— Кать, ну давай на выходных сходим куда-то! — ноет рядом со мной Ольга, наблюдая, как я протираю стол перед открытием кафе. — Мы давно никуда не ходили!

Я с ней согласна, давно не выбирались чисто девчачьей компанией, только сейчас неопределенно пожимаю плечами, потому что думаю совершенно о другом: о своем парне Саше. На прошлые выходные он уехал к себе домой, до сих пор ни разу не позвонил. Я не на шутку беспокоюсь. Мои звонки и сообщения остаются без ответа.

— Девочки, через пять минут я открываю кафе. Все готово?

Даня, он же администратор, придирчиво оглядывает зал и столы. Губы не поджимает, значит, доволен. Он не плохой парень, просто очень тщательно выполняет свои обязанности, бывает занудным и требовательным по пустякам. Может придраться за не так сложенную салфетку или не так поставленную тарелку.

Последнее время у нас в кафе настоящий адок. Персонала не хватает, так как все хотят летом отдыхать, а не впахивать больше двенадцати часов. Я не отказываюсь от сверхурочной работы, только вот после смены чувствую себя совсем без сил и выжатой как лимон. Меня хватает лишь добраться до дома, раздеться и свалиться на диван, который я не удосуживаюсь даже заправлять.

Саша, кстати, бурчит по поводу моего графика. Ему не нравится, что я слишком занята и уделяю нам мало внимания. Объяснять ему, что деньги нужны для съема квартиры, для оплаты счетов и покупки продуктов — бесполезно. В этом плане он как ребенок, привыкший, что все бытовые вопросы сначала решали его родители, теперь я. И пока я как белка в колесе кручусь в кафе, мой бойфренд усиленно грызет гранит науки в университете на четвертом курсе. Теперь будет откусывать на пятом.

Познакомились мы с ним в кафе, в котором я работаю полгода. Он написал на салфетке свой номер телефона, а я ему позвонила, потому что с первого взгляда понравился. Мы долго просто встречались, ходили на концерты, в кино, гуляли по городу. С каждой встречей я все больше и больше в него влюблялась, закрывая глаза на недостатки. Идеальных людей не бывает. В какой-то момент Саша из общежития переехал ко мне в однокомнатную квартиру, которая досталась мне от бабушки.

— Кать, очнись! — Оля трогает меня за руку, я вздрагиваю. Непонимающе смотрю на подругу. — Даня сказал, чтобы ты обслужила новых клиентов.

Я оглядываюсь в сторону зала, замечаю первых посетителей. Парочка.

Она словно девушка с обложки серьезного издания. Юбка-карандаш песочного цвета, воздушная белая блуза, в тон к юбке удлиненный жилет. Завершает элегантный образ классические бежевые туфли на высоком каблуке, жемчужные сережки в виде капелек. Неброский макияж, подчеркивающий сильные стороны ее лица. Распущенные волосы красиво лежат на плечах. Выглядит на миллион. Я никогда в жизни так дорого смотреться не буду.

Он полная ее противоположность. В растянутой с виду футболке серого цвета. Неприличный вырез притягивает взгляд к его загорелой шее и ключицам. Темные, видавшие виды джинсы, в некоторых местах дырки. Моль проела или упал и забыл зашить? Черные кроссовки известной спортивной марки. Лицо упрямое, с резкими чертами лица. На расстоянии понятно, свяжешься с этим парнем, проблем отгребешь по самую макушку. Черные волосы в полном беспорядке. Ему срочно нужно сходить в парикмахерскую и подстричься. Челка нависает аж на глаза, глядишь, и косоглазие заработает. Выглядит отталкивающе и одновременно притягательно. Желание подходить напрочь исчезает.    

Беру с барной стойки меню, приклеиваю самую очаровательную улыбку и иду к столику. На меня не обращают никакого внимания.

— Я бы хотела, конечно, услышать, что ты по мне соскучился, но вместо этого...

— Мира, давай без экспрессии, — парень улыбается и первый реагирует на мое присутствие, забирает одно меню из рук. — Ты что-то будешь?

— Ничего не хочу! — девушка скрещивает руки на груди и отворачивается к окну.

Я чувствую себя лишней, но и уйти не могу. Стою как прибитая к полу, наблюдая за парнем. Он засовывает руку в карман, вытягивает ее на середину стола, раскрывает ладонь. В лучах утреннего солнца сверкает крупный камень. Колечко. 

— Давай поженимся.

Если бы мне Саша предложил таким насмешливым тоном выйти за него замуж, получил бы пощечину. Девушка усмехается, не выглядит обиженной. Она пренебрежительным взглядом окидывает своего спутника, берет свою сумочку и без слов величественно уходит. Я смотрю ей вслед, про себя восхищаясь ее достоинством и силой духа. Это ведь нужно быть храброй и уверенной в себе, чтобы устоять перед таким кольцом и таким парнем. Если судить по виду, то он богатый, самоуверенный, немного нахальный и... бесячий.  

— Эй! — обращается ко мне пренебрежительно парень.

Встает, заставляя меня отшатнуться от него. Какой же он высокий, оказывается.

— Возьми на хранение. Я вернусь за ним, — подбрасывает кольцо вверх, я рефлекторно его ловлю.

На меня нападает ступор. Пока прихожу в себя, посетитель покидает кафе. Через окно я наблюдаю, как он вальяжной походной подходит к белому кабриолету. Прихожу в себя, срываюсь с места. Выскочив на улицу, бегу к машине.

— Постойте! Постойте!

Никто, конечно, меня не слышит. Кабриолет резко трогается с места, успеваю только моргнуть, как он исчезает за поворотом. Смотрю на кольцо. Красивое и милое. В жизни таких украшений не держала. О цене стараюсь не думать, потому что у меня тут же начинают дрожать руки и возникает боязнь его потерять. Поспешно засовываю кольцо в карман и возвращаюсь на рабочее место.  

— Что случилось? — спрашивает перепуганная Оля, когда я появляюсь в зале. К счастью, Дани на горизонте нет, значит, он не видел это странную сцену и вопросов сразу не задаст.

— Не знаю. Кольцо дали на хранение.

— На хранение? Это как?  

— Обычно. Сказал, что вернётся за ним, — показываю подруге кольцо.

Оля, как истинная девочка, ахает-охает, рассматривая украшение. Прийти в себя у меня не остается времени. В кафе появляется компания подростков и мамочек с детьми. Я забываю о том, что в кармане брюк у меня лежит целое состояние. 

Мне удается в бодром темпе отработать полдня. Когда ноги начинают гудеть от усталости, а в ушах появляется гул, я тихонечко в самое затишье прячусь в служебном помещении.

Достаю кольцо. Кручу его в разные стороны. Мне никогда подобное не подарят, поэтому поддаюсь импульсу, примеряю его. Охватывает дрожь. Хочется на секундочку ощутить себя особенной. Размер оказывается моим. На безымянном пальце правой руки прозрачный камень смотрится внушительно. Я трогаю его кончиком пальцев, задерживая дыхание.

Выглядит украшение чужеродно. Поспешно пытаюсь стащить его с пальца, не получается сразу снять. Прикусываю губу, кручу кольцо. Когда его почти стягиваю, неожиданно в другом кармане вибрирует мобильный телефон. Кольцо соскальзывает на пол, я ахаю и падаю на колени, пытаясь его найти.

Боже! Если я его сейчас потеряю, меня... Закопают? Убьют? Приговорят к сроку в тюрьме? Да нет, всего лишь потребуют возместить потерю, только пусть тогда сразу закапывают в лесу. Жизни не хватит, чтобы вернуть стоимость кольца его владельцу.

Продолжая шарить рукой по полу, ругаясь на плохое освещение, отвечаю на звонок, не посмотрев, кто звонит:

— Да.

— Кать, это я, — по голосу сразу узнаю Сашу.

— Саш, наконец-то! Где ты пропадал! Я переживала! Звонила!

— Да с отцом ходили на рыбалку, а там связи никакой. Завтра возвращаюсь. Ты там как?

— Работаю. Я соскучилась, Саш.

— Я тоже, малыш. Привезу завтра соленья да варенья от родителей, сегодня еще поросенка зарежем, так что мясо тоже будет. Рыбу брать? Мамка почистит.

— Бери, конечно, — шмыгаю носом, растроганная его заботой о нас.

— Не буду тебя отвлекать от работы, постарайся завтра пораньше освободиться. Закажем суши, ты их так давно хотела. Все, целую.

От этого короткого разговора на душе становится тепло. Не забыл меня, хотя за эти дни чего себе только не придумала. Вплоть до того, что нашел себе другую из местных красавиц.

Пусть Саша у меня не крутой мэн, не миллиардер, в нем другие качества есть: отзывчивость, доброта, готовность поддержать в трудную минуту. А деньги... Сейчас зарабатываю я, а когда он станет крутым специалистом, будет зарабатывать он.

Улыбаюсь, вожу ладонью по полу, нащупываю кольцо.

Ну, слава Богу!

За полтора часа до закрытия позволяю себе сделать передышку. Опускаюсь на стул, когда в зале еще есть посетители. Даня обеспокоенно смотрит в мою сторону, но не трогает. Спасибо ему хоть на этом. Ваня, самый лучший бариста по нашему округу, тут же организовывает мне латте. Я благодарно ему улыбаюсь. Это именно то, что мне сейчас нужно. Когда в одной руке оказывается горячая чашка, опускаю свободную руку на карман.

Нащупываю в кармане кольцо, облегченно выдыхаю. Весь день переживала по поводу украшения у себя, боялась до дрожи его потерять. Весь день высматривала темноволосого наглого парня. Каждый раз, когда звенел на двери колокольчик, у меня взволнованно екало сердце.

Звенит колокольчик. Пришли новые посетители. Оля обслуживает столик у окна, где сидит семейная пара с детьми, значит, пришедшие достаются мне. Часть официантов уже переодеваются и покидают рабочее место со служебного входа, по договоренности с Даней. Он разрешает пораньше уходить, предупреждает, что последние часы в зарплату не пойдут. Кого это устраивает, те уходят. Меня не устраивает, лишней копейка в молодой семье не бывает.

Приглаживаю волосы, заставляю себя улыбнуться и встаю. Беру меню и спускаюсь с подиума, где расположен бар.

— Добрый вечер, рады вас видеть в нашем кафе.

Новые посетители — компания парней без девушек. Тревожное чувство начинает сосать под ложечкой. Не люблю, когда приходит толпа молодых людей, пусть и с виду приличные, кто знает, что у них на уме. Они мне не нравятся с первого взгляда. Слишком наглые, самоуверенные и отталкивающие сами по себе. Однако клиентов не выбирают. Они проходят мимо меня, словно я пустое место, занимают большой стол у стены.

— Эй, красотка, тащи свое меню, посмотрим, что у вас тут есть, — русоволосый парень с пирсингом в ухе манит меня к себе рукой.

Стискиваю зубы, сохраняя по-прежнему улыбку на губах. Направляюсь к столу, борясь с желанием развернуться и уйти, предчувствие подсказывает мне, что с минуты на минуты грянет гром. То есть какая-нибудь нехорошая ерунда. Краем глаза замечаю, как Даня выходит в зал и наблюдает за пришедшими парнями и мной.

— Живее, не тормози, детка, — подстегивает меня все тот же парень с пирсингом, его друзья поддерживаю ехидным смехом.

Идиоты! Вот бы вышвырнуть их!

Когда я протягиваю три папки меню, собираюсь отойти, меня нагло удерживают за руку. Лидер компании, парень с пирсингом, похабно улыбается, вызывая у меня отторжение и отвращение. Я настойчиво пытаюсь высвободить свою руку, но он словно клещами держит в меня. Его дружки посмеиваются, не вмешиваются.

— Принеси нам, детка, по ноль пять колы, раз у вас тут детское заведение, и себя на блюдечке, — смеется, поглаживает пальцами мои костяшки. Я напряженно стою, не шевелюсь. Его поглаживания меня злят, мне хватает выдержки не треснуть ему. Хотя очень хочется.

С трудом дышу, пытаюсь взять себя в руки. Он заслуживает не просто пощечину. Оглядываюсь через плечо на Даню, ищу в нем поддержки, но администратор наш стоит и не шевелится. Он все прекрасно слышал, при этом делает вид, что ситуация его не касается. Судя по тому, что Ваня не рядом, он просто не слышит разговор. Узнай, о чем меня попросил этот напыщенный индюк, встал бы на защиту. Ваня считает, что девочек надо защищать.

Делаю глубокий вдох, улыбаюсь парню, рассматривая его пирсинг. Какую-то ерунду засунул себе в мочку и считает себя крутым.

— Хорошо.

Меня отпускают, и под издевательский хохот торопливо направляюсь к бару. Ваня хмурится, вопросительно на меня смотрит. Я молчу, будто воды в рот набрала. Не хочу конфликтных ситуаций, из-за которых нам потом влетит от руководства. Трясущимися руками достаю из холодильника пять бутылок колы, ставлю на поднос пять стаканов.

— Кать, все в порядке? — тихо спрашивает Ваня, подходя ко мне. Возле нас оказывается Даня.

— Кать, помни, — внушает мне администратор, — клиент всегда прав.

Взрываюсь, вспоминая, как он истуканом стоял, когда меня как девочку с ветром в голове снимали какие-то мажорчики.

— Что мне делать с индивидуальным заказом? — сцежу сквозь зубы. — Если потребуют чего-то большего, мне соглашаться не раздумывая?

— Успокойся. Ничего подобного не будет. И... — мнется, опускает глаза. — Их пятеро.

Забираю поднос, задеваю Даню плечом и вновь с улыбкой появляюсь в зале, смотря перед собой. Пока я расставляю стаканы и бутылки, за столом неуютная тишина. Каждый нерв натянут как струна, каждая клеточка тела пульсирует от опасности вокруг. У меня волосы шевелятся на затылке от ощущения, что я окружена голодными молодыми волками. И когда кто-то шлепает меня по заднице, ойкаю и оборачиваюсь к тому, кто, по-моему мнению, это сделал.

Синеглазый блондин демонстрирует мне свою белозубую улыбку, подмигивает. Я прижимаю к груди поднос, пячусь назад. Чувствую за своей спиной чье-то присутствие, но обернуться не могу, кажется, как только окажусь к этой стае спиной, накинуться на меня сразу.

— Не бойся нас, крошка, — воркует со мной кареглазый брюнет, противно облизывая свои губы. Он сидит возле блондина. Парни смотрят то на меня, то мне за спину.

Сердце гулко бьется в груди. Страх парализует, я перестаю пятиться. Вздрагиваю, когда чьи-то руки ложатся мне на плечи. От ладоней исходит приятное тепло. И ощущение защиты охватывает быстрее, чем я понимаю, что позади меня не Даня. От нашего администратора за километр пахнет тяжелым парфюмом, от человека, стоящего позади, пахнет каким-то тонким, почти нейтральным парфюмом.  

— Повеселились? — раздается над моей головой тихий голос. Я его раньше слышала.

Зажмуриваюсь, надеюсь, когда открою глаза весь этот дурдом исчезнет. Не будет нахальных и пошлых парней, не будет сзади того, кто сегодня утром кинул мне на хранение кольцо, предназначенное для своей девушки.

— Ну... — тянет лениво парень с пирсингом. Судя по прищуренному взгляду, он знает того, что сейчас держит меня за плечи.

— На выход, — командует мой невольный спаситель.

Ребята недовольно встают из-за стола, не протестуют. Гуськом выходят из кафе. Парень с пирсингом замирает возле нас, окидывает меня насмешливым и каким-то странным взглядом, смотрит на того, кто стоит у меня за спиной.

— Зря влез.

— Мы с тобой об этом еще поговорим. Иди отсюда.

Как только закрывается дверь, все присутствующие в зале разом облегченно выдыхают. Я оборачиваюсь и отшагиваю назад. Передо мной действительно стоит тот самый парень, который утром поручил мне хранить кольцо. В этот раз он выглядит приличнее.

Черная с белой полоской рубашка. Не удивляюсь расстегнутому на три пуговицы вороту. Взгляд против воли опускается сначала на губы с приподнятыми уголками, чувствую, как вспыхивают щеки. Сто процентов покраснела как помидор. И нет бы мне отмереть и пойти заняться своими делами, я рассматриваю на волевой подбородок. Моргаю, пытаюсь заставить себя не рассматривать ничего, а все равно глаза опускаются на шею, а потом на ключицу и ниже... Божечки! Вот почему он не может эти две чертовы пуговицы застегнуть, чтобы никого не смущать?

Еще больше смущенная своей реакцией на своего спасителя, наклоняю голову. Рассматриваю носки своих балеток и блестящих черных туфель. Удивительно, но факт, у этого франта еще и брюки со стрелками. Умереть и не встать.

— Кофе без сахара принеси, — требует от меня утренний посетитель тем самым тоном, когда бросал мне кольцо. Я вспыхиваю. Теперь не от смущения, от возмущения. Ах он паршивец!

Клиент всегда прав.

Твержу себе каждую секунду, пока Ваня готовит кофе. Мне нет нужды оглядываться, искать глазами того, кто прожигает сейчас мне спину жгучим взглядом. От него у меня непонятные мурашки, да руки дрожат, словно первый день работаю.

Катя, соберись! Нашла причину трястись как заяц.

Убедить себя не получается, продолжаю трястись именно как заяц рядом с удавом. Наверное, посетитель-спаситель прикидывает, с какого бока ко мне подойти и проглотить, не подавившись. Удавы вообще давятся, когда заглатывают свою жертву?

Этот вопрос меня отвлекает, я умудряюсь спокойно донести единственную чашку до стола и не опрокинуть ее. Ставлю перед парнем, прижимая поднос к груди, сладким голоском спрашиваю:

— Еще что-то будете заказывать?

— Во сколько заканчиваешь?

— Простите, что?

— Когда домой собираешься? Провожу, — раздраженно переспрашивает парень, словно я слабоумная. Смотрит на меня все тем же жгучим взглядом, которым прожигал мне спину.

— Не надо меня провожать. Сама дойду, чай не маленькая девочка.

— Уверена? — снисходительным взглядом окидывает меня с ног до головы, ухмыляется.

Я тут же вспоминаю компанию, покинувшую кафе чуть раньше, сильнее прижимаю к себе поднос. 

Не уверена. Более того, чувство плохого до сих изнутри терзает. Не дождавшись от меня ответа, парень отпивает кофе и цокает языком.

— Я подожду тебя.

— Не надо.

— Если не хочешь оказаться вновь приманкой для тех парней, что ушли, лучше соглашайся.

— А где гарантия, что ты не один из них? — воинственно приподнимаю подбородок. И к черту «вы», тоже буду «тыкать». — Может, заведешь в подворотню, а там будут поджидать твои дружки. У меня к тебе столько же доверия, как и к ним. Поэтому не утруждай себя ожиданием.  

В этот раз, когда я отворачиваюсь, никто меня бесцеремонно не хватает за руку. Направляясь к кассе возле бара, чувствую между лопатки взгляд, вызывающий вновь непонятные мурашки. Что ж он так прицепился ко мне! Понравилась, что ли? Три раза ха-ха-ха.

Пробив чек за кофе, вспоминаю о кольце. Хлопаю ладонью по карману, пугаюсь, не обнаружив его, но потом нащупываю в самом углу ободок. Сердце сразу успокаивается. Еще не хватало мне попасть на крупную сумму из-за пропажи вещи, которая мне не принадлежит. Нужно вернуть ее владельцу.

Беру деревянную коробку с выжженным узором, кладу туда чек и кольцо. Прихватываю терминал для оплаты. Уверена, что в карманах брюк налички не окажется. Сама давно перешла на бесконтактную оплату. Удобно и никогда не забудешь деньги. Кошелек я то теряла, то забывала дома.

Расправляю плечи, словно от моего выхода многое зависит. Направляюсь обратно к столу, за которым все так же одиноко сидит незнакомец, выполнивший благородную роль спасителя. Благородным ему не идет быть, а вот мерзавцем вполне. Слишком высокомерное выражение лица. Каким ветром его вообще занесло в наше кафе? Такие люди обходят подобные заведения стороной. Хотя... Его вполне могла сюда пригласить девушка, которой он делал предложение. Интересно, она передумает, согласится быть его женой? Я бы не согласилась, ибо с такими типами больше головной боли, чем гармонии в отношениях.

— Ваш чек. Оплата наличкой или картой?

Не сразу меня замечают. Видимо, очень глубоко в своих мыслях. У меня появляется несколько секунду, за которые я успеваю рассмотреть кончики длинных черных ресниц. Вот на фига такие ресницы парням? Аж зависть берет! Я вот каждое утро трачу время возле зеркала, чтобы хоть немного свои родные сделать длиннее. Про густоту молчу. Обнять и плакать. Профиль гордый, надменный. Таких индюков лучше обходить стороной, еще клюнет. Губы... Никогда не обращала внимания на то, какие у парней губы, а тут что-то залипла и поплыла. Еще секунда, и меня спалят за рассматриванием.

— Ваш чек, — подаю голос.

Объект моего внимания не шевелится, только моргает. Пришел в себя. Похоже, был в трансе, общался с космическими существами. Боже! Какой бред мне лезет в голову. Пора домой и отдыхать, а то неровен час поеду кукушкой.

— Что это? — спрашивает парень, откидывая крышку шкатулки.  

— Чек за кофе и ваше кольцо, которое вы мне оставили на хранение утром.

— Странно, что ты его в ломбард не сдала, — поднимает на меня насмешливый взгляд, держит перед собой кольцо. — Ты бы вышла за меня замуж?

— Конечно, нет, — поспешно отвечаю со всей пылкостью. — Вы не в моем вкусе. Да и парень у меня есть. Вместе живем.

Молчать. Зачем я тут вываливаю незнакомому человеку подробности о личной жизни? Он меня не спрашивал об этом. Дура! Захотелось тут же стукнуть себя по лбу.

— А ты забавная. Смешная. Не похожа на тех, кого привык видеть возле себя.

— А ты почаще спускайся с Олимпа на грешную землю, встретишь разных чудаков. Оплачивать как будешь? Картой или наличкой? И мы уже закрываемся, — замечаю, как Даня выразительно смотрит в нашу сторону, а Ваня уже покинул свой пост. И вообще, кажется, что в кафе остались только я, администратор и последний клиент, не спешащий покидать свое место.

— Значит, ты сейчас идешь домой, — на столе появляется телефон известной марки с яблоком. Прикладывает его к терминалу. — Я тебя подожду.

— Если будешь ждать, то на улице.

Злорадно замечаю, как за окном льет дождь. Тут же грустнею. Утром выложила из рюкзака зонтик, увидев яркое солнце. Вот верная примета: возьмешь зонт, будет солнечная погода, выложишь его — обязательно хлынет как из ведра. Закон подлости.

Наконец он уходит. Не люблю клиентов, которые сидят до последнего. Я даже не смотрю ему вслед, потому что спешу убрать со стола, протереть его и бегом переодеваться. Нужно вызвать такси, по такой погоде пешком идти не вариант. Промокну, простужусь и заболею. Конечно, Саша за мной поухаживает, чаем будет поить, с ложечки кормить, но денежка сама капать в кошелек не будет.

Ольга ушла, не стала меня ждать. Переодеваюсь быстро. Можно сдавать норматив, я обязательно буду в лидерах. Выскакиваю из раздевалки, возле служебного входа нетерпеливо поджидает Даня. Сегодня в очередной раз убедилась, что он зря занимает свою должность. Администратор, который в острый момент поджимает трусливо хвост, совсем не администратор. Он должен был оказаться рядом и разрулить ситуацию. Ничего плохого не произошло из-за знакомого незнакомца.

— До завтра, — буркает Даня, закрыв дверь на ключ и включив сигнализацию.

Он не предлагает подвезти, вприпрыжку торопится к своей машине, оставив меня под козырьком. А ведь мог в качестве извинения подбросить до дома. Или хотя бы до остановки. Я пытаюсь вызвать такси через приложение, но увидев запрашиваемые цены, досадливо прикусываю губы. Слишком дорого, чтобы проехать пятьсот метров.

— Что за упрямая девчонка! — раздраженно раздается рядом, я испуганно подпрыгиваю на месте.

— Да блин! Ты меня напугал! — сердце в груди — тук-тук! — бьется об ребра. — Что ты тут делаешь?!

— Тебя жду.

Над моей головой держат большой зонт черного цвета. Под ним смело могут поместиться двое, если прижаться друг к другу. Будь это Сашка, я бы с радостью повисла на своем парне, а на этом странном товарище не то что виснуть страшно, рядом стоять боязно. Меня пугает волнение, которое он у меня вызывает.

— Не бойся, не укушу, — широко улыбается, показывает свои белые ровные зубы. Издевается, паршивец.

