру за бортом. А я вжалась в кресло и старалась не смотреть в окно иллюминатора.

Страшно. Ухватилась сразу за все ручки, затаив дыхание. Боже! Куда я лечу? Зачем? Делаю то, что совершенно не хочу.

Когда самолет оказался высоко в небе и гулкий шум прекратился - я почувствовала себя намного комфортней.  

Земля с высоты птичьего полета казалась такой крохотной. Когда пролетаешь мимо седых, густых облаков, над бирюзовым океаном. Видишь маленькие островки, настолько крошечные, кажется, они бы могли поместиться у меня на ладони.

Еще меня впечатлил борт  самолета. Здесь было все и даже больше. Роскошная спальня с большой кроватью и душевой кабиной, огромная гостиная, которая больше напоминала гостиную в красивом доме.  На какое-то мгновение, мне показалось, что я не на высоте более  двенадцати километров над землей, а в каком-то красивом доме.

Мне подавали еду в красивых тарелках, когда я сидела в мягком кожаном кресле. Улыбчивая стюардесса без конца интересовалась моим самочувствием, спрашивала: желаю ли я чего-нибудь.  

Меня постоянно сопровождали двое мужчин. Высокие, крепкие с короткой стрижкой. На мои вопросы не отвечали, даже если я спрашивала настойчиво.

Самолет приземлился рано утром. Меня встретила высокая, худая женщина, одетая в строгий брючный костюм. Она широко улыбалась, показывая свои белоснежные, ровные зубы.

 Когда она подошла ко мне ближе –  дружелюбно протянула изящную руку. На ее тонком запястье виднелся золотой браслет.

–  Добро пожаловать в Калифорнию! – первое, что произнесла она, быстро хлопая длинными ресницами.

–  Спасибо!

Я обратила внимание, что на ее овальном, ухоженном лице две заметные родинки. Вьющиеся каштановые волосы мягко ложатся ей на плечи,  глаза насыщенно-серого цвета. Такой же цвет глаз и у Давида.

Мы выходим из здания аэропорта, движемся к парковке. Она берет меня под руку и мило продолжает говорить:

–  Меня зовут Джаннет. Можно просто Жанна. Я сестра Давида. Как долетела, не устала?

–  Немного…

- О это замечательно! – обрывает меня на полуслове. Ее в интонации чувствуется легкий акцент. – Мой дом на Флоренс авеню. Поживешь пока у меня, пока не приедет Давид. Он просил приглядеть за тобой.

- Я не…

- Не волнуйся, он обещал приехать через неделю, - снова не дает возможности мне сказать. - А если он что-то обещал, значит обязательно выполнит. Тем более время бежит быстро. Неделя проскочит – глазом не моргнешь, - она весело подмигивает мне.

Лишь киваю в ответ и сажусь в машину.

- Ты когда-нибудь была в Йосемити? – она заводит внедорожник и авто трогается с места. – Ох, там прекрасные виды. Заснеженные вершины гор, водопады, гранитные скалы и леса с секвойями. Там живут мишки гризли, представляешь? Кстати, Йосемити – это имя вождя, который убил медведя и спас свою семью от голодной смерти. Вот в честь него и названо это удивительное место.  А еще мы обязательно сходит в парк Си Уорлд, посмотрим на дельфинов. Они замечательные…, - она говорила и говорила, я слушала и смотрела через лобовое стекло.

Это был другой город, как другой мир. Другой воздух, другие очертания. Высокие пальмы, небоскребы, мосты, уходящие в небо. Другие дороги, светофоры, вывески на иностранном языке.

– Я плохо говорю, по-английски, - обращаюсь к ней.

– Я тоже плохо говорила, когда приехала. Так что это не проблема – научишься.

Он не сказал ей правду. Когда мы сели в машину, решила это исправить:

– Я не хотела сюда лететь. Он меня заставил Давид.

– Моя дорогая, я все знаю, - снова расплывается улыбке. Меня смущает, что она говорит об этом так спокойно, будто так и должно быть. 

– Но тебе лучше об это не думать. Океан, теплое солнце триста двадцать дней в году, удивительная природа.  Да ты почти в Голливуде! А ты думаешь, не о том о чем надо. Сейчас ты должна думать о будущем. Не о том, что навешал на уши тебе кто-то там...

– Его зовут Анвар и он мне ничего не вешал.

Раздался ее заразительный смех.

– Забудь его. Лучше забудь.  

Я оглянулась еще раз. Анвар был в нескольких метрах от меня, смотрел безотрывно. Взгляд каменный, опасный, обжигающий. Мои ноги подкосились. Звуки таяли, все растворилось, поплыло перед глазами, а я жадно глотала сухой, летний воздух. Не могла идти дальше. Это он. Он! Меня затолкнули в машину, не успела ничего предпринять. Произнести хотя бы одно слово.

‒ Там Анвар! Выпустите меня! – уперлась ладонями в тонированное стекло автомобиля и сердце гулко забилось в груди. 

‒ И что теперь? – ответил Давид.

‒ Мне нужно с ним поговорить, ‒ решительно произнесла я.

‒ О чем? – Давид усмехнулся, уперся указательным пальцем в висок и посмотрел на меня.

Водитель дал по газам, и мы со стремительной скоростью покинули это место. Я всматривалась в окно, не могла уловить очертания Анвара. Он был так близко, так рядом, почти на расстоянии вытянутой руки.

И снова воспоминания нахлынули мощной волной.  Когда мы с Анваром переступали порог моей комнаты, на ковре падали наши вещи. Он ловко снимал с меня одежду, я пыталась быстро расстегнуть пуговицы на его белоснежной рубашке, пахнувшей амброй. Он склонялся надо мной, жадно впивался в губы и его страстные поцелуи были как глоток свежего воздуха. И этот порыв, его стремление напоминало мне раскаленное небо над бескрайним, бушующим морем.

Его невозможно забыть, это выше моих сил.

Я так и не ответила на вопрос Давида. Это мое личное, о чем я буду говорить с Анваром. Он не должен впутываться в наши отношения. Хотя, кого я обманываю. Он знает больше, чем я думаю.

Мне хотелось ударить Давида в грудь. Впервые в жизни злость так и закипала во мне. Превращалась в горький яд, который хотелось выплеснуть на этого человека. Как же больно. До хрипоты, до ломоты в теле. Когда тебя отталкивают, и ты чувствуешь на вкус, какой бывает безысходность.

‒ Я вас ненавижу! – воскликнула я. По моим щекам покатились слезы, не могла их остановить. Горькие, соленые, они лились ручьем, стекая по щекам. Иступлено смотрела на него. Он спокоен, уверенный в себе. Его ничего не трогает. Черствый, холодный, расчетливый. А мне хотелось плакать и смеяться ему в лицо. Плакать и смеяться.

‒ Зачем все это? Этот апофеоз представления? 

‒ Это пройдет, все пройдет, ‒ у него ровный, спокойный  голос, никакой реакции на мои слова.

‒ Я пойду в полицию, я….

‒ Что ты?! – он схватил меня за запястья. Крепко сжал, так, что я почувствовала боль. ‒ Разве ты еще не поняла, что Анвар считает, что ты его предала? Переметнулась на мою сторону. А может ты и была на моей стороне? – вскинул бровь. ‒ Все, что было между вами – концерт. Театральная постановка!

Его слова ударили кожаной плетью по лицу. Я облизала пересохшие губы, повернулась к нему лицом и тихо произнесла:

‒ Это не правда, ‒ смахнула теплую слезу. – Вы нагло лжете, ‒ доводит меня до истерики, до полного отчаянья, все глубже и глубже погружая в темноту.  Неужели все так сложно. Ведь я  просто хочу быть с Анваром. Хочу забыть его слова, как страшный сон и начать все с самого начала. С чистого листа.

Я потеряла самообладание. Я не могла остановить этот поток. Нужно было перебороть себя. Слишком много всего наложилось один на один.  Когда любишь так, верно, самоотверженно, зачем все эти сложности? Зачем?

‒ Если бы он меня любил, он бы послал меня на аборт? Бросал бы мне в лицо пачку денег?

‒ Ты все знаешь…

‒ Я знаю слишком хорошо Анвара.

‒ Он не такой.

‒ Конечно он не такой, потому что ты запала на него, как дикая кошка. Но ничего, это пройдет и скоро ты поймешь, как глубоко заблуждалась.

– Ангелина! Я никогда не думал, что такое может быть. После смерти моей жены ты вернула меня к жизни. Показала ее скрытый смысл, сделала невозможное. Твои удивительные глаза, твоя очаровательная улыбка и кожа. Сколько же в тебе чувственности! Сколько же в тебе всего… – он оборвал свою речь и крепко обхватил мои плечи.  

Я начинала понимать, почему он так смотрит на меня. Почему так внимателен. Постоянно ищет встреч, пытается заговорить. Никогда не забывает пожелать спокойной ночи. А еще с его приездом в моей комнате всегда свежие цветы – пурпурные розы, аромат которых так отчетливо ощущался по утрам.

Он спрашивал, какие цветы мне нравятся, что я предпочитаю на завтрак. Интересовался, какие люблю фильмы, а когда увидел, что я второй раз пересматриваю «Унесенные ветром», спрашивал о моих увлечениях.

Он интересовался всем, что происходило в моей жизни и что происходит. Пытался заглянуть в душу, пытался подобрать нужный ключ к сердцу.

Но мое сердце было закрыто для него. Перед глазами, в мечтах, во сне и наяву – Анвар. Мой первый мужчина, которого я никогда не забуду, никогда не предам. Душой, мыслями, просто не смогу этого сделать…

Теперь после его слов я боялась другого. Боялась, что Давид может ворваться в комнату среди ночи и взять, не спрашивая меня, то, что ему нужно. Не знала, как это избежать. Я вспоминала Анну и ее молитвы. Я не знала, что на уме у него. В свои планы он меня не посвящал.

– Анвар – отец моего ребенка, – стояла напротив него, продолжая смотреть ему в глаза.

Он отпустил меня и сделал шаг назад.

– Анвар тебя бросил! Ребенок для него нежеланный. Ты ему не нужна! – гордо воскликнул. В его серых глазах мелькнули лукавые искры. – Ты должна забыть его.

– Не могу забыть, – отрицательно покачала головой в разные стороны. Это все равно, что перепрыгнуть через себя, все равно, что броситься в бездонную морскую пучину. И я не представляла, как дальше жить без него. 

Он поднес ладонь к моему лицу, но я резко отвернулась.

Он ничего не понимал. У него своя позиция на этот счет. Он считал, что вот так легко можно выйти замуж без чувств, без каких-либо обязательств. Просто потому, что он так решил.

– Я хочу увидеться с Анваром. Еще раз с ним поговорить, – твердо произнесла.

– Хорошо, поговоришь. Я устраиваю прием завтра вечером. Он там будет. Ты сможешь с ним поговорить и убедиться в моих словах.

***

Сегодня у меня назначено УЗИ. И с самого утра мне нужно ехать в клинику. Давид бросил все свои важные дела и поехал со мной. Теперь он часто рядом. С поводом и без повода. Постоянно интересуется моим самочувствием, как обычно излишне внимателен.

С замиранием сердца я ждала, когда наступит вечер. Давид говорил, что на этом банкете будет Анвар и я смогу поговорить с ним еще раз. Мне хотелось этого больше всего на свете. В моем сердце горела надежда, что все может измениться. Просто нужно поговорить. Еще раз объясниться перед друг другом. 

Я представляла наш разговор, думала, что скажу, как скажу, предвкушая предстоящую встречу.

Постоянное присутствие Давида не раздражало, но и ни капли не трогало. Если быть честной самой с собой, я хотела меньше проводить времени в его компании или вовсе не видеть его.

Но даже в клинику он поехал со мной, хотя мне казалось, его присутствие не обязательно.

Нас приветствовала больница, совершенно не похожая на местные амбулатории, которые я обычно посещала.

Это был целый комплекс. Большой, светлый, где в просторных коридорах тебе на встречу идут улыбчивые женщины в белых медицинских костюмах. Помогают пожилым мужчинам пересесть в инвалидную коляску, подняться на лифте.

Давид зашел в кабинет вместе со мной. За письменным столом сидел мужчина в белом халате, при виде нас он встал и подошел к Давиду. Они обменялись крепким рукопожатием. Затем доктор обратился ко мне. Он говорил по-русски с легким акцентом.

– Как ваше самочувствие? Есть жалобы?

Подметила, что у него длинная густая борода, а на голове совершенно нет волос. 

– Вы будете моим лечащим врачом?

– Да, вас что-то смущает?

Пожала плечами. Он мужчина, пусть и доктор, но я всегда наблюдалась или консультировалась у женщин и это действительно смущало.

– Тогда пройдемте, – он указал рукой на кушетку.

Я почувствовала себя неуютно. Постоянно бросала взгляд на Давида, который сел на стул и закинул ногу за ногу.

Я присела на край кушетки, опустив голову вниз.

Доктор огорченно вздохнул, заправив руки в карманы своего белого халата.

– На лицо гормональный дисбаланс. Я назначу еще дополнительно обследования, – ответил он.

– Хорошо, назначайте, – сказала, а из головы не выходила предстоящая встреча с мужчиной, которого я так люблю.

Анвар

Возвращаюсь домой. Прикрываю глаза от нахлынувших воспоминаний о ней. Стою посреди пустынной гостиной в полной тишине, свет приглушен. Понимаю, что чего-то не хватает. Чего-то самого важного в жизни.

Все изменилось после того, как она сбежала. Стало безразличным, серым, пустым. Иногда такие важные вещи в своей жизни понимаешь слишком поздно. Когда все потерял, когда она уже не с тобой. Эта хрупкая, милая. Она была моей, в полной власти.  Я  мог целовать ее пухлые губы, напоминающие сладкую карамель, мог прикасаться к ее бархатной коже. Мог каждый день видеть ее нежное лицо. Но если бы я только знал, как без нее будет горько. Все было бы иначе.

Я сидел в своем кабинете и читал последние новости. Один из газетных  заголовков заставил меня ударить со всей силы кулаком по столу. В статье рассказывалось о том, что преуспевающий бизнесмен женится. Этот успешный бизнесмен – Давид, его будущая жена – Ангелина. Фото прилагалось. Только Лина на снимке выглядела уставшей. 

Что ж, она сама сделала свой выбор.

Сначала я не понимал, он хотел ее продать за мою подпись, а теперь они женятся. Но потом все встало на свои места. Это был чистой воды блеф.

– Ты уже читал утренние газеты? – спрашивал Полонский.

– Да, – твердо ответил я.

– Она в Калифорнии. Давид устраивает прием в честь помолвки. Даже выслал тебе приглашение.

– Я буду.

– Что? – он переспрашивает.

– Я принимаю его приглашение. – Давида сложно назвать трусом. Он действует расчетливо. Сложно отрицать  - он сильный соперник.

– Анвар, сначала он забрал у тебя твой бизнес, теперь женщину. А ты вот так легко принимаешь его приглашение?

– Месть, это то самое блюдо, которое подают холодным.

Но дело не только в этом. Я хотел ее увидеть, заглянуть в глаза.  Теперь она с моим врагом в одной постели. Интересно, долго он ее уговаривал? Или все же не пришлось. Ненавижу предательство! Не прощаю ни при каких обстоятельствах!

***

Я видел ее с ним в аэропорту, видел, как он ее обнимает. Как скользит его тяжелая рука по ее тонкой талии, опускаясь все ниже и ниже. Сжимаю ладони в кулаки, стиснув зубы. Нутро горело, кричало от безысходности. Она уезжает с ним,  с моим врагом и это ранило больше всего.

 А потом этот грандиозный банкет. Тысяча знакомых лиц. Партнёры по бизнесу, соучредители. Радостно приветствуют, улыбаются, танцуют под живую музыку. Меня бы просто неправильно поняли, если бы я дал задний ход. А им только дай лишний повод для сплетен.

Давид сам подошел ко мне. Дорогой смокинг, галстук-бабочка темные волосы зализаны назад. Обмениваюсь крепким рукопожатием.

– Мои поздравления!

– Больше всего приятно слышать их от тебя дорогой Анвар, – улыбается мне в ответ.

Какое «добродушное» лицемерие с его стороны.

– Она беременна от меня. Ребенок мой, – уверенно отвечаю на его лесть.

– Ты так уверен, что он твой? – вскидывает бровь. Разговор у нас снова не получается.

– Тест ДНК все покажет.

– А нет никакого ребенка. Эта проблема решена. Она избавилась от него. Разве ты не этого хотел?

Я смотрел ему прямо в глаза, он тоже не сводил с меня своих лукавых глаз. Мы сцепились взглядами. Я все понял без слов. Это не был путь к перемирию. Это новый раунд борьбы.

– Вот так просто избавилась? Или ты подсказал?

– Какое это имеет сейчас значение. Что же мы теперь из-за всяких пустяков до конца будем усугублять наше положение. Я пригласил тебя сюда, чтобы подписать мировую. Друг! – он протягивает мне свою ладонь.

Я дернулся. Хочу схватить его за грудки,  вытрясти с него весь яд, которым он травит окружающих. Но для разговора на кулаках выбрано не самое удачное место и время.

– Безусловно! Думаю, все наши вопросы решаемы. Не будем вспоминать былое. Как говорится: «Кто старое помянет…».

– Я всегда знал, что ты мудрый человек Анвар.

Не хочу продолжать этот бессмысленный разговор. И так все понятно.

Пытаюсь отвлечься. Иду по залу, встречаю эффектную блондинку с которой мы долгое время работали. Она легко целует меня в щеку. Приобнимаю ее за талию, затем поворачиваю голову в сторону и вижу ее. Ангелина стоит в нескольких метрах от меня. Смотрит так, будто мир обрушился у ее ног.

Я потеряла человека, которого полюбила всем сердцем. Я потеряла его… Звучит так, будто я обронила кошелек или оставила его в месте, куда уже не смогу вернуться.

Анвар исчез из моей жизни, теперь навсегда. Я отчетливо это понимаю, но не знаю, как смириться с этим. Что я буду говорить малышу, когда он подрастет и спросит, кто его папа? Что я ему скажу?? Твой отец нас бросил, сказал избавиться от тебя, бросал деньги в лицо, посылал на аборт. Буду врать ему, говорить, что его отец Давид? А потом, когда он вырастет и все узнает, какими глазами он будет смотреть на меня, на Давида, которого называл папой.

И от этой мысли  не по себе. Хотя бы по той самой причине, что я сама никогда не знала своих настоящих родителей. Да, Анна с Виктором воспитали меня, как родную, но само понимание, что меня бросили, оставили под дверью, как ненужного котенка – разрывало душу. Больше всего на свете я не хотела, чтобы испытали это чувство мои дети. 

 Ничего не хотелось. Просто лежала на кровати,  смотрела в поток. Слушала, в полной тишине, как отбивают свой ритм черные стрелки настенных часов. В памяти так и всплывал наш последний с Анваром разговор. Нет, он не был в ярости, скорей всего его взгляд говорил о безразличии, о том что в его жизни для меня нет места.  

Теперь по утрам в комнату постоянно заходила Жанна. Распахнув плотные шторы и, впуская солнечный свет  - говорила, что так нельзя. Постоянно твердила, что я должна себя беречь, мыслить позитивно и мое угнетенное настроение передается будущему малышу.

Они только говорят, что мне делать, как мне делать. Постоянно решают за меня. Куда идти, что говорить. Почему просто нельзя оставить меня в покое? Почему просто нельзя понять, что после встречи с Анваром стало еще хуже.

Он даже не выслушал. Не хотел слушать или ему просто не интересно, что я скажу. Да и зачем ему мои оправдания, если у него свое мнение на этот счет. И я казнила себя, за то что он мне не поверил. 

Сегодня утром вместо Жанны в мою комнату постучался Давид. Я тихо ответила:

- Войдите.

Давид стоял на пороге с шикарным букетом персиковых роз.

- Доброе утро!

Ничего не отвечаю. Продолжаю смиренно лежать, накрывшись шелковой простыней. Отворачиваюсь на другую сторону, слышу шаги за его спиной. Он подходит все ближе и ближе. Кладет букет на край кровати, садится рядом. От него пахнет пряным парфюмом и табаком.

Он несколько раз откашлялся, затем спокойно сказал:

- Сегодня отличная погода, а ты сидишь в четырех стенах. Океан такой тихий, даже шум волн не слышен.

- Я не хочу никуда идти.

- Ясно, - в его голосе слышится печаль.

 На какое-то время между нами повисло молчание, а затем он также грустно продолжил говорить:

 - Когда не стало моей жены, я тоже вот так лежал и смотрел в потолок. А мы так ждали малыша. Врачи говорили, что будет девочка. Она хотела назвать ее Дианой.

Не могу понять, почему он так откровенен со мной. Бросаю взгляд на букет цветов. Красивый. В саду усадьбы росли такие же розы.  Анна выращивала их. Я же старалась обрезать из очень аккуратно, потому что шипы слишком острые и я всегда ранила пальцы.

- А если бы родился мальчик?

- Для мальчика я тоже имя придумал. Мы так долго с ней выбирали имена. Иногда она выбегала в гостиную, ее влажные глаза горели, она произносила красивое, звучное имя, но я почему-то понимал, что оно  нашему малышу не подойдет. Не знаю, как объяснить почему. Просто чувствовал, что не подходит.

- Интуиция, - встаю с кровати сажусь рядом с ним.

- Возможно, - отвечает он, опустив голову. - А знаешь, что мне помогло прийти в себя, когда я узнал, что их больше нет?

- Что? – спрашиваю с интересом.

- Думаю, в этой ситуации моих слов здесь будет мало. Ты должна сама это увидеть и понять.

- Мне нужно переодеться, - мягко отвечаю.

- Хорошо, я буду ждать тебя внизу.

Беру в руки букет, смотрю на раскрытые бутоны роз. Как же они восхитительны. Прикрываю глаза, вдыхая сладкий, нежный аромат, напоминающий мне о доме.

- Спасибо за цветы.

Он подходит к двери, оглядывается и легко произносит:

- Не стоит благодарностей. Цветы - это мелочь.

Все происходило слишком быстро. Толпа народа, собравшаяся вокруг нас, затем мужчины в белых халатах. Не помню, сколько прошло времени, когда Давида привезли на скорой в клинику. Когда каталку быстро катили по просторному коридору больницы, я шла рядом и постоянно смотрела на его лицо в кислородной маске. Пыталась понять, дышит он или нет. Что с ним произошло? Как хорошо, что в парке оказались русские туристы, которые понимали, что я говорю и зову на помощь.

Не могу припомнить, в какой момент возле реанимационного блока появилась Жанна. В отличие от меня она выглядела более спокойно. Единственное, о чем она спросила, когда подошла ко мне ближе:

‒ Он жив?

‒ Врач еще не выходил, ‒ ответила я, нервно переплетая пальцы между собой. Жанна пристально посмотрела на меня и почему-то даже не стала спрашивать, что произошло.

Мне хотелось ей все рассказать. Оказалось, я совершенно не умею действовать в таких сложных для меня ситуациях. Только звала о помощи, без конца прислушивалась к едва уловимому дыханию Давида.

Жанна, скрестив руки, ходила вперед-назад, цокая небольшими каблуками по керамической плитке. Она заметно нервничала. Мне казалось, что она знала, что с ним происходит.

Когда неподвижное тело Давида погрузили на носилки, я поехала с ним. Хотя плохо понимала, что происходит, что мне говорили. Для меня это был шок. Жанне позвонила уже с больницы, когда сказала, что Давид в тяжелом состоянии, она лишь ответила «выезжаю», затем положила трубку.

В этой суматохе время потеряло свое привычное состояние. Каждая минута тянулась, как тягучая резина. Я вздрогнула, когда дверь, ведущая в реанимацию распахнулась. Оттуда вышла медсестра в белом костюме.

Я постоянно задавалась вопросами: что произошло? Почему ему стало плохо? Наконец-то на вопросы ответил доктор. Он медленно подошел к нам, говорил с Жанной. Я понимала только обрывки их фраз.

Жанна облегченно вздохнула, когда доктор кивнул и произнес:

‒  It's all right (все в порядке).

‒ Он жив. Завтра его переведут из реанимации. Здесь больше делать нечего, ‒ обратилась она ко мне. – Нужно ехать домой.

‒ Как домой? Может, ему нужна помощь? – растерянно посмотрела на него.

‒ Не волнуйся, здесь о нем позаботятся. Сейчас мы только будем мешать. Тем более, ты переволновалась и скорее всего жутко голодная. Пойдем… - она обняла меня за плечи.

Попыталась расспросить у нее, что именно с ним произошло, но Жанна лишь тихо ответила:

‒ Он сам тебе расскажет.

***

Вечер пролетел незаметно, будто быстрокрылая птица пронеслась мимо открытого окна. Несмотря на то, что я еще с вечера ждала, когда наступит утро. Наверное, Жанна права. Я утомилась и даже не помню, как заснула.

Утром я выпила только морковный сок и ждала в гостиной Жанну. Мне казалось, что она слишком долго собиралась. Я постоянно поглядывала на часы и уже хотела постучаться к ней в комнату.

Но она не торопилась. Когда появилась в гостиной, то сонно зевнула и грубо ответила:

‒ Не понимаю людей, которые не умеют водить машину. Как можно не уметь водить машину?!

Она тонко намекала на меня. Хотя даже не тонко. Говорила об этом прямым текстом.

‒ Разве тебя не волнует, что случилось с братом?  ‒ вспомнила, как он весь синий лежал на асфальте, и мурашки пробежали по моему телу.

‒ Меня все волнует, ‒ грубо ответила она. Затем схватила ключи со стола и направилась к выходу. Я медленно поплелась вслед за ней.

Как только мы переступили порог больницы, нам сообщили, что Давид пришел в себя и его перевели в терапию.

Жанна долго разговаривала с кем-то по телефону. Я решила зайти к нему в палату.

Он лежал на большой кровати, сложив руки на груди. К его руке была подключена капельница, монотонно пикал какой-то аппарат. Солнечные лучи падали на его усталое лицо. Мне казалось, он выглядел намного лучше чем, когда с ним случилось что-то непонятное.

Я присела на стул, стоящий напротив его кровати, он тут же открыл глаза.

‒ Рад тебя видеть, ‒ его голос охрип.

Я натянуто улыбнулась. Кажется, ему легче.

‒ Как малыш? – поинтересовался он.

‒ Нормально. Я уже с нетерпением жду, когда он будет толкаться ножкой.  А как ты?

Он снова прикрыл глаза. Мне показалось, что ему тяжело говорить.

‒ Я хочу тебе кое-что рассказать. Очень важное для меня.

‒ Говори, ‒ спокойно ответила. – Я тебя слушаю.

‒ Я болен Ангелина. Тяжело болен. Врачи говорят, что мне осталось не больше года.

‒ Как?! ‒ растерянно произнесла. – Тебя же можно вылечить? Есть много разных лекарств…

‒ Есть вещи, которые не купишь ни за какие деньги, ‒ он сказал это почти шепотом. ‒ К примеру, здоровье, счастье, любовь. Любовь невозможно купить, если только имитацию любви.

А я бы все отдал, чтобы вернуть время вспять. Я очень ждал малышку, которая должна была родиться у моей жены. Но эта авария… Она перечеркнула мою жизнь. Разрубила в щепки, ‒ он закатил глаза и закашлялся.

‒ Тебе плохо? – я подскочила на стуле.

‒ Все нормально.

‒ Я очень хочу, чтобы ты стала моей женой. Выходи за меня, – он едва коснулся холодными пальцами моей руки.

Сначала я хотела убрать руку, а потом не знаю, что произошло. Возможно, мне стало его жаль. Он болен, ищет поддержки, хочет быть счастливым, хотя бы последний год своей жизни. И в этот момент мое сердце не могло отвернуться.

‒ Хорошо, я выйду я за тебя, ‒ ответила я и мой голос дрогнул.

До этого момента он ни разу не прикасался ко мне. Иногда я радовалась, что он в больнице, потому что мне не нужно закрываться на все замки и думать, что он придет этой или следующей ночью.

Наверное, сейчас я должна быть ему благодарна несмотря на то, что было в прошлом. Благодарна, что живу в большом красиво доме, готовлюсь к поступлению в престижный университет, а еще у моего малыша будет все. Возможно, в качестве «спасибо» я должна запрыгнуть к нему в постель, но это сильнее меня. Анвар ушел из моей жизни, чувства разбились вдребезги, но жизнь продолжалась. И даже если я притворюсь примерной женой, натяну маску лицемерия ‒ у меня ничего не получится.

В такие моменты мне казалось, что я потеряла себя. Потеряла и нашла, затем споткнулась, но поднялась на ноги и пошла дальше. Шла несмотря на то, что все пути закрыты, воля сломлена. Как же тяжело быть рядом с человеком, к которому ничего не испытываешь кроме жалости.

Рано утром я сидела в гостиной и листала журнал для будущих мам. Рассматривала картинки годовалых малышей в симпатичных, джинсовых комбинезонах, вязаных шапочках. Пухленькие губки, розовые щечки, милые глазки. Как же жизнерадостно они улыбаются. Сколько в них непосредственности, неподдельной искренности. Неужели у меня скоро родится такой же малыш? Малыш, которого я буду любить больше жизни.

Я переживала за будущие роды. Жанна ничего не могла сказать по этому поводу, так как своих детей у нее не было. Когда этот сложный разговор я заводила с Анной, то она отвечала просто: «Не бойся, просто слушай, что тебе будут говорить».  Не то, чтобы я боялась, просто мне сложно на эту тему говорить открыто.

‒ Собирайся, ‒ сказал Давид, когда внезапно появился в гостиной.

Я отложила журнал в сторону и перевела взгляд на него. 

‒ Мы куда-то едем?

‒ Да. У меня для тебя сюрприз, ‒ он широко улыбнулся.

Сегодня у него было хорошее настроение, он выглядел бодро. Завязал праздничный галстук, надел рубашку с золотыми запонками, его черные кожаные туфли были начищены до идеального блеска.

В последнее время я не очень любила сюрпризы, почему-то волновалась, что ему в любой момент может стать плохо. Поэтому каждая поездка с Давидом проходила для меня напряженно.

‒ Хорошо, я сейчас.

Я медлила, собиралась не слишком быстро, но Давид терпеливо ждал.

Когда мы вышли во двор, он помог удобно расположиться на заднем сиденье авто и сел рядом. Давид выглядел загадочно.