— Одолжи зонт, я добегу до дома. Завтра можешь его забрать. Ты все равно на машине.

— Зачем тебе бежать под дождем, когда я могу тебя довести? Мне несложно.

Удивительный человек этот парень, имени которого я не знаю и не собираюсь узнавать. Его непонятная настойчивость всего лишь интригует, но не более. У меня не возникает желания прыгнуть к нему в машину, наверняка это тот самый белый кабриолет, потянуть время, чтобы заинтересовать собой. Мне это совершенно не нужно, потому что я однолюб и люблю своего Сашку. Пусть у него и нет кабриолета, нет телефона с откусанным яблоком и нет такого большого черного зонта, под которым мы могли бы вместе гулять под дождем.    

— Я так понимаю, ты от меня не отстанешь. Хорошо, подвези до дома, но я тебе за это ничего не буду должна. Договорилось? Точно домой повезешь, а не к себе на дачу, чтобы отдать на потеху своим друзьям?

Прищуриваюсь. Не верю я в добрые намерения этого холеного мажора, который тяжелее вилки ничего не держал. Ладно, зонт тяжелее, но все же.

— Почему ты такая подозрительная и колючая?

Меня берут под локоть, стискивают его и вытаскивают из-под козырька. Кожу начинает покалывать в том месте, где он меня держит. Тепло, возникшее там же, греет не только руку, но и растекается медленно во мне. Реакция нездоровая.

Я едва успеваю быстро-быстро переставлять свои короткие ножки за его шагами. Шагает как Гулливер, а я — бедный несчастный лилипут. Мог бы удостовериться, что в ногу не шагаем. Нет же, прет, как танк, вперед. 

Перед кафе стоит белый седан. Мы к нему подходим, он приветливо моргает фарами. Удивленно смотрю на парня. У него дома целый автопарк? Утром одна тачка, вечером другая, а в обед, возможно, мотоцикл. Опять не о том думаю! Трясу головой, разгоняя мысли-тараканы в разные стороны.

В салоне дорогой машины пахнет кожей и нейтральной пахучкой. Меня усаживают на переднее сиденье. Когда парень садится за руль, я задыхаюсь от бешеной энергетики вблизи. В кафе ничего подобного не было. Его запах, смешанный с парфюмом и дождем, кружит голову. Точно кислородное голодание. Его близкое присутствие существенно повышает мою температуру. Что за чертовщина! Когда шли под зонтом рядом друг с другом, ничего смертельного со мной не происходило, а тут накрыло. 

 — Адрес.

Я называю улицу, наблюдая, как длинные пальцы с ухоженными ногтями касаются экрана телефона. Музыкант? Компьютерщик? Интересно, чем он по жизни занимается? Наверное, прожигает свою красивую жизнь, тратя родительские деньги направо и налево.

Когда в навигаторе отражается путь, машина плавно трогается с места. Опять трясу головой. Со стороны я скорее всего похожа на больную по неврологии. Отворачиваюсь к окну, пытаюсь что-то за стеклом рассмотреть. Темно, ничего не видно. Наблюдаю за каплями на стекле. Глаза то и дело закрываются. В какой-то момент не замечаю, как проваливаюсь в сон. Слишком тепло, слишком спокойно.

Откуда бабочки? Морщусь от щекотки и улыбаюсь. Щекотка неожиданно исчезает, хмурюсь. Куда это бабочки улетели?

— Эй, просыпайся, — сквозь сон слышу насмешливый голос.

— Что? — приоткрываю оба глаза и не понимаю, где нахожусь.

И пока мой мозг пытается выстроить логичную цепочку событий, как я оказалась в незнакомой машине, парень протягивает руку и касается моей щеки. Щекотно. Догадка яркой вспышкой озаряет сознание. Ах, вот оно что! Вот что за бабочки, точнее, чьи прикосновения меня щекотали. И сразу вспомнился весь прошедший день.

Подрываюсь на сиденье, лихорадочно озираюсь по сторонам. Куда привез? Облегченно выдыхаю, поняв, что впереди стоит мой родненький кирпичный дом. Рядом раздается смех. Я насуплено смотрю на водителя.

— Думала, воспользуюсь ситуацией?

— А кто тебя знает. Мы с тобой первый и последний раз видимся, — дергаю дверь, а она не открывается. — Спасибо, что подвез, что оправдал доверие, но мне нужно домой. Я жуть как устала.

— На кофе не пригласишь? — этот нахал определенно слишком назойлив. Прилип, как муха к заднице коня, и не отмахнуться.

— Приглашаю только на чай, но его у меня нет, так что увы и ах, — опять дергаю ручку, чтобы открыть дверку, меня вновь ждет неудача. Уже не смешно! Вздыхаю, разворачиваюсь к парню.

— Чего ты ко мне прицепился? Понравилась, что ли?

— Если это так, то что? — его чарующая улыбка может свести с ума, если поддаться очарованию. Я мысленно себе даю подзатыльник, строго смотрю на парня.

— Я тебе говорила, что у меня есть парень.

— Хочешь сказать, что однолюбка?

— Да. Меня не интересуют другие парни. Когда назначу дату свадьбы, могу тебе прислать приглашение. А если вдруг подружишься с моим Сашей, возможно, тебе выпадет удача стать крестным нашего первенца.

Лучезарно улыбаюсь каждому своему слову. Не первый день представляю себя в красивом свадебном платье в окружении близких и друзей, держась за руки с Сашей. Я ярко представляю наших общих детей. Обязательно двое: мальчик и девочка. У них будут светлые волосы и голубые глаза, как у папы, а характером будут в маму.

Когда мои глаза встречаются с глазами напротив, я прихожу в себя и розовые мечты рассеиваются туманом в моей голове. Парень, который по-прежнему мне не назвал своего имени, опирается на руль и пристально меня рассматривает. Смотрит так, словно я чудо дивное из заморских краев.

— Мне действительно нужно домой, — тихо произношу, еще раз дернув ручку двери.

Неожиданно она поддается, и в салон врывается прохладный воздух с запахом свежести после дождя. Пока я соображаю, как мне выскочить из машины и чудесным образом остаться сухой, неожиданно над головой появляется знакомый черный зонт. Я вскидываю голову и зависаю в настоящем. Пытаюсь понять, что, черт возьми, происходит сейчас в моей жизни и лично со мной. Почему сердце вдруг екает при виде этого загадочного парня? И вопрос, жужжащий надоедливой мухой в голове, никак не отпускает: почему он суетится вокруг меня? Неужели правда нравлюсь и не врет? В это сложно поверить, потому что такие, как он, встречаются и общаются только с такими, как утренняя его несостоявшаяся невеста. С такими, как я обычно, играются или насмехаются.

Пересилив себя, я на ватных ногах, а чего они вдруг стали ватными, непонятно, вылезаю из машины. За мной захлопывают дверь, подстраиваются под мой шаг. Я опускаю голову и разглядываю свою обувь, периодически переводя взгляд на блестящие ботинки. Капельки дождя красиво переливаются на черной коже.

В голове суматоха мыслей. Пытаюсь хоть о чем-то одном подумать, не получается. Почему он так близко идет рядом со мной? Почему хочется, чтобы меня случайно коснулся рукой? Почему я жду чего-то такого, словно судьбоносное что-то должно случиться? Почему... почему... почему. Я прям как истинная «почемучка», только никто на мои вопросы отвечать не будет, они внутри меня, рот мой на замке.

Вот родимый подъезд и козырек над дверью. Я замираю и поворачиваюсь к парню, который встает рядом со мной под козырьком и складывает зонт. Зачем? Я его не собираюсь приглашать к себе домой. Чужаки мне не нужны. Нащупываю в кармане ключ.

— Спасибо, что подвез, что не дал промокнуть. Истинный рыцарь двадцать первого века!

— Пожалуйста.

Смотрим друг на друга. Мне бы кивнуть и заскочить в подъезд, холодно все же стоять на улице, но стою. Точно кто-то подошвы моих кроссовок обмазал клеем для потехи. Ноги совсем не слушаются. И с глазами моими что-то происходит. Мечутся по лицу парня то вверх, то вниз, то вправо, то влево, а потом вообще бесстыдно останавливаются на губах.

Мамочки!

Зажмуриваюсь, когда парень медленно начинает сокращать между нами расстояние. Набираю полные легкие воздуха, как перед прыжком, выпаливаю:

— Пока!

И сразу забегаю в подъезд, зажимая в руке ключ. Слышу смешок, слышу, как бешено бьется сердце в груди. Стук отдается в ушах. Забывая про лифт, несусь на всех порах на свой этаж. Дрожащей рукой открываю дверь квартиры и залетаю в нее, прижимаюсь к двери спиной, а руки к груди.

Чертовщина!

Фокусирую взгляд на календаре, рассматриваю даты. Всему есть объяснение. Незнакомец с черным зонтом плод моего воображения.

Сегодня пятница тринадцатое.

— Божечки, какое объедение!

Ксюша, моя старшая любимая сестра, аппетитно уплетает домашние вареники с творогом. Я такое не люблю, поэтому просто любуюсь сестрой, потому что чтобы она ни делала, она это делает красиво.

— Сашка! — кричит с набитым ртом. — Твой маме большое пребольшое спасибо за вкуснятину. Все равно, Катька не оценит! — в красивый рот отправляется еще один вареник.

Сашка, приехавший сегодня утром, заходит в маленькую кухню и замирает за моей спиной. Его ладони ложатся мне на плечи, слегка их сжимает. Я улыбаюсь и мимоходом отмечаю, что никаких мурашек.

Утром, оказавшись в крепких и любимых объятиях, испугалась полнейшему своему спокойствию и ровному отношению к тому, что Саша вернулся. Испугалась и тут же вспомнила, что мы не первый день знакомы, рано или поздно влюбленность и эйфория отношений идет на убыль. Видимо, наступил тот самый порог, за которым идет быт, притирание друг к другу, общие планы на большое будущее, вроде семьи со штампом в паспорте, детей.

— У тебя случаем старшего брата нет? Я бы с удовольствием вышла за него замуж, лишь бы есть каждый день эти божественные вареники! — Ксюша облизывает пальчики, испачканные в сметане. В очередной раз поражаюсь, как она это изящно делает, что не вызывает брезгливость и возмущение. Талант.

— Не тресни, — забираю из-под носа сестры тарелку с оставшимися варениками, отношу тарелку к холодильнику. Саша отшагивает, дает мне проход.

— Жадина! Ты все равно их не ешь, а Сашка не такой любитель. Правда? — миндалевидной формы глаза вопросительно смотрят на парня, который присаживается на мой стул.

— Приходи вечером к нам, вареники будут тебя ждать.

— С удовольствием, но не сегодня. Сегодня я иду с боссом в ресторан, где будут подавать всяких морских гадов, — Ксения кривится, изображая отвращение. — Кстати, в тот самый крутой рестик, который недавно открыли на набережной. Говорят, там безумно дорого и бывают одни шишки.

— Осмотрись внимательно, вдруг там поджидает влюбленный в тебя депутат, — шучу, пристраиваясь на коленях у Саши. Обнимаю его за шею, прижимаюсь к нему и... в голову лезут совершенно ненужные мне воспоминания двухдневной давности. Смех сестры отвлекает.

— Ага, ждет и никак не дождется. Не забывай, что в свое время говорила мама: парень должен быть твоего социального круга. Так что вы, ребята, идеально подходите друг к другу. А депутат непременно должен жениться на наследнице шишки с очень крупным банковским счетом. Вряд ли он бесприданницу возьмет вроде меня.

— Твое богатство — твоя красота, — тихо замечает Саша. Ксюшины щеки розовеют, я улыбаюсь. Вот умеет Сашка нужное сказать в нужный момент. Дипломат от природы.

— Подхалим, но приятный подхалим.

Сестрица берет в руки свой мобильник, что-то в нем читает важное, так как хмурится. Я и Саша переглядываемся, улыбаемся друг другу и ждем того момента, когда останемся одним. Ксюша словно читает наши мысли.

— С вами хорошо, но нужно бежать и собираться на этот чертов ужин. Кать, ты давай завязывай с этой сверхурочной работой, а то превратишься в тень. Ешь лучше вареники!

Мы не провожаем, так как не может оторваться друг от друга. К счастью, моя сестра понимает все без лишних слов. Убегает быстрее, чем мы понимаем, что дверь захлопывается, и мы одни.

— Я скучал по тебе, Катюнь.

Ласковое «Катюнь» вызывает дрожь.

Я облегченно вздыхаю и прячу лицо на груди у Саши. Чего таить, боялась, что после настырного незнакомца я перестану реагировать на ласку со стороны своего парня. Та странная реакция на парня до сих пор не выходит из головы, а самое ужасное — я сравниваю. Совесть мучала и мучает даже сейчас, потому что опять мыслями возвращаюсь в тот дождливый вечер, когда меня проводили и пытались... поцеловать.

Сашкины поцелуи привычны. Они мне нравятся, не вызывают омерзения и желания прекратить. В каждом его прикосновении сквозит трепетная нежность и забота. Сашка самый надежный человек, которого я только встречала и знаю. Не предаст. Не обманет. Не изменит. Он и моя сестра Ксенья — моя семья.

— Может, сегодня погуляем по набережной? — предлагает Саша, качая меня на коленях, как маленькую. 

Я провожу ладонью по короткому ежику волос и согласно киваю.

— Ресторана не обещаю, но мороженым угощу.

— И я жду больше мороженого, чем морских гадов, — смотрим друг другу в глаза и одновременно смеемся.

Не в этом ли счастье, когда тебя понимают по взгляду? Я считаю, что да, это то самое счастье, о котором многие говорят и ищут.

Вечерняя прогулка рука об руку с Сашкой после тяжелой недельной работы прям то, что доктор прописал. Перед новой неделей хочется напитать себя положительными эмоциями. Мне не нужны поездки на выходные заграницу, отдых в каком-то раскрученном месте, тусовки с друзьями у кого-то на даче. Все это и многое другое мимо меня. Чтобы восстановить баланс физических и душевных сил, достаточно обычной прогулки вдоль набережной с любимым человеком, мороженое в вафельном стаканчике и горячий чай с пирожным дома перед сном.

— В этом году хочу найти подработку, — Саша сжимает мои пальцы.

— Зачем? У тебя диплом, тебе некогда будет. Это миф, что можно совмещать работу и учебу. Одно из двух страдает. Ты ведь не хочешь проблем с дипломом? — строго смотрю на Сашу. 

Он впервые за все время нашего знакомства выражает свое откровенное упрямство.

— Кать, я прекрасно вижу, как ты нас двоих тянешь. Это неправильно, когда девушка содержит семью, а не парень. Чувствую себя нахлебником. Ребята предложили...

Закатываю глаза, мотаю головой. Останавливаюсь и разворачиваюсь к парню. Он немного тушуется перед моим воинственным настроем, но все еще проявляет упрямство. Задирает подбородок и не отводит глаза в сторону, когда пересекаемся взглядами.

— Какой ты нахлебник? Твои родители снабжают нас едой, на все остальное вполне хватает моей зарплаты. Да, мы не можем себе позволить жить на широкую ногу, но... –делаю вдох, улыбаюсь. Главное, поддержать близкого человека. — Когда ты получишь диплом и устроишься в фирму по специальности, я после твоей первой зарплаты торжественно уволюсь из кафе. Буду жить жизнью домохозяйки.

— У тебя это плохо получится. Ты привыкла работать. Лучше пойдешь учиться тогда, ведь это твоя мечта.

Шире растягиваю губы в улыбке, но не поддерживаю предложение Саши. Учиться? К сожалению, в настоящее время диплом о высшем образовании пока мне недоступен. Чтобы поступить очно, мне нужно год заниматься с репетиторами, тогда будет шанс попасть на бюджет. Чтобы поступить заочно... это сразу платная основа обучения. Почти всегда. И я реально оцениваю свои возможности. У меня нет родителей, которые готовы заплатить за обучение своего чада. Если чего-то приходилось и приходится добиваться, то все своими силами.

— Я подумаю, — уклоняюсь от прямого ответа. — Может, еще мороженое и домой?

— Я хочу тебе помочь, Кать. И я обещаю, ты получишь диплом той специальности, о которой мечтаешь.

Серьезность Саши раздражает и смешит одновременно. Нотки пафоса вызывает желание протянуть руку к его волосам и взъерошить их, как ребенку. Он хочет казаться крутым, но по факту все еще малыш, правда, у которого растут усы над верхней губой. Он знает о трудностях только понаслышке. Сначала за ним присматривали родители, теперь несу ответственность я. И мне не тяжело. Оля не раз вслух высказывалась по поводу того, что я с Сашкой нянчусь. Она не верит, что он однажды станет важным человеком со связями. Я верю, потому что ради поддержки, веры и уважения люди встречаются друг с другом, создают семьи. Ксения считает меня идеалисткой, мечтательницей в некоторых вопросах. Возможно... Но я хочу верить в Сашу. В себя. В нас.

Возле дома заходим в магазин. Покупаем большую упаковку мороженого, немного посовещавшись. Решаем, что съедим все перед телевизором за просмотром интересного фильма. У меня ведь есть список, что я должна посмотреть за месяц.

Вместе ходим между прилавками. Препираемся по поводу некоторых продуктов. Саша считает, что все у нас есть. Я помню, что некоторых специй, молока, кефира и сладостей нет, а эти продукты нужны. Саша перед сном пьет теплое молоко с печеньем, я — стакан кефира. Мне не хочется после работы заходить за продуктами и тратить время на эту нудную суету. Саше поручать — это сто раз напомнить. Все равно он что-то забудет купить. Ладно, если из списка забудет хлеб, можно пережить. Бывает так, что может забыть... карточку. Как, например, сейчас, когда кассир уже все пробила.

— Кать, — смотрит на меня виноватым взглядом. — Я, кажется, забыл карточку.

— Кажется или забыл? Это немного разные слова по значению.

Вздыхаю. С тоской смотрю на молчаливого кассира, в глазах которой я вижу понимание и сочувствие. Сочувствовать не нужно, человек рядом со мной — мой осознанный выбор. Но почему-то стыдно мне за забывчивость Саши.

Напоминать ему, что нужно установить приложение с виртуальной картой, бесполезно. Говорить о том, что так удобнее, чем таскать карточки — только воздух буду сотрясать. Саша согласится со мной, но тут же забудет о разговоре, потому что телефон у него только для двух функций: звонить и играть. Чаще использует вторую, когда едет на пары, с пар, сидит в очереди или перед сном. Беда современности. Точнее, беда от переизбытка свободного времени. Мне почему-то не приходит в голову тратить свое время на мобильник.

Похоже, придется возле работы заходить в круглосуточный супермаркет, а потом с пакетами тащиться домой.

— Посчитайте покупки вместе с моими, — слышу за спиной голос.

У меня возникает чувство дежавю. Я напрягаюсь, ожидая, что вот сейчас на мои плечи опустятся горячие ладони, и меня всю охватят мурашки. Широко раскрытыми глазами смотрю на Сашу, он улыбается. Просто улыбается, совсем не замечая моего состояния.

Оборачиваюсь и сглатываю. В шаге от меня — я вновь могу рассмотреть длину черных ресниц — стоит тот самый парень, который пару дней назад в проливной дождь подвез меня до дома.

— Ты меня преследуешь? —  выпаливаю я вопрос быстрее, чем думаю.

Сумятица в душе при виде его меня пугает и вводит в состояние ступора. Темная бровь иронично приподнимается, как и уголки губ. Насмехается надо мной без стыда. Пока я пытаюсь прийти в себя, он оплачивает покупки. Саша торопливо хватает пакет с нашими продуктами, отходит в сторонку.

— Я завтра зайду за деньгами к тебе на работу, — мне протягиваю чек. Я автоматически его беру, но с места не двигаюсь, провожая глазами нахала. Пусть и помог, но... но... но...

— Кать, а это кто? — вздрагиваю от голоса Саши, совсем позабыв, что он стоит рядом. Моргаю.

— Без понятия. Пойдем домой.

Не смотрю на него, не убеждаюсь в том, идет он за мной или нет. Вылетаю из магазина, глазами ищу силуэт незнакомца, но мимо меня лишь проносится белый седан. Тот самый, в котором меня подвозили.

Что ему от меня надо? Черт! Как он оказался в том самом магазине, что и я? Следил? Зачем? А может, это просто случайность?

А-а-а, как же бесит, когда не знаешь ответов на вопросы.

— Слушай, Кать, тебя возле кафе поджидает какой-то красавчик.

Оля выразительно смотрит в сторону окна. Я прослеживаю направление ее взгляда и хмурюсь. Через дорогу напротив кафе припаркован белый седан, возле него, опираясь об капот, стоит тот самый парень, который, а — подвез меня во время дождя, б — оплатил покупки. Ни первое, ни второе он не должен был делать, но сделал, ничего не попросив взамен. Быть у кого-то в долгу меня всегда напрягает.

— Почему ты решила, что он ждет именно меня? — складываю вискозную салфетку пополам и протираю стол. До конца рабочего дня у меня осталось десять минут.

— Ваня сказал.

— Ване нужно уметь язык держать за зубами.

— А есть причина, по которой он должен молчать? — глаза Ольги вспыхивают. Она жаждет узнать подробности. Я улыбаюсь, совсем не собираясь удовлетворять ее любопытство.

— Еще минуту потратишь впустую, Даня с тебя шкуру сдерет.

Ольга оборачивается, убеждается в том, что наш администратор глазами готов убивать за то, что попусту тратится время персонала. Подругу моментально сдувает ветром, но она успевает шепнуть мне, что очень ждет разговора по душам. К сожалению Оли, ее ждет полное разочарование. Никакой пикантной истории нет.

В этот раз все почему-то никуда не спешат. Слишком медленно убирают свои рабочие места, много пустых разговор, глупый смех очень странно звучит в почти закрытом кафе. Я не участвую ни в беседах, ни в шутках. Торопливо переодеваюсь, пишу Саше, что немного задержусь. Причину задержки не уточняю, чувствую при этом себя какой-то предательницей. А ведь я планирую всего лишь отдать деньги и спокойно доехать до дома.

Поправляю лямку рюкзака, спешно направляюсь к белой машине. Парень сразу же выпрямляется и приветливо мне улыбается, словно мы друзья или парочка. Скорее первое, чем второе. Какая парочка! Что за ерунда лезет мне в голову.

— Привет, — он сокращает между нами расстояние и нависает надо мной.

Какой же высокий. Баскетболист, точно. Рядом с ним я чувствую себя дюймовочкой, такой же маленькой и хрупкой. С Сашкой я одного роста, поэтому мы часто смотрим друг другу в глаза, а тут мне приходится немного откинуть голову назад.

— Привет, — топчусь на месте, ежусь от холода. Кажется, температура воздуха упала, а обещали теплые ночи. — Спасибо, что вчера заплатил за продукты. Сейчас отдам деньги.

— Не нужно. Вместо денег ты можешь просто выпить со мной кофе.

— Кофе? — глупо переспрашиваю, хмурясь. — Нет, не могу. Меня дома ждут.

— Десять минут смогут подождать.

— Я уже говорила, что у меня есть парень, что я не из тех, кто любит флирт.

Достаю из кармана рюкзака несколько купюр, протягиваю их парню. Он игнорирует мой жест, держит руки в карманах джинсов. Сегодня на нем белая футболка-поло с поднятым воротником, светлые джинсы с модными дырками и белые кроссовки.

— Держи деньги и давай больше не встречаться. У меня создается впечатление, что ты меня преследуешь.

— А если это так, то что?

— Что? — часто моргаю, не веря в услышанное. Смеюсь. — Ты пошутил? Скучно стало и решил позабавиться? Не на ту напал. Слушай, девушка, которой ты делал предложение, определенно ждет твоего звонка с приглашением выпить кофе. Позвони ей. Пока.

Я разворачиваюсь в сторону остановки, меня хватают за руку. В том месте, где держат, сразу возникает покалывание, а потом медленно растекается с двух сторон тепло: до плеча и до запястья. В кончиках пальцев тоже появляется покалывание. Я слишком шокирована ощущением, чтобы выдернуть руку, лишь поворачиваю голову и пристально смотрю на красивое лицо парня. Почему? Почему именно с ним у меня это мурашечное состояние, из-за которого хочется глупо хихикать и мечтательно смотреть на полную луну? Мы с ним едва знакомы, имен друг друга не знаем, но именно этот незнакомец заставляет меня чувствовать себя... живой. Сердце ведь неспроста трепыхается в груди.

— Что если ты мне понравилась?

Когда парень отпускает мою ладонь, я чуть ли не прошу его взять вновь мою руку. Чувство потери моментально возникает. Странное состояние, непонятные эмоции, которым я не могу дать объяснения, пугают. Я отшатываюсь и хочу убежать, чтобы где-то в укромном месте пережить наедине с собой это состояние щекотливой мурашки.