‒ Почему ты не говоришь, куда мы едем?

‒ Потому что это сюрприз.

‒ Сюрприз? Сегодня обычный день.

‒ Нет, не обычный. Погода располагает.

Давид был прав. Малооблачно, безветренно, отсутствие дождя. Лишь жаркое солнце, как огромное гало раскинуло свои лучи над тихим океаном.

Сначала не понимала, к чему здесь погода, но, когда мы приехали и я увидела большой воздушный шар – все стало ясно.

‒ Каталась когда-нибудь на таком? – он весело мне подмигнул.

‒ Никогда…

Я никогда не видела такой завораживающей красоты.

Шар бесшумно поднимался ввысь к голубому небу и неторопливо летел над землей.

Мне открывалась Америка с высоты птичьего полета. Виднелись эвкалиптовые рощи, цветущие поля, сады, напоминающие бархатное покрывало.

Мы медленно дрейфовали над зеленым плато. Я смотрела на неописуемые пейзажи, широко открыв глаза, крепко обхватив руками бортики корзины. Давид стоял рядом и глубоко дышал.

‒ Тебе нравится?

‒ Очень! – радостно воскликнула.

‒ Я безумно рад. Мне нравится, когда улыбка не сходит с твоего лица.

Я опустила взгляд, и сама не знаю почему завела этот разговор:

‒ Я волнуюсь, что ты не полюбишь его. Будущего малыша.

‒ Как можно не любить ребенка любимой женщины? ‒ он склонился надо мной, обхватил запястье и нежно поцеловал в губы.

‒ Прошу не нужно… ‒ по телу пробежала дрожь. Еще немного и мои ноги будут отбивать чечетку на высоте более пятисот метров.

‒ Ничего не произойдет, если я тебя всего лишь поцелую.

‒ Произойдет.

Давид отпустил мою руку и недовольно произнес:

‒ Почему-то мне кажется, что в твоем сердце живет надежда. Тлеющий огонь. Ты думаешь о нем, до сих пор веришь, что он вернется за тобой? – убедительно добавил он.

Два месяца спустя...

Мое привычное состояние менялось на глазах. Грудь разбухла, бедра стали шире, живот был больше похож на бочонок. Мне пришлось полностью сменить гардероб. Теперь я носила более свободные платья. Никаких каблуков и минимум косметики. Спала только на левом или на правом боку, но даже испытывая некоторые неудобства, больше всего на свете ждала рождения малыша. Мой будущий малыш – мой маленький кусочек рая. Мой особый смысл жизни.

Отчетливо чувствовала, как он шевелится. Ночью, днем или рано утром. Когда я в очередной раз разговаривала с Анной по телефону, она говорила, чтобы я высыпалась как можно больше, потому что маленькие детки такие крикуны. Не обращала внимания на ее слова, потому что это не имело никакого для меня значения.

В клинике, где я наблюдалась, доктор говорил, что ребенок развивается хорошо и на свет должен появиться вовремя. Я считала дни, вела дневник, записывала каждое шевеление. Посещала курсы для будущих мам и пап вместе с Давидом. Постоянно складывала, перекладывала вещи, которые нужно взять с собой в родильный дом. Я переживала, без конца суетилась, но очень-очень ждала. Ведь считанные дни отделяли меня от долгожданной встречи с кровиночкой.

Детскую мы оформляли вместе с Давидом. Несмотря на то, что в последнее время он чувствовал себя намного хуже обычного, он принимал активное участие в подготовке к рождению малыша.

– Кроватку поставим у окна, рядом пеленальный столик, – командовал он. Затем подходил ближе, прикладывал теплые руки к моему выпуклому животу и разговаривал с будущим ребенком:

– Наша радость, мы тебя очень-очень ждем.

Несмотря на то, что я ждала мальчика, детская была оформлена в нежно-пастельных тонах.

Стены выкрашены в светло-лиловый цвет, на гладком полу – ворсистый коврик в форме облака, удобный пуф с текстурой крупной вязки. Над кроваткой балдахин из нежной тюли. Плотные шторы с подхватами в виде бабочек. А на подоконнике цветы – вечнозеленый мирт в сиреневом кашпо. Красиво. Уютно. Эстетично.

Иногда, когда я стояла задумчиво у окна и смотрела, как наглый ветер качает высокие макушки пальм, вспоминала свою прошлую жизнь. Она казалась такой далекой и совершенно другой. Где-то там за океаном жила Анна с Виктором в старинной усадьбе, рядом простиралась плантация зеленых виноградников. Аккуратные ряды виноградной лозы тянулись почти до самого подножья гор, до самого синего-синего моря.

Я скучала, я тосковала за домом. До сих пор не могла забыть Анвара, хотя от этой мысли мне становилось не по себе. Почему я его люблю? За что? Почему он въелся в мои мысли острой занозой?

Давид старался изо всех сил, делал все, чтобы я чувствовала себя комфортно. Покупал роскошные букеты, приносил фрукты в постель. Дарил дорогие украшения и считал, что это в порядке вещей.

– Ты моя жена и ты заслуживаешь большего, – говорил он. – Я для тебя готов сделать все, что угодно, – он целовал мои руки, – а эти стекляшки – ничто.

В такие моменты я едва решалась провести ладонью по его волосам. А он обнимал меня и шептал, что ему никогда не было так хорошо.

– Ты должна пообещать мне.

– Что? – растерянно посмотрела ему в глаза.

– Ты должна быть сильной, что бы ни случилось. Ты должна уметь защитить себя и ребенка.

– Что должно случиться? – мягко улыбнулась. – Почему ты так говоришь?

– Просто пообещай, без лишних слов.

И я обещала. Себе, ему. Я пообещала бы целому миру, потому что верила, что все будет хорошо.

Возможно, эта идиллия длилась бы вечно, но однажды Давид не проснулся.

Лежал неподвижно на кровати, веки были прикрыты, бледная кожа, руки сложены на груди. Я не могла понять, дышит он или нет.

Доктор Джейн всегда приходил ровно в шесть. И когда я выбежала из комнаты в полном отчаянье, он уже был в гостиной.

– Скорее! Давид, там… Ему… – кричала я и размахивала руками. Из-за волнения никак не могла точно сформулировать вопрос.

Он все понял и быстро направился на вверх.

– Открытый массаж сердца! Кубик адреналина… – громко говорил он, склонившись над Давидом.

В этот момент время почти растворилось. Медленно протекало сквозь меня, словно ощутимый поток воздуха. Я стояла в дверях, чувствуя, как теплые слезы покатились по моим щекам, понимая, что жизнь Давида висит на волоске.

А дальше было только хуже. Я не совсем понимала, что происходило. Все в такой спешке, суматохе. Все плыло, вращалось перед глазами.

– Скажите, он жив? Жив?! – я заглядывала в глаза доктору, когда он вышел из комнаты и смахнул пот со лба. – Не молчите, прошу вас! – не дождавшись ответа я почувствовала, что по моим ногам потекла вода, а затем резко кольнуло внизу живота.

Мне казалось, что это ошибка. Роковая, бессмысленная. Что я буду с этим делать? Я с таким трудом учила английский, а тут огромная  компания. Тысяча сотрудников, коллег, конкурентов. То, в чем я совершенно не разбираюсь и понятия не имею, с чего начать, как нужно действовать. Нет опыта, навыков, нет ничего.

Невольно вспомнила слова Анны, когда она сказала: «Ты сможешь построить жизнь заново». Значит, вот так выглядит моя новая жизнь? Малютка на руках и пугающая неизвестность. Мне больно от того, что я ничего не понимаю.

Адвокат Давида посмеялся надо мной, сказал, что первый раз видит женщину, которая не знает, куда и как потратить деньги.

– Я даже не знаю, чем занимался Давид, – тихо обратилась к нему, когда малышка успокоилась. – Что у него за бизнес?

– Розничная торговля товарами широкого потребления, такой ответ подойдет? – также тихо ответил и поправил очки. – С масштабным оборотным капиталом. Это очень большие деньги.

Больше вопросов не задавала. Всю оставшуюся дорогу мы ехали молча. Я смотрела в окно, как мелькают витрины, спешат прохожие, как сереет небо и жаркое солнце скрывается за ватными облаками. Кто-то читал газету на бульварных скамейках, кто-то катил велосипед. Как все стремительно меняется: запахи, люди, атмосфера. Перекрестки, улицы, проспекты. В этом большом городе жизнь не останавливается ни на мгновение. Лишь когда загорается светофор, большой поток машин останавливается и артерии города замирают.

В гостиной меня встречала Жанна. Она была в черном обтягивающем платье, которое так подчеркивало ее стройную фигуру. При виде меня она бросилась меня обнимать, а потом со слезами на глазах сказала:

– Можно я подержу малютку?

Я неуверенно протянула ей свою дочь.

– Такая красавица, – Жанна улыбнулась сквозь слезы. – Как хорошо, что ты еще такая маленькая и не видишь всего этого... Прощание завтра, – продолжила она сухо и бесцветно.

Это была небольшая церковь с высокими потолками и мрачными сводами. Горели свечи, ощущался запах лампадного масла. На деревянных скамейках сидели незнакомые мне люди, опустив головы вниз. Я медленно шла вперед, слушая, как в тишине стучат мои небольшие каблуки и отдаются гулким эхом по сторонам, как скрипит деревянный пол, как пробирается солнечный свет в витражные окна.

Когда подошла ближе и положила рядом с ним цветы, единственное, что я смогла сказать:

– Прощай, Давид, – и теплая слеза покатилась по моей холодной щеке.

***

Что я почувствовала, когда переступила порог дома, где уже не было и никогда не будет Давида? Без него слишком пусто. Наверное, нужно привыкнуть. Говорят, время лечит, но я уже не верю этому утверждению.

Еще мне казалось, что возле меня и моей малышки слишком много людей. Нянечки, врачи, медицинские сестры. Они постоянно говорили, что мне делать: не носить ребенка часто на руках, укладывать в кроватке, соблюдать режим, правильно питаться.

К некоторым их советам мне не хотелось прислушиваться. Я спала с малюткой на одной большой кровати, кормила ее грудью тогда, когда она этого попросит. Постоянно качала на руках, прислушиваясь к ее тихому дыханию. А еще мне жутко хотелось домой. Теперь я так загорелась этой мыслью, что меня сложно было переубедить.

Часто вспоминала об Анне, Викторе и даже Фране. Меня интересовало все: как там моя белогривая лошадка Джоконда, как распускаются мои любимые розы, как солнце гуляет над берегами, как вьется виноградная лоза. 

Дочку я назвала Софией. Несмотря на все убеждения Давида, не думала, что у меня родится дочь. Поэтому имя придумала спонтанно, когда пела ей колыбельную, а в открытое окно светила полная луна. Милая-милая крошка, которая так сладко спит, тянет ко мне свои ручки и редко плачет. Моя София, моя мудрость, мое знание.

Каждое утро понедельника Софию осматривал доктор. Я не видела в этом необходимости, но так было положено, пока малютке хотя бы не исполнится месяц.

– Значит, хорошо кушает, молока хватает. Просто прекрасно! Не нужно покупать дополнительные молочные смеси. Только материнское молоко, – отвечала мне педиатр, которая наблюдала малышку. Худая, светловолосая, с широкой, искренней улыбкой. Она постоянно слушала стетоскопом сердечко Софии и проверяла специальным прибором крошечные ушки.

– Слух сто процентный, – повторяла она и кивала головой. – Все хорошо, причин для беспокойства нет.

И это счастье – слышать, что с ней все в порядке.

В последнее время адвокат Давида появлялся внезапно. Когда я уложила малышку и спустилась в гостиную, он ждал меня, сидя на мягком диване, закинув ногу за ногу.

– Завтра я тебя представлю акционерам компании, – сухо сказал он и его круглое, вспотевшее лицо стало более серьезным.

По коже пробежали колкие мурашки. Страшно. Почему? Почему мне становится так страшно?

– Это обязательно? – скрестила руки на груди, стараясь сохранить спокойствие.

– Да. И ты должна быть готова ко всему.

Анвар

– Так просвети меня, – резко обратился к Полонскому. Иногда он говорил загадкам, даже когда это было не совсем уместно.

– Ты знал, что он болен? – поинтересовался он. – Все же вы раньше были деловыми партнерами.

– И что? Давид, никогда не рассказывал о своей истории болезни, – грубо заявил. – Даже предположений не было на этот счет, да по нему и не скажешь…

– Его больше нет. Теперь одному крупнейшему холдингу грозят масштабные перемены. Все же у тебя есть доля в его бизнесе, и это может коснуться тебя.

– Как больше нет?! – я сильнее прижал телефон к уху. Задавая этот вопрос, понимал, о чем он говорит. Просто в это верилось с трудом.

Следующее утро оказалось сырым и дождливым. Дождь стучал по крыше, хлестал по бездорожью. Ветер взвывал все сильнее, гудел за окном. Большие капли уныло стекали по запотевшим стеклам.

Все утро я пробыл в кабинете. На столе хаотично разбросаны бумаги, несколько свежих газет, стопка книг и кружка ароматного липового чая. Анна всегда клала в него слишком много гречишного меда, после чего казалось, что чай слишком сладкий.

Сначала подумал, что моя поездка может сорваться, но затем серые тучи рассеялись, солнце показалось из–за облаков. Я должен снова лететь, потому что до жути  хотел увидеть ее. И это желание съедало меня изнутри.

Как же я сильно этого хочу! От этих мыслей бросало в жар и руки снова желали прикоснуться к ее бархатистой коже.

Я думал, что все пройдет, исчезнет, растворится, как густая пелена тумана. Она была для меня очередной, а стала – особым смыслом. Неужели женщину можно хотеть вот так? Когда бешено кроет, когда до сих пор помнишь вкус ее поцелуев, когда в мыслях она и только она?

Хотел ли я ребенка? Нет. У меня были совершенно другие планы. Мне нужна была плантация, виноградники и девчонка со смазливым личиком, которая скрасит холодный вечер. Согреет мою постель. Когда переступил порог усадьбы, я не знал, что это будет она – Ангелина.

Кем для меня была Ангелина, когда я впервые увидел ее блестящие зеленые глаза? Мимолетным желанием, которое в итоге захватило с головой. Сколько у меня было женщин, и ни одной, чтобы вот так… Чтобы я снова бросал все и летел через океан в надежде, что, возможно, увижу ее.

Полонский сказал, что я приехал в эту дыру, потому что хотел убежать от себя. Он редко, но все же ошибается. Разве от себя можно убежать? Можно убежать от проблем и то не факт. Но я привык доводить начатое до конца, только вот с Ангелиной получилось иначе.

Интересно, а она знала, что может произойти с Давидом? Он рассказал ей о болезни? Хотя, если знала? Что это меняет? Совершенно ничего.

Задавал себе вопросы, предвкушая встречу с ней. Почему-то мне казалось, что мы встретимся, я смогу снова заглянуть в ее удивительные глаза и эта мысль не давала мне покоя.

Шасси оторвались от земли и самолет плавно поднимался к небу. К новости о Давиде я отнесся спокойно, меня волновало, что теперь будет с Ангелиной. Как сейчас о ней говорят заголовки газет: «Бедная несчастная вдова».

Когда прилетел и разместился в одной из лучших гостиниц, мне до помутнения в глазах хотелось увидеть ее. Сколько прошло времени с последней нашей встречи? На самом деле не много, но это время показалось мне вечностью.

Я позвонил в дом Давида, трубку быстро сняли и незнакомый женский голос грустно ответил:

– Ангелина? Она рожает.

Ответил молчанием. Чувствовал, как мое сердце сильнее забилось в груди. К такому ответу я не был готов.

– Алло, вы меня слышите? Ангелина рожает, – отвечали так же сухо и бесцветно.

– Как? Где?

– В роддоме, –  она назвала адрес, затем сбросила трубку.

На какое-то мгновение я застыл с телефонной трубкой в руке. Длинный провод стационарного телефона свисал до самых колен. А я стоял, смотрел в одну точку и слушал, как в полной тишине раздаются короткие гудки.

Я помчался к ней сломя голову, будто все дороги в Калифорнии ведут только к ней. Я не знал точно, где находится эта чертова больница, спрашивал у прохожих, но и они не могли дать мне вразумительного ответа. Все это не важно, мне просто нужно к ней.

– Вы отец? – спросила женщина в белом халате.

Я ослабил галстук, перевел дыхание и внимательно посмотрел на нее. Я впервые в жизни не знал, кто я.

– Ваши документы! – скомандовала она.

– Какие еще документы?

– Подтвердить, что вы отец.

– Мне нужно к ней! – я ударил кулаком об стену.

– Посторонним нельзя, – крупная женщина в белом халате хлопнула передо мной дверью.

Я присел на скамейку, обхватил голову руками. Меня не покидало ощущение, что я должен быть там, рядом с ней. Обхватить ее нежную руку, шепнуть на ухо, что все будет хорошо. Не хотел, чтобы она боялась, чтобы ей было больно. И это ощущение ранило меня до глубины души.

А что по срокам? А по срокам ничего не сходится. Либо она родила раньше, либо позже… Да к черту все! Сроки, Давида и даже то обстоятельство, что она ушла. Сбежала, когда я сказал свое твердое: «нет».

Резко подорвался и начал тарабанить кулаком в дверь.

– Впустите! Я заплачу! Любые деньги.

Но в ответ лишь гнетущая тишина.

***

Меня приветствовали деловые партнеры. Они крепко пожимали мне руку и выражали соболезнования.

Встретиться с Ангелиной у меня не получилось, когда я приехал в небольшую церквушку, чтобы попрощаться с Давидом. Она уехала еще до моего приезда, так как у нее совсем маленький ребенок.

Мы собрались в просторном зале, где на полную мощь работали кондиционеры и от прохлады мысли постепенно приходили в порядок.

Когда все собрались и расселись на свои места, то начали активно обсуждать детали важных сделок и переговоров. Создавалось такое ощущение, что о Давиде уже никто не помнит.

А потом дверь открылась и на пороге появилась она. Синий строгий костюм, алая помада на пухлых губах. Невинные глаза широко раскрыты. Светлые волосы мягко ложились ей на плечи.

Когда она уверенно походкой прошла вглубь зала, взгляды присутствующих так и устремились в ее сторону.

Она говорила, так правильно, будто произносила хорошо отрепетированную речь.

Я подпер голову рукой и с интересом продолжал смотреть на нее. Однозначно, в ней что-то поменялось. Она стала умнее, взрослее и еще более женственной.

Ангелина говорила, отвечала на вопросы без малейшей запинки, я продолжал удивляться ей и ждать, когда смогу сам поговорить с ней. Что я ей скажу? Что наматывал круги вокруг роддома? Что летел, не боясь непогоды, только потому что хотел увидеть?

Когда все покинули зал, я осторожно подошел к ней.  Она уже собиралась уходить, но я перегородил ей путь. Сказал что-то про акции, но меня сейчас мало волновал этот вопрос. Рядом с ней я ни о чем не думал, ни о времени, которое мчалось, как сумасшедшее, ни о том, что нас могут застукать вместе. Я даже не думал о том, что она была женой Давида.

Я подошел ближе к ней. Максимально ближе. Теперь от нее пахло по-другому. Детскими пряниками, ванильным мороженным. Чем-то сладким, вкусным и воздушным, как сладкая вата. В одно мгновение она была уютной, домашней хранительницей очага, в другое – смелой, дерзкой тигрицей.

– У Давида не получилось меня сломать, думаешь у тебя получится? – спонтанно ответил, когда раздалось ее предложение продать акции.

– Теперь все вопросы ты можешь обсудить с моим адвокатом. Поэтому прощай. Видеться нам больше не стоит, – сказала на прощанье.

Я был зол, вне себя. Она ушла. Решительно, смело, словно ее сердце не дрогнуло после нашего короткого разговора. Она имела на это право! Она сама придет ко мне, так же как и ушла. Может ей и удалось запасть мне в душу, но мой нрав… Его не сломить.

– Сегодня я видела твоего папу, – тихо прошептала малышке, затем легко поцеловала в нежный лобик. Она тянула ко мне свои крохотные ручки, расправляя такие же маленькие ножки в белых хлопковых носочках и казалось, что на ее удивительном  круглом личике сияет улыбка.

– Он очень красивый, сильный, хоть и немного упрямый. – Я часто говорила с Софией об ее отце. Почему-то от таких разговоров мне становилось легче. Мне хотелось так много ей рассказать, несмотря на то что она такая маленькая, такая беззащитная. Но она слышит меня, чувствует.

Как только я говорила себе, что мне лучше не искать с ним встреч, он снова и снова появлялся в моей жизни, а старая рана начинала кровоточить.

А эти мои слова: «Нам не стоит больше видеться» – до сих пор не понимала, как я решилась их произнести. Говорила одно, думала совершенно о другом. Мне хотелось уткнуться носом в его шею, ощутить аромат парфюма и тихо-тихо сказать: «Обними меня, Анвар, согрей. Мне так холодно, так одиноко, так пусто без тебя».

Когда мы стояли друг напротив друга и смотрели друг другу в глаза, я думала, что скажу: «Анвар! У тебя есть дочь! Замечательная, милая и очень похожая на тебя. Я не сделала аборт, родила ребенка и малышка – лучшее, что есть в моей жизни».

На деле боялась даже произнести ее имя в его присутствии. А что, если он захочет причинить ей боль? Однажды, он послал меня на аборт, теперь я не знала, чего ожидать… Ведь теперь без нее я не представляла своей жизни.

Я сильнее прижала малютку к груди, легко покачивая на руках. Пела колыбельную, а она смотрела на меня своими удивительными глазками-бусинами. Такие моменты дороже всего на свете.

***

То, что у Анвара было около двадцати пяти процентов акций, меня совершенно не смущало. Один из управляющих утверждал, что если поднапрячься, то их можно выкупить. Но я не хотела этого. Больше хотелось, чтобы Анвар ворвался в мой кабинет, сорвал с губ страстный поцелуй и сказал: «Ты только моя».

– Можно подождать. Но тут два варианта: или сейчас скупаем или завтра цена может вырасти в два раза, – утверждал высокий, худой мужчина в очках. На вид ему не больше тридцати пяти, заостренный подбородок, грубые руки и слишком длинные пальцы. Он сидел в кожаном кресле напротив моего письменного стола, перебирал бумаги и почти не смотрел в мою сторону. Я знала, что он курировал финансовые вопросы, частенько заглядывая с отчетами в кабинет.

– Хорошо, но пока ничего предпринимать не будем, – мягко ответила я.

– Я вас понял.

– На сегодня это все? – мне хотелось скорее покинуть офис и поехать к своей малышке. Каждый раз все сложнее и сложнее расставаться с ней даже на час.

– Да. Благодарю, что уделили время, – он встал со своего места, направляясь к выходу. Затем остановился у двери и задал еще один вопрос:

– А вы знали, что Жанна уезжает?

– Как? – я привстала со своего места.

– Думаю, из-за Давида Егоровича.

Не понимаю, почему из-за него? Откуда он знает, почему не знаю я? Зачем ей уезжать?

Опустила все вопросы. Все потом, когда я с ней поговорю.

Когда я приехала, Жанна собирала чемодан. В доме у нее также царила идеальная чистота и пахло ароматным кофе. На большой кровати разложены платье, свитер, фотоаппарат и пляжная сумка.

– Почему ты уезжаешь?

Она обернулась, убрала волосы с лица и внимательно посмотрела на меня.

– Что мне тут делать? Давида нет, с этой потерей я никогда не смирюсь.

– Мне тоже очень больно.

– Больно?! – ее голос перешел на крик. – Знаешь, у меня складывается впечатление, что ты только этого и ждала.

– Глупости! Я не могла этого ждать, – сделала шаг на встречу к ней.

– Думаешь, я не знаю, что ты его не любила?

Я не могла ответить на ее вопрос, потому что она была права. Я не любила его, но не желала ему зла.

– Почему молчишь? – Жанна не сводила с меня пристального взгляда.

– Я не хочу, чтобы ты уезжала.

Она снова отвернулась и резко закинула смятую футболку в открытый чемодан.

– Не могу вот так без дела…. –  села на кровать и подперла голову руками.

– Я бы была тебе благодарна, если ты мне поможешь с подготовкой к вступительным экзаменам... А потом я бы хотела ходить на тренировки. Кажется, за время беременности я поправилась.

– Возле тебя и так крутятся десятки учителей, диетологов, фитнес–инструкторов. Все, кому не лень… – неохотно ответила она.

– Можешь гулять с Софийкой, – продолжала ее уговаривать.

Она резко подняла голову и внимательно посмотрела на меня. Ее красивое лицо стало вдруг бледным.

– Не уезжай, прошу тебя.

Кто был рядом, когда я попала в чужую страну? Кто поддерживал меня? Кто говорил, что все наладится, когда я сидела в четырех стенах и у меня сдавали нервы? Рядом в трудные моменты моей жизни была Жанна. Иногда она ездила со мной на прием в клинику, гуляла вдоль берега, где рядом разбивались бушующие волны о скалы, рассказывала про океан, про то, как он непостижимо силен и загадочен.

Больше всего мне не хотелось, чтобы она уезжала.

– Знаешь, я вот тоже хочу уехать. Домой. Я так соскучилась за Анной, Виктором. Я вот… Только боюсь. Малышка еще очень мала.

– А они к тебе не хотят прилететь?

Пожала плечами.

Стало грустно от того, что они не прилетают ко мне в гости. Я бы показала им вечерний Сан-Франциско. Этот удивительный город невероятно красив ночью.

Мы бы гуляли прохладными вечерами и наблюдали за большой уходящей луной, смотрели, как загораются тысячи огней над проливом «Золотой мост», катались бы на знаменитом пароходе «Атлантида». Заглянули бы в японский сад, чтобы насладиться запахом цветущей сакуры. Обязательно посетили бы маленький французский ресторанчик на набережной. Там подают превосходные пирожные бланманже со свежей малиной. Обожаю их! Они так пахнут миндальным молоком и сливочным сыром маскарпоне.

– Они уже в возрасте, и давно пустили там корни. Как-то Виктор сказал, что они никогда не покидали свою Родину.

– Мне кажется, они ведут себя не как твои родители, а как совершенно чужие люди.

– Они просто… – попыталась подобрать удачное оправдание, но ничего не приходило в голову.

– К своей дочери я бы уже давно прилетела. Если нужно пересекла бы два океана, преодолела тысячи километров.

– У тебя есть дети? – я подошла ближе и присела с краю, рядом с ней. Жанна никогда не говорила о своей личной жизни, тем более, в разговоре не упоминала о детях.

– Нет и не будет, – в ее голосе послышалась грусть.

Не стала спрашивать, почему не будет. Мне показалось, ей больно говорить об этом. Если захочет, обязательно расскажет об этом сама.

– Ты уже надумала, куда будешь поступать? – она смягчила тон.

Пожала плечами.

– Не знаешь, кем хочешь стать? – легко улыбнулась Жанна.

– На данный момент я хочу быть хорошей мамой своему ребенку. А все, что сейчас происходит вокруг меня… Мне сложно об этом говорить.

– Думаю, у тебя все получится. А на счет дома – всегда успеешь вернуться.

Я обняла ее за плечи.

– Ты останешься?

– Я не родная ему сестра. Можно сказать, я ему почти никто. Третья вода на киселе. Дальняя и Богом забытая родственница.

– Это не важно.

– С твоей малышкой… – ее ровный голос дрогнул. – Я с большим удовольствием проведу с ней время. 

Сегодня мне приснился плохой сон. Снился Анвар и моя малютка.

Будто я стояла на берегу моря. Мои босые ноги утопали в вязком песке, холодный ветер дул в лицо, развевая пряди волос. А рядом Анвар, он стоят в пол оборота, тень холодной луны падала на его мужественное лицо. На руках у него моя малышка. Я протянула к ним руки, но он отвернулся, спрятал Софию.

Уверенной походкой пошел прочь. Вдали виднелась его роскошная яхта.

Дыхание перекрыло. Попыталась бежать, но упала. Ноги увязли в песке. Затем поднялась и снова побежала. Бросилась в море. Пыталась плыть, грести сильнее руками, пыталась его остановить. Он не может у меня ее отнять, никогда, ни за что на свете…

Он у меня забрал ее, забрал! Я проснулась в холодном поту, подскочила на кровати. Огляделась по сторонам. Ничего. Лишь беззвучная, давящая тишина. Просто сон, нехороший, дурной сон.

Я подошла к кроватке, в которой сладко спала малышка. Раскинув маленькие ручки по сторонам, она мило посапывала. Медленно покачивая кроватку, начала петь колыбельную: «Спи сладко, мое счастье, моя радость».

Так я и простояла возле нее, пока солнце не показалось на горизонте.

Все хорошо, это просто был сон. Просто слишком много думала о нем. Переживала, что будет, если расскажу ему всю правду о нашей дочери. Неужели он может у меня ее забрать? Вот так, без всякого разрешения.

Гнала его из мыслей, но ничего не выходило. Это как бороться с самой собой, пытаясь вытолкнуть из сердца счастье, настоящую искреннюю любовь, потому что не могла забыть, не могла смириться, что мы никогда не будем вместе.

Почему бы просто не позвонить ему и не пригласить куданибудь? К примеру, рассказать, как Виктор, как Анна? Может он уже уехал? А может он еще здесь? Резко бросилась к телефону.

– Алло! Ты можешь узнать, Анвар, он уехал? – я позвонила одному из своих управляющих.

– Минуту…

Но эта минута длилась вечность. Узнаю где он, а дальше что? Что, если он не уехал?

Тяжелые воспоминания нахлынули, словно мощный дождевой поток. Как я ждала его поздними ночами, сидя на широком подоконнике в своей комнате усадьбы. Вздрагивала от малейшего шороха, прислушивалась, не скрипят ли половицы, потому что думала, что он идет ко мне. Я снова смогу прильнуть к его сильной груди, положив руки на его широкие, мускулистые плечи и почувствовать себя в полной безопасности.

Теперь все изменилось. Время меняет людей, заставляет думать иначе. Теперь я его не жду.

– Алло! Ангелина Викторовна, – снова раздался звонкий голос управляющего. – Он продлил проживание в отеле еще на неделю.

– Почему? – не отступала я.

– Увы, об этом мне ничего неизвестно.

– Спасибо, – положила трубку.

Почему он не уехал? Почему?! Теперь меня этот вопрос терзал еще больше.