— Ты думаешь, я поверю? — усмехаюсь, сжимая кулаки. — Ищи дуру в другом месте.

— Так сложно поверить? — если бы в его голосе звучали умоляющие нотки, возможно, я поверила, но нет, голос парня звучит ровно. Я даже задумываюсь, а способен ли он чувствовать эмоции.

— Сложно. Взгляни на себя, потом на меня. Мы с тобой из двух разных миров. Ты ездишь на машине, я на автобусе. Твои кроссовки дороже моей месячной зарплаты, мои — твой ужин в ресторане на одно лицо. Давай каждый останется на своем месте и не будет переступать границы. Солнце никогда не будет с Луной, как и зима с летом.

— Ты слишком загоняешься. Не сложно жить с такими тараканами в голове?

Расстояние между нами внезапно сокращается до минимума. Оказываюсь в плену ненавязчивого парфюма, вдыхаю его и не могу выдохнуть. Сейчас я похожа на пойманную бабочку, которую держат за крылышки и думают над судьбой. Каких мне стоит усилий отшагнуть, вырваться из запаха, дурящего голову, буду знать только я.

Замечаю, как возле кафе стоят Оля, Ваня и Даня. Они стали зрителями этого спектакля. Завтра будут задавать вопросы, и никто не получит ответы. Уверена на все сто процентов, что незнакомец на белом седане больше не появится на горизонте у меня. Границы должны быть соблюдены.

Я пропускаю свой автобус. Иду пешком домой, обнимая себя руками. Мурашки, возникшие при прикосновении чужих рук, исчезли. Остались только воспоминания. Слезы текут по щекам. Не понимаю, почему я плачу. Всхлипывая, поглаживаю большим пальцем остальные, чтобы еще раз почувствовать приятное покалывание. И забыть все. Вернуться к привычной жизни. Почему-то эти установки вызывают недовольство, которое я сразу же уничтожаю на корню. Радикально, но это во благо. Не хочу терять то, что у меня сейчас есть. То, что мне дорого.

Когда у Ксении выходные совпадают с моими — это шопинг. Сестра любит ходить по торговым центрам, смотреть новые коллекции в бутиках, не экономит на себе. Я иногда задаюсь вопросом, как у одних родителей родились такие разные дети. Ведь мы ели одно и то же, учились в одной школе, получали одинаковое внимание, но... 

Ксения — девушка, добивающая своих целей. Если потребуется пойти по головам, она пойдет и не споткнется. Уверена в себе, в своих силах, в своей неотразимости. 

Я — девушка, привыкшая быть в тени. Уверена в своих чувствах к Саше. Будущее четко запланировано по стандартной программе: брак, дети, достойная работа. Я по-прежнему считаю, что нечего пытаться ловить журавля в небе, когда рядом благодарная синица. Сестра вот ловит журавля и никак не поймает.

— Кать, — Ксения берет вешалку с блестящим платьем, длина которого вгоняет в краску. — Как тебе?

— Любая девушка в нем будет неотразима!

— Я тоже думаю, что оно словно специально сшито для тебя.

— Меня? — шокировано переспрашиваю, подходя к сестре. — Ты сейчас о чем?

— Мой босс вручил мне сегодня два пригласительных на закрытую вечеринку для очень богатых людей. Ты только вдумайся, куда сегодня пойдешь вечером!

— Сегодня? Вечером? Пойду?!

Почему Ксения заставляет меня почувствовать глупым попугаем? И если она будет на этой вечеринке как рыба в воде, то я буду как пугало огородное. Тем более в этом бесстыдно коротком платье!

— Я никуда не пойду! — категорично заявляю. — Ты хочешь выставить меня на посмешище?

— Дурашка! — хохочет сестра. Берет меня под локоть, подводит к зеркалу, в котором мы отражаемся в полный рост. — Ты посмотри на себя!

Меня заставляют выпрямить спину, развернуть плечи, приподнять подбородок. Волосы, стянутые обычной резинкой, водопадом спадают свободной волной. От напряжения я прикусываю, а потом облизываю губы. С широко открытыми глазами смотрю на свое отражение и не понимаю, каким образом вдруг выглянул лебедь из привычного гадкого утенка. Отдаться в руки профессионала: подчеркнуть глаза, удлинить и без того длинные ресницы, придать губам модную припухлость... волосы уложить в красивую прическу. Платье, подобранное Ксеней, идеально сядет на мою худощавую фигуру. Восхищенно ахаю, поняв, что лебедь-то не исчезает, а ждет своего звездного часа.

— Я не пойду! — шепчу, а все внутри уже согласно на вечеринку. 

И все же нет, не желаю идти на вечеринку к людям, которые с рождения привыкли получать все по щелчку пальцев. Мы с сестрой из другого мира. Правда, Ксения все рвется к вершине, забывая, что чем выше, тем больнее падать.

— Будешь сидеть скромно в уголке и попивать гранатовый сок, который выдадим за вино. Не буду тебя заставлять знакомиться со всеми холостяками на вечере, потому что прекрасно знаю, кому ты верна и сердца отдала. Саше скажем, что идем на вечеринку, где будут одни девочки, ему незачем знать подробности.

— Но платье... — я трогаю блестки, придерживаю его у груди. — Тебе не кажется, что оно слишком короткое?

— Нет, не кажется. Не переживай по поводу цены, я тебе его куплю. Считай, что это мой подарок к Новому году, только заранее.

— Ты сумасшедшая! — со смешком замечаю.

Сестра выразительно смотрит в сторону примерочных. Я послушно иду в указанном направлении. Руки дрожат, когда снимаю с плечиков платье стоимостью моей месячной зарплаты. Еле преодолеваю скованность и боязнь дотронуться до такой дорогой вещи. И когда смотрю на себя в зеркале, мне с трудом верится, что там отражаюсь я.

Слишком красивая. Слишком притягательная. Слишком... возбуждающая.

— Вау! — Ксения несколько секунд пристально меня рассматривает. — Вы только посмотрите на этого гадкого утенка! Катя, как ты могла себя так уродовать этими мешками, которые постоянно носишь! Ты просто великолепна!

Уродливые мешки по мнению сестры — это мои безразмерные футболки, толстовки. Вообще спортивный стиль мне удобнее и ближе. Он не так сильно притягивает взгляды посторонних. Вот в платьях я чувствую себя неуклюжей и раздетой. Особенно в таком, как сейчас на мне.

— Я уже договорилась со своим визажистом, он нас примет через полтора часа. Как раз успеем перекусить. Вот твоя обувь, — передо мной ставят босоножки с тонкими ремешками на немыслимо тонком каблуке.

— Я не умею ходить на каблуках, — испуганно смотрю на сестру. Она хмыкает.

— Будет повод висеть на шее какого-нибудь красавчика, если решишь вдруг повеселиться от души.

Веселиться не буду. Только ради сестры я соглашаюсь идти черт знает куда. Единственное, на что рассчитываю, что эта вечеринка не затянется до самого утра. Саша будет беспокоиться и не уснет, я стану причиной его бессонницы.

— Я тебе говорила, что не стоило так подробно объяснять своему парню, куда и зачем ты уходишь, — бурчит Ксения, недовольно поджимая губы.

Я только что позвонила Саше, рассказала план на вечер. Он не протестовал, но по тону догадалась, что эта внезапность ему не по вкусу.

Такси, вызванное сестрой, несет нас по вечернему городу. Нервничаю. Я всегда чувствую себя не в своей тарелке, если попадаю в незнакомую мне компанию в незнакомом мне месте. А тут еще люди будут не простые, а привыкшие на всех и вся смотреть свысока. Я так не смогу. Чувствовать себя избранным — это дано с рождения, приобрести его невозможно.

Одергиваю подол платья. Слишком короткое для меня. Скрещиваю ноги. Без понятия, как мне удастся сделать пару шагов на тонких шпильках, такая обувь вызывает у меня панический ужас. Для меня кеды намного привычнее, в них точно нигде не упадешь, ногу не подвернешь.

— Ксень, может, ты пойдешь одна? — робко спрашиваю сестру. Надежда умирает последней. Я не хочу идти на вечеринку.

— Ну уж нет, — категорично отвечает Ксения, еще мотнув головой. — Хочу, чтобы ты увидела другой мир своими глазами.

— Зачем? Меня вполне устраивает мой мир.

— Чтобы ты убедилась в правильности своего выбора, — вполне серьезно, без намека на шутку заявляет Ксюша.

Из-за этих слов что-то в груди тоскливо сжимается. Я опускаю глаза и рассматриваю свои пальцы. Сестра против Саши. Она в открытую об этом никогда не говорила, нормально относилась к моему парню, с удовольствием поедала гостинцы от его родителей. Но... Каждый раз, когда мы оставались с ней наедине, так или иначе у нее проскальзывала тема по поводу того, что я достойна лучшего. И мои уверения, что меня вполне все устраивает и нечего ловить журавля в небе, сестру не канали.

Машина медленно подъезжает к зданию, в котором проходит светская вечеринка. Вечеринка для избранных, куда с улицы просто так не попадешь. Это чужой праздник жизни, и я с сестрой оказываемся тут случайно.

Дворецкий или швейцар — без понятия, как называется должность человека, который распахивает дверь перед посетителями — учтиво нам улыбается. Строгие ребята в костюмах и с наушниками проверяют сначала наши пригласительные, потом наши имена в списках приглашенных. Судя по тому, что нас пропускают, мы проходим контроль.

Ксения тащит меня в сторону туалета, шепнув, что нужно поправить макияж, прическу. Глядя на идеальную сестру, я недоумеваю. Зачем приводить в порядок то, что и так в порядке?

 В зеркале смотрю на свое отражение. Чужая я. Макияж от профессионала может замухрышку сделать красавицей. Большие глаза, умело накрашенные рукой мастера, доверчиво смотрят на меня. Пухлые губы слегка приоткрыты. Удивительно, как всего лишь контурный карандаш и помада с эффектом блеска могут изменить форму. Создается впечатление, что их немного подкачали гелем. Трогаю волнистую прядь волос. Никогда не видела, чтобы мои волосы лежали такой идеальной волной. Опускаю взгляд на декольте и смущаюсь. Для меня мой образ слишком вульгарен. Я чувствую себя дешевой актрисой, которая собирается играть не свою роль. Качнувшись на каблуках, хватаюсь за край столешницы. Все же мне стоит уйти, вернуться домой. Стереть макияж, помыть волосы, забраться под одеяло и прижаться к теплому Сашке. Да, это будет правильнее всего.

— Э, нет, моя дорогая! — тормозит меня сестра, удерживая за предплечья. — Ты не посмеешь сейчас удрать, как горная коза.

— Я не могу, — блею действительно как коза.

— Спокойно, Кать. Ты просто будешь сидеть на своем месте и смотреть на праздник жизни. От тебя ничего особого не требуется.

Ничего не требуется. Ничего не требуется. Повторяю, как мантру, когда торопливо иду вслед за Ксюшей. Сестра грациозно плывет по залу, с кем-то здоровается, кому-то приветливо улыбается, с кем-то обнимается. Она в своей стихии, ее не пугают серьезные мужчины в дорогих костюмах, не задевают женщины в неповторимых платьях и эксклюзивных украшениях. Все с ней общаются как с ровней, я лишь тень сестры. Безумно рада, что никто на меня не обращает внимания. Ксении хватает ума не представлять меня никому, хоть это и выглядит со стороны некрасиво.  

— Чувствую себя злобной сестрой, — со смешком замечает она, когда мы садимся на свои места за столом.

— Не переживай. Я не обижаюсь и рада, что на меня никто не обращает внимания.

— А зря, тут такие люди... такие...

Еле сдерживаю улыбку, чтобы не обидеть Ксюшу. Она с таким придыханием произносит «такие люди», словно тут не простые бизнесмены, а настоящие принцы. Меня лично высокий статус не трогает. Не зря есть такое мнение, чтобы стать женой генерала, нужно выйти замуж за лейтенанта. Уверена, что мой Сашка тоже добьется больших высот. Мне потребуется время научиться быть уверенной в себе, но все будет, нужно только чуть-чуть подождать.

Вечер набирает обороты. К нам за стол присаживаются несколько человек, мы знакомимся. К скрытому разочарованию Ксюши, новые знакомые птицы невысокого полета. Когда к нам подходит какой-то мужчина, я напрягаюсь, сестра расцветает. Выясняется, что подошедший — это начальник Ксении, он с вежливой улыбкой утаскивает её к своему столу. Я внезапно остаюсь одна.

Выпив залпом бокал игристого напитка, ищу глазами официанта, но его поблизости нет. Нахожу фуршетный стол с напитками. Апельсиновый сок будет как раз кстати. Напиваться мне нельзя, завтра хоть и выходной, но после веселого вечера я потом долго прихожу в себя.

Мне удается без курьеза дойти до стола и даже взять стакан с соком, пока какой-то тучный мужчина не задевает меня плечом. Я не удерживаюсь, отступаюсь и подворачиваю ногу. Секунда, и сейчас окажусь на полу облитой соком на смех публике. Как же стыдно. Я заранее думаю о том, кто и как на меня посмотрит и что скажет.

Опозориться не успеваю. Кто-то грубо хватает меня за локоть, перехватывает стакан. Я испуганно вскидываю глаза на своего спасителя и изумленно смотрю на знакомое лицо. Шок мой длится довольно долго, потому что меня успевают ровно поставить и обратно всучить стакан.

— Аккуратно, — тихо произносит парень. Тот самый, что спас в кафе, довез до дома во время дождя, заплатил за покупки в магазине.

— Спасибо, — мямлю, жадно отпивая сок. Во рту неожиданно становится сухо.

— Пришла на охоту?

— В смысле? — ошарашенно переспрашиваю. Его вопрос как кипяток на обнаженную кожу. Обжигает.

— В прямом, — темные глаза прищуриваются.

Он рассматривает меня пристально. Его взгляд медленно блуждает по моему лицу, останавливается на губах, гипнотизирует их. Затем опускает глаза ниже, я вскидываю руку и прикрываю декольте. Чувствовали хоть раз, как раздевают глазами? Я вот чувствую. И ощущения пугают, будоражат.

— Хочешь, помогу тебе подобрать жирную добычу? — один уголок губ насмешливо приподнимается. Я глупо хлопаю накрашенными ресницами и тупо смотрю на парня.

— Нет, спасибо. Я не за этим пришла, — резко ставлю стакан на стол, намереваясь вернуться на свое место. Меня хватают за запястье и крепко сжимают.  

— А для чего ты тут? Ты же утверждала, что не такая и ждешь трамвая. Выходит, что обманывала, — обвиняет меня, прожигая мое лицо яростным взглядом.  

— Отпусти. Ты делаешь мне больно, — шиплю, стараясь лучезарно улыбаться, чтобы никто ничего не заподозрил. Кожей чувствую заинтересованные взгляды в нашу сторону. Где Ксения?

К счастью, меня отпускают, видимо, тоже он тоже замечает внимание со стороны. Я, потирая запястье, которое горит огнем, возвращаюсь на свое место за столом. На стул сестры садится все тот же самоуверенный мажор, обвиняя меня бог знает в чем. Словно я его девушка как минимум.

— Я тебя не приглашала, — зло замечаю.

Всей душой желаю либо самой исчезнуть отсюда, либо этому нахалу испариться. Он, к сожалению, от силы моей мысли не пропадает, более того, сверлит меня тяжелым взглядом.

— Как ты здесь оказалась?

— Я не должна отчитываться.

— Я спрашиваю.

— Я отвечаю.

Судя по поджатым губам и сузившим глазам, парню моя манера отвечать приходится не по душе. Он мне тоже не по душе. И его допрос. Сидит тут и чего-то требует. И все же он по-прежнему на меня странно действует. Рядом с ним чувствую себя в безопасности. Защитник, тоже мне.

— Меньше всего ожидал тебя увидеть на ярмарке тщеславия и продажности. Ты выделяешься.

По мне бесстыдно вновь блуждает темный взгляд, то и дело задерживаясь то сям, то там. Мне хочется одолжить у парня пиджак и прикрыться им. Слишком откровенно меня разглядывает, слишком странно я на его взгляды реагирую. Неправильно.

— Может тебе принести сока?

— Спасибо, нет.

Сама кошусь на его бокал с какой-то янтарной жидкостью. Пить хочется, шампанское сушит. Словно читает мои мысли, встает, бокал не трогает. Признак того, что вернется.  

— Предлагаю тебе его разбавить, — передо мной ставят стакан с соком, а потом подливает янтарную жидкость. Мой протест застывает на губах. — Пей, расслабишься.

— Спасибо, нет, — категорично заявляю, отодвигаю стакан.

— Какая правильная.

— А ты приставучий. Чего пристал ко мне?

— Может, мне больше нравится с тобой проводить время, чем со всеми этими, — небрежным взглядом окидывает всех присутствующих, делает глоток со своего бокала, возвращается глазами к моему лицу.  

Мы сидим какое-то время молча. Я делаю вид, что мне жутко интересно разглядывать публику. Мои глаза то и дело останавливаются на соседе рядом. Раздражает. И заставляет обращать на себя внимание, ничего для этого не делая. Как у него так выходит?  

— Нравлюсь? — перехватив мой взгляд, нахально улыбается. Я демонстративно пренебрежительно фыркаю.

— Еще чего.

— А мне кажется, что да.

— У тебя очень высокое самомнение.

— Есть такое, — соглашается и внезапно поворачивает полностью ко мне, заслоняя собой обзор зала. 

Я испуганно откидываюсь на спинку стула. Его располагающая улыбка заставляет меня насторожиться. Он похож сейчас на Чеширского кота.

— Тебе тут скучно так же, как и мне, может, сбежим с этого приема и рванем в одно зажигательное место?

— И не подумаю. Я тут с сестрой, пришла с ней, уйду с ней.

— И где твоя сестра? — иронично спрашивает, еще больше наклоняясь в мою сторону. Мне бы не дышать, но против воли делаю глубокий вдох и задерживаю дыхание, чтобы удержать в себе ненавязчивый запах мужского парфюма.   

Правда, куда делась Ксю? Словно бросила меня тут. Я вытягиваю шею и пытаюсь поверх мужского плеча найти глазами сестру. Увы, ее поблизости нет. Как назло, я ее послушалась и оставила у нее в сумочке телефон. Без мобильника как без рук, ничего не могу сделать. Что если уехать отсюда с этим товарищем, а по дороге попросить его меня довести до дома?

— Я не хочу никуда с тобой ехать, но...

— Но... — темная бровь приподнимается. Как можно выглядеть таким манящим и порочным? От него так и прет магнетизмом, которому сложно противиться. Я стойко сопротивляюсь.  

— Отвезешь меня домой. Время позднее.

—Серьезно? — заразительно тихо смеется, заставляет улыбнуться. — Детское время. Давай ты рискнешь поехать со мной, а потом я тебя доставляю в целостности и сохранности домой.

Рискнуть? Любопытство и природная осторожность не на шутку сталкиваются друг с другом. Мне в глубине душе хочется поехать с ним, не спрашивать куда и зачем, довериться. Почему-то я уверена, что плохого мне не сделает. Понимаю, что этого человека ни черта не знаю, ехать с ним на ночь глядя чистой воды авантюризм.

— Соглашайся. Обещаю тебе незабываемые впечатления, — как змей искуситель уговаривает меня, чарует своими черными глазами.

Я не знаю, в какой момент меня переклинивает, на что ведусь, но соглашаюсь. Торопливо царапаю записку для сестры на бумажной салфетке казенной ручкой, складываю ее пополам и засовывают под тарелку. Надеюсь, Ксения ее заметит и не будет в панике искать меня повсюду или объявлять в розыск.

Мы одновременно встаем. Руку мне не предлагают. Я иду позади парня, стараясь не упустить его из виду. По дороге на выход замечаю Ксюшу. Она смотрит на меня, вопросительно приподнимает брови. Я трогаю локоть своего провожатого. Он оборачивается.

— Мне нужно все же предупредить сестру.

— Хорошо.

Пробираюсь сквозь толпу, чувствуя, как за мной следят. Потерять боится, что ли?

— Ксюш, я ухожу со знакомым. Потом все объясню и расскажу, — тараторю, сжимая ее ладони.

Она не успевает ничего спросить, так как я отпускаю ее руки и торопливым шагом возвращаюсь к тому, кто ни на миг не упускает меня из виду. Теперь моя ладонь оказывается в плену горячей ладони. Меня ведут за собой, и мне не хочется узнавать, что будет дальше.

Меня должен кто-то остановить.

Никто не окликает меня, за руку не хватает.

Сбегая по ступенькам куда-то вниз, я озорно улыбаюсь. Впервые за долгое время совершаю необдуманный поступок. Последний раз что-то подобное было во время школы, когда с одноклассниками мы дружно не пошли на урок физики. Нас потом отчитывали, но это было после.

Когда мои глаза встречаются с темными глазами парня, в груди бурлит радостное предвкушение, как пузырики выпитого шампанского. Авантюризм чистой воды, пропитанный опасностью. У меня лишь на секунду закрадывается страшная мысль по поводу того, что со мной может что-то плохое случиться. Но почти сразу же отбрасываю все опасения в сторону. Кто не рискует, тому нечего вспомнить в старости. Мне, если быть откровенной перед собой, совсем нечего вспомнить. Как-то так сложилось, что жизнь серой мышки и ее образ прилип ко мне намертво.

— Боишься? — внезапно спрашивает парень, останавливаясь возле знакомого кабриолета.

— Боюсь. Ты же пил, — укоризненно отчитываю, а в ответ получаю шальную улыбку, от которой у меня подгибаются ноги. Я непроизвольно хватаюсь за его руку, чтобы устоять.

— Всего лишь губы мочил, — уверенно заявляет товарищ, распахивая передо мной переднюю дверку. — Давай, детка, полетим навстречу классным ощущениям.

Перед тем как я сажусь на сиденье автомобиля, последний раз думаю о том, что дома меня ждет любимый Саша, любимый плед и кружка горячего чая. Это все привычно и стабильно, никуда от меня не денется. Миг, манящий яркими огнями, здесь и сейчас.

— Ты точно не пил? Понимаешь, мне не хочется прямо сейчас умирать пусть в такой красивой машине, — пристегиваюсь ремнем безопасности, вцепляюсь в него мертвой хваткой.

— Я ж говорил, что всего лишь губы смочил.

Безумец. Я уже проклинаю себя за безбашенность. В последнюю минуту передумываю куда-то ехать, но машина трогается с места. Крышу никто не поднимает, поэтому прохладный воздух ударяет мне в лицо почти сразу же, как только выезжаем с подземной парковки. Зажмуриваю глаза, чтобы не видеть, с какой скоростью мы несемся. Можно помолиться. Меня потряхивает от страха и от адреналина в крови, который всасывается, как наркотик.

— Сожми мою руку, если так боишься, — слышу рядом с ухом тихий голос, от которого у меня волоски на руках становятся дыбом, я зябко передергиваю плечами. — Тебе холодно?

На меня дует теплый воздух. Мои пальцы переплетаются с его и сразу становится немного легче. Возникает знакомое покалывание. Я не открываю глаза, но начинаю медленнее дышать. Мои костяшки поглаживал его большой палец, шумно втягиваю в себя воздух через нос.  

— Ты такая забавная, — насмехается парень, но его насмешка звучит как-то по-доброму, я даже не обижаюсь.

Приоткрываю один глаз. Скорость на спидометре едва переваливает за пятьдесят, на встречку никто не едет, перед нами тоже нет машин. Словно специально для нас город опустел.

— А ты сумасшедший. Да я тоже, — бормочу, поворачивая голову в сторону водителя. Он вновь усмехается, мельком смотрит в мою сторону и сосредотачивается на дороге. Ладонь моя все еще в его руке.

— Так мы с тобой как парочка «Твикс». Самое забавное в этой ситуации то, что мы столько раз с тобой сталкиваемся, а я по-прежнему не знаю твоего имени.

— И я твоего. Так может исправим эту оплошность? Меня зовут...

— Тсс, не надо, — парень ослепляет меня своей белозубой улыбкой. — Не ломай кайф.

— Провести вместе время и не узнать имя — это особый вид веселья?

— Забавно правда? Думал, что такие ситуации бывают только в кино, ан нет, в жизни тоже случаются.

Легкость, с которой он говорит, передается и мне. И правда, какое мне дело, как его зовут? Сегодня мы с ним повеселимся, а завтра я буду лишь вспоминать собственную сумасбродность. Нужно уметь ловить момент и наслаждаться им, потому что потом такое уже не повторится. Меня сложно причислить к фаталистам, но что-то кармическое присутствует во встречах с этим парнем без имени. Не просто так мы сталкиваемся, не просто так у меня возникают мурашки от его прикосновений. Я сама себя теряю рядом с ним.