***

Рано утром, когда мне очередной раз нужно было ехать в офис, на пороге дома появилась Жанна. Сегодня она лучезарно улыбалась. На ней белая блуза, черный, костюм, пиджак, крой которого так подчеркивал ее стройную талию.

– Как я рада тебя видеть! – воскликнула она и бросилась ко мне с дружескими объятьями. – А ты куда? – оглядела меня с головы до ног. – Шикарно выглядишь! Что это? Новая прическа? – продолжала смотреть изучающим взглядом на мои волосы, которые были аккуратно собраны на затылке в пучок.

– В офис. Мой косметолог говорит, что я всегда должна выглядеть презентабельно.

– В этом она права, – Жанна подмигнула мне. – А я хотела познакомиться с малышкой.

– Она сейчас с няней…

– Можно я побуду с ней немного?

– Да, конечно, я сейчас распоряжусь…

– Ты стала так говорить: распоряжусь. От той юной, наивной девчонки уже ничего не осталось, – Жанна вскинула бровь.

– Возможно, ты права.

София не плакала на руках у Жанны. Когда я уезжала, они вышли на крыльцо и провожали меня.

– Мама вернется скоро, туда и обратно, – сказала я и помахала им рукой. Затем села в машину и отправилась в офис.

Но как только я переступила порог кабинета, сердце словно защемило. Что-то мне подсказывало, что что–то случилось, что нужно вернуться обратно.

– Телефон! Мне нужно позвонить.

Я подошла к стойке секретаря и нервно перебирала пальцами по гладкой поверхности.

Наконец-то мне удалось дозвониться.

– Ангелина Викторовна, тут такое горе… София…

– Что с моей дочкой?! Что случилось?! Говори же! – я чувствовала, как горлу подступает тошнота.

 – Кажется, ее похитили, – продолжала говорить няня сквозь всхлипы.

- Анвар… - после того, как произнесла его имя, где-то там глубоко кольнуло, словно острую иглу вонзили в сердце.

Я не помню, как добралась до гостиницы, но зато я отчетливо помню, как сильно била в его каменную грудь.

Вот гостиница, вот я поднимаюсь на третий этаж, выхожу из лифта, вижу его в длинном коридоре и бросаюсь навстречу к нему.

- Ты! Ты забрал ее у меня! – я хотела кричать, но дыхание перекрывало и мой голос хрипел.

Слезы, отчаянье, боль – все перемешалось. Возможно, медленно схожу с ума, но никто… Никто! Не вправе забирать у меня мою дочь. Я ее найду. Даже если мне придется спуститься в самое пекло, а затем вернуться обратно.

Я не знаю, куда подевались все эти люди, называя себя службой безопасности. Они словно исчезли, растворились, когда появилась проблема. Нет, может это для них проблема, в моей душе царил Армагеддон. Все кипело, шкварчало, словно взорвался вулкан и раскаленная лава обжигала нутро.

- Это ты! Ты! У меня забрал дочь! – я продолжала колотить его кулаками. - Где моя малышка?! Верни мне ее! Слышишь… Верни! – тот самый момент, когда прорвало плотину и мощное цунами обрушилось на мой внутренний мир. Я не могу без нее жить, дышать, видеть, слышать, чувствовать. Я ничего не могу без своей малютки. Без нее темно, без нее солнце обжигает холодом. Разве ему понять? У него же сердце черствое, грубое, твердое, как камень. Он не умеет любить. Он не умеет ничего. Он может только разрушать, к примеру, как разрушил, перевернул с ног на голову мою жизнь.

Я ревела. Горькие слезы катились по моим щекам. Я не чувствовала боли. Не чувствовала себя. Не знаю, что с этим делать, как дальше жить. Хотелось упасть на колени, прикрыв ладонями заплаканное лицо.

- Это ты! Ты забрал ее у меня! – не могу успокоиться. Истерика, безумие… Я не знала, как это назвать и как остановить этот всплеск эмоций. Это была мгла. Черная, всепоглощающая разум и чувства.  Без моей Софии ничего не имело смысла.

- Приди в себя! Слышишь! – он обхватил мои запястья и посмотрел прямо в глаза.

Его сильная хватка и цепкий взгляд заставил меня немного успокоиться.

- Ты должна нормально объяснить, что произошло. Твои эмоции, только все портят. Так ты ничего не решишь!

Он прав. Как же это невыносимо сложно. Когда не знаешь где она, что с ней, когда сердце выпрыгивает из груди от волнения. Это невозможно, просто невозможно…

Она же совсем малютка. Ей нужна мама, я знаю, чувствую, что ей так нужна мама, я плачу, потому что знаю, что плачет она.

- Они сказали, что ее похитили. Это сделал ты? Ты?? – я не сводила с него пристального взгляда. Впервые посмотрела в его глаза без страха, без доли сомнения, он наконец-то ослабил хватку и отпустил мои руки.

- Нет, - отвечает так твердо, что мои сомнения на его счет сравнялись.

- Сколько прошло времени? Ты хоть что-нибудь знаешь? – Анвар давил на меня.

- Ничего не знаю. Они молчат. Собрались в доме полицейские, ждут звонка, выкупа. Я не пойму чего они ждут! Все обсуждают, задают вопросы… Сколько времени прошло? Час, два,  а может три? - для меня стрелки часов стремительно двигались вперед.

- Мы ее найдем, слышишь? Найдем! – я чувствую, как его сильные руки коснулись моей спины.  

После его слов мне стало спокойней. Часть тревоги рассеялась и я поверила ему. Сердце перестало бешено биться в груди. Так тепло-тепло, будто Анна укрыла мои плечи вязанным платком.

Однажды, я как-то услышала фразу: «Чувства не проходят, ты просто перестаешь их показывать». Почему я подумала, что это он? Принеслась сюда сломя голову? Из-за дурацкого сна или из-за того, что в такое панике материнское сердце почувствовало, что он может мне помочь. Только он и больше никто.

- Как ты ее назвала?

- София, - отзываюсь и вытираю слезы.

- Так все быстро произошло, я даже не успела понять. Ты правда, поможешь мне ее найти?

- Найду. Свое слово держать я умею.

Анвар

- Не планируешь лететь обратно?

Заложив руки в карманы брюк, я повернул голову в сторону окна и посмотрел на безоблачное синее небо.

- Пока нет. Хочу увидеть ее. Еще раз встретится с ней. Знаешь, что она сказала в последнюю нашу встречу?

- Что? – раздается спокойный, уравновешенный голос Полонского за моей спиной.

- Чтобы я обращался к ее адвокатам, по всем вопросам. Она меня игнорирует, делает вид, будто нас никогда ничего не связывало. А если и связывало, то все мираж. Пыль, которую развеял Калифорнийский ветер.

- Теперь она другая, - послышался его спокойный голос.

- Это я уже заметил. - Достал из кармана зажигалку, обернулся задумчиво посмотрел на него.

Полонский... Строгий, собранный и всегда говорит по делу. Он постоянно так уравновешен. Иногда мне кажется, что он никогда не выходит из себя. Искусство самураев или что он там проповедует. Часто бросается пословицами и цитирует Бусидо.

Я же прихожу в бешенство, когда очередной раз вспоминаю о ней.

 - Она не смеет со мной так разговаривать! Я же помню ее еще серой мышкой, с милым наивным личиком. Как заходит в мой кабинет и ее коленки трясутся, стоит лишь мне поднять голову и взглянуть на нее.

- Допустим, ты с ней встретишься, а дальше что? Думаешь,  она изменит свое решение? - отвечает  также спокойно.

- Она выходит за рамки дозволенного. И я ей должен это доступно объяснить.

- Это всего лишь хорошо продуманная стратегия Давида. Он просчитал все наперед, хотя теперь с него не спросишь…

- Плевать! – выхожу из себя.

Полонский поднялся со своего места, бросил короткий взгляд на циферблат наручных часов и снова обратился ко мне:

- Анвар ты хочешь заполучить ее. Но теперь это сделать сложнее, - после этих слов он спешно покидает мой номер.

Он чертовски прав. Она действительно не выходит у меня из головы с того самого момента, как сбежала. Интересно, что в тот момент меня зацепило больше? Ее решимость или кроткий взгляд. А может, потому что она сказала мне нет? Ослушалась, сбежала, а теперь ее не достать голыми руками.

Возможно, я ждал ее, но ничего не ждал от нее взамен. Не ждал, что она родит мне ребенка, будет создавать уют в моем доме. Я был глубоко уверен, что когда в очередной раз переступлю порог ее комнаты – она широко распахнет дверь, сбросив с себя одежду. Я думал, что так будет всегда.

Нужно спуститься в бар, нужно привести мысли в порядок. Я думал о словах Полонского, а в голове рисовал ее образ. Она даже когда злиться и хмурит свои бровки - продолжает оставаться самой желанной.

Покидаю свой номер, иду по длинному коридору и вижу ее. Останавливаюсь, замираю, смотрю, как она стремительно бежит мне навстречу. Легкое недоумение. Что происходит?! Почему она здесь? Нет, что-то не так… Она слишком напряжена, взволнованна.

Подбегает ближе, замечаю ее заплаканные глаза, а потом раздается мелодичный, голос:

- Ты! Ты забрал ее у меня! – она бьет кулаками в мою грудь, потому что я позволил ей это.  

- Нормально объясни! - крепко обхватываю ее запястья.

Она стоит напротив, в ее глазах таится испуг. Рыдает навзрыд, пытается что-то объяснить. Все мои мышцы напряглись, потому что она рядом. Мне так хотелось коснуться ее бедра. Хотелось утешить, успокоить, крепче прижать к себе. Сказать: «Тише-тише, не плачь». Стоит она сейчас передо мной заплаканная, а я хочу целовать ее в губы, ощущая соленый привкус слез.

Она продолжает сводить меня с ума от непонимания, от волнующей близости, которая сейчас между нами.

- Что случилось? Ты можешь нормально объяснить??

- Они сказали, что ее похитили, мою малютку, - говорит на одном дыхании. - Это сделал ты? Ты?! – она преданно заглянула мне в глаза.

- Нет. Мы ее найдем. Я найду. Ты должна верить мне, - касаюсь рукой ее изящной спины.

- Верить? Тебе?

- Да, - провожу ладонью по ее волосам. – Доверься мне. Расстояние между нами сократилось до минимума, теперь я мог еще лучше разглядеть  бледное, но все равно красивое лицо Ангелины. Анвар, ты спятил. Она пришла обвинить тебя в пропаже младенца, набросилась с кулаками, а я собрался ей помогать. Да, собрался! Ведь эта единственная возможность удержать и снова затащить в свою постель.

- Как ты ее назвала?

- София, - рыдания становятся тише. – Моя маленькая Софийка, я не могу без нее. Так все быстро произошло, я даже не успела понять. Ты правда, поможешь мне ее найти?

- Найду. Свое слово держать я умею. С кем она была несколько часов назад? Твоя дочь?

- Со мной, няней...

- Это все?

- Мне нужно было уехать в офис, теперь я никогда не оставлю, никогда…, - Ангелина отрицательно завертела головой. - Ещё Жанна! - она громко воскликнула. Она приезжала! Разве это имеет какое-то отношение? С кем проводила время моя малышка? – отстраняется от меня.

- Они должны были что-то, видеть или знать. И даже если не видели, не знали - я вытрясу из них душу.

Беру ее за руку, веду к лифту. Она послушно следует за мной, уже не плачет, только смахивает остатки слез.

Достаю из кармана ключи от авто и снова обращаюсь к ней:

- Мы найдем ее. Обязательно найдем твою дочь.

***

- Ты мне помогаешь… - она говорила, и казалось не верила своим словам. - А в полиции до сих пор ничего не выяснили, - она крутит телефонную трубку в руках, бросает беглый взгляд на меня.

- Пристегни ремни. - Я вдавил педаль газа сильнее, мы помчались по автостраде. Яркое солнце слепило глаза, стылый ветер дул в открытые окна авто и развивал ее светлые локоны.

- Точный адрес знаешь?

- Да, я первое время жила у нее, когда приехала…, - сказала она, а затем резко осеклась. – Почему ты мне помогаешь?

- Терпеть не могу сопли, - ударил по рулю и резко затормозил, когда на светофоре загорелся красный.

- Спасибо, – она едва коснулась моей руки, я почувствовал какие холодные у нее пальцы.

- Только вот этого всего не надо, - хмурю брови и вырываюсь от его приятных прикосновений. Мне сложно контролировать себя рядом с ней даже в такой ситуации.

Когда приехали, то сразу прошли в дом, дверь была открыта.

Ангелина что-то говорила, что нельзя вот так врываться, но я не слушал и не хотел слушать, я целенаправленно шел к своей  цели.

Она была в своей комнате. Черноволосая, стройная женщина которой не больше тридцати пяти. При виде нас она вздрогнула, округлив глаза.

И я вспомнил ее. Жанна, она тогда была на суде, когда погибла жена Давида. Строила из себя невинную жертву, давала показания и лгала. Я не думал, что придется встретится с ней еще раз. 

- Что? Что происходит? Почему вы здесь? – она занервничала, сделав два шага назад уперлась в стенку. Затем из другой комнаты послышался плач ребенка.

Не знаю, почему поверила ему. Когда я неслась  сломя голову мне хотелось закричать на весь свет: это он! Он украл моего ребенка. Забрал, похитил – неважно. А потом, когда увидела его глаза, заглянула в их самую глубь почему-то успокоилась. Стало легче, словно на волю выпустили дикую птицу, которую долго держали взаперти.

Я почувствовала, когда ощутила его дыхание, энергию, неустрашимость. И отбросив все пустое, вопреки логике, доводам -  просто верю  всем сердцем. Нет, не потому что у меня нет выбора, а потому что он рядом, он здесь, берет меня за руку ведет к машине. Когда оглушает рев мотора его спортивной машины, нет уже не верю… Знаю, что рядом с ним я и наша дочь - всегда будем в безопасности.

Он видит мои слезы, мое полное отчаянье, как сдают мои нервы и это тревожит меньше всего.  Крепко сжимает мои руки, касается сильными ладонями позвоночника. Утешает… И слезы больше не льются ручьем по щекам, нервная дрожь скрывается где-то там глубоко-глубоко в моем теле.

Несколько раз звонила полицейским, от них я только слышала: «Успокойтесь, не нужно волноваться!». Как не волноваться? Это мою дочь похитили! Мою маленькую крошку, как я должна себя вести? Я не могу сидеть сложа руки. Я должна что-то делать, предпринять.

Я даже не знала почему Анвар решил, что нужно ехать к Жанне. Почему именно к ней? Ах, неважно. В голове столько вопросов и только одна цель: найти дочь.

 Анвар, спросил куда нужно ехать, всю оставшуюся дорогу молчал, лишь сильнее вдавливал в педаль газа и изредка бил по рулю Я тоже молчала задумчиво смотрела в открытое окно, как быстро мелькают картинки  перед глазами, словно слайды. Узкие улицы, зеленые газоны, частные дома, дорожные знаки, ровные дороги, пешеходы, люди, пальмы, жаркое солнце и холодный ветер. Бесконечная суета, разноголосый шум, запах гамбургеров и хот-догов, продающихся в фудтраках - фургонах на колесах. Неужели я начинаю привыкать к этой стране? Наверное, в такой ситуации мне все безразлично. 

Когда я увидела Жанну, мне сразу показалось, что что-то не так. А когда услышала, как плачет моя кровиночка, комната завращалась вокруг меня, мир приобрел новые краски: лиловые, янтарные, абрикосовые.