Он сжимает мою ладонь, на секунду ловит мой взгляд. Тут же выбивает воздух из легких одной улыбкой. Тепло от его руки течет лавой, медленно сжигая все на своем пути. Это не страсть, которая сжигает дотла. Это что-то такое, что заставляет почувствовать волнение где-то возле сердца. Если верить в купидонов, то точно один выпустил стрелу и пронзил меня насквозь.

К счастью, мы доезжаем до клуба. Я сразу же перестаю думаю о всякой ерунде. Машину заглушают. Самостоятельно выхожу из кабриолета. Одергиваю подол платья, тут же поправляю лиф. Надеюсь, платье пройдет контроль на пропускном пункте. Оглянувшись вокруг, понимаю, что зря себя накручиваю по поводу наряда. На некоторых девушках так мало одежды, словно они забыли одеться перед выходом из дома. Но в отличие от меня, смущенно поправляющей платье, они выглядят увереннее в себе.

Вокруг много людей, стоящих возле дорогих машин. Со всех сторон играет музыка, слышится смех. Тут сам воздух пропитан непринужденностью, легкостью и беззаботностью. Вряд ли кто-то из присутствующих на парковке и в самом клубе хоть на минуту задумывается о том, сколько потратится денег за этот вечер. Я задумываюсь, но думаю ровно до тех пор, пока моя рука вновь не оказывается в плену горячей ладони. Вскидываю голову на подошедшего парня.

— Ну, что, красотка, готова повеселиться от души?

— Готова!

Следую за своим знакомым незнакомцем. Как мне его называть? «Эй!» или «Дорогой»? Смеюсь над своими мыслями, резво поднимаясь по ступенькам. На входе нас встречает серьезная охрана и красная лента, которая преграждает путь желающим попасть внутрь клуба. За спиной гудят, так как мы прошли мимо очереди, ни минуты там не постояв.

— Привет, бро! — улыбка парня заставляет хмурых парней в пиджаках скупо улыбнуться в ответ. Они не спрашивают про билеты, не оттесняют нас от входа, а наоборот, быстро пропускают, но я успеваю услышать недовольный ропот.

— Ты тут типа свой?

— Типа, — он мне подмигивает, прежде чем полумрак скрывает наши лица друг от друга.

Мою руку все еще держат, да я сама не готова убирать ладонь. Жутко страшно и одновременно волнительно. Никогда не была в клубе. С интересом кручу головой по сторонам в попытке рассмотреть, кто танцует, кто топчется на месте, а кто просто проход занимает. Жадно впитываю в себя атмосферу. Здесь все пропитано беззаботностью, заряжено весельем.

— Что пить будешь?

Мы протискиваемся к бару, меня усаживают на стул. Смущенно поправляю платье, чувствуя, как к обнаженной ноге прижимаются. Встречаюсь глазами со своим спутником, он очаровательно улыбается, при этом заслоняет меня от всех проходящих мимо. Никому не дает меня задеть.

— Я не пью, — громко отвечаю, пытаясь перекричать музыку. Парень нагибается ко мне, я повторяю: — Я не пью.

— Какие мы правильные, — усмехается. — Давай я закажу тебе мохито, а потом «секс на пляже».

— Это алкогольные напитки?

— Сразу видно, что работаешь в детском кафе. Не переживай, там алкоголя капля, не захмелеешь.

Я не переживаю. Полностью доверяю. Тело в такт музыке качается, внимательно рассматриваю публику, но больше всего своего сопровождающего. Он, перегнувшись через барную стойку, переговаривается с барменом. Судя по тому, как парни весело друг другу улыбаются, они знакомы очень близко. Их диалог сопровождается жестикуляцией, так как разговаривать при оглушающей музыке, не сорвав себе голос, невозможно.

Замечаю заинтересованные взгляды со стороны девушек на парня, с которым я пришла, некоторые его узнают, подходят. Обнимаются, как принято, когда ты вроде дружишь, вроде нет, целуют воздух возле щек. Мне становится неуютно. Я словно невидимка, всех вижу, но никто не видит меня. Становится чуточку обидно. Обида не успевает разрастись до снежного кома, потому что приставучие цацы, видимо, получают от ворот поворот. Уходят разочарованные. Их место занимают подошедшие парни. Бурно здороваются, как только умеет противоположный пол. Хлопки по спинам-плечам, рукопожатия, смех, который не слышен.

— Извини, сто лет не видел друзей, — передо мной ставят запотевший стакан мохито. Много льда и мяты.

— Давно не появлялся в клубе? — нагибаюсь к стакану, сжимаю зубами трубочку. Глаза устремляю на парня, который делает глоток коричневой жидкости, похожей на ту, что он пил на светском вечере.

— Последний раз на новогодние праздники.

— Ого, потом некогда было?

— Тип того. Нравится? — выразительно смотрит на мой стакан. — Еще?

— Что? — удивленно смотрю на лед и мяту. Напиток хорошо пошел. Наверное, в нем нет ни капли алкоголя. — Да, очень вкусно.

Почти сразу мне протягивают новый стакан. Мы не разговариваем, потому что нужно либо орать, а это чревато, на утро будешь шептать; либо быть друг к другу очень близко, почти интимно, а меня уже смущает то, что есть. На мою ногу то и дело иногда кладут руку, потом эта рука опускается на спинку стула, на котором я сижу. То и дело чувствую прикосновения пальцев.  

Внезапно парень прижимается ко мне, наклоняется к самому ухо, почти задевая мочку губами. Меня бросает в дрожь. Сердце готово выпрыгнуть из груди. Наверное, тысячный раз задаю себе один и тот же вопрос: почему он на меня так действует?

— Хочешь потанцевать?

— Потанцевать? — растерянно смотрю в черные глаза, задыхаясь от его парфюма, которые проникает в легкие и отравляет. Точнее, дурманит. Я словно глотаю настойку опиума и плыву.

Моего ответа не ждут. Берет меня за руку и увлекает в сторону танцевальной площадки. Уверенно ныряет в толпу, которая при виде его расступается, а за моей спиной смыкается. Танцуют все. Девушки извиваются, призывно смотрят на парней, которые подобно охотникам присматривают себе добычу. Людей слишком много. Все жмутся друг к другу, задевают, извиняются улыбками.

— Расслабься и получай удовольствием, — слышу шепот, когда меня разворачивают и прижимают к груди.

Я только успеваю приоткрыть возмущенно рот, когда горячие ладони оказываются на бедрах. Меня двигают в такт музыки, заставляют стать единым целым с ритмом. Прижатая к мужской груди, вдыхаю пряный запах разгоряченной кожи. Рассматриваю белый воротник рубашки, который в свете софитов светится неоном. Как и улыбка моего незнакомца.

Зачарованно рассматриваю его губы. Верхняя немного тонкая, а нижняя немного пухлая. Интересно, каково это, когда его целовать? Какого вкуса будет поцелуй? Что будет в голове в этот момент? Что я почувствую?

Определенно кое-кто умеет читать мысли. Я еще пялюсь на губы, находящие так близко возле моего лица, как картинка меняется перед глазами. Мой подбородок приподнимают, я зажмуриваю глаза. Дыхание с запахом карамели обжигает мои губы. Поцелуй будет со вкусом карамели? Ответ получаю моментально. Мир перестает существовать. Смолкает музыка. Исчезают люди. Есть только я и этот поцелуй.  

— Ты вкусная.

— Ты тоже.

У меня кружится голова от поцелуя, от музыки, ее ритм отбивает и мое сумасшедшее сердце. В толпе жарко, а у меня мурашки по коже. Это на меня так действует парень, который только что подарил мне незабываемый поцелуй.

Я напрочь забываю о Саше. Меня совсем не мучает совесть. Видимо, сладко спит, будет завтра укорять меня поутру. 

Наш медленный танец сменяется другим энергичным танцем. Наши руки переплетаются, смотрим глаза в глаза, друг другу улыбаемся. Я чувствую под своими ладонями напряженные мускулы, на своем лице горячее дыхание. Когда мы так сближаемся, что вновь могу рассмотреть длину ресниц парня, я дрожу. От его близкого присутствия, от его рук на моей талии, оттого что хочется чего-то... чего-то запретного.

— Может, поедем отсюда? — шепотом спрашивает парень, прижимаясь губами к моему уху. Киваю.

Меня вновь ведут сквозь толпу. Проходим мимо бара, не останавливаемся, когда кто-то пытается нам помешать на пути. Сейчас мы сбегаем от толпы, чтобы уединиться, чтобы никто не мешал нам безудержно целоваться и забыться.

На улице прохладный воздух обдувает мое разгоряченное лицо. Моя голова по-прежнему ничего не соображает. Проходим мимо кабриолета на парковке, направляемся к такси, которые стоят неподалеку. Взгляд фокусируется на спине парня. Белая рубашка ярким пятном выделяется в уличном полумраке. Как огонек в конце тоннеля.

— А куда мы собираемся? — запоздало реагирую, когда мне распахивают заднюю дверку машины.

Встречаюсь с черными глазами, и ответ уже не так интересен. Я с головой ныряю в темный омут, пугающий до икоты и манящий до дрожи. Не думаю ни о чем. А зря... Могла быть хоть на секундочку представить последствия этой безумной ночи.

На заднем сиденье такси мы вдвоем. Мою руку кладут на колено, сверху накрывают горячей ладонью. Учащенно дышу, не сводя глаза с гордого профиля парня. И пока машина несется по пустым улицам, я пристально рассматриваю его лицо.

Он красивый, черт побрал.

Я помню, что глаза черные как угли. Взгляд этих глаз умеет зажигать, остужать, вызывать мурашки и дрожь, пугать и притягивать... Эти глаза будут мне сниться ночами. Буду сравнивать с другими глазами.

Непозволительно длинные ресницы. Это просто преступление, иметь такие ресницы. Зависть берет.

Темные пряди взъерошены, не поймешь сразу, то ли прическа такая, то ли беспорядок на голове. Руки то и дело подрагивают от желания прикоснуться и зарыться пальцами в эти волосы.

Губы расслаблены. Они могут подарить наслаждение, могут и наказать, если потребуется.  Целоваться мне нравится, а эти губы целуют так, что забываешь собственное имя.

— Ты меня так пристально разглядываешь, аж мурашки по всему телу от твоего взгляда, — мои пальцы сжимают, черные глаза смотрят прямо в душу. 

Я теряю дар речи от того, что меня поймали с поличным, смущенно отвожу взгляд в сторону.

— Нет-нет, не отводи глаза.

Мой подбородок обхватывают двумя пальцами, заставляют вновь взглянуть в черные глаза, которые бездонны. Я зачарованно в них всматриваюсь. А что если... Что если моя жизнь раньше — это летаргический сон? Что если именно сейчас я пробуждаюсь и вижу настоящую жизнь? Что если именно сейчас я по-настоящему дышу, чувствую, люблю... Испуганная возникшей мыслью дергаю головой.

— Все в порядке? Если хочешь домой, я отвезу тебя домой.

Почему этот незнакомый парень такой идеальный? Точнее, идеальный своей не идеальностью. Умом понимаю, что влечение между нами испарится через пару часов, как и алкоголь в крови. Сердце же ноет, сжимается, заранее тоскует.

Хочу, чтобы неизбежное случилось. Нас тянет друг к другу — это факт. Его невозможно оспорить. Пусть поутру все окажется ошибкой, но я знаю, сожалеть не буду.

— Я хочу быть с тобой.

Не всю жизнь, а эту ночь. Хочу миг растянуть до рассвета. Завтра мы разойдемся в разные стороны и никогда друг друга не увидим. Это приключение будет греть меня изнутри.

Отель. Улыбчивый администратор выдает ключи. Второй этаж. Номер люкс с большой кроватью. В холодильнике шампанское, на столе два бокала и фруктовая тарелка.

Хлопок. Переглядываемся, каждый улыбается своим мыслям. Пузырьки в бокале щекочут, мы смешно морщим носы и смеемся. Кормим друг друга фруктами, слизывая с пальцев сок от них.

Разговоры ни к чему. Слова лишние. За нас говорят взгляды, мимика, жесты. За нас говорят прикосновения, поцелуи, объятия. Кожа к коже. Пожар на теле. Одно дыхание на двоих. Единство души и тела. На миг. На мгновение. На несколько часов. До рассвета. 

Я как никогда чувствую себя живой. Каждая клеточка тела трепещет. Возникает покалывание там, где меня трогают длинные пальцы, ощущение ожога оставляют горячие ладони. Я плавлюсь подобно металлу. Сердце перестает стучать, не оглушает меня. Умираю, через секунду воскрешаю от жадных, нетерпеливых и в то же время невыносимо ласковых поцелуев.

Едины. Становимся продолжением друг друга. Переплетаются наши руки, ноги, как лоза винограда. Где начало, где конец — без понятия. Это и не важно, главное, взаимная гармония.    

Нас одновременно одолевает усталость и сладостная нега. Мы лежим на большой кровати, укрытые белыми простынями. Смотрим друг на друга, трогая пальцами лица. Он касается моих щек, носа, очерчивает линию губ. Мои пальцы вырисовывают изгиб черных бровей, колются об щетину, застывают возле сомкнутых губ. Губы со вкусом карамели.

Мы по-прежнему молчим. Говорить теперь нет сил и нет необходимости. Слушаем дыхание друг друга и шум просыпающегося города. Окна в номере нараспашку.

Я медленно моргаю, борюсь со сном. Мне нельзя засыпать, нужно вернуться домой. Еще нет осознания, что сделала, что позволила себе. Не стыдно от произошедшего. Не думаю о том, как буду смотреть в глаза Саше, Ксюше, что буду им говорить. Может, и не буду ничего объяснять. Пусть эта ночь останется моим секретом.

Еще раз моргаю, веки смыкаются. Последнее, что я запоминаю, это как губы со вкусом карамели прижимаются к моим губам, а мое тело под простыней согревает другое горячее тело.

Утро бывает разным. Например, смущенным. Именно так я себя чувствую, когда открываю глаза и сразу попадаю в зрительный плен черных глаз. При свете дня они темно-карие, но все же я по-прежнему считаю их черными.

Мы оба лежим на животе под простынью, не моргаем. Я, наверное, ужасно выгляжу, похожа на панду. Так всегда, когда не смою макияж с глаз. Ойкаю и прячу лицо. Слышу смешок.

— Доброе утро, спящая красавица. Я первым в душ.

Матрац прогибается под весом, потом резко выпрямляется. Я приоткрываю глаза и с алеющими щеками смотрю на мускулистую спину. Зачарованно разглядываю замысловатый узор татуировки на лопатке. При движении кажется, будто линии двигаются. И задница у него что надо.

Боже! Боже! Боже!

Как только парень скрывается за дверью ванной комнаты, я тут же вскакиваю с кровати и мечусь по комнате, собирая разбросанные вещи. Натыкаясь то на свою, то на чужую одежду, в голове вспыхивают яркие воспоминания прошедшей ночи. Ни о чем не жалею, но жутко стыдно.

Еле натягиваю на себя платье, которое сейчас выглядит вульгарным и неуместным. Поспешно застегиваю босоножки. Присаживаюсь на стул перед трюмо с зеркалом и обычными салфетками стираю макияж. Все это время прислушиваюсь к льющей воде. Конечно, умыться мне не помешало бы, но сейчас главное, убежать из номера до того, как я столкнусь нос к носу с тем, с кем было хорошо. А ведь мне действительно было хорошо. До сих пор испытываю приятную усталость во всем теле, каждая мышца ноет.

Скомкав использованные салфетки, кидаю их в мусорное ведро. Встаю, оглядываюсь по сторонам, убеждаюсь, что ничего своего не забыла. Проходя мимо валяющейся на полу белой рубашки, замедляю шаг. Воровато кошусь на закрытую дверь ванной.  

Стоп.

Мне не нужна мужская рубашка в качестве трофея. Мне вообще не нужны вещи, напоминающие о том, что было ночью. И все же я приседаю, хватаю рубашку, брюки и раскладываю их на кровати. В кармане брюк что-то звякает. Без спроса засовываю руку и достаю ключи. Скорее всего, от машины, которая стоит возле клуба. На связке болтается брелок. Какие-то буквы. Возможно, инициалы. Не думаю, что делаю, просто снимаю его с кольца, ключи возвращаю на место. И сжимая ладонь, на цыпочках покидаю номер.

Не оглядываюсь, торопливо сбегаю по лестнице, несусь на выход. Сердце гулко бьется в груди от быстрого шага. Когда отель оказывается далеко за моей спиной, останавливаюсь. Сейчас мне не хватает мобильного телефона, чтобы позвонить сестре. Людей в этом районе, где я сейчас, не слишком много в столь ранний субботний час. Замечаю дворника, который подметает тротуар, направляюсь к нему.

— Доброе утро, — широко улыбаюсь как на работе. Мужчина оборачивается. — Я оставила телефон дома, не могли бы свой одолжить, чтобы сестре позвонить?

Меня разглядывают около минуты, скорее всего, прикидывают, кто я и чем занимаюсь. Сама бы с сомнением рассматривала такую девушку. Отчаянье подкрадывается ко мне очень близко, но к моему облегчению, тест на доверие я прохожу. Без лишних вопросов протягивают обыкновенный кнопочный телефон. Набираю номер Ксюши, слушаю долгие гудки, нервно кусая губу.

— Алло, — сонно бормочет сестра. Судя по голосу, не очень переживает за меня.

— Ксю, это Катя. Забери меня, так как у меня нет ни денег, ни телефона.

— Но ты где-то взяла мобильник, — в трубке насмешливо фыркают. — Пусть твой знакомый тебя и доставляет домой.

— Приедешь за мной, я тебе все расскажу.

— Так я тебе и поверила, — ворчит Ксюша, но при этом я слышу, как она возится. Надеюсь, что одевается. — Диктуй адрес, где тебя подобрать.

Я торопливо диктую адрес дома, возле которого стою. Завершаю разговор и сердечно благодарю молчаливого дворника, который тут же пошел дальше работу свою работать.

По пустым дорогам в субботу утром сестра доезжает до меня очень быстро. В отличие от меня, Ксюша выглядит свежее. Сажусь на переднее сиденье, пристегиваюсь и разжимаю ладонь.

— Медаль за безрассудность? — ерничает Ксюша, пытаясь разглядеть брелок, но я его опять сжимаю в кулак. Поняв, что я не готова сейчас делиться впечатлениями, вздыхает и трогает машину с места.

— Не знаю, как ты, я жутко хочу жрать и выпить большую кружку кофе с молоком. Как тебе идея?

— Полностью ее поддерживаю. За кружкой кофе мне будет легче тебе все рассказать.

— Так уж все, — язвит сестрица, и я понимаю, что не расскажу ей стопроцентную правду. Выдумаю немного другую историю, а ночь останется моей личной тайной.

— Все, — улыбаюсь, стараясь всем видом показать, что не собираюсь ничего утаивать.

Мы приезжаем к Ксюше. Моя сестра сама купила в центре города квартиру-студию. Многие думают, что сестрица имеет богатого ухажера, который спонсирует ее. Мало кто знает, что она за квартиру платит ипотеку, а за машину совсем только недавно выплатила кредит. Все, что было у нашей семьи, досталась мне. Квартира, в которой я живу с Сашей, перешла по наследству.

Сейчас, разглядывая Ксюшу, как она суетится возле плиты, я завидую своей сестре. Она сильнее меня, упертая и с головой на плечах, причем с холодной. Сильнее, потому что после смерти родителей не превратилась в тень самой себя, как я. Упертая, потому что ставила цели и достигала их. Она никогда бы не сорвалась с вечера с незнакомым парнем и не провела бы с ним ночь. Волшебную ночь, о которой нет смысла жалеть. 

— Я изменила Саше.

Ксюша в обморок не падает, изумленно ко мне не оборачивается. Если бы мне сестра заявила, что провела ночь с кем-то при наличии жениха, я только так начала причитать.

— Ты не удивлена?

— Ну, я догадалась, что не гуляли вы целую ночь под луной, — иронизирует Ксюша, ставя передо мной тарелку с бутербродами, потом кружку кофе с молоком. — Я, конечно, не успела его разглядеть, слишком быстро вы ускакали, но раз он был на этом пафосном мероприятии, значит, имеет деньги, статус.  

— Или богатых родителей, — предлагаю еще один вариант. Делаю глоток, довольно жмурюсь. Чистый кайф — вот так сидеть на кухне у сестры, не мучиться угрызениями совести и не думать о Саше.

— Судя по твоему виду, ты не жалеешь, — делает вывод Ксюша, беря с тарелки бутерброд. — И как впечатления?

— Незабываемые. Но со мной ведь все в порядке?

— В каком смысле?

— Я не чувствую себя виноватой по отношению к Саше. Умом понимаю, что мой поступок заслуживает осуждения, по-хорошему мне с ним нужно расстаться, но...

— Но тебе с ним комфортно, как с любимыми дырявыми тапочками. Выкинуть жалко, поэтому продолжаем носить дальше.

Откусываю большой кусок бутерброда, жую, всем видом показывая сестре, что сейчас не могу ей ответить. Мне просто сказать нечего. Действительно жалко расставаться с Сашей только из-за одной ночи с парнем, которого больше не увижу. Уверена на все сто процентов, что этот мажор уже забыл, как выглядит мое лицо. Лично мне потребуется время, чтобы забыть его лицо, его руки, его губы, его глаза.

— Эй! — Ксюша щелкает пальцами перед носом. — Вернись на грешную землю. Я не буду тебя осуждать, помни, всегда на твоей стороне, даже если ты не права. А сейчас ты ой как не права, оставаясь со своим студентом.

— Спасибо, Ксень! — благодарно улыбаюсь, протягиваю руку. Сестра тут же ее хватает и крепко сжимает. — У меня самая клевая сестрица. Эта ночь — эпизод. Яркий, мощный, запоминающийся.

— Главное, чтобы у этого эпизода не было последствий. Я надеюсь, вы...

— Мы? — глупо хлопаю глазами, потом смеюсь. — Все в порядке! Не волнуйся по этому поводу, я же не какая-та школьница.

— Некоторые школьницы будут в сто раз умнее тебя, но я рада, что о правилах контрацепции в своей эйфории ты не забыла.

— Да-да, — поспешно, весело соглашаюсь.

К моему облегчению, Ксюша не всматривается в меня, не пытается прочесть мои панические мысли, мечущиеся из стороны в сторону. А повод паниковать есть, потому что был момент в прошлой ночи, когда разум что у меня, что у моего незнакомца напрочь отключился. Никто из нас двоих ни о чем не думал, только чувствовали, только растворялись в эмоциях, которые были между нами.

Привожу себя в порядок: мою голову вкусно пахнущим шампунем, потом намыливаю тело гелем. Смываю с себя чужой запах и запах отеля. Выхожу из душа, мне кажется, что все равно пахну чужим мужчиной. Словно моя кожа впитала в себя его запах.

Пока сушу феном волосы, рассматриваю свое отражение. Пытаюсь понять, по моему лицу можно догадаться, чем я занималась ночью, или нет. Вроде глаза лихорадочно не блестят, губы не кусаю, на теле нет никаких отметин и синяков, но... Вот это «но» не дает меня окончательно успокоиться. Что-то все равно во мне не так. Может, с первого взгляда не рассмотришь изменения, со временем станет заметно, с Сашей-то я вижусь каждый день. Значит, рано или поздно он спросит, что со мной.

А что со мной? Я все та же скромная девушка, работающая официанткой в кафе. Не мечтаю о каких-то принцах на белых кабриолетах. В сладких грезах не летаю, рассчитываю на себя и на близких людей.

Переодеваюсь в спортивные штаны и футболку, вечернее платье запихиваю в пакет и задвигаю его в самый дальний угол большого шкафа сестры. Мне оно ни к чему, а Ксения, когда обнаружит, пусть сама решает, что с ним сделать. Как и с босоножками.

Смотрю на сосредоточенную сестру, сидящую за обеденным столом с ноутбуком. Пусть сегодня выходной, она работает. Трудоголик. Именно поэтому у нее все получается, Ксюша в любой сфере выкладывается по максимуму. Наверное, мне стоит это качество взять и себе. Не лениться, а вкалывать.  Тогда будет и новенькая квартира, и кабриолет... Тьфу, сдалась мне эта машина.

— Я ухожу. Одежду верну позже, — обуваюсь в кроссовки. Сестра лишь машет рукой, типа проваливай, не отвлекай.

До дома добираюсь спустя сорок минут. У меня совсем нет желания сейчас подниматься по лестнице и заходить в квартиру, прятать от Саши виноватые глаза, изображать из себя любящую девушку. Именно сейчас, сидя перед подъездом, мне становится стыдно. Сашка хороший, он не заслуживает, чтобы его обманывали, изменяли.

— Кать! — слышу голос того, о ком сейчас думаю. Испуганно вскидываю глаза, словно застукали на месте преступления.

— Ой, а чего ты не спишь?

— Проснулся пораньше, чтобы сходить в булочную и купить твои любимые булочки с маком. Ты, наверное, голодная? — Саша смотрит на меня доверчивым взглядом голубых глаз. У меня язык не поворачивается сказать ему, что сыта, поэтому киваю.

— Как прошла вечеринка? Наверное, ужасно скучно. Можешь даже не рассказывать. Кстати, как ты смотришь на то, чтобы в следующие выходные сходить в боулинг? Можно собраться компанией. Если у тебя будет выходной, нужно организовать вылазку, — меня обнимают за плечи. Я кашляю. Странно, привычный запах внезапно становится неприятным. И похоже, у меня аллергия на него, что ли.

— Ты парфюм сменил?

— С чего это?

Прищуривается. Пристально смотрит, у меня от этого взгляда в упор пересыхает в горле, я уже готова во всем сознаться и просить прощения. Моргаю, а Сашка внезапно широко начинает улыбаться.

— Похоже вы, девочки, вчера хорошо наклюкались. Пойдем домой, будем пить молоко и есть булки.  

Заботливо подхватывает под локоть, открывает подъездную дверь и пропускает вперед. Каждое его прикосновение, каждый его взгляд наполнен нежностью и заботой. Он суетится вокруг меня дома. Поит меня теплым молоком, подталкивает в мою сторону блюдце со свежими булочками.

Хороший парень. Таких берегут. Такими не разбрасывают направо и налево. За таких парней, которые муху не обидят, доброе слово не жалеют, понимают, что такое семья — замуж выходят. И я выйду за него. Не сегодня и не завтра, но мы обязательно распишемся и будет у нас двое детей: мальчик и девочка.

Прошедшая ночь останется сном, о котором иногда можно с улыбкой вспоминать.

— Кать, ты не помнишь, куда я вчера положил свой доклад?

Пятикурсник Саша судорожно ищет на своем столе желтую папку. Я улыбаюсь, качая головой. С началом учебного года мой студент стал каким-то рассеянным, никак не вольется в студенческую струю.

— Вместо того чтобы улыбаться, лучше бы помогла, — обиженно замечает Саша, торопливо запихивая тетради и учебники в свою сумку.

— Извини, но некогда. У меня финальный рейд для санитарной книжки.

Подхожу к любимому и целую его в щеку. Краем глаза замечаю желтый корешок под грудой других папок. Молча вытаскиваю пропажу.

— О, как ты только ее увидела? — голубые глаза сияют, беспокойство исчезает. Настроение определенно с каждой секундой на градус повышается, значит, на учебу пойдет с улыбкой.

— До вечера. У меня сегодня смена до десяти. Ужин не готовила.

— Я поем в столовой и что-то куплю из полуфабрикатов. Скинь только денег.

— Что? — отстраняюсь от Саши, хмурюсь. — Ты вчера перевод от родителей получил.

— Да, но я вчера их все потратил. Мне деньги перевели, чтобы я купил себе ботинки на осень. В кроссовках как-то прохладно стало ходить, — теперь Саша чмокает меня в щеку и направляется в прихожую.

— У меня нет лишних денег.

— Тебе жалко, что ли?

— Не жалко, а все расписано до копейки.

Раздражаюсь. Последнее время настроение скачет. Я иногда сама не понимаю, что может стать причиной такой резкой смены. Вот пару минут назад умилялась над Сашей, когда он искал свою папку с докладом, сейчас злюсь на его легкое отношение к деньгам. Привык жить на всем готовом.

— И вот еще что… Давай со следующего месяца будем пополам платить за квартиру.

— Ты сейчас серьезно?

— Вполне, — снимаю с вешалки плащ, оборачиваюсь с Саше. Он смотрит на меня недовольно. — Если тебя что-то не устраивает, ты вполне можешь вернуться в общежитие.

— Не смешно, Катя. В общаге невозможно нормально учиться, тем более у меня диплом.  

— Если ты не принимаешь мои условия, не хочешь в общагу, тогда проси родителей снять тебе квартиру, а я прикрываю халявную лавочку.

— Ты хочешь сейчас поругаться? — Саша приподнимает бровь. Выглядит оскорбленным и обиженным. Я, завязав в узел пояс, серьезно на него смотрю без тени улыбки.

— Пора взрослеть, Саш. Я устала все тянуть одна. Либо мы вместе и мы семья, либо разбегаемся в разные стороны, пока нас ничего, кроме привязанности, не держит. У тебя есть время подумать до ежемесячной платежки.

— Кать! Кать, стоя! — кричит мне вслед, когда я почти сразу же выхожу из квартиры.

Ему нужно время обуться, одеться, закрыть дверь и выскочить за мной следом. Я за это время успею выйти из подъезда и дойти до остановки. Если повезет, то и уехать.

Когда выхожу на улицу, прохожу метров сто, внезапно останавливаюсь. Словно налетаю на непробиваемую стеклянную стену. Мимо меня проезжает белый седан. Машина так сильно похожа на ту, в которой я ездила лишь однажды, что мне мерещится знакомый профиль. Моргаю и понимаю, что всего лишь похожая тачка, водитель совершенно другой.

Сердце в груди стучит набатом, перед глазами все плывет. Я чувствую, что и сознание медленно от меня уплывает. Держась из последних сил, кое-как дохожу до скамейки, благо она рядом, обессиленно на нее падаю. Прикрываю глаза. Воспоминания яркой вспышкой фотокамеры мелькают в быстром режиме.

Вот кафе, пара. Она ему не соглашается на предложение, он отдает мне кольцо на хранение.

Вот наглые парни с непристойным предложением. За моей спиной стоит тот, кому невозможно протестовать. Потом дождь. Черный зонт, белая машина и запах, медленно отравляющий.

Вот магазин. Отсутствие денег с собой, он оказывается в нужном месте в нужное время. Почему? У Судьбы свои планы на нас.

Вот приглашение от сестры на пафосное мероприятие. Впервые я позволяю себе вылезти из образа серой мышки. Дерзкое платье, высокие каблуки, вечерний макияж. Я и в то же время не я. Встреча с тем самым парнем, имени которого не знаю и не узнаю. Его предложение сбежать, и я сбегаю. Потом...

Этот незнакомец ворвался в мою жизнь незаметно, а ушел, оставив после себя незабываемые впечатления. Точнее, я от него сбежала. И каждый день с замиранием смотрела на проезжую часть возле кафе, ожидая увидеть знакомый кабриолет, знакомую темноволосую шевелю и черные, прожигающие насквозь, глаза. Он не приехал. Ни через день, ни через неделю.

Делаю глубокий вдох и приоткрываю глаза. Вижу Сашу, торопливо бегущего в сторону остановки. Во мне ничего не екает. Я даже не хочу, чтобы он сейчас меня заметил. Ему стоит всего лишь повернуть голову в мою сторону. К счастью, не поворачивает. Именно сейчас у меня никаких сил объяснять, что со мной и почему мне вдруг стало плохо.

Самочувствие последних дней меня саму пугает. Тайком от всех читаю в интернете разные медицинские форумы, и сама себе ставлю диагнозы. Один страшнее другого. Если бы не плановый медицинский осмотр для работы, к врачу бы не попала из-за своей трусости перед правдой. Вчера я сдала все анализы, которые только можно придумать, посетила разных специалистов, а сегодня меня ждет заключение от терапевта. Уверена, что он мне пропишет витамины, потому что чувствую хроническую усталость и жуткое желание спать. Не зря большинство животных осенью впадают в спячку. Я знаю, что зависима от солнца, но не думала, что до такой степени. Раньше такой сонливости не было.

Переведя дыхание, встаю со скамейки и направляюсь к остановке. Саши нет, скорее всего, понял, что я уехала, и сам поспешил на пары. Дожидаюсь нужно мне автобуса, сажусь на него и отворачиваюсь к окну. Стараюсь не думать о диагнозах. Скоро, совсем скоро я узнаю, почему у меня совсем нет ни на что сил.

Медицинский обход для книжки каждый сотрудник проходит в свой выходной где пожелает. В клинике тихо, спокойно, нет толпы больных в коридорах и нескончаемых очередей к врачам.

Сижу перед кабинетом гинеколога. Нервничаю. Мну ручки сумки, сражаясь внутренним напряжением. Пытаюсь подготовить заранее ответы на обычные вопросы. Один момент вызывает тревогу. Я совсем не помню, когда у меня были беспокоящие дни.

Громко вздыхаю, лезу за телефоном, чтобы открыть в нем календарь. Отлистываю месяц, два. Смотрю на даты, нервно кусая губу. Приходится восстанавливать события прошедшего лета, а мне хотелось бы их навсегда забыть.

Я все же обманывалась, когда убеждала саму себя в том, что одна единственная ночь с незнакомцем будет приятным воспоминанием между делами в минуты скуки. Я вспоминала. Часто. Эти воспоминания по-прежнему будоражат. Они на меня действуют слишком возбуждающе. И под сердцем начинает колоть.

Вздрагиваю, когда выходит медсестра и приглашает пройти в кабинет. Стараюсь успокоиться, присаживаюсь на стул возле стола, за которым сидит врач и что-то пишет. К Елене Васильевне я попадаю на прием не первый раз, поэтому мы обмениваемся дружелюбными улыбками.

— Как настроение? — спрашивает Елена Васильевна, обращая на меня внимательный взгляд.  

— Замечательное.

— Самочувствие?

— Осенняя хандра, хочется спать и еще раз спать, а не работать. Наверное, стоит попросить терапевта выписать какие-нибудь витамины.

— Витамины никому не помешают, — Елена Васильевна задумчиво смотрит на монитор. — Когда последний раз была менструация?

— У меня цикл сбился. Перенервничала. Думаю, в этом месяце все будет по графику.

— Хочу посмотреть тебя на кресле.

— Что-то не так? — обеспокоенно спрашиваю, предчувствия что-то этакое.

 Может, у меня рак? Или венерическое заболевание. Саше я доверяю. Подозревать его в измене — это последнее, что может мне сейчас прийти в голову. Я припоминаю его задержки, поздние звонки, которые якобы от однокурсников, рассеянность последних дней и транжирство. Иначе как объяснить, что у него вечно нет денег, хотя получает стипендию, финансовую поддержку от родителей и клянчит иногда у меня.

— Катя, — зовет меня Елена Васильевна, — на кресло.

Не чувствуя ног, без всяких мыслей иду за шторку. Безэмоционально залезаю на кресло и разглядываю белый потолок. Пытаюсь отстраниться от всего происходящего, но не получается. Я ловлю каждый звук, раздающийся слишком громко в тишине кабинета. Кожа покрывается мурашками, ладони внезапно становятся мокрыми и холодными. Прикрываю глаза, считая до десяти.

Один... Два... Три... Четыре... Пять...

— Все, можешь одеваться, — командует Елена Васильевна.

Открываю глаза и сползаю с кресла. Прячусь в закоулке и быстро одеваюсь. Руки трясутся, поэтому не сразу получается застегнуть молнию на юбке. Перед тем как вновь появиться перед врачом, делаю глубокий вдох и приглаживаю волосы. Все хорошо.

— Говоришь, цикл сбился? — Елена Васильевна усмехается. — На девяносто пять процентов уверена, что ты беременна.

— Что? — громко переспрашиваю, приподнимаясь в изумление со стула. — Вы шутите?

— В медицине шутить не рекомендуется, могут призвать к ответственности за не тот диагноз. Без анализов на ХГЧ ничего утверждать не буду, но по косвенным признакам все указывает на то, что ты беременна. Если бы помнила, когда была последняя менструация, назвала примерный срок...

— Этого не может быть, — шепотом отрицаю сказанные слова, хотя мне хочется кричать. — Это ошибка! Я не могу быть беременной!

— Катя, я понимаю, ты в шоке, но...

— Я не могу быть беременной! — как заводная повторяю я, стискивая руки в кулаки. — Мы предохраняемся, а в непорочное зачатие я не верю.

— Это не непорочное зачатие, а реальное. Возможно, был прерванный акт, он не стопроцентная защита от нежелательной беременности. Как вариант, презерватив был бракованный.

Закрываю рот ладонью, с ужасом смотрю на Елену Васильевну. От неожиданной шокирующей новости испытываю смятение. Ощущение, что я вдруг оказалась в какой-то альтернативной реальности.

— Я выпишу тебе направление на анализ крови, завтра с утра сдашь и придешь ко мне на прием ближе к вечеру. К этому времени будет все точно известно, а если вдруг невтерпеж проверить мои слова, можешь в аптеке купить тест на беременность.

Медсестра протягивает мне направление, я на автомате его забираю, прячу в сумке. Ни с кем не прощаюсь, потому что мне совсем не до вежливости, медленно направляюсь к двери. Выйдя в коридор, как подкошенная падаю на ближайший диванчик и смотрю в одну точку.

Беременна?

Как? Когда?

От кого?

Божечки...

Вскидываю руки, прикрываю ладонями рот. Минуту нахожусь в замешательстве, потом суетливо вытаскиваю мобильник. Сержусь, когда приложения зависают. Когда открывается календарь, нахожу месяц и дату сумасшедшей ночи. Судорожно пытаюсь вспомнить, а было ли что-то между мной и Сашей в это время. К своему ужасу, понимаю, что ночь с незнакомцем, скорее всего, и оставила последствия. Как говорила Елена Васильевна, уверена на девяносто пять процентов, остальные пять под вопросом. Если вдруг срок беременности окажется меньше, тогда осечка произошла с Сашей. Еще бы понять для себя, какого результата сама хочу.

Мне нужно поговорить. Единственный человек, который выслушает без вопросов, которому я доверяю — сестра. Надеюсь, у нее найдется причина сбежать с работы, никого не ставя в известность.

— Что-то случилось? — без предисловий спрашивает Ксюша, отвечая на звонок с первого гудка.

— Откуда ты знаешь? — опешив от догадливости сестры, шепотом задаю вопрос.

— Потому что ты звонишь мне в разгар рабочего дня, что с тобой редко случается. Видимо, что-то серьезное с тобой произошло, поэтому приглашать в ресторан не буду. Езжай сразу ко мне домой, я подъеду.

— Хорошо, — в горле стоит ком, я еле разговариваю. Ксения чувствует мое состояние, поэтому не бросает трубку, хотя уверена, что у нее и без меня хватает забот. — Спасибо, сестренка, — всхлипываю.

— Сырость в общественном месте не разводи. Сопли на кулак и дуй ко мне, там порыдаешь в свое удовольствие.  

Я судорожно вздыхаю и первая отключаюсь. Вытираю мокрые щеки, моргаю, медленно прихожу в себя. С оглушающей пустотой внутри себя покидаю медицинский центр. По дороге к остановке ноги сами заносят меня в аптеку. Не давая себе времени думать, покупаю несколько тестов на беременность по разной цене. Провизор понимающе мне улыбается, а я краснею.

Доехав до дома сестры, обнаруживаю ее возле подъезда. Сразу же кидаюсь к ней, оказываюсь в объятиях и рыдаю. Плачу приглушенно, но с душевным надрывом. Ксюша ничего не говорит, похлопывает меня по спине, убаюкивая в своих объятиях как малышку.

— Судя по тому, что ты уже в три ручья рыдаешь, случилось этакое.

Шутка вызывает у меня слабую улыбку. Ксюша обнимает меня за плечи и увлекает к входной двери. Я подчиняюсь ее, у меня нет сил протестовать, вырываться. Безумно нравится забота сестры, потому что мне физически необходимо сейчас чувствовать себя под чьей-то защитой, знать, что поддержат.

Оказавшись в квартире, сразу же направляюсь к дивану, падаю на него. Сумка выпадает из рук, и все ее содержимое оказывается на полу. Ксюша подходит, приседает и со свистом подбирает коробки тестов.

— Это и есть катастрофа?  

— Это крах моей жизни!

— Тут еще можно поспорить.

— Ты сейчас смеешься надо мной? — приподнимаю голову и укоризненно смотрю на сестру.

— Пытаюсь сбавить градус трагедии. Почему ты решила, что беременна? У тебя задержка? Тошнота? Хроническая усталость? Извращение в еде?

— Я была у врача, она утверждает, что я в положении. По сроку непонятно, так как я не помню, когда у меня были последние критические дни, — прикусываю губу, встречаясь с глазами Ксюши. Признаться, что я еще не знаю, кто виновник моего положения, не готова.

— Ребенок — это еще не трагедия жизни, — философски замечает сестра, сгребая все упаковки тестов в одну кучу, чтобы тут же их положить на журнальный столик. — Ты тест сделай, чтобы уже наверняка был повод впадать в истерику.

Я подрываюсь, хватаю два первых теста и несусь в сторону ванной. Запираюсь на щеколду и с бешено бьющимся сердцем разрываю коробки. Может быть, Елена Васильевна ошиблась в своих выводах, а матка увеличена, потому что не за горами те самые дни. По-хорошему надо УЗИ сделать, вдруг у меня там не оплодотворенная яйцеклетка, а опухоль.  

Ожидание больше всего действует на нервы. Я грызу ногти, шагая взад-вперед. Когда проходит положенное время, беру первый попавшийся под руку тест и прижимаюсь спиной к двери. Медленно, словно меня только что размазали по стенке, сползаю на пол, прижимая ладонь ко рту.

Две полоски.

Две ярких полоски.

Ошибки нет. Я действительно беременна.

Поглядев на второй тест, который выдает предположительный срок, Сашу как кандидата в отцы я отметаю. Похоже, ночь с незнакомцем дорого мне обойдется по всем фронтам. Больше, конечно, в моральном плане. Я ума не приложу, что мне делать.  

Сначала трусливо решаю ребенка повесить на Сашу, но поразмыслив над этим вариантом, прихожу к выводу, что лучше растить одной. Сашке нет смысла чужим малышом ломать жизнь. У него впереди диплом, перспективная работа и новая встреча с милой девушкой, которая будет ему верна при любых обстоятельствах. А я...

— Кать, ты там как? — слышу за дверью обеспокоенный голос сестры. — Мне МЧС вызывать, чтобы дверь снесли?

— Не нужно! — кричу, зная прекрасно, что Ксюша и правда может вызвать спасателей. Только вот эти ребята меня не спасут от крушения моих планов на будущее.

Встаю, умываюсь холодной водой. Смотрю на свое отражение, пытаюсь собраться с духом. Выдержу Ксению, выдержу и всех остальных. Обсуждения и осуждения мне не миновать. А еще нужно будет расстаться с Сашей. Больно, заранее уже тоскливо, но так будет правильнее.

— Ну? — сестра скептически приподнимает бровь, рассматривая мое мокрое лицо. Опускает глаза. Ей требуется чуть меньше секунды сообразить, что она видит.

— Что ты будешь делать? Может, отцу ребенка сообщишь? Такие вопросы должны двое решать.

Ксюша выразительно смотрит на тест для беременности в моих подрагивающих пальцах. Ком в горле мешает отвечать сразу, а мысли никак не готовы формироваться в связные фразы.

— Отцу ребенка? — горько усмехаюсь, боясь признаться сестре в своей безрассудности. — Я его даже не знаю.

— Что?! — Ксюша шокированно на меня смотрит, но справляется с эмоциями лучше, чем я. — Значит, аборт?

— Аборт? — вздрагиваю от вопроса, как от пощечины, и мотаю головой. — Нет, никакого аборта. Я рожу этого ребенка.

— Кать, ты в своем уме? Господи, какая я теперь сестра, что не заметила твоего подавленного состояние после изнасилования! — Ксюша крепко меня обнимает, гладит по спине и бессвязно шепчет. То ли меня успокаивает, то ли себя. Последнее слово меня царапает.

— Подожди, — отстраняюсь, хмурюсь. — Какого изнасилования?

— Ну ты ж говоришь, что не знаешь отца ребенка.

— Не знаю, но ночь я с ним провела по своей воле. Мы просто не называли своих имен, а так, пару раз встречались.

— Эм... — меня отпускают, Ксюша выглядит немного растерянной. — Мне, наверное, нужно выпить что покрепче, а тебе налью сока. Или чай?

— Сока будет достаточно.

Мы перемещаемся на кухню. Я, как ни странно, полностью успокаиваюсь, а вот сестрица, наоборот, нервничает. Поглядывает на меня с тревогой, хмурится, совсем на себя не похожа. Когда она ставит передо мной стакан, а перед собой бокал, я примирительно ей улыбаюсь.

— Я хочу этого ребенка.

— Я не хочу еще быть теткой.

— Ты будешь замечательной тетушкой, — лью сироп в каждое слово, вызывая у Ксюши ироничную улыбку. Я пью свой напиток, она свой, и молчим. Мне страшно от вопросов сестры, а они будут, потому что ситуация нетипичная.

— Это, наверное, тот самый парень, с которым ты ушла с мероприятия.

— Да.

— Жаль, я его не видела, иначе бы вычислила имя, — от грозного тона у меня мурашки по коже, тепло в груди. В этом мире есть кому меня защищать и оберегать.

— Ксюш, — кладу ладонь на руку сестры, сжимаю ее. — Спасибо, что ты у меня есть!

— Это маме с папой надо говорить спасибо, что ты есть. Я не просила сестру, — показательно грубо реагирует Ксюша, но в ее глазах отражается бездонная сестринская любовь.

— Ладно, — смотрит на мой плоский живот, прикрытый водолазкой. — Воспитаем достойно отпрыска миллиардного состояния.

— А почему миллиардного?

— Уж лучше пусть твой ребенок будет наследником миллиардера, чем какого-нибудь офисного клерка.

— Ты неисправима! — смеюсь, качая головой. Ксюша тоже смеется, делая глоток из своего бокала.

— А что с Сашкой? Точно не он будущий отец?

— Точнее я тебе скажу завтра вечером, когда врач назовет мне приблизительный срок, но уверена, что не он отец. И нам придется расстаться. Я не имею право вешать на него обузу.

— Я согласна с тобой, не нужен нам этот халявный рот, пусть учится заботиться о себе сам. Ты не переживай, деньгами, приданым я помогу. Главное теперь, думай о малыше, — Ксюша похлопывает меня по животу. — Тетя Ксюша позаботится о тебе и о твоей маме.

Смотрю на сестру, и во мне крепнет уверенность, что я справлюсь. Справлюсь, потому что рядом со мной будет человек, неравнодушный к мне, к моим проблемам, заботам, радостям и печалям. Я безумно благодарна родителям, что они подарили сестре меня. Рада, что Ксюша не придушила меня подушкой в приступе ревности, сумела принять и полюбить. Еще я благодарна тому незнакомцу, который сумел за короткий промежуток времени окунуть меня водоворот чувств. Он словно сделал для меня искусственное дыхание, завел мое сердце другим сердцем.

Грею руки об горячую чашку, наблюдая, как Саша с аппетитом поглощает ужин. Он только недавно вернулся с университета, а я вот неделю думаю, как ему рассказать о ребенке. Не от него.

Я сдала анализы, Елена Васильевна подтвердила беременность и назвала срок. Приблизительно восемь недель. Именно восемь недель назад я провела единственную ночь с незнакомцем, имени которого не удосужилась даже узнать. Не ради алиментов и прочей бюрократии, хотелось дать ребенку настоящее отчество. Фамилия будет моя.

— От твоего пристального взгляда у меня еда застревает в горле, — замечает Саша, аппетит у него не пропадает. Отпивает воду из стакана. — Что-то случилось?

— Ничего особенного, — мямлю, прикусываю губу. Да уж, ничего особенного. Подумаешь, беременна, подумаешь, от другого парня, ну подумаешь....

— Не ври, я вижу по глазам. Рассказывай, исповедуйся, и вина перестанет терзать твою душу, — очаровательная улыбка Саши и веселый тон еще больше заставляют почувствовать себя виноватой перед ним.

— Как ты относишься к детям?

— Никак, — он пожимает плечами, вновь сосредотачиваясь на ужине. — А что? Кто-то из подруг залетела, а бойфренд не принял?

— Залетела я, а бойфренд пока относится к детям никак, — голос дрожит.

Признавшись, тут же подношу чашку к губам и делаю вид, что пью чай. Саша изумленно вскидывает глаза, перестает жевать. Мы несколько секунд смотрим друг на друга. Я чувствую, как меня потряхивает от перенапряжения, от переживаний. Саша сначала бледнеет, потом краснеет, вновь бледнеет и глупо хлопает глазами.

— Это как так получилось?