Я не чувствовала, я знала, что в соседней комнате заплакала она. Моя София.

Жанна резко метнулась вперед, забежала в другую комнату и захлопнула за собой дверь. Анвар одним движением ноги выбил дверь, но когда мы попали в спальню, она была на открытой террасе с малюткой на руках.

Ветер нагло врывался в открытые окна и колыхал белоснежную распашонку Софии. Слышалось, что где-то там внизу шумел океан, пенные морские волны накатывали на песчаный берег.

- Отдай ребенка! – в наш разговор вмешался Анвар. – Немедленно!

- Защитника привела. Раздался ее заливистый хохот. – А иначе что? Что ты мне сделаешь?

- Заткнись стерва! - Анвар сделал шаг вперед, но Жанна отстранилась еще дальше. Она подошла ближе краю. Где виднелись высотные дома, проглядывалось синее небо. Высоко… Боже, что же она творит! Я обхватила руками лицо, малышка  заплакала еще сильнее.

- Это из-за тебя Давида нет! – тычет в меня пальцем, другой рукой придерживает малютку. Говорит громко, ее голос заглушает детский крик.

Жанна медленно обходит стол, стулья, упирается спиной о высокую балюстраду балкона.

– А все лавры все равно достались тебе. Ребенок, муж, а теперь ты вздумала управлять целой империей. А кто был всегда был с ним рядом? Я и только я!

- Отдай, отдай! Умоляю… - говорю на одном дыхании, протягиваю к ней руки. Горячие слезы снова текут по щекам.  - Все что хочешь. Деньги, компанию. все-все что хочешь... Только верни мне мою малютку.

- Не-е-ет! Я заберу у тебя самое ценное.  

И я падаю на колени, молитвенно скрещиваю руки на груди. Мне хочется выть от боли, от полной безысходности. Не нужно мне ничего. Только она, моя самая-самая родная и любимая дочь. Только отдайте мне мою малышку.

- Прошу… Я все на свете, все что хочешь…, - я не успеваю договорить Анвар ринулся к ней. Одно движение руки, он толкнул Жанну, забрал Софию и малютка оказалась на руках у родного отца.

Я даже не успела понять, что произошло.

Жанна громко закричала и резко затихла.

Плохо помню, что происходило дальше. Лишь когда София снова оказалась у меня на руках, я поняла, что жизнь продолжается, стремительно набирая свой разбег.  

Провожу ладонью по белоснежному личику малышки, она тут же заулыбалась, ее маленькие темные глазки-бусины заблестели.

- Мама здесь, мама рядом…,- тихо шепчу.

- Кого-то она мне напоминает, - раздается его ровный голос. – Твоя дочь, кого-то мне очень сильно напоминает.

- Что? – оборачиваюсь, за спиной Анвар.

- Подожди меня в машине, мне нужно здесь закончить.

Бросаю взгляд на Жанну, она продолжает лежать на светлом полу террасы ее глаза открыты. Кажется на ее волосах капельки крови.

- Что? Что закончить? – растерянно произношу.

- Подожди меня в машине! - его голос переходит на рык.

Послушно ухожу, крепче прижимая Софию к груди. Главное, что София рядом. Теперь я никогда… НИКОГДА! Не оставлю ее. Не нужна мне компания, не нужно ничего деньги, переговоры…. Все это не имеет никакого значения, смысла. Все пустота, которую создали мы сами и я не готова жертвовать ради этого самым дорогим, что есть у меня. 

Все закончилось. Все… Я никогда не буду об этом вспоминать. Не хочу, чтобы об этом знала моя малышка, когда вырастет и станет взрослой. Просто забыть, стереть из памяти, насколько это возможно.

Нет, буду помнить, хотя со временем боль утихнет, я с содроганием припомню этот ужасный день.

Жанна хотела причинить боль моему ребенку, за это я должна ее ненавидеть.  Я верила Жанне, почему-то считала себя перед ней виноватой. Возможно, что так внезапно вторглась в ее жизнь. Жила с ней под одной крышей, завтракала, делилась о том, что на душе. А она запоминала, изучала, выискивая мои слабые места. Я даже предположить не могла, что это она. Вынашивала в своей голове замысел, тайно ненавидела, хотя улыбалась при встрече. Нет, все хватит! Теперь все в прошлом. Все-все пройдет, ничего не останется  от той горечи, которая так обжигает горло. Она не сможет больше причинить моей малышке вред, я не допущу этого. 

Когда Анвар вернулся, никак не комментировал произошедшее. Как обычно резок, не многословен. Завел мотор и рванул вперед. Я качала малютку на руках, тихо напевая: «Не плачь, усни моя девочка...».

Мы подъехали к дому, вышли из машины. Анвар стал напротив меня и, склонив голову посмотрел прямо в глаза.  Этот его взгляд, который съедает изнутри, снова тревожит и ранит душу. Он сильный, независимый, невидящий перед собой границ.

Я отвела взгляд в сторону, прикрыла веки от палящих, солнечных лучей,  услышала, как не утихали сирены полицейских машин. 

- Хотела сказать  спасибо, - мой голос снова дрогнул.

- Не нужно… - он перевел взгляд на Софию. Поднес к ней ладонь. Малышка уже проснулась и обхватила крохотными ручками его палец. Легкая улыбка появилась на его мужественном лице. Оказывается я никогда не видела, чтобы Анвар улыбался. 

- У тебя замечательная дочь Ангелина.

Как же в этот момент хотелось сказать: это и твоя дочь Анвар! Я не сделала аборт. Я родила малышку не смотря ни на что. Не знаю, что мне удерживало, почему боюсь этих слов. 

Но он смотрит на Софию так преданно, легко и непринужденно.  Показалось, что он все знает, без моих объяснений.

- Я хотел с тобой встретиться. Возникли вопросы которые нужно обсудить, - грубо высказался он, будто ничего не произошло. Отстраняется, снова садится в машину.

- Я буду ждать тебя завтра на Нью стрит в полдень. Мы будем тебя ждать!

- Я приду, - дает по газам, авто резко трогается с места, оставляя черный след от шин на асфальте. Я продолжаю смотреть ему вслед. Как его машина отдаляется все дальше, становится маленьким черным пятном в конце длинной, извилистой дороги.

Он мне нужен. Нужен сейчас, завтра утром, он нужен всегда. Когда восходит солнце и когда розовеет закат. Хочу протянуть к нему руку, сказать, как сильно его люблю.

***

Он не пришел. День, два, я насчитывала третьи сутки после последнего разговора с ним. И буря в сердце то стихала, то нарастала снова. Он же обещал, говорил, что всегда держит свое слово.

Мы гуляли с малышкой каждый день узкими улочками, заглядывали в парк, где шумит фонтан, а ветер развеивает приятный запах свежескошенной травы. Сидя на лавочке я качала Софию в коляске, вглядывалась в мужские лица и продолжала ждать Анвара. Как же мне хотелось, чтобы его силуэт показался в конце или в начале Нью стрит. 

Каждую ночь, когда укладываю малютку, думаю, что скажу, как скажу ему при очередной нашей встрече. Десятки раз прокручивала наш разговор и каждый раз не могу подобрать нужные слова. Постоянно казалось, что все не то или не так, мои слова покажутся неправильными, неуместными. А возможно я  боялась другого. Что он не примет дочь,  а для меня это так важно.

Сегодня с самого утра пришел он – адвокат Давида. Хотя уже даже не Давида, теперь он работает на компанию, которая по документам принадлежит мне. Его появление застало меня врасплох. Обычно он звонит, предупреждает о своем визите, сегодня был другой случай.

- Что-то случилось? – спросила я прямо с порога.

Он размашистым шагом проходит в центр гостиной, я следую за ним. Затем резко останавливается, упирается руками о спинку дивана и решительно смотрит на меня. 

Я не понимаю, что происходит.

- Жанна в коме, - наконец-то отвечает он.

- Что? Как?

Боже! В той суматохе я даже не помню, как покидала ее квартиру. Я была в таком шоке, что сейчас сложно об этом говорить. Нет! Я видела… Видела, как толкнул ее Анвар, всего один взмах его сильной руки. Он забрал малютку, а Жанна с грохотом свалилась на пол. 

- Нужно переждать, пока страсти не утихнут. 

- Анвар, где он?

Адвокат нахмурил брови:

- Ему предъявлено обвинение покушение на убийство. Приехали копы и забрали его.  

Я присела на диван, сильнее обхватила малютку двумя руками.

- Этого не может быть! Не может… Он не мог! Это случайность. Он спасал дочь! 

- Сейчас это мало кого интересует. Но это не самое страшное,  - он обошел вокруг дивана, сел рядом.

- Что? Что еще? – встревоженно взглянула на него.

- Смертную казнь в Америке никто не отменял. Поэтому лучше молиться, чтобы Жанна выжила. 

- Молиться? - переспрашиваю.

Он рассуждает так, будто прощается с ней навсегда.

- Говорят помогает, когда уже ничто не в силах помочь, - в его словах слышится сарказм.

Как же мне хотелось отгородиться от его язвительных реплик, совершенно не вникать в смысл сказанного. Построить прочный дом, закрыться сразу на все замки и никого не впускать. Я не желала зла Жанне, даже не думала об этом. Единственное, чего хотелось, это чтобы она понесла должное наказание. Ответила за свой поступок перед законом.

Продолжал говорить о вещах, которые шокировали еще больше. О коме, из которой никогда не выходят, в итоге Жанну придется отключить от аппарата, потому что так будет даже лучше для всех. Он говорил об этом так спокойно, словно сейчас речь шла о каких-то акциях, которые уже обесценены, стали обычными бумажками, теперь их можно разорвать на мелкие части и сжечь в камине.

А когда речь зашла об Анваре я почувствовала, как все тело напряглось. Малютка тут же открыла глаза, будто ощущает мою тревогу.

Поднимаюсь с дивана, хожу вперед-назад, чтобы успокоить ее и себя. К нам незаметно подходит няня и, протянув худые руки, предлагает уложить Софию в кроватку. Она спокойно кивает, давая понять, что с ней все будет хорошо, мне не нужно волноваться. Не волноваться... Теперь это сложно, теперь даже на метр боюсь от нее отойти. Сложно доверять няням, помощницам, резюме которых проверены десятки раз, потому что один раз уже обожглась.

Малышку забирает няня, поднимается вверх по лестнице, я и продолжаю разговор:

- Нужно что-то делать! Я внесу залог, все что угодно, - снова обращаюсь к адвокату.

- Лучше не вмешиваться. Будут задавать лишние вопросы, а им только дай повод, - он коснулся двумя пальцами своего подбородка и посмотрел куда-то вдаль.

- Пусть задают свои вопросы. Мне нечего боятся. Я расскажу все как произошло на самом деле.

Он глубоко вздохнул, расправил плечи и снова обратился ко мне:

- Зачем тебе все это нужно? Вытаскивать его, у тебя своих проблем выше крыши.

- Он не виновен!

- Ты в этом так уверенна? Что он не виновен? – вопросительно смотрит на меня. Его плотное, круглое лицо так близко, замечаю, как его зрачки сузились в один миг. – Меня в полиции спрашивали: почему он поехал именно к Жанне? Откуда он узнал, что ребенка похитила она? Не слишком ли много совпадений? А не подстроил ли он  похищение? А Жанна лишь так, для отвода глаз. 

Наш разговор идет в какое-то неправильное русло, заходит в тупик.

- Что вы за бред несет Он не мог! Анвар спас мою дочь.

- Не нужно быть такой наивной. Все знают кто такой Анвар. Жестокий, циничный, импульсивный… Иногда мне кажется, что ему там, за решеткой самое место!

- Уходите. Я не готова сейчас об этом говорить.

Он поднимается с дивана, медленно идет к выходу. Резко оборачивается и серьезным тоном отвечает:

- Анвар сам сделал свой выбор. Он знал, на что идет.

Уходит, не останавливаю его. Он дал четко понять, что лучше остаться в стороне.

Все замоталось в странный, непонятный клубок, который не распутать. Когда тянешь за ниточку, а она ведет в никуда. 

***

На следующее утро я поехала в больницу к Жанне.

Сажусь у изголовья ее кровати, смотрю на бледное лицо и не знаю, что сказать. На самом деле сложно говорить о чем-либо с человеком, который хотел отнять у тебя самое дорогое – твоего ребенка.

Даже представить не могу, как она на это решилась. Насколько сильно нужно пылать ненавистью.

В палату заходит стройная темнокожая женщина в белом халате. У нее короткие вьющиеся черные волосы, ровная осанка и уставший взгляд. Она поправляет капельницу, смотрит на приборы, которые издают тихий, монотонный звук.  

- Скажите, она придет в себя?

- Сложно сказать, - у нее спокойной, размеренный голос.

- Что можно сделать, чтобы ей помочь?

- Говорят, люди, которые в коме, все слышат. Когда с ними разговаривают, обращаются к ним. Говорите с ней, обсуждайте, как будто она слушает вас.

Перевожу взгляд на Жанну, замечаю, как ее тонкие пальцы зашевелились.

- Она пошевелила! Вы видели?! Она пошевелила пальцами! – восклицаю.

- Такое бывает. Нервные окончания еще живы, поэтому это просто рефлекс.

Поднимаюсь со своего места, сжимаю ладони в кулаки.

- Я хочу, чтобы вы предоставили ей самое лучшее оборудование, лучшие лекарства. Все может улучшить ее состояние! Деньги  не имеют значение, - заявляю, сжимая ладони в кулаки.

- Здесь ничего не имеет значения, - также спокойно отвечает и делает шаг вперед. Подходит ближе к кровати, проверяет у Жанны реакцию зрачков небольшим, медицинским фонариком. – Увы, ситуация безнадежная. Но мы делаем все, что в наших силах. Единственное, что я могу сказать, чем меньше она находится в коме, тем больше ее шансы, что она из нее выйдет.

- Вы говорите разговаривать с ней, это поможет? Ей станет лучше?

- Попробуйте ей почитать Шекспира. У меня был случай, когда девушка вышла на третий день из комы. Правда, возвращаются они немного другими. 

- Хорошо, - подтверждаю кивком головы и легко улыбаюсь.

Она покидает палату. А я продолжаю стоять напротив кровати Жанны, смотреть на ее безмятежное лицо.

Ее веки подрагивали, я с замиранием ждала, что она вот-вот откроет глаза и проснется, словно от долгого, неприятного сна.

- Ты хотела забрать у меня дочь, даже представить не могу что ты хотела сделать с моим ребенком и как ты решилась на этот шаг. А я сейчас здесь, разговариваю с тобой. Хочу, чтобы как можно скорее пришла в себя, - я говорила, говорила и мое дыхание учащалось. - Я хочу, чтобы ты жила Жанна. Мы хотим с малюткой, чтобы ты продолжала жить! Дышать, видеть, говорить. 