— А ты типа не знаешь, как получаются дети? — иронизирую.

Мысленно себя готовлю к тому, чтобы сделать еще одно признание, но никак не наберусь храбрости. Саша так по себе не вспыльчивый, но мало ли какая у него будет реакция, когда он узнает, что ему наставили рога.

— Я в шоке. Мне это надо переварить.

Встает из-за стола, мечется из угла в угол. Он замирает возле раковины, стоит ко мне спиной. Я набираю полные легкие кислорода, открываю рот, как Саша резко оборачивается.

— Будем рожать! — уверенно заявляет. Не улыбается, выглядит серьезным, сосредоточенным.

— Саш, я это...

— Ничего не говори.

Саша подходит ко мне и опускается передо мной на колени. Смотрит на меня снизу-вверх доверчивым взглядом, а у меня язык не поворачивается сейчас сказать ему о том, что я сознательно изменила.

— Маме с папой расскажем чуть позже, они будут в шоке, но потом обрадуются. Я пойду работать, найду ночные смены, курсовые продолжу писать. Мы справимся, выкрутимся.

Я плачу. Слезы текут по щекам, зависают на подбородке и падают вниз. Хватаю ртом воздух и немею от невыносимого чувства жалости к Саше. Он хороший, местами еще ребенок сам по себе, но вот сейчас не орет на меня, не настаивает на аборте. Другой на его месте давно бы собрал вещи и хлопнул дверью, едва услышав о незапланированной беременности. Я продолжаю молчать, громко всхлипывая.

— Не плачь, Катюш, — Саша протягивает руку, стирает пальцами мокрые дорожки с моего лица. — Я, конечно, не думал становиться так рано папой, но раз так получилось, значит, пусть будет так. Мы обязательно со всем справимся.

— Тебе надо учиться, диплом писать, а не взваливать на себя чужие проблемы.

— Не переживай за меня, главное, — опускает руки на мой живот и гладит сквозь футболку, — наш ребенок. Я все для вас сделаю. И не нужно говорить, что это чужие проблемы. Твои проблемы — это мои проблемы.

— Саш... — накрываю его руки своими ладонями, стискиваю их. Смотрю в его добродушное лицо, вновь плача беззвучно в три ручья. — Это неправильно. Понимаешь? Ребенок не запанированный, я сама все еще не верю, что он есть во мне.

— Нужно время привыкнуть к этой мысли. Мы оба не думали о детях, но...

— Саш... Прости меня.

Не думала, что сказать правду будет так сложно. А главное, так больно. Меня от понимания, что вот сейчас завершится наша с ним неидеальная история, наизнанку выворачивает. И пусть я знаю, что без поддержки не останусь, Ксюша не допустит этого, мне безумно жалко отпускать Сашу.

Может, для кого-то это покажется слишком эгоистично, но для меня этот парень самый родной после сестры. С ним я взрослела. С ним думала о совместном будущем. С ним я хотела семью, которой мне не хватало. И вот ночь без оглядки с чужим человеком в какой-то гостинице все прошлое подвела к жизненному перекрестку, на котором мы разойдемся в разные стороны.

— За что ты извиняешься?

— Прости меня... — всхлипываю, решительно смотрю в голубые глаза. — Я беременна не от тебя.  

Несколько минут на кухне стоит напряженная тишина. Саша не смотрит на меня с презрением, он шокирован. Его глаза блуждают по моему лицу. Видимо пытается понять, я шучу или нет.

— Я не шучу. Просто... так получилось, — голос срывается после каждого слова.

Мне тяжело смотреть на растерянного Сашу и осознавать, насколько я сейчас жалкая в его глазах. Изменщица. Мне нет оправданий. Когда ты в отношениях, никакие объяснения тебя не оправдают.

— Получилось? — светлые брови Саши ползут вверх. — Кать, ты серьезно?

— Да, я серьезно. Уверена на все девяносто процентов, что ребенок не твой.

— А остальные десять?

— Остальные десять процентов вероятность того, что малыш твой.

— И? Как мне, по-твоему, сейчас нужно отреагировать на это заявление?

Саша встает и подходит к окну. Я с тоской смотрю ему в спину, представляя, как ему сейчас тяжело, но мне не легче. Я решила быть честной прежде всего перед собой, а потом перед ним и всеми остальными.

В маленькой кухне, которая никогда не смущала размерами, сейчас для двоих становится тесноватой. Я не хочу трогать Сашу, не двигаюсь да не дышу. Рассматриваю чайные разводы внутри чашки, прислушиваясь к дыханию Саши. Украдкой на него поглядываю.

Он все еще стоит возле окна, раздумывает над ситуацией. Ситуация его явно напрягает, как и то, что не знает, как поступить дальше. В одночасье все перечеркнуть сложно. Я тоже не могу с полной уверенностью сказать, что желаю его ухода. От самой мысли мне уже становится тоскливо, а если представить, что впереди кроме сестры и крохи меня никто не будет ждать — взвыть хочется.

Меня пугает будущее. Я о своем страхе никому не говорю. Ксюша не поймет, Саша подавно, он сейчас точно меня не утешит и не поддержит. А ведь хочется, чтобы он успокоил и уговорил не бояться. Потом мы бы вместе посмеялись над моими выдуманными страхами. Только вот не будет этого «потом».   

— А когда можно будет узнать, кто отец ребенка? — Саша оборачивается, опирается об подоконник и скрещивает руки на груди.

Так странно видеть его сосредоточенным и предельно серьезным. В другой ситуации он бы разрядил напряженную обстановку улыбкой, какой-нибудь шуткой. Я прикусываю губу, вспоминаю все статьи, которые уже прочитала по поводу установления отцовства. Самая безопасная и бюджетная процедура — это провести ДНК-тест после рождения ребенка.

— ДНК-тест.

— Который вроде проводится после рождения.

— Да.

— Значит, когда родишь, тогда и определим — мой ребенок или не мой.

— Но... — я с сомнением смотрю на Сашу. Его поведение выбивается из привычных сценариев, когда парень узнает о беременности подруги от другого. — То есть...

Я замолкаю, так как у меня совсем не находится слов возразить или обрадоваться. Саша не выдерживает моего молчания, вновь опускается на колени передо мной. Берет мои руки, перебирает пальцы, потом подносит к губам и согревает их.

— Руки холодные, нужно себя беречь. Что касается твоего признания... — глубоко вдыхает и отважно смотрит мне в глаза. — Если вдруг окажется ребенок не моим, я все равно останусь рядом. Я тебя не брошу.

— Это будет чужой ребенок. Понимаешь?

— Он будет твой, а значит, не совсем и чужой. Да, я не произвожу впечатление уверенного мачо, — сглатывает. Я замечаю, как у него дрожит нижняя губа. — Уверен, что изменила с каким-нибудь мажором, который умеючи пустил тебе пыль в глаза, а ты поддалась очарованию.  

Очарование? Да, тот незнакомец просто сразил меня своей наглостью и харизмой. Но только вот не будь между нами химической реакции, никакой бы ночи не было. Мы просто на уровне физиологии тянулись друг к другу и нуждались друг в друге тогда и в ту минуту.

И как бы сейчас ни терзалась противоречивыми чувствами, качаясь на эмоциональных качелях, не жалею. И при воспоминании о черных глазах в груди что-то замирает.

Я опускаю взгляд, разглядываю наши руки. Чувствую опустошение и желание плыть по течению. Внутренний голос увещает меня, что нет смысла дальше терзать рану, заставляя и себя, и Сашу страдать. Он принял факт, что, возможно, ребенок не его, он, несмотря на это, хочет остаться. Так какого хрена я буду его гнать, если по-прежнему испытываю к нему теплые чувства, ощущение уюта рядом с ним?   

— Саш... — мы встречаемся взглядами. Он не дышит, я тоже не дышу. — Давай попробуем жить вместе при новых обстоятельствах. Только об одном прошу.

— Все что угодно! — с радостью обещает Саша, я улыбаюсь.

— Пообещай мне, что никогда меня не попрекнешь...

— Обещаю! — пылко меня уверяет, тянет к моим губам.

Наш поцелуй впервые за долгое время получается каким-то неуклюжим, смущающим. Отстраняемся друг от друга, отводим глаза, испытывая неловкость. Мы будто чужие люди, которым предстоит еще только знакомиться друг с другом. По сути, так и есть. Нам нужно будет еще узнать, каково нам будет вместе в новых обстоятельствах.

***

— Спа-си-бо боль-шо-е, -тщательно по слогам благодарит девчушка с задорными кудрявыми хвостиками.

На вид ей не больше четырех, и такая милашка. Я мило ей улыбаюсь, в ответ она мне машет рукой и потом хватает ладонь мамы и топает на выход. Смешная такая.

Последнее время я начала обращать внимание на молодых мамочек с колясками с детками. Иногда во дворе присаживаюсь на скамейку и наблюдаю за детворой, весело играющей на детской площадке под присмотром бабушек, мам и пап.

При виде полноценной семьи у меня сжимается сердце, а рука непроизвольно ложится на живот.

Саша хоть и уверяет меня, что примет ребенка, если вдруг тест на ДНК окажется не в его пользу, я ему не верю. На уровне психологии, подсознания, интуиции не верю. Он, похоже, совсем не понимает, что значит взять на себя ответственность за ребенка. Это не просто пару раз подержать на ручках и погулять с ним. Это содержать малыша, предоставлять ему комфортную жизнь. Это воспитывать его, закладывать в него ценности жизни, быть примером.

Я из-за этих мыслей теперь плохо сплю, часто просыпаюсь по ночам. Пару часов смотрю в потолок, слушая размеренное дыхание спящего Саши. Он не подозревает, какая тяжесть у меня на душе, стараюсь при нем улыбаться и излучать только позитив.

Между нами на первый взгляд ничего не изменилось, но все равно ощущается некое напряжение, осторожность. Словно не только я сомневаюсь, но и сам Саша сомневается в самом себе, но не хочет этого признавать.

— Эй, Кать, вернись к нам на землю, — перед лицо возникает олина ладонь. 

Я моргаю и извиняюще ей улыбаюсь.

— Ты какая-та странная последнее время, — замечает подруга, опираясь об стол, который я только что протерла после посетителей.

— В чем выражается моя странность?

— Задумчивая стала, молчаливая. Как говорится: ушла в себя, вернусь нескоро. Все хорошо у тебя?

— Да все нормально. Пока людей нет, может, пойдем чайку выпьем? — смотрю в сторону Дани, он кивает в знак разрешения.

— О, отлично! — радостно соглашает Оля и уносится в сторону служебного помещения.

Я, проводив подругу взглядом, подхожу к нашему администратору. Крепко сжимаю поднос, с сомнением смотрю на парня, который вопросительно смотрит на меня.

— Что? — первым не выдерживает Даня.

— У меня тут такое дело, — терзаю зубами губу, с трудом подбираю слова для сообщения о своем положении. Работа нужна, по закону меня не могут уволить, но... Всякое бывает.

— Не тяни, Катя, ради бога. Говорил давай.

— Понимаешь, я беременна, — выпаливаю признание быстрее, чем Даня успевает моргнуть. Смотрим друг на друга. Даня удивленно, потом задумчиво, а затем недовольно. Я испуганно.

— Поздравляю, но не рановато ли?

— Мне двадцать есть, — огрызаюсь, насупившись.

— Не мое это дело, хорошо, что сообщила.

— Меня уволят? — со страхом спрашиваю, сильнее стискивая поднос.

— По-хорошему надо, ты же с пузом подносы таскать не будешь, а по закону тебя никто уволить не имеет право. Вот головоломку ты подкинула, ведь нужно придумать, чем ты будешь заниматься.

— Прости, — опускаю глаза, чувствуя себя виноватой.

— Ладно, — как-то устало произносит Даня. — Иди чай пей, я подумаю, на какое место тебя позже перевести.

— Спасибо! — тихо благодарю, сдерживаясь от порыва его обнять. Ему это не нужно, да со стороны будет выглядеть странно. — Только давай этот разговор оставим между нами.

— Я тебя понял.

Радостная я убегаю к Оле, которая уже ждет с чаем и вкусняшками. Она сразу начинает жаловаться на свою жизнь. Основная больная и бесконечная тема — это парни. По ее мнению, все они козлы и всем им нужно только одно. Мои замечания, что она просто еще не встретила своего единственного, совсем не действуют. Когда мы допиваем чай и доедаем конфеты, заглядывает Даня и сообщает, что пришли посетители и их нужно обслужить.

Первая вскакиваю я, Оля не протестует. Я хватаю со стола блокнот, ручку, направляюсь к двери. Перед появлением в зале растягиваю губы в приветливой улыбке, но буквально на пороге замираю.

Сердце в груди перестает биться. Я отступаю назад, не в силах отвернуться и отвести глаза в сторону. Почему-то мне становится страшно и одновременно любопытно.

— Оль, я вспомнила, что мне срочно нужно позвонить сестре. Иначе потом я до нее не дозвонюсь, она будет на совещании, — вру и не краснею, нервно теребя блокнот.

— Хорошо, — соглашается ничего не подозревающая подруга.

Она без лишних вопросов, за что я ей благодарна, выходит в зал. Я выдерживаю ровно минуту и тоже выхожу в зал, но как воришка прячусь, чтобы меня никто не заметил. Встречаюсь с непонимающим взглядом Вани, прикладываю палец к губам, показывая ему, чтобы он молчал и не обращал на меня внимания. Ваня пожимает плечами, возвращается к своей работе, а я перевожу взгляд в зал.

Сердце еле бьется, я почти не ощущаю его стука. Глаза жадно разглядывают темноволосый затылок. Улыбаюсь, вспоминая, как мои пальцы зарывались в эту шевелюру, как оттягивала его голову, стиснув в пальцах несколько прядей. Сейчас волосы в полном беспорядке, скорее всего, челка нависает на глаза.

— Кать, — возникает передо мной Оля, с интересом меня разглядывая. Она замечает направление моего взгляда, нагибается ко мне и шепчет:

— Этот красавчик спрашивал тебя.

— Меня? — изумленно переспрашиваю. — Этого не может быть!  

— Твоего имени не назвал, но достоверно описал. Пойдёшь? — Оля еле дышала от любопытства, а я все это время не сводила глаз с темноволосого затылка.

Быть или не быть? Идти или нет? От противоречивых чувств у меня начинает раскалываться голова и болеть живот. Прислоняюсь спиной к стене, смотрю перед собой. Прикладываю ладонь к груди, а под ней гулко бьется сердце, вот-вот готово выскочить. Делаю глубокий вдох и выхожу в зал, направляюсь сначала к Дане. Предупреждаю его, что мне нужен получасовой перерыв. Он не возмущается, лишь провожает меня взглядом.

— Привет, — присаживаюсь за стол напротив парня.

— Привет, — здороваются со мной, не сводя глаз с моего лица.

Я опускаю взгляд на его губы, а потом с пылающими щеками смотрю на шею, шумно сглатывая. В этот раз на нем черная футболка с глубоким вырезом, который позволяет рассматривать ключицу. Еле сдерживаюсь, чтобы не прикрыть глаза, но воспоминания мелькают кадрами. Я все же помню, какой он, как мои руки скользили по его плечам, груди...

— Что ты хотел? — резко вскидываю глаза, понимая, что если сейчас не завершу разговор, меня торкнет не на шутку.  

— Увидеть тебя хотел.

— Да?  — удивленно приподнимаю брови, скрещивая руки на груди. — Спустя столько времени? Зачем? Мы же сразу договорились, что произошедшее между нами ничего не значит.

— Да? — усмехается, обхватывает своими длинными пальцами чашку. — Не помню такого, а вот то, что ты сбежала не попрощавшись...

— Тебя задело такое поведение? —  улыбаюсь. — Видимо, я первая, кто не упал к твоим ногам от сногсшибательного очарования.

— Признаюсь, твое поведение меня задело.

От его улыбки у меня сразу возникают мурашки, я напрочь забываю о том, что нужно побыстрее завершить разговор. Хочу посидеть с ним чуточки, смотреть ему в глаза и тонуть в этой темноте. Он действует на меня как гипнотизер.

— Может, тебе кофе заказать?

— Нет, я же на работе.

— Сможешь отпроситься? — проникновенно заглядывает в глаза, что я забываю дышать, и сама того не замечая, киваю в согласии. — Тогда я буду ждать тебя в машине. Не задерживайся.

Я прихожу в себя, когда мой знакомый незнакомец расплачивается у Вани за кофе и направляется на выход. Что со мной? Что я творю? Какого черта согласилась, прекрасно зная, что никуда с ним не пойду?

— Дань... — мну свои пальцы перед собой, кусая губу. Даня хмурится, молчит. Качает головой, тяжело вздохнув.

— Я не буду своим положением злоупотреблять. Отпусти меня только сегодня пораньше. Очень нужно.

— С этим мажором покататься на машине? Не от него случает залетела?

— Нет! — быстро и запальчиво отвечаю, сверкнув газами.

— Хорошо, иди, но это первый и последний раз, когда я иду тебе на уступки.

— Я поняла, — на хожу отвечаю, направляясь в служебное помещение.

У меня есть время передумать, но решения я не меняю. Меня невообразимо тянет к этому парню, несмотря на то, что между нами ничего невозможно. Он для меня подобен кумиру. Сейчас просто выпала возможность провести с ним немного времени, чтобы потом вспоминать этот вечер.

Я выскакиваю из кафе, тороплюсь как на свидание. Зачем-то перед выходом распускаю волосы и подкрашиваю блеском губы. Точно с ума сошла, и в голове полная неразбериха от собственных решений. Замираю перед парнем возле машины. Он выпрямляется, протягивает мне руку. Я с готовностью вкладываю свою ладонь, тут же ощутив приятное тепло на коже.  

— Готова?

— Куда мы поедем?

— Ты голодна?

Я вспоминаю чай и сладости. Два часа мне точно не захочется есть, поэтому отрицательно мотаю головой. Парень смеется, странно на меня смотрит, но тут же тянет за собой. Мы обходим спереди машину, мне открывают дверку и даже подставляют ладонь к голове, чтобы я не стукнулась.  Мои глаза то и дело следят за каждым шагом этого странного парня. До сих пор не понимаю, что его привело в кафе и заставило меня пригласить куда-то.

Когда машина трогается с места, салон заполняется запахом ментола и звуками какой-то ритмичной музыки на иностранном языке. Я удобно располагаюсь на сиденье, смотрю сначала на дорогу, а потом, слегка повернувшись к водителю, начинаю разгадывать его.

Весь в черном и ему безумно идет этот цвет. Руки расслабленно лежат на руле, не выжимает из автомобиля максимальную скорость. На левом запястье стильные часы, на правом серебряный браслет с причудливым плетением. Черная ткань не обтягивает его плечи. Повезет той девушке, которая будет заслонена этой мускулистой спиной и будет держаться за эти плечи. Он свое защитит.

Резко вскидываю глаза вверх. И повезет ей еще в том, что она до конца своих дней будет целовать эти губы, вкус которых я все еще помню и слабовольно мечтаю о том, чтобы еще раз к ним прикоснуться. Во снах я часто его целовала. Правда, потом с таким стыдом смотрела на Сашу и принимала его нежность, что противна становилось самой себе.

— Ты хочешь меня поцеловать?

Я ошарашенно смотрю на парня и отворачиваюсь к окну, чувствуя, как щеки горят. Прикладываю к ним ладони и пытаюсь успокоиться от волнения.

— Я тебя поцелую. Чуть позже, — обещают мне, заставляя еще сильнее вспыхнуть. Наверное, мое лицо сейчас красное. У меня не только щеки пылают, у меня уши горят и шея тоже.  

— Мы приехали.

Я поворачиваю голову к окну. Машина стоит на набережной. Парочки и семьи прогуливаются вдоль реки. Все выглядят счастливыми и влюбленными. Оборачиваюсь к парню, он внимательно на меня смотрит.

— Я хочу с тобой прогуляться по набережной, угостить тебя мороженым.

— Да? — глупо улыбаюсь, чувствуя себя разочарованной.

Одергиваю сама себя. На фантазировала себе того, чего нет, а теперь сама же от этого страдаю. Никто мне не обещал особенной встречи.

— Пойдем?  — смотрит на меня темными глазами, губы улыбаются, а в них стоит какая-то тоска.

— Да, конечно, — секунду мнусь, а потом спрашиваю: — С тобой все в порядке?

— Почему ты спрашиваешь? — черные брови удивленно приподнимаются. — Ты за меня переживаешь?

— Мне показалось, что тебя что-то гложет.

— Тебе показалось.

Он обезоруживает меня улыбкой, в этот раз улыбаются и глаза, но все равно у меня остается стойкое ощущение, что мне врут. Когда я подхожу к нему ближе, меня неожиданно берут за руку. Теперь я удивленно на него смотрю. Сначала меня накрывает странное восторженное состояние, а потом паника из-за того, что кто-то из знакомых меня может увидеть. И руку все же я не выдергиваю.

Подходим к палатке с различными сладостями. Я против воли заглядываюсь на маленьких карапузов, которые с важным видом сидят в косяках. Совсем малыши спят в люльках. Интересно, какой у меня будет малыш? Спокойный или беспокойный? Угрюмый или улыбашка? Темненький или светленький?  

Смотрю на парня, стоящего в очереди. Он перехватывает мой взгляд и подмигивает. Я смущаюсь и опускаю глаза на ворот его футболки. Черт! Сразу же вспоминаю то, что следовало бы забыть. Ночь с последствиями не на шутку будоражит.

— Тебе какое мороженое?

— Клубничное.

— Хорошо.

Парень поворачивается к продавщице, берет два клубничных вафельных стаканчика. Подходит ко мне и один протягивает мне. Не спеша бреет в сторону фонтанов.

— Зачем пришел спустя столько времени? — надкусываю клубничный пломбир.

— Если скажу, что не мог забыть тебя, ты, конечно, не поверишь.

— Не поверю, — соглашаюсь. — Но пусть будет такая версия, это льстит моему самолюбию.    

— Ты такая забавная, — смеется. 

Внезапно протягивает руку и касается моих волос. Я от изумления забываю даже откусить мороженое. Смотрю на парня и не знаю, как реагировать на этот жест.   

А еще вдруг перестаю замечать окружающих нас людей. Мне рядом с ним хорошо, как в ту единственную ночь. Почему-то все заботы и тревоги отстукают. Он вновь берет меня за руку, тянет за собой. Я послушно следую. Приходим к самым дальним скамейкам, где малолюдно и густые кустарники скрывают от множества глаз.

— Так странно сидеть рядом с тобой и не знать твоего имени, — тихо замечаю, откусывая кусочек пломбира. Парень усмехается, крутит в руке мороженое.

— Даже если мы узнаем имена друг друга, ничего не изменится.

— Почему же? Мы можем нормально общаться, как друзья.

— Друзья? — темные брови удивленно ползут вверх. — Ты веришь в дружбу между парнем и девушкой, которые переспали?

— Зато удовлетворили любопытство и поняли, что лучше дружить.

— Я такое не говорил. Вообще, — надрывает упаковку на мороженном, выкидывает ее в урну. — Ты мне понравилась с первой встречи. Оставил кольцо специально, чтобы вернуться.

— Я тебе говорила, что у меня есть парень.

— Но это тебе почему-то не помешало провести со мной ночь.

— И ты, наверное, очень собой гордишься!

Мороженое резко перестает нравится. Я выбрасываю его в урну, скрещиваю руки на груди. Резкие перепады настроения не в новинку. Злюсь на себя из-за того, что поддалась вновь очарованию этого нахала и ушла с работы. Лучше бы не тратила свое время на этого героя-любовника.

— Не злись. Я не фаталист, не верю в судьбу и прочие знаки, но в отношении с тобой все как-то странно выходит. У меня даже сейчас сердце колотится как ненормальное, когда я просто рядом сижу с тобой.

— Еще признайся в любви, — ерничаю, поворачивая голову в сторону парня.

— Мы с тобой слишком мало знакомы, чтобы говорить о любви, но ты мне нравишься. Правда, — его лицо темнеет и перестает улыбаться. — Я через три дня улетаю за границу учиться.

Я смотрю перед собой, засовывая ладони под мышки. Слышать признания в симпатии от человека, который откликается в душе, заставляет сердце сжиматься. Сейчас тот самый момент, когда нужно сказать о ребенке и о возможном его отцовстве.

Но смогу я произнести хоть слово? Какие варианты у нас с ним? Он уедет и оставит меня наедине с проблемой, которая ему не нужна. Или он останется, пожертвует учебой ради меня. Какова цена? Есть ли вероятность того, что у нас может получится? Она ночь не гарантия вечного счастья. Как бы я поступила на его месте?  

— Как ты относишься к детям? — выпаливаю вопрос, не давая себе время передумать.

— К детям?  Когда-нибудь они у меня обязательно появятся, лет этак черед пятнадцать. Ты же должна понимать, что дети очень дорогое удовольствием, а рожать, чтобы поднять демографию, это точно не про меня. А почему ты о них спросила? — прищуривается, внимательно меня оглядывает. Цокает языком и склоняет голову на бок. Я жду вопроса.

— Ты беременна?

— Да.

Встречаемся глазами. В карих застывает недоверие, а в моих, скорее всего, сейчас отражается решительность. Что бы он сейчас ни сказал, ребенка я оставлю. Мне есть на кого положиться, на кого рассчитывать.

— Ты хочешь сказать, что беременна от меня? — голос его звучит угрожающе, словно я какая-то преступница и вдруг вешаю на его свои косяки. — Или это сейчас такие шутки?

— Нет, у меня вообще отсутствует чувство юмора. Скажу так, — мой твердый тон вызывает в нем усмешку, иронично приподнимает бровь. — Ребенка я оставлю. Мне не интересно, как ты поступишь с этой информацией, но считаю, что ты имеешь право знать. Никаких денег от тебя мне не нужно, рожу и воспитаю достойно.

— А зачем тогда говоришь мне о беременности, если тебе совершенно наплевать на мое мнение? — зло спрашивает парень, сжимая на коленях кулаки.

Он действительно сердится, на скулах ходят желваки, дышит тяжело. От него волнами исходит молчаливая ярость. Удивительно, как меня еще не снесло со скамейки.

— Потому что ты имеешь право знать. В зачатие ребенка участвуют двое.

— Ты ненормальная, — бормочет, сгибается, стая локти на колени, и обхватывает голову руками. 

Я стискиваю зубы, борюсь с внезапным желанием дотронуться до него и успокоить.

Звонит мой мобильник. Достаю его из сумки. На экране высвечивается имя Саши. Выключаю звук и кладу телефон экраном вниз на скамейку. Разговаривать со своим молодым человеком сейчас нет желания. Он будет спрашивать, где я, что делаю, как прошел мой день. Саша заботится обо мне, но его забота кажется мне какой-то удушающей. Мне словно перекрывают кислород. При этом я все еще не решаюсь окончательно с ним порвать, трусливо за него держусь, как за запасной вариант. Хотя и основного-то варианта нет.

— Не пойму, ты расстроен или рад? — как бы у меня на душе ни скребли кошки, я нахожу в себе силы улыбнуться. 

Парень вскидывает голову, долго блуждает по моему лицу рассеянным взглядом.

— Я так понял, ты уже все решила?

— Да.

— Тогда не имею права что-то говорить, — встает, засовывает руки в карманы брюк и смотрит куда-то в сторону.

— Ты все равно ничего не можешь мне предложить, — не спеша поднимаюсь со скамейки и замираю рядом с ним.

Меня по-прежнему тянет к нему, несмотря на то, что между нами огромная пропасть. Он сейчас явно в шоке, не знает, что говорить в подобных ситуациях. Я тоже не знаю. Я поступаю так, как мне кажется правильным, поступаю так, чтобы потом ни о чем не жалеть и не лелеять глупые мечты. Вот сейчас, смотрит на меня своим темным взглядом, тянет за собой в омут, и я рада нырнуть с головой, захлебнуться. А что будет потом, уже неважно.

— Аборт я тебе не предлагаю, — поворачивается ко мне. Неожиданно вскидывает руку и дотрагивается до моего лица. Я вздрагиваю от этого прикосновения, широко распахиваю глаза.

— Но и участвовать в твоей жизни и жизни ребенка не могу.  

Улыбаюсь, слегка усмехнувшись, опускаю глаза и рассматриваю тротуарную плитку. Внутри меня какое-то странное умиротворение и уверенность в том, что я правильно поступаю. Знаю одно, потом чувство вины и «а если бы» не будет меня мучить.

— Я не прошу. Просто мне кажется, так будет честно по отношению к тебе, рассказать о ребенке. Может быть, я не права, время покажет. Мне не нужно от тебя никакого участия и тем более денег.

— Денег? — парень глухо смеется, но потом вдруг становится серьезным. — Будь на твоем месте другая, именно их она бы потребовала, а ты... Я тебя не понимаю. В моей голове настоящий разрыв шаблона.

— Я понимаю, что в твои планы совсем не входит становиться отцом в ближайшее время, но так получилось. Этот ребенок для меня дорог.

— Почему? Ты молода и ребенок — это обуза.

— Потому что ребенок — это часть меня. И у него бьется сердце. Сделав аборт, я совершаю преступление. И пусть малыш не от любимого человека, я его уже люблю.

Неожиданно поднимается ветер, начинает накрапывать дождь. Выставляю ладонь, ловлю капли. Подставляю лицо, совершенно не заботясь о том, что могу промокнуть. Насладиться свежестью и влагой мне не дают. Меня хватают за руку и торопливо тащат в сторону парковки.  

— Садись, — командует парень, распахивая дверь машины со стороны пассажира.

Я открываю рот, чтобы запротестовать, но он захлопывает дверь и спешно обходит капот автомобиля. Садится за руль и сразу же включает обогрев со всех сторон. Пара минут, и на меня со всех сторон дует теплый воздух.  

Мы молчим, и машина с места не трогается. Я наблюдаю за парнем, который задумчиво смотрит перед собой и барабанит длинными пальцами по рулю. Против воли любуюсь его профилем. Интересно, когда малыш родится, на кого он будет похож? На очаровательную мамочку, у которой при улыбке появляются ямочки на щечках, или на надменного и мрачного своего отца, от которого на расстоянии сейчас веет холодом.

— А как отреагировал твой парень на эту новость? — поворачивается ко мне. Брови сводит к переносице, взгляд тяжелый и мрачный. — Скорее всего, сбежал, — сам себе отвечает на свой вопрос, я отрицательно качаю головой. Черные брови удивленно ползут вверх. — Нет? Вы точно не от мира сего.

— Он меня любит. Простил.

— Простил? — что-то в тоне парня заставляет меня в него всмотреться. Расширенные зрачки делают его глаза абсолютно черными. — Он, наверное, блаженный.

— Он меня любит, я тебе уже сказала об этом. Когда любишь, прощаешь многое, на многое закрываешь глаза. Уверена, что тебе это сложно понять, потому что сам никогда не любил. Больше развлекался.

— Я тебя отвезу домой.

Как-то резко обрывается разговор. Машина трогается с места. Я отворачиваюсь к окну и стараюсь не обращать внимание на то, что меня по-прежнему магнитом тянет к этому человеку, хотя точки расставлены и запятой нет смысла ставить.

Я думала, что если буду говорить о любви Саши и о том, что мне ничего не нужно для ребенка, меня отпустит. Ошиблась. Как бы сильно себя ни убеждала, душа тянется в одну сторону, а разум в другую. Умом понимаю, все правильно сделала и сказала, но все же что-то болезненно колет в груди.

Дорога до дома проходит мимо меня. Вздрагиваю, когда узнаю знакомый дом и вижу машину сестры. Зачем Ксюша приехала? Мы о встрече не договаривались. Поспешно вытаскиваю мобильный телефон, проверяю сообщения и звонки, но ни чего от сестры нет. Я начинаю нервничать. Мне хочется выскочить без долгих прощаний на улицу, в тоже время желание посидеть еще чуть-чуть в замкнутом пространстве с тем, от кого у меня кружится голова, оказывается сильнее меня.

Облизываю губы, нервно заправляю волосы за ухо. Периодически поглядываю на парня, хранящего тягостное молчание. Фотографирую мысленно его профиль, чтобы потом вспоминать и сравнивать. Не с Сашей, а с малышом, искать общие черты.

— Сохрани мой номер телефона, — он достается из углубления под приборной панелью мобильный телефон, снимает блокировку и переводит взгляд с экрана на меня. Смотрит в ожидании.  

— Зачем? Я же говорила, что мне от тебя ничего не нужно.

— Мало ли, что в жизни бывает. Возможно, я в твоих глазах выгляжу сейчас ублюдком, но это не так, — горько усмехается, наклоняет голову к груди. — Я думал, что... — прикусывает губу.

— Что думал? — заинтригованная переспрашиваю, полностью поворачиваюсь к нему. Я уже не раз себя спрашивала, какого лешего он сегодня появился спустя столько времени после последней встречи.

— Ничего. Это не имеет уже никакого значения. Так продиктуешь свой номер телефона? —  нависшая на глаза челка мешает понять, что он думает, увидеть его эмоции.

— Нет, не вижу смысла. Мы с самого начала договорились, что никаких имен и тем более контактов. Мне было с тобой приятно, не буду этого скрывать, — берусь за ручку и собираюсь выходить из машины, как слышу:

— Подожди!

Смотрю на парня. Он достает из подлокотника ручку и бок записных листов. Торопливо что-то чирикает и протягивает мне бумажку. Я нерешительно на нее смотрю.

— Пусть будет. Если вдруг захочешь просто поговорить по телефону, я тебя выслушаю.

Все еще сомневаясь в правильности сейчас в своих поступках, забираю бумажку и тут же засовываю ее в боковой карман сумки.

— Удачи тебе, — несется мне вслед.

Чего мне стоит не обернуться, никто не узнает. Я спиной чувствую на себе пронзительный взгляд, вызывающий у меня мурашки на коже. Каждый шаг, отделяющий меня от машины, в котором сидит парень, дается с большим трудом. Не знаю, как дохожу до машины сестры, опираюсь об багажник. За спиной слышу урчание двигателя и понимаю, что он уезжает. У меня последний шанс еще раз его увидеть, но я его упускаю, потому что без того сердце ноет и на душе тягостное чувство потери.

— Кать, с тобой все в порядке? — раздается рядом обеспокоенный голос сестры.

Судя по тому, что держит в руке пакет, ходила в магазин. Улыбаюсь, а у самой слезы катятся по щекам, чем пугаю Ксюшу еще сильнее.

— Ты чего плачешь? Кто обидел? Сашка? Я ему сейчас покажу, как это обижать беременную женщину! У-у-у!

— Ксюш, все в порядке. Я просто плачу от радости. Рада тебя видеть.

— Что? — судя по сомневающемуся выражению лица сестры, она мне не верится. Тяжело вздыхает, переступает с ноги на ноги. — Тут такое дело... Я узнала, с кем ты ушла с того вечера.

Удивлена я? Нет. Я в шоке.

Еле стою на ногах, если бы не опиралась об багажник машины, упала на землю. Сердце бешено стучит в груди, а в голове шумит. Никогда не падала в обмороки, но сейчас очень близка к этому состоянию.

Ксюша узнала? Но как? И хочу ли я знать имя? Ворох противоречий теснит грудь, а сестра держит напряженную паузу. Выматывает мне нервы или ждет, что я спрошу. С языка вопрос так и норовит сорваться, но я его прикусываю.

Я молчу. Секунда раз, два, и улыбаюсь.

— Мне это не интересно.

— Что? — настает черед удивляться сестре. Она смотрит на меня как на сумасшедшую. — Ты в своем уме? Ты ребенка хочешь оставить без отца? Хотя о чем это я, у тебя есть этот Саша!

— Чем тебя Саша не устраивает? Он любит меня.

— Он любит комфорт возле тебя и то, что ты носишься с ним как курица-наседка. Не удивлюсь, что с рождением ребенка он начнет предъявлять тебе претензии по поводу того, что ты не уделяешь ему должного внимания.

— Он не такой...

— Не такой? — Ксюша смеется, зло сверкнув газами. — Ну, посмотрим, что учудит наш Ромео, когда придет время делить твое внимание с новорожденным малышом, — всучивает мне пакет, берет под локоть и сердито ведет к подъезду.

Я чувствую, что она сердится, но не могу понять, чего так взъелась на Сашу. Да, он немного инфантильный, когда-то и правда ведет себя как ребенок, но главное, что человек хороший. За все время, что я с ним, он ни разу меня смертельно не обидел и не поднял руку. Да такой, как Саша, таракана не обидит. Все же Ксюша на него наговаривает.

Мы вместе поднимаемся, Ксюша забирает у меня ключи от двери и открывает ее. Прослеживает, чтобы я без происшествий разделась и разулась, сама стоит на пороге и похоже проходить не собирается.

— Чай будешь?

— Нет, я заехала, чтобы сообщить тебе имя отца твоего ребенка, но раз тебе это не интересно, не буду задерживаться, — Ксюша поворачивается, чтобы выйти, но я тихо произношу:

— Он приезжал.

— Что? К тебе приезжал? Зачем?

— Мы гуляли с ним на набережной, и я сказала ему о ребенке.

— Да? — сестра выглядит очень удивленной. Нет, она ошеломлена. — И как он отреагировал? Устроил скандал? Послал? Сказал, что это не его проблемы?

— Нет, — улыбаюсь. У меня впечатление, что мы с ней говорим о разных людях. — Он даже голоса не повысил. Был в шоке, но нормально отреагировал. На аборт не посылал. Я сказала ему, что у меня к нему нет никаких претензий, что ребенка воспитаю сама.

— С него можно было бы вытрясти хорошую сумму на содержание ребенка.

— Мне это не интересно.

— Он хоть визитку оставил?

— Мне не интересно, кто он, к какой семье принадлежит.

Руки непроизвольно оказываются на животе. Ксюша вот-вот покрутит у виска, а я почему-то уверена, что мое незнание того, кто этот парень, облегчит мою жизнь. Трудности будут, куда без них, но они будут мне по плечам и по зубам.

Внутри меня самое настоящее богатство. Оно не сравнится ни с какими деньгами и благами. Я уже догадываюсь, что парень на кабриолете принадлежит к элите, где ценности совершенно не такие, как у меня. Сейчас я смотрю на сестру, и желание защитить свое дитя крепнет с каждой секундой. Из интернета мне известны случаи, когда ребенка могут у матери забрать. Забрать вопреки закону и морали, потому что денег много и власть есть.

Спустя полгода.

— Ой, смотри какая милота! — Ксюша хватает с вешалки красивый комбинезон, крутит в руке. — Ой, а на это ты только глянь! — хватает уже вешалки с бодиками. Я улыбаюсь азарту сестры. Она прям готова скупить весь магазин, дай ей только волю.

Глажу живот. Восемь месяцев как одно мгновение. Беременность протекает замечательно. Если бы не ребенок внутри меня, шевеления во мне, подумала, что не в особом положении.

Официанткой работала, пока посетители не начали замечать живот. Даня не уволил, а придумал для меня новую должность. Я помогала ему с документацией, наводила в бумагах порядки. Благодаря ему я окончила онлайн курсы делопроизводства. Неделю назад ушла в декретный отпуск. Сестра словно ждала того звездного часа, когда может потратить кучу денег ради приданого будущей племянницы. Да, я жду прекрасную девочку.

— Катя, ты только посмотри на эту прелесть! — Ксюша показывает мне очаровательное пышное белое платье. Забираю у сестры вешалку и возвращаю вещь обратно.

— Не кидайся в крайности. Мы много покупать не будем.

— Какая же ты зануда, — бубнит Ксюша, направляясь в сторону отдела с колясками.

Я уже подобрала коляску с рук, которая соответствует моим требованиям после тщательного изучения отзывов. И кроватку тоже нашла бэушную. Правда, о своих планах Ксюше не говорю, а вот с Сашей обсуждаю каждую запланированную покупку.

Он меня поддерживает, что бы я ни предложила. Иногда мне кажется, что ему, по сути, все равно, в какой коляске и кроватке будет спать малышка. Даже в размышлениях по поводу имени не участвует. Однажды его спросила, ему все равно или просто голова забита другими мыслями. Признался, что переживает по поводу диплома.

Его родителям мы сообщили о моем особом положение совсем недавно при личной встрече. Они приезжали к нам в гости одним днем. Особой радости они не проявили, более того, мне показалось, что мама Саши немного расстроилась новостью. Похоже, у нее были совершенно другие планы на жизнь своего сына. После того, как родители ушли, я Саше еще раз напомнила, что ребенок может оказаться не его. Он меня уверил, что любит и меня, и малышку.

— Смотри, какая красивая, — Ксюша подходит к белой коляске с большой люлькой. — До зимы откатаем, а потом купим хорошую прогулочку коляску.

— Я рассматриваю два в одном. Дешевле выходит, — как можно лучезарнее улыбаюсь сестре, но она игнорирует мою улыбку. — Люлька все равно на полгода, зачем тратить деньги?

— А я хочу, все же у меня не каждый год рождаются племянницы.

— Своих роди и транжирь на них деньги. Правда, Ксень, зачем тебе эти траты? Я вполне обойдусь поддержанными вещами, все же маленькие дети быстро растут.

— Не ущемляй ребенка.

Сестра переключается на кроватки, которые стоят неподалеку. Я молча следую за ней. От красоты для новорожденных захватывает дух.

Хочется всего и сразу. Хочется и рюшечный постельный комплект. Хочется красивый комплект на выписку. Хочется вот ту коляску с серебристым шасси. Хочется и вот те красивые пинеточки. Хочется овальную кроватку, которая трансформируется по мере того, как ребенок растет. Хочется... Хочется... Хочется...

Все упирается в деньги. Я разумно составляла список необходимого, стараясь ничего ненужного не покупать ни себе, ни малышке. Поэтому энтузиазму Ксюши не поддаюсь, хотя так и подмывает согласиться на ту или иную покупку.

— Я покупаю кроватку, коляску выберете по своему вкусу, — заявляет сестра, оглаживая белую овальную кроватку, на которую я положила взгляд. И когда она только успела заметить, что она мне понравилась?

— Правда, сдается мне, что твой Саша согласится и на б/у коляску, у него-то денег на новую нет. Вот если бы...

— Достаточно, — обрываю Ксюшу, не желая слушать продолжение.

Знаю, что заговорит об парне, с которым я ушла с мероприятия. Каждый раз, когда речь заходит о ребенке, она старается всеми способами спровоцировать меня. Заставить спросить ее по поводу имени, узнать фамилию и... Что дальше? Я осознанно в свое время отказалась что-либо узнавать о человеке, с которым было приятно, с которым у меня мысли путались, рядом с которым забывала собственное имя.

— Возможно, ты с ним бы не жила долго и счастливо, но вы бы достойно растили общего ребенка. До сих пор не интересно его имя? — Ксюша с хитринкой смотрит на меня, я закатываю глаза. Сводница из нее так себе.

— Ксюш, давай раз и навсегда закроем тему по поводу имени парня. Я хочу жить настоящим, готовится к будущему с моей малышкой. Он в курсе, что я жду ребенка, он сделал выбор. Поэтому мне совсем не хочется узнавать, кто он такой, кто его родители, о чем мечтает и какие у него планы.

— Хорошо.

Ксюша недовольна моим ответом. Она на моем месте поступила бы по-другому. Все же мы с сестрой очень разные, но меньше ее из-за этого я не люблю. Проглатываю протест, когда, помимо кроватки, продавец пробивает еще несколько товаров: анатомическая подушка с липучками, несколько комплектов боди и комбезов из хлопка, парочка экологичных игрушек.  Мне вручают легкие пакеты, по поводу кроватки Ксюша договаривается с администратором, чтобы крепкие парни загрузили ее в машину.

— Надеюсь, твой мужик дома, — бурчит сестра, выруливая с парковки торгового центра.

— Да, он сегодня дома, не убежал в библиотеку, — я достаю мобильный телефон, набираю Сашу.

Слушаю гудки, жуя губу. Малышка переворачивается, растягивает мне живот. Я методично наглаживаю живот, слышу щелчок и женский голос:

— Алло.

От неожиданности отстраняю телефон, проверяя правильно ли набрала абонента. Все правильно, на экране высвечивается имя Саши. Вновь прикладываю мобильник к уху.

— А где Саша?

— Саша? А Саша в ванной.

Прикрываю глаза, стараясь не придумывать себе ситуации из анекдота, но что-то плохо получается. В голову лезут совершенно непристойные мысли по поводу того, чем занимается мой молодой человек с другой девушкой. Неужели еще в нашей квартире? От возмущения у меня пропадает голос, и я могу только шумно дышать. На другом конце провода продолжают выразительно молчать.

— Когда он выйдет из ванной, пусть мне позвонит, — делаю над собой усилие, мой голос звучит совершенно спокойно. Замечаю подозрительный взгляд Ксюши, она, похоже, чувствует что-то неладное.

— Хорошо, передам, — бодро отвечает девушка, имевшая смелость ответить на звонок чужого телефона.

Я прикусываю губу и отворачиваюсь от сестры. На глаза набегают слезы. В душе образовывается какая-та пустота и эйфория от покупок пропадает. Мне хочется сейчас приехать домой и оказать одной. Мысль о том, что сейчас в квартире Саша изменяет мне с какой-то девахой, удручает. Настроение резко падает вниз.

— Что-то случилось? — обеспокоенный голос Ксюши заставляет меня прийти в себя. Быстро моргаю, вытираю влагу под глазами, поворачиваюсь к сестре. Она хмурится.

— Почему ты плачешь?

— От счастья, — вру с улыбкой. — Меня сейчас легко заставить плакать, хватает одной приятной мелочи, а тут просто эмоции еще не улеглись после шоппинга. Спасибо тебе, моя хорошая, что ты у меня есть!

— Ой, брось ты это дело, благодарить, я тебе не чужой человек. Мне самой безумно приятно тратить деньги на племяшку.

Благодарно улыбаюсь Ксюше, радуясь, что отвлекла сестру от ненужных сейчас вопросов. Мне следует сначала самой разобраться, что происходит с Сашей и... мной. Почему вдруг между нами появилась другая девушка? Или это тонкая месть за то, что когда-то я сама ему изменила?

Терзаемая невеселыми размышлениями, не замечаю, как доезжаем до дома. Ксюша выскакивает из машины первая, спешит к багажнику, чтобы вытащить пакеты с вещами. Кроватка остается на заднем сиденье, ее, по идее, должен поднять Саша, только вот я без понятия, как сообщить сестре, что помощи ждать нет смысла.

— Пошли скорее домой, я проголодалась, и надо твоего мужчинку заставить занести кроватку.

— Да, конечно, — еле слышно соглашаюсь, неохотно направляясь к подъезду.

Впервые мне хочется, чтобы лифт поднимался наверх как можно медленнее. Ксюша нетерпеливо притоптывает ножкой, смотрит на переключающиеся цифры. Надеюсь, Саша уже ушел со своей подружкой. Не хочу, чтобы сестра за меня скандалила.

К входной двери я подхожу робко, так же неуверенно вставляю ключ в замок и два раза его поворачиваю. Зайдя в прихожую, первым делом сразу смотрю на обувь. У меня перехватывает дыхание, когда вижу рядом с кроссовками Саши женские полуботинки.

— У вас гости? — спрашивает Ксюша, замечая на вешалке женское пальто.

— Не знаю.

Разуваюсь, прохожу в гостиную и чувствую невероятное облегчение, увидев приличную картину: Саша с незнакомой мне девушкой сидит на полу, а перед ними разложены какие-то листы и чертежи. Что он, что она выглядят прилично, волосы не растрепаны, а губы не зацелованы.

— О, вы уже с магазинов?

Саша вскакивает на ноги, подходит ко мне и чмокает в щеку. Он так всегда делает, объясняя тем, что у него жизненная потребность проявить ко мне свою нежность. Я улыбаюсь незнакомой девушке, она улыбается дружелюбно мне, с любопытством разглядывая мой живот.

— Сашь, помоги кроватку занести, — Ксюша не просит, а командует. 

Сашка не протестует, сразу же выходит в прихожую и с сестрой спускается к машине. Я остаюсь с незнакомкой.

— Вы однокурсница Саши? — присаживаюсь на диван, девушка складывает листы.

— Да, я попросила его взглянуть на мою дипломную работу, потому что некоторые моменты просто не догоняю. К счастью, Саша мне подробно все объяснил и подсказал, как и что дальше писать. Он такой умный!

Ее неприкрытое восхищение моим Сашкой льстит и настораживает. Последнее время я больше поглощена собой и малышкой, а о человеке рядом с собой иногда забываю, а он так же требует внимания и ласки.

— Он действительно очень умный, — встречаемся глазами, я всем своим видом даю понять, что заметила ее симпатию в отношении моего парня, не осуждаю. Пусть восхищается на расстоянии.

— Ух, какая тяжелая! — восклицает Сашка, появившийся вместе с Ксюшей. — Надо ее собрать.

— Я, пожалуй, пойду, — внезапно засобиралась однокурсница Саши, пряча от меня глаза.

Сашка, наивный простачок, ничего не понимает, хотя даже Ксюша просекла ситуацию, но помалкивает. Первая уходит девушка, мы ее дружно провожаем, через несколько минут уходит Ксюша, сославшись на дела. Сестра, похоже, подумала, что в семейные разборки лучше не влезать, если не просят.