Малышка растет и хорошо набирает вес. Теперь она с интересом разглядывает погремушки, пытается сама держать головку. Она такая маленькая, такая родная и желанная. Знаю, что она любит, когда ее качаю на руках, когда мы гуляем на свежем воздухе, я прикладываю к груди, рассказываю о моем другом доме. Где живет дедушка Виктор, бабушка Анна. Где цветут самые красивые розы, шумит ласковое море. Когда бирюзовая морская вода сливается с бескрайним небом, а чайки кружат над удивительными морским просторами. Еще дома самый красивый закат и солнце, как на ладони. Вкусно пахнет пирогами с капустой и сладким розовым виноградом. Я бы показала бы ей  виноградники, как с их зеленых листьев стекает утренняя роса, как ранней весной майские жуки слетаются над цветами шиповника. Я бы показала ей мой дом, который никак не хочется выпускать из сердца. Софии понравится, я в этом уверена.

Я смотрю в ее выразительные глазки, вижу ямочку на подбородке и постоянно вспоминаю Анвара. Как же она похожа на своего папу.

Однажды это сходство заметила няня. Она подошла ко мне со спины, когда я кормила малышку и сказала, что София ей очень напоминают мужчину, которого недавно показывали по телевизору. Мне не хотелось отвечать, что это лишь совпадение, она придумывает глупости. Мне хотелось закричать на весь мир: Да! Да! Анвар отец Софии. Он не должен находиться рядом с нами, рядом со своей семьей.

А еще мне слишком сильно хотелось его увидеть. Я решительно была настроена рассказать ему про дочь. Для меня уже не имело значения, как он отреагирует на эту новость. Иногда я сожалею, что не сделала этого раньше. Думала у меня получится спрятать свои чувства куда подальше, но они так и лезут наружу. Ведь Анвар, даже не раздумывал, когда я со слезами на глазах била кулаками в его грудь, когда говорила, что Софию похитили. Более того, я думала, что это сделал он.

Чтобы сейчас сказала Жанна, которая до сих пор находится в коме? Думаю, она предложила мне бы устроить вечеринку. Отличную вечеринку, которая взбодрит, направит мысли в другое русло. Пригласила бы больше гостей, друзей. Только вот в больницу к ней никто не приходит. Все друзья и ее подруги в эксклюзивных нарядах, будто растворились. Только я, иногда просиживаю часами, читая ей стихи или просто рассказываю, как прошел день. Как я просыпаюсь с восходом солнца, а рядом моя малышка, в розовой шапочке и хлопковом боди, закрыв глазки мило посапывает.

В очередной раз, когда я сидела у изголовья ее кровати с книгой в руках, в палату зашел детектив. Коренастый, не молодой, рыжеволосый мужчина в сером пиджаке удивленно посмотрел на меня, потом начал задавал вопросы:

- Не ожидал вас здесь увидеть.

Я отложила книгу на тумбочку и встала со своего места. Подошла ближе к нему и спокойно сказала:

- Почему?

- Вы читаете человеку, который похитил у вас ребенка, - он натянуто улыбнулся. – Врачи говорят, что прогнозы не утешительные, а вы до сих пор верите, не сдаетесь. Думаете она очнется?

- Да, - коротко отвечаю.

- Да, кстати, Анвар, его собираются выпустить под залог, вы слышали? – он резко меняет тему. Хотя еще ведутся следственные мероприятия, но вам не стоит переживать! – твердил он, заправляя руки в карманы пиджака. – У него хорошие адвокаты. Тем более если он не виновен, как вы утверждаете.

- У меня есть доказательства, что он не виновен.

- Это хорошо, они пригодятся вам в суде, - он подозрительно посмотрел на меня. - Вы можете ответить мне на один вопрос?

- Без адвоката – нет.

- Я просто хотел спросить: почему вы поехали именно до Анвара, когда пропала ваша дочь? И о похищении заявили позже, точнее за вас это сделал кто-то из людей, работающих в вашем доме.

- На что вы намекаете? Что я похитила свою единственную, маленькую дочь?

- Нет, я просто думаю, что вы сразу же поехали до своего…, - он запнулся. – До Анвара из-за того, что его подозревали. Вы же его подозревали?

Я молчала. Боялась, что мои ответы только усугубят ситуацию.

- Я не буду отвечать, - серьезным тоном заявляю. - Все вопросы к моему адвокату.

- Конечно, конечно, - отвечает без тени улыбки. – Я так… Это же простой вопрос, а ответить на него вы почему-то не можете.

Когда он так говорил, мне казалось, что он так решительно настроен отправить Анвара за решетку. Почему он задает все эти наводящие вопросы, которые только загоняют в тупик.

Я продолжала молчать. Приборы запикали сильнее, я обернулась и испуганно посмотрела на Жанну, ее лицо бледнело на глазах. Затем в палату влетела врач.

- Выйдете из палаты! – раздался ее решительный голос.

Я с ужасом следила за происходящим, пока детектив не взял меня под руку и не вывел за дверь.

Неужели все тщетно? И Жанна не выкарабкается…

- Что с ней? – интересуюсь, когда врач покидает палату.

- Увы, ее рефлексы угасают. С каждым днем ее самочувствие ухудшается, - печально произносит и дает понять, что ситуация меняется не в лучшую сторону.

Нет, так не должно быть. Мне хотелось найти какой-нибудь выход, который поможет, который даст надежду на ее улучшение. Даже не знаю, почему я верю? Хочу вернуть ее к нормальной жизни. Может потому что меня никак не покидает ощущение, что Жанна поправится или я просто не могу видеть, как она прикована к кровати. Когда я смотрю на нее, кажется, что она вот-вот откроет глаза и очнется. По привычке спросит, который сейчас час, затем медленным шагом направится в душ.

- Я понимаю ваше беспокойство. Увы, мы делаем все, что в наших силах, - от мыслей меня прерывает голос врача.

Эта постоянная фраза: они делают, все что можно - еще больше беспокоит. Может все не так? И нужно сменить клинику, доктора или что-то еще, чего не знаю… В таких ситуациях, мне кажется, что ничего не смогу изменить и лучше оставить все как есть.

Смотрю на женщину в белом халате, пытаюсь прочитать ответы на свои вопросы в ее глазах. А в ее пустом взгляде читалось что-то такое: «Ей ничто не поможет, хватит биться, как рыба об лед, просто смирись».

 Она ничего не отвечает, лишь пожимает плечами. Уходит, так и не дав ответы на вопросы, в которых я так нуждаюсь. Всего маленький шанс на надежду.

Как только ее стройный силуэт скрывается в длинном коридоре, слышится тихий голос детектива:

- А знаете что? Хотите, я организую вам встречу с Анваром?

Я перевела взгляд и встревоженно посмотрела на него. Он будто прочитал мои мысли. Больше всего на свете хотелось встретиться с ним. Увидеть, услышать, коснутся его колючей щеки.

- Разве это возможно? - обращаюсь к нему.

- Нет, ничего невозможного.

***

Я собиралась на встречу к Анвару, как на первое свидание. Примеряла лучшие платья, стоя перед большим зеркалом, думала какую лучше сделать прическу, что я скажу ему при встрече и как об этом скажу. Да, я волновалась.  Как же сильно хотела увидеть его! И воспоминания о тех счастливых днях, когда мы были вместе снова нахлынули мощной волной. Казалось, это было только вчера. Как он целовал меня в саду, под тенью высоких деревьев, как его сильная рука обхватывала мою тонкую талию, как он смотрел мне в глаза и рассказывал об яхте, море, экзотических фруктах. Я вспомнила и тут же улыбнулась, когда он ворвался в погреб, усадил меня на стол, а в его руках была коробочка из красного бархата. Я изумленно смотрела на него и в тот момент совершенно ничего не смыслила в отношениях. Что мне рассказывала Анна о мужчинах? Толком ничего. Она часто упоминала историю знакомства с Виктором и в моем воображении рисовались двое счастливых людей, которые влюбились друг в друга с первого взгляда. Я думала, что так происходит всегда, но мои розовые очки разбились в тот самый момент, когда Анвар сказал свое жесткое «нет».

Никогда не думала, что нам придётся встретиться при таких обстоятельствах. Высокое кирпичное здание, огороженное железным забором, полицейские машины и крепкие парни в оранжевых рубашках, которые идут вдоль периметра, держа руки за спиной.

Двое полицейских привели меня в обычную комнату. Стол, стул, тусклый свет лампы, выкрашенные в холодные серые тона стены.

Когда я зашла комнату, Анвар стоял спиной ко мне, расправив широкие, мускулистые плечи. Он даже не обернулся, когда за мной  громко захлопнулась железная дверь.

Повисло молчание. Долгое, томительное, изнуряющее. Я не знала с чего начать разговор, хотя десятки раз прокручивала его в голове.

Как только я сделала шаг навстречу ему, он резко обернулся и посмотрел на меня:

- Зачем пришла? – раздается его грубый голос.

- Я хотела поговорить, - спокойно отвечаю. – Увидеть тебя.

Он приближается ко мне, смотрит волчьим взглядом. Вот-вот и вырвет душу из груди своими ядовито-черными глазами.

Меня бросило в дрожь. От его присутствия, от его излишне грубых слов.

- А когда ты побежала к Давиду, не хотела меня увидеть?

- Хотела, - смиренно опускаю взгляд в пол. – Я всегда хотела тебя видеть.

- Не желаю с тобой разговаривать! – он громко воскликнул и указал пальцем на дверь. – Уходи, немедленно.

- Тебя выпустят, обязательно!

- Без тебя знаю, что меня выпустят.

- Анвар, ты ни в чем невиновен.

Он грубит мне. Хмурит брови, сверлит взглядом, метается по комнате, как загнанный зверь. В какой-то момент мне показалось, что все напрасно, я зря пришла. Ничего не изменится, его не трогают мои слова, мое присутствие.

А потом он  подошел ко мне близко-близко. Пытался что-то уловить в моем взгляде. Я уперлась в холодную стену спиной и безотрывно смотрела на него.

Он все такой же. Дерзкий, сильный, бесцеремонный. И я люблю его.

- Это все, что ты хотела сказать? – почти рычит.

- Нет.

- Говори, что еще?

- София, она твоя дочь. Ты спас свою родную дочь.

Анвар

Теперь мой обычный день начинается не с чашки утреннего кофе. Не хожу в тренажерку, не бегаю по утрам в парке, не веду переговоров с деловыми партнерами, не читаю утренних газет.

Теперь встаю в пять тридцать, заправляю постель, чищу зубы, выпиваю стакан воды. Да, такие условия, в которых оказался дисциплинируют. Закаляют стальной дух. Когда вместо аппетитного бифштекса подают вязкую кашу, с арахисовым маслом на которую смотреть тошно, не то, чтобы есть.

Каждый день вижу толпу агрессивных головорезов, которые готовы убить одним взглядом. Да, здесь, как на войне. Нужно уметь выживать.

Сколько уже здесь нахожусь? Неделю, две? Теряю дни, словно и не проживаю их. А когда наступает вечер - ложусь на неудобную койку с тонким матрасом и, заложив руки за голову вспоминаю о ней.  Даже когда сильно этого не хочу. Сложно отрицать, что она забрала мое сердце безвозвратно.

Занятия спортом все равно не бросаю. После безвкусного завтрака, расстилаю коврик для йоги. Качаю пресс, отжимаюсь более двух десятков раз на кулаках.

Нужно всегда держать себя в форме, в каких экстренных условиях я не оказался.

Моя репутация трещит по швам. Стоило ли терять все ради спасения маленького ребенка? Да, стоило! Потому что в ней есть что-то такое особенное, как и в ее матери. Это когда чувствуешь, но не можешь объяснить, почему ты должен сделать так, почему ты должен ее защитить, сделать все возможное и невозможное. Да, Давид мог бы гордиться такой дочкой.

Вспоминаю свои детские фотки и представляю эту малютку. Подбородок, цвет глаз... Она такая маленькая и так похожа на меня. Черт возьми, разве такое может быть? И почему я об этом думаю? Эта мысль не выходит у меня из головы.

- К тебе пришли! – восклицает рослый полицейский и открывает дверь моей камеры. Приподнимаюсь с кровати и удивленно смотрю на него.

- Кто?

- Сейчас узнаешь, - кивает головой, давая понять, что мне пора на выход.

 Выхожу, руки за спину. Иду по длинному коридору. Что еще за сюрпризы? Кто мог прийти? Я виделся с адвокатом, он говорил, что совсем скоро меня выпустят под залог. Только вот легче от этого не становилось.

Меня заводят в пустую комнату, но я чувствую, когда появляется она. Дрожит, как загнанная в угол антилопа.

Как же сильно я хотел ее увидеть. Это желание каждый день съедало меня изнутри.

Оборачиваюсь, смотрю ей в глаза. Она сейчас здесь передо мной, больше всего мне хочется впиться в ее сочные, алые губы.

- Я знаю, что ты не виновен, - раздается ее милый голосок. Смотрит на меня невинным взглядом говорит на эмоциях, а внутри меня все сжимается.

- Анвар, София твоя дочь! Ты спас свою дочь!

- Что? Что ты сказала? Повтори!

- София. Твоя. Дочь.

С ее словами мир рухнул к моим ногам. Что я чувствовал, когда держал малютку на руках? Когда она потянулось своими крохотными пальчиками к моей шершавой руке. Мое сердце застучало сильнее и в тот момент я был счастлив. Дочь… Как гордо это звучит!

Бью кулаком об стену, Ангелина вздрагивает.

И почему? Я узнаю об этом здесь? Когда нахожусь в четырех  стенах.

- Я расправил плечи и подошел ближе к ней.

- Почему ты раньше мне об этом не сказала?

- Я боялась тебя Анвар! Твоего гнева. Я бежала от тебя, потому что хотела сохранить жизнь будущему ребенку. И Давид, все произошло случайно.  Я попала в дом его адвоката без денег, без документов…

Она говорила, говорила и ее голос плавно уходил на второй план. Дочь! У меня есть дочь.  

- Что? Что ты сказала? – он глубоко задышал.

- Маленькая София – твоя дочь. Я родила ребенка от тебя Анвар, - сказала и почувствовала, как мне стало легче. Будто с плеч упал тяжелый мешок. Будто то, что мешало так долго, давило в груди – исчезло и теперь никогда не потревожит меня. Все стало на свои места, в один миг изменилось время, жизнь, мой внутренний мир.

Его глаза вспыхнули огнем. Он замолчал, а потом ударил кулаком об стену. Затем замер, будто уставший зверь после долгой охоты.

Я вздрогнула, когда снова раздался его голос:

- И все это время ты молчала? Почему ты молчала?  Глупо скрывать.

- Я опасалась… Опасалась твоего гнева, - отвечаю, хотя я часто представляла, как однажды вернусь домой, где  родилась, где сейчас живут Анна и Виктор. Как буду гулять вдоль лазурного берега, держа за руку малышку, а рядом с нами будет Анвар. Мне так хотелось ,чтобы он всегда был рядом с нами.

- А сейчас решилась, значит?

- Да, - твердо стою на своем.

- А может Давид приказал тебе ничего не говорить? Он же хотел отнять у меня все. 

Не хотелось впутывать Давида, хотя бы потому что его уже нет. Кто для меня был Давид? Друг, не более. Я никогда к нему не испытывала к нему чувств. Хотя в начале, когда его совершенно не знала, во всем винила его. Но сейчас понимаю, что это не так. Хотя бы по одной простой причине, что он принял малышку, как свою родную дочь. Ведь он знал, что я ношу под сердцем ребенка Анвара.

- Ты назвала ее Софией? – продолжает задавать вопросы и его тон меняется на более спокойный.