— Сейчас с балкона принесу инструменты и соберу кроватку. Любопытно взглянуть, какую вы выбрали. Я в интернете видел разные. Представляешь, сейчас такой огромный выбор, что глаза разбегаются.

— На весь этот выбор нужны деньги.

Удобно устраиваюсь на диване, складывая руки на животе. Малышка тихо себя ведет, либо спит, либо прислушивается к разговору. Саша направляется на балкон, откуда возвращается через минуту. Наблюдаю, как он затаскивает упаковки в комнату, разрезает картон. Потом раскладывает детали на полу, изучает инструкцию.

— Саш, — зову парня, когда он начинает собирать кроватку. В его руках все детали на удивление быстро находят свое место.

— Что? — сосредоточенно закручивает шурупы, не смотрит в мою сторону.

— Эта девушка, которая здесь была, тебе нравится? — мой вопрос заставляет Сашу замереть с отверткой. Он устремляет на меня задумчивый взгляд, берет перекладину и встает на ноги.

— Это однокурсница, попросила взглянуть на работу по диплому. У нас с ней схожие темы. То, что я ей нравлюсь, я в курсе. Она не скрывает своего интереса.

— При этом ты ее пригласил к нам домой и даже был в ванной, когда я звонила.

— Ты звонила? — удивленно вскидывает брови. — Я не слышал звонка.

— Зато твоя однокурсница ответила на звонок и сообщила, где ты. Представляешь, что я в эту минуту подумала?

— Что ты подумала? — резко спрашивает, поджимая губы. — Что я тебе изменяю? Знаешь, у меня ни разу мысли в этом направлении не возникало, как и желания с кем-то кувыркнуться.

Я вспыхиваю и чувствую себя виноватой. Саша выглядит оскорбленным. Или хороший актер, разыгрывающий сцену и играющий на моих чувствах. Или действительно не виноват, мои подозрения плод моей фантазии, злая шутка гормонов.

— Прости, — опускаю глаза, рассматриваю свои ногти. Жуть как стыдно за свои подозрения.

Саша отворачивается и молча собирает кроватку. Закручена последняя деталь, установлены колесики и затянуты все крепежи, а он все еще стоит перед ней. По-прежнему не произнося и слова, собирает инструменты, выносит их на балкон, а потом, вернувшись, перетаскивает кроватку в спальню. Я иду следом, замираю возле шкафа и прижимаю ладони к сердцу. Саша берет со стула большой пакет, которого утром еще не было, поворачивается ко мне.

— Однокурсница хорошо шьет. Я в интернете увидел симпатичный комплект и мне захотелось, чтобы у малышки он был, — извлекает из пакета коробку, открывает ее. Там оказывает набор для кроватки с изображением милого енота.

— На следующей неделе купим матрас, — буднично и как-то смущенно произносит Саша. Поднимает на меня глаза. — Нравится?

— Очень, — шепотом отвечаю, тянусь к нему.

Мне становится стыдно за вспышку ревности, за то, что заподозрила в измене. Оказавшись в крепких объятиях, прячу свое мокрое лицо на груди у Саши, судорожно вздыхая. Он ласково гладит меня по спине.

— Не плачь, Кать, свалим все на гормоны, — в голосе слышатся нотки смеха. Я отстраняюсь и неуверенно улыбаюсь. Он вытирает пальцами мокрые дорожки на щеках. — Я тебя люблю. Помни об этом каждый раз, когда вдруг заподозришь меня в измене.

— Прости меня, пожалуйста. Ты у меня такой хороший, — вновь обнимаю Сашу, как можно теснее к нему жмусь, насколько это позволяет живот, вздыхаю. Хороший. Замечательный. Заботливый. Другого мне не надо.   

— Удачи тебе на предварительной защите, — целую Сашу в щечку, он целует в ответ.

— Жутко волнуюсь, но уверен, что все получится.

— Все получится. Ты у меня лучший!

Когда дверь закрывается, устало направляюсь в спальню, там меня ждет гора вещей для малышки, которую нужно перегладить. До предварительной даты родов осталось совсем немного, энергии все меньше, а желания лечь и ничего не делать все больше.

Хорошо, что к рождению малышки все готово. Приданое куплено, постирано, теперь вот наглажу и аккуратно сложу ящик комода. Коляска куплена. Не с рук, как я планировала, а новая из магазина. Ксюша уговорила, я настояла поделить сумму пополам, на этом сошлись. У моей дочурки будет самая лучшая тетя и крестная в одном лице. У меня даже сомнений не возникает по поводу того, кто станет крестной мамой, вот с крестным проблема. У Саши нет лучшего друга, которому хотелось бы доверить самое ценное и сокровенное.

Имя я тоже выбрала. Светлана. Светик моя. Лучик света.

Саше имя не нравится. Почему-то уверен, что все Светы стервы и эгоистки. Похоже, у него явно был негативный опыт общения со Светами. Я с ним не спорю, но остаюсь при своем мнении. Моя позиция его раздражает, не раз мы на этой почве ссорились. Все чаще со стороны Саши стало звучать фраза, что я заранее настроена на то, что малышка не его. Если бы отцом был он, мы бы вместе решили, какое имя подходит, а не единолично, как сделала я. Потом Саша, конечно, извинялся за свои слова, но осадочек у меня остался.

Перегладив кучу вещей, иду готовить обед и одновременно ужин. Ничего глобального, все успеваю ко времени, когда мне нужно выходить из дома. Сегодня плановый и последний прием у гинеколога, контролирующего мою беременность. К сожалению, это не Елена Васильевна, к ней я забегаю раз в месяц для контроля. Именно сегодня я после женской консультации пойду к ней.

На приеме у врача со мной проводят стандартные манипуляции: измеряют вес, окружность живота, давление, смотрят последние анализы. Все у нас замечательно. Направление не выдают, так как нет никаких показаний, напоминают, чтобы после родов я пришла на прием со всеми бумажками.

 Перед приемом у Елены Васильевны захожу в кофейню возле медицинского центра. Жутко хочется съесть чего-то сладкого и выпить травяной чай. Расплачиваюсь и занимаю столик у окна. Место удачное, ты видишь всех, но тебя могут не заметить.

Официантка приносит мой заказ. Жмурясь от удовольствия и хорошего настроения, отламываю кусочек торта и отправляю в рот. Жую, перевожу взгляд на парковку и меня словно парализует. Перед кофейней стоит кабриолет. Я бы улыбнулась и не обращала на него внимание, потому что мало кто еще ездит на такой машине. Только вот водителя я узнаю. Пусть не сразу, но узнаю, когда он направляется в кофейню, где сейчас сижу я.

Посетителей немного, музыка не играет, поэтому я слышу, как он заказывает американо со льдом. Жадно разглядываю парня со спины, отмечая, что с последней нашей встречи он похудел, стал жилистее, что ли. Он словно чувствует мой взгляд, оглядывается через плечо, я трусливо отвожу глаза в сторону. Как только парень забирает свой стакан и по закону судьбы садится напротив меня за соседний стол, у меня начинают потеть ладони и кружиться голова. Поспешно вытаскиваю из сумки блокнот, делаю вид, что веду какие-то записи. Не веду их, а тайком рассматриваю знакомого незнакомца.

Футболка-поло знакомо расстегнута на все пуговицы, можно разглядеть бронзовый загар шеи, ключицы. Непослушная челка темных волос все так же нависает над глазами, только мне кажется, что сейчас она намного короче. Сосредоточенный, нет в нем той безбашенности, которая была при первой встрече. Неужели человек может так сильно измениться за несколько месяцев? И все равно он для меня как родной. Когда хмурится, сдвинув брови к переносице, прикусываю губу. Рука тут же дергается, намереваясь потянуться к нему. Поднимает глаза от мобильного телефона, я опускаю, вырисовывая какие-то каракули в блокноте. Слышу кто-то подходит к его столу.

— Долго ждешь? — раздается мелодичный голос. Я резко вскидываю глаза, поражаясь ощущению дежавю. 

Кафе. Парочка. Я.

— Нет. Тебе что-то взять? 

Заботливые нотки в его голосе как нож по сердцу. Крепче сжимаю ручку, разглядывая его спутницу со спины. Волосы черные, длинные. Худенькая настолько, что если ее сжать руками, наверное, можно переломить. Меня не обхватишь.  

— Нет, мне кофе нельзя, а на чай я пока не настроена пить.

— Почему тебе кофе нельзя?

— Потому что я жду ребенка.  

— Ребенка? — парень расплывается в радостной улыбке. — Уже известно, кто будет? Мальчик или девочка? Может, у тебя двойня? Я обязательно их научу всему, что умею сам!

— Господи, прекрати нести чушь! — девушка машет руками, смеется. — Я надеюсь, что ребенок не будет на тебя похож!

На все кафе раздается счастливый смех двоих. Рядом с этой незнакомкой он счастлив. Не смотрит на нее надменно или холодно-безразлично, как смотрел на ту девушку, которой делала предложение при мне. Похоже ему посчастливилось встретить ту, с которой ему хорошо рядом. Немного обидно, ведь был момент, когда я отчаянно мечтала, чтобы он вернулся в мою жизнь. Мне не хватало его взглядов, его прикосновений, его самого.

Я с завистью и с какой-то ревностью за ними наблюдаю, без особого интереса ковыряясь в своем куске торта. В какой-то момент мои глаза встречаются с глазами парня. Он смотрит на меня всего лишь секунду, а потом опускает голову, крутит свой стакан в руках.

Узнал или нет? Кажется, что не узнал, но когда я вновь встречаюсь с ним взглядом, мне хочется, чтобы сейчас узнал. Пусть не встанет, не подойдет, всего лишь кивнет в знак приветствия, и мне этого будет вполне достаточно. Не кивает, не улыбается и вообще делает вид, что меня нет напротив него.

Раздражённая невниманием к себе, доедаю торт, залпом выпиваю чай и громко отодвигаю стул. Сейчас я похожа на ребенка, который хочет обратить на себя внимание, но в итоге получаю в ответ от всех посетителей осуждение во взглядах. На меня смотрят почти все, кроме того, из-за кого злюсь.

Злюсь на себя за то, что мне почему-то не безразлично. Задевает то, что он меня не узнал. Мы были, конечно, не слишком долго вместе, но наши встречи все же что-то да значили в мироздании наших жизней. Мне казалось, что все получилось у нас тогда не случайно. Похоже, это только мне так казалось.

В медицинском центре меня отпускает. Я уже спокойно сообщаю администратору свои данные, прохожу по коридору к кабинету Елены Викторовны. Ожидание занимает от силы минут пять, поэтому не погружаюсь вновь в невеселые мысли о парне и девушке в кафе, об их общем ребенке.

— Какая ты хорошенькая! — приветствует меня Елена Викторовна как родную. — Как себя чувствуешь?

— Большим колобком, а так все хорошо, но уже устала.

— Это нормальное состояние.

Дальше разговор крутится вокруг предстоящих родов. Я не договаривалась ни с кем ни в каком роддоме, поэтому чувствую лёгкий мандраж от этой беседы. И несмотря на то, Елена Васильевна не пытается нагнать страху, я пугаюсь неизвестности. Под конец приема серьезно задумываюсь о том, чтобы искать себе врача на роды, но потом успокаиваюсь. Не нужно раньше времени создавать себе проблемы. Приеду домой, посижу на форумах беременных и мамочек, почитаю позитивные истории о том, что родить ребенка можно и без договора. Главное настрой, а настроена я родить с песнями и плясками.

Выйдя из центра, я зачем-то иду по дороге, которая проходит мимо той кофейни, где перед приемом сидела. На парковке кабриолета нет. Это ожидаемо. Прикусываю от досады губу. Хотелось еще раз мельком его увидеть. Подразнить себя. До конца не осознаю, что таким образом подвергаюсь стрессу.

Вовремя задумавшись над своим поведением, я раздражаюсь. Веду себя как девчонка, встретившая на своем пути первую любовь. Дурость, одним словом.

Дома готовлю ужин к приходу Саши, смотрю развлекательную программу по телевизору. В шесть вечера появляется мой студент. Я сразу выбегаю в прихожую, встречая его с улыбкой и хорошим настроением.

— Мм, как вкусно пахнет! — Саша, сняв ботинки, тянется ко мне с поцелуем. Я целую его. Со стороны мы, наверное, похожи на супружескую пару, прожившие в браке десять лет, но где по-прежнему есть чувства. Только вот все чаще мне кажется, что мы играем друг перед другом.

— Твоя любимая курочка и жареная картошечка.

— Моя ты хозяюшка, — треплет меня по щеке, направляется в ванную мыть руки, а я на кухню, раскладывать еду по тарелкам.

— Мама звонила, хочет на мой выпускной приехать с отцом, — Саша садится на стул и тянется к хлебу сразу. — Я сказал, что могут приезжать.

— Отлично, где они остановятся?

— Конечно, у нас, — смотрит на меня невинным взглядом, а у меня кусок курицы встает поперек горла. Я поспешно наливаю в стакан воды и делаю глоток.

— То есть? Ты даже меня не спросил, удобно ли мне. Я как бы беременна на последнем месяце, и мне чужих в своей квартире видеть не хочется.

— Чужих? — теперь Саша перестает жевать, и добродушное выражение лица сменяется на недовольное. — То есть ты на моих родителей смотришь как на чужих? Интересно у нас получается.

— Я не то хотела сказать, но мне действительно не хотелось бы себя напрягать перед родами. Понимаешь, они гости, их придется развлекать, кормить, водить по городу, а я немного не в том настроении и состоянии.

— Ну да, ну да. Проехали, я понял твою позицию. Ты всегда почему-то считала, что мои родители недостойны тебя.

— Что? Ты в своем уме такое говорить? Я уважаю твоих родителей, просто вы должны понять, в каком я сейчас положении.

—  Два дня с тобой ничего не случится. Мне бы хотелось, чтобы мои родные присутствовали на важном для меня событии. Ты ведь отказалась прийти на вручение диплома, — обвиняет Саша, совсем меня сейчас не понимая. 

Ему как-то в голову не приходит, что я со дня на день могу родить. Какой на фиг выпускной?  

— Ты, наверное, хочешь, чтобы ребенок родился в стенах университета, с рождения впитал в себя знания, — иронизирую, возвращаясь к прерванному ужину. Раздражение, которое было днем, вспыхивает с новой силой.

 — Тебя что-то не устраивает? — зло спрашивает Саша, швыряя вилку на тарелку. — Давай будем откровенным друг перед другом. Последнее время тебя кидает из стороны в сторону, то ты любишь до гробовой доски, то ты хочешь меня прикончить. Определись со своими чувствами!

— Я хочу, чтобы ты сейчас ушел. Прогулялся, — совершенно спокойным тоном без какой-либо агрессии прошу парня, доедая ужин.

Мне действительно сейчас нужна передышка от мыслей, от бытовых разговоров, от выяснений отношений. Низ живота неприятно потягивает, скорее всего, тонус из-за нервов. Какой бы ни была невозмутимой, позиция Саши задевает, хоть я и обещала себе, что никогда ни на кого не буду обижаться. Об этом стоило вспомнить еще в кафе.

Саша не пытается выяснить причину моей просьбы, молча отодвигает стул с противным звуком. Я прислушиваюсь к каждому его шагу. Когда хлопает входная дверь, не вздрагиваю. Смотрю на свою пустую тарелку, потом на тарелку рядом с едой. Складываю приборы.

Внутри меня ровно, ничего не екает и нет желания вернуть ушедшего Сашу. Когда-то читала в одной статье, что если при уходе своего парня не сжимается сердце, значит, нужно его отпустить. Не твой человек. Когда будет уходить твой человек, ты пойдешь следом за ним.

Улыбаюсь. Если бы меня сейчас увидела Ксюша, сказала, что я сошла с ума. А я не сошла с ума, я просто перестала себе лгать. Перестаю придумывать причины, почему моя жизнь должна подчиняться чьим-то требованиям. Хорошо, когда осознаешь ценность себя сразу, а не через десять лет совместной жизни с чужим, по сути, человеком.

 Одна история завершается, чтобы началась новая.

— Что ты сделала? — Ксюша изумленно на меня смотрит, не забыв при этом поставить стакан на стол. — Я не ослышалась?

— Нет. Я попросила его съехать, так как между нами, похоже, все давно угасло, держались друг за друга чисто по инерции.

— И как он на это отреагировал? Явно не с радостным кличем сбежал из твоей квартиры. Ты его, по сути, на улицу выгнала, а ведь он считал, что прописался у тебя.

Я улыбнулась сестре, отпивая сок из бокала. Нет, не на улицу, я этого я слишком мягкосердечна. После того как я попросила его прогуляться, серьезно задумалась о том, что мы делаем рядом друг с другом.

Я давно-давно мысленно не считаю его отцом своего ребенка, а Саша делает вид, что проблемы нет, она надумана в моей голове. Уверена на все сто процентов, что его мама не ради выпускного сына собирается приехать, а пронюхать обстановку, узнать мои дальнейшие паны. Для матерей дети своего рода святые и безгрешные, даже если ты застукаешь его на месте преступления.

Когда Саша вернулся, я спокойно ему сообщила, что не вижу смысла продолжать отношения, которые себя изжили. Он сначала хранил гробовое молчание, а потом начал мне высказываться по поводу того, как я ошибаюсь в отношении нашей совместной жизни. Он меня обвинял во всех грехах. Припомнил измену, хоть и обещал никогда ее не упоминать. Потом, когда понял, что я непреклонна в своем решении и ему действительно придется с вещами идти на выход, просил одуматься. Давил на то, что статус матери-одиночки — это клеймо позора, все соседи будут тыкать пальцем и шептаться за спиной. Сплетнями он меня не напугал.

Я не одумалась. Попросила взять самое необходимое на первое время и уйти. Остальные вещи, одежду и прочие мелочи, которые накопились за время нашего совместного проживания, заберет позже, когда я их соберу в коробку.

Конечно, он был зол. Демонстративно медленно копошился то в шкафу, то в столе. Уходить явно не хотел. В какой-то момент я чуть не сдалась, подумав о том, куда он пойдет на ночь глядя, но вовремя взяла себя в руки и не выказала слабину. Ночью я глядела на пустую половину кровати, и меня мучали сомнения. Мне казалось, что я совершила ошибку. Порывалась написать эсэмэс и попросить вернуться, но передумала.

На следующий день звонила его мама и вылила на меня ушат грязи. Высказала все, что обо мне думает, назвав такими словами, от которых у меня горели уши. Мужественно ее выслушала и пожелала удачи в дальнейшей жизни без меня.

Оказывается, когда ты кому-то доставляешь неудобства в жизни, этот человек тут же готов тебя сожрать и смешать с помоями. Страсти кипели неделю. Все эти дни я стойко выдерживала атаки Саши и его маман.

Каким-то непостижимым образом обзавелась непробиваемой броней, потому что их оскорбления меня совсем не задевали. Плакала наедине с собой, жалея себя и свое время, потратившего на ненужного человека. Для Саши я оказалась удобной подругой, которая долгое время выполняла роль мамочки, суетилась вокруг него, удовлетворяла все его прихоти и желания. Возможно, из-за того, что не чувствовала я себя рядом с ним особенной и взбудораженной бабочками, порхающими в животе, так легко поддалась очарованию незнакомца с приятной улыбкой. И пусть мы разошлись с тем парнем и у нас ничего не срослось, пусть он меня не узнал или просто сделал вид, что не узнал — я ему благодарно за эмоции, за последствия, за то, что заставил быть сильной.

— Теперь я свободная и независимая женщина, — уверенно смотрю на Ксюшу. Она тут же наливает мне в бокал гранатового сока, а себе красное винишко.

— За это стоит выпить! — чокаемся и пьем, озорно друг на друга глядя.

Какое-то время задумчиво молча сидим, крутя бокалы. Тут Ксюша вздыхает и смотрит на меня каким-то странным взглядом. Я интуитивно догадываюсь, о чем она сейчас будет говорить. Точнее о ком.

— Кать, — облизывает губы и взволнованно теребит салфетку. — Ты действительно не желаешь знать, кто отец ребенка?

— Я не желаю знать его имя. Оно мне ни к чему, — накрываю руки сестры своими ладонями, сжимаю их. — Не надо об этом. Ребенок только мой, я не хочу его с кем-то делить.

— Но что если...

— Ксюш, давай не будем эту тему поднимать. Я настроилась быть матерью-одиночкой. У меня, по сути, не все так плохо, как могло быть. Есть собственная квартира, пусть небольшая, но своя. Есть работа, на которую меня ждут, будут платить декретные. Но самое главное, — я широко улыбаюсь, протягиваю руки к Ксюше. — у меня есть сестра, замечательная сестра!

Ксюша подозрительно шмыгает носом, ее глаза слезятся, как при приступе аллергии. Она встает из-за стола, обходит его и обнимает меня. Я прикрываю глаза, млея от теплоты сестринских объятий.

Любые трудности по плечу, если есть поддержка близких.

— Хватить реветь, — шутливо щипаю Ксюшу в бок, она взвизгивает. — Я тут хотела тебя кое о чем попросить.

— Что? — сестра поспешно вытирает мокрое лицо ладонями. — Сделаю все, что в рамках законах.

— Все намного проще, — смеюсь. — Мне страшно идти одной рожать.

— А я как тебе могу помочь?

— Пойдешь со мной на роды?

— Что? — глаза сестры становятся огромными. — Я в обморок упаду еще в приемном покое.

— Ксюш, ладно тебе.

Сестра смеется. Я смеюсь в унисон с ней. Переключаемся с родов на обычные разговоры девочек. Обсуждаем новые тенденции моды. Я вздыхаю, рассматривая стильные наряды на экране телефона Ксюши. Сестра в каждом подобранном образе будет выглядеть на миллион. Она умеет сочетать несочетаемое, и это будет выглядеть уместно и дорого. У меня так не получится, да в ближайшее время удобнее будет в спортивном костюме и кроссовках, а не на шпильках и в узком платье.

Домой добираюсь на такси. Ксюша настояла, считая, что общественный транспорт сейчас мне противопоказан. Подходя к дому, замечаю возле подъезда знакомую фигуру. Саша. Он словно чувствует мое приближение, оборачивается. Я подхожу ближе и останавливаюсь.

— Привет, — как-то неуверенно произносит и топчет на мечте Саша.

— Привет, — без особой радости отвечаю, перевешивая с одного плеча на другое сумку. — Ты за вещами?

— И да и нет. Я хочу поговорить.

— Пойдем тогда ко мне, я хочу чаю, — прохожу мимо парня. ловлю себя на том, что не прислушиваюсь к шагам и мне совсем не интересно, идет ли Саша за мной. Когда вызываю лифт, обнаруживаю его рядом.

— Как самочувствие? — вдруг Саша спрашивает. Удивленно хмыкаю. Раньше его как-то не беспокоило мое самочувствие. — Как малышка?

— Все хорошо. Ты как? — из вежливости спрашиваю.

— Я пока живу у друга. Занят подготовкой к защите диплома. Мне, кстати, предложили работу. Хорошую работу.

— Поздравляю. Рада за тебя и за твои успехи, — захожу первой в лифт, Саша следом. 

Он нажимает нужный этаж и прислоняется к стенкам. Я разглядываю буклеты, что висят на доске объявлений. Чувствую на себе взгляд, наполненный сомнениями и нерешительностью.

Когда лифт останавливается на моем этаже, выхожу вновь я первая. На ходу достаю ключи, подхожу к двери. Пару секунд возни с замком, распахиваю настежь дверь.

— Ты будешь чай или кофе? — вешаю сумку на вешалку, снимаю балетки и направляюсь на кухню. Ставлю чайник на газовую плиту.

— Чай, — Саша садится за стол, складывает руки в замок. Мнется, никак не подберет нужных слов. Если бы я знала причину его прихода, помогла бы, но у меня даже предположений нет, какого черта он пришел.

Хочется вернуться? Или извиниться и по-хорошему расстаться? Возможно, получится остаться друзьями, ведь Саша неплохой человек.

— Кать, я хочу у тебя попросить прошения за свое поведение, за слова, которые были сказаны в порыве гнева. Мне всегда казалось, что мы семья, что у нас общее будущее. Все поменялось, когда ты сообщила о беременности. Понимаешь... — Саша опускает глаза, выглядит виноватым, немного пришибленным.  — Мне ведь до сих пор больно от мысли, что ты мне изменила.

Верю. Я верю в его боль. Каждое слово пропитано нескрываемой горечью.  Впервые я задумываюсь о том, что действительно Саша испытывал, когда я ему сообщила о беременности, о том, что провела время с кем-то другим, а