- Да. Она очень похожа на тебя. Когда я смотрю в ее глаза вспоминаю тебя, - говорю на одном дыхании и опускаю голову. Как же мне хотелось добавить: «Я всегда вспоминаю тебя Анвар!», - но промолчала.

- Ты жалеешь о том, что все рассказала мне? - теперь до меня доносились его слова, как отдаленное эхо.

- Нет, я ни о чем не жалею. Если только…

Он двумя пальцами приподнимает мой подбородок, затем берет за руку и целует  мою ладонь.

Когда его теплые губы коснулись моей руки, захотелось разрыдаться, выпустив все чувства на волю. Хотелось крепко обнять его, уткнутся носом в  плечо, сказать, как он сильно нам нужен.

Мне показалось, что он хотел сказать что-то еще, но железная дверь открылась. На пороге появился полицейский и ясно дал понять, что наше свидание окончено.

- Время вышло, ему пора возвращаться в камеру! – вскрикнул он.

Заложив руки, Анвар снова повернулся к стенке. Я не ходила уходить. Мне хотелось столько всего ему рассказать. Про нашу малышку, про Давида и про то, что постоянно думала о нем.

После встречи с Анваром я долго сидела на заднем сиденье авто и думала, почему все сложилось именно так? Почему судьба посылает такие испытания в те моменты, когда сложнее всего? Чтобы сломать окончательно или закрепить духом? Я не знала ответа на этот вопрос и не понимала. Уже поздно искать ответы на вопросы, когда все в прошлом.

Эта короткая встреча с Анваром, которую я так ждала как глоток свежего воздуха. Стало так легко и спокойно. Словно я вернулась домой после долгой разлуки обрела покой. Теперь все будет хорошо. То что меня так тревожило, я выпустила на волю.

Мне просто нужно было его увидеть. Поговорить, объяснить. Возможно, я до конца не поняла, услышал ли он меня. Но он спрашивал о нашей дочери, он спрашивал как ее зовут! Это так согревало и дарило надежду.

Когда вернулась домой малышка уже проснулась. Я взяла дочь на руки и подошла к окну. Она широко распахнула глазки тут же заулыбалась. Моя маленькая принцесса! Как же мама за тобой скучала, несмотря на то, что не видела тебя все каких-то пару часов. Я легко поцеловала ее маленький лобик и прижала к груди.

- Капризничала? – спрашиваю няню.

- Что вы! Нет, она у вас такая милая. Покушала, поспала, сейчас переоденемся и на прогулку. Сегодня отличная погода! – восклицает она. – Кстати, вам звонили из больницы.

- Что сказали? – встревоженно спрашиваю.

- Подождите, я записала. – Она засуетилась, выходит из комнаты, я следую за ней по пятам, придерживая малютку на руках. Больница… Что могло случиться? Эти доли секунды плохие мысли не покидали  меня.

- Звонил педиатр? – спрашиваю, когда мы выходим в гостиную.

- Не-нет, педиатр придет во вторник, как и запланировано. Звонили на счет женщины. Сейчас, минуту, - она подходит к журнальному столику и берет со стола блокнот со своими записями.

- Знаете, иногда я записываю, так как могу дословно не запомнить…

- Кто звонил? – стараюсь подвести ее ближе к делу без лишних объяснений.

- Ах, да! – она начинает медленно, будто по слогам читать:

- Передайте Ангелине Викторовне, что Жанна пришла в себя. 

- Что? Что вы сказали?

Няня повторила текст и растерянно посмотрела на меня.

- Что? Что-то не так?

- Все так! Все так! – воскликнула я и заулыбалась. – Нужно было раньше сообщить! – так же радостно восклицаю, целую малютку в пухленькую ручку.

- Так я, как только, так сразу, - в ее взгляде проглядывается легкий испуг.

Сломя голову еду в больницу. «Пришла в себя», - эти слова  никак не дают покоя. Так и вертятся в голове. Неужели это правда или она что-то напутала? Ведь могла напутать? Могла. Мне нужно все узнать самой, как можно скорее.

Мне вспоминались слова лечащего врача Жанны. Она так убедительно говорила, что надежды нет, что ситуация безнадежная  и если есть шанс то это лишь маленький шанс. Настолько маленький, что его почти нет.. Лучше даже не надеяться, не тешить себя иллюзиями.

Я слышала, как в коридоре шептались медсестры, когда я очередной раз выходила из палаты Жанны, они обсуждали меня: «Читает стихи той, которой остались считанные дни, а возможно минуты». Нет, они ошиблись. Ведь каждый в праве ошибаться. 

Мне хотелось увидеть Жанну. Спросить, сказать, понять. Столько эмоций от того, что она наконец-то не будет прикована к больничной кровати.  Она сильная, она выкарабкалась и теперь все будет хорошо.

Еще до рождения Софии я привыкла адаптироваться в новых условиях. Наверное, за это я должна благодарить Жанну. Именно она учила меня не закрываться в себе, искать новые пути решения проблем. «Главное не зацикливаться на одном решении проблемы, пусть их будет несколько. Так проще», - однажды сказала она. И возможно это помогло, когда сильно хотелось вернуться домой, когда воспоминания об Анваре становились невыносимыми. Иногда я поражалась ее легкости. Когда пыталась понять, как все вернуть на свои места, она убеждала, что лучше об этом не думать. «Просто плыви по течению, оно само приведет тебя в нужное русло». - И я соглашалась с ее словами. Она права. Она чертовски права. Наверное, я не могу ее ненавидеть. А ведь должна! Как же я должна ее презирать, а нет этого едкого, жгучего чувства, которое съедает тебя изнутри.  От этой мысли становилось еще тяжелей. Потому что иногда это сложно понять окружающим, еще сложнее принять и продолжать жить с этой мыслью.

Дорога в клинику мне показалось вечностью. Когда мы почти подъехали – образовалась пробка. Я постоянно интересовалась у водителя, который сейчас час и когда мы сможем хоть немного сдвинуться с места.

- Побыстрее нельзя? – снова обращаюсь к нему, нервно перебирая пальцами. Выглядываю в окно, вижу столпотворение машин и больше ничего. Водители сигналят, возмущаются, но дальше никто проехать не может.

Он не оборачиваясь, отвечает, что невозможно. Впереди авария и придется ждать, пока ситуация не разрешится. Я не могу больше ждать. Час, два или сколько мы еще простоим здесь. Время и так тянулось с черепашьей скоростью.

Пытаюсь понять, сколько до клиники пешком? Два? Три километра или больше? Неважно…

Открываю дверь авто, говорю водителю, что дойду пешком и стремительно покидаю салон  машины.

Жаркое калифорнийское солнце слепит глаза. Быстро иду, пытаясь скрыться под тенью высоких пальм. Думаю о Жанне, о встрече с Анваром и казалось, что нам есть что сказать друг другу.  Его безудержный гнев, мощь мускулистых рук и испепеляющий взгляд меня больше не пугает. Не знаю почему так случилось. Одна встреча, один миг – все изменила и расставила на свои места. Я правильно сделала, что все ему рассказала. Пусть поздно, но это лучше, чем никогда.

Я ворвалась в кабинет врача и на одном дыхании спросила:

- Где она?

Темноволосая женщина сидела за своим столом, заполняя медицинские карты. При видя меня отложила ручку в сторону и сняла очки:

- Ах, да! Я вам звонила. Думала, это новость вас порадует. Вы так старались вернуть ее к жизни. Это заслуживает уважения, - встает со своего места и подходит ближе ко мне.

- Сегодня ее переведут из реанимации в обычную палату. Это чудо, но ей стало лучше. Она пришла в себя. Но самом деле надежды почти не было…

- Я могу ее увидеть?

- Безусловно, но хочу вас предупредить. Жанна уже не будет такой как прежде, - ее глаза стали немного грустными. Она едва коснулась моего плеча, затем открыла дверь и вышла со мной в коридор.

- Что вы имеет в виду?

- Пойдемте, и вы все увидите сами.

Я медленно захожу в палату и подхожу к Жанне. Лежит неподвижно на кровати, но в этот раз ее стеклянные глаза открыты,  взгляд направлен в одну точку.  Она казалась мне не живой.  Как кукла, которую положили в кровать и накрыли одеялом.

- Ведь, как-то можно улучшить ее состояние? Ей можно как-нибудь помочь?

- Ей предстоит долгий процесс реабилитации. Но ее состояние можно улучшить. Возможно, она никогда не сможет говорить, ходить, но она может видеть и слышать, - произносит тихо доктор. - Теперь многое зависит от нее.

Когда врач вышел из палаты, я присела рядом с ней. Мне показалась, что она напряглась, хотя взгляд оставался таким же бездушным.

- Тебе обязательно станет легче. Обязательно.

***

Теперь, когда у Жанны наблюдались улучшения я добилась о ее переводе в другую клинику. В лучшую клинику в городе. Главная цель была поставить ее на ноги. Она не могла самостоятельно передвигаться, а еще она постоянно молчала. Сидела в инвалидном кресле, сложив руки и склонив голову на бок. Все что можно от нее добиться, это как она устало поднимает глаза.

 Я рассказывала ей о погоде, о вкусном ужине, который готовила Мила и я также рассказала ей, что Анвара выпускают под залог. Обвинения еще не сняты, но адвокаты решают этот вопрос.

Всего каких-то несколько дней и его выпустят и я не могла дождаться этого момента. Смогу увидеть его, все нормально обсудить.

Если сначала считала дни, то теперь время перешло на часы. И когда этот день настал,  просто взяла и поехала к нему, хотя мы не договаривались о встрече.

Железные ворота открылись. Он стоял по ту сторону дороги. Стоял, ждал, пока загорится зеленый свет и  остановится поток машин.

Вдыхая теплый ветер полной грудью я стояла и смотрела его уверенную походку. Он шел в мою сторону.

Подходит ближе, останавливается в сантиметре от меня и посмотрит прямо в глаза. Он так близко, так рядом, сколько я об этом думала, сколько мечтала…

Стоим друг напротив друга и с замиранием сердца чего-то ждем. Ждем когда солнце скроется за рваными облаками, когда утихнет шум проезжающих машин. Когда наступит тот самый нужный момент, когда не нужны слова и пустые обещания. 

Я едва коснулась пальцами его колючей щеки. Всего одно касание и эмоции бьют через край. Мой дикий и неукротимый Анвар, как же я счастлива видеть тебя.

Он опустил голову, стал передо мной на одно колено:

- Прости меня! Прости меня Ангелина. Если сможешь прости…

Я легко провела рукой по его жестким волосам. И сразу стало так спокойно. Еще давно не чувствовала себя так хорошо. Лишь рядом с ним и это было когда-то.

- Я давно тебя простила. Давно Анвар…

Спустя столько времени он так рядом, так близко, что у меня перекрывает дыхание.

- Знаешь, за что я тебя люблю Ангелина? - он поднимается с колен, становится напротив меня и, обхватив мое лицо двумя большими ладонями задает этот вопрос.

- За что? – преданно заглядываю в глаза.

- За то что ты есть, - ответил он и от его слов мне хотелось улыбаться.

А дальше все происходит без слов. Он бережно проводит шершавой ладонью по моей гладкой щеке. Затем притягивает к себе и страстно целует.

Этот день мы провели вместе. Я, Анвар и маленькая София. Сегодня отличная погода, мы так долго гуляли, почти до самого заката. Теряю счет времени и, не смотря ни на что, совершенно не чувствовую усталости.

Его присутствие так бодрит, окрыляет, будто открывалось второе дыхание. Как долго я этого ждала! Если сначала мечтала, то потом даже представить не могла, что мы когда-нибудь будем вместе. Вот так бродить вдоль берега, вдыхая свежий, солоноватый воздух и разговаривать ни о чем. Я спрашиваю о Анне, Викторе и даже Джоконде. Мне интересно узнать о доме, о саде и новых сортах винограда.

Мы бродили босиком, оставляя следы на мокром песке. Калифорнийский ветер, океанский бриз, мелкий очень теплый дождь, который быстро закончился и сменился радугой – ко всему этому привыкаешь. Единственное «но», этот город, эта большая страна никогда не заменит мне мой родной дом. Нужно уехать далеко-далеко, чтобы это понять. Понять, что ни где не сможешь пустить свои корни, так как тебя всегда будет тянуть домой. Дом есть дом. Да, в жизни есть вещи, которые невозможно изменить и ты просто свыкаешься с этой мыслью.

Когда солнце скрылось за горизонтом, бескрайнее небо сменило свой цвет. С  синего на оранжевый с оранжевого на темно-лиловый. Это был самый запоминающийся закат. Потому что он рядом, потому что мы вместе.

Мы долго говорили. Я рассказывала без утайки все что произошло со мной в последнее время. Я ничего не хотела скрывать от него. Мне казалось он меня поймет, поддержит и не осудит. Как же сильно и безгранично хотелось верить ему.

София улыбалась, когда он брал ее на руки. Анвар обхватывал ее маленькую ладошку и говорил:

- За это маленькое чудо, не задумываясь можно отдать жизнь. А потом он переводит взгляд на меня и тихо отвечает:

- Я чуть не совершил самую страшную ошибку в своей жизни.

- Мы вместе, это так хорошо!

– Ты так запала мне в душу, так взбудоражила мое сердце, только понял я это слишком поздно, когда ты ушла, когда Давид объявил, что ты станешь его женой. Как же я тогда был зол! Готов был крушить весь мир, потому что ты рядом с ним, с моим врагом. А сейчас все неважно. Все ушло на второй план. Важна только ты и точка.

- Иногда понимание многих вещей приходит к нам слишком поздно. Я так рада, что это произошло. Ведь лучше поздно, чем никогда.

Склонив голову, я прижалась к его сильной груди. Он обнял мои хрупкие плечи, сильнее прижимая к себе. Я чувствовала, как растворяется на ветру мое одиночество. Моя грусть и тоска.

- Хочу уехать отсюда, как можно скорее, хочу навсегда покинуть этот город. Ни дня не хочу здесь находиться! Скажи ты уедешь со мной? Ты и наша маленькая дочь?

Он задал вопрос, а мое сердце встрепенулось. Уехать с ним, как же об этом мечтала. Сколько раз я представляла, что я возвращаюсь домой. Я думала об этом десятки раз.

Но уехать с ним это значит оставить здесь все. Компанию, дом, Жанну. Ее реабилитация в одной из лучших клиник только началась и ей очень нужна поддержка. Тем более София еще очень мала, хотелось, чтобы она немного подросла, окрепла для такого длительного перелета.

И эта мысль меня, почему-то останавливала. На самом деле все выглядит иначе. Когда твои мечты и планы начинают осуществляться, сначала не верится, а потом ты задумываешься о других посторонних вещах. Которые тоже важны, которые стали частью твоей жизни.

- София ещё очень маленькая.

- Ты говоришь мне «нет»? И снова нет…, - он тяжело вздыхает.

- Анвар, прошу прислушайся. Жанна, я не могу ее вот так оставить, в таком состоянии. Такие вопросы быстро не решаются.

- Жанна? – пронизывает взглядом. О чем ты? Она похитила нашего ребенка! А ты не можешь ее бросить.

- Она получила за свои заслуги сполна.

Он строго посмотрел на меня.

- Скажи, что ты просто не хочешь уехать со мной?

Я растерянно смотрю на него.

Он отстранился от меня и следом сказал:

- Я уеду Ангелина, как только мои адвокаты добьются оправдательного приговора. Решайся! Ты уедешь со мной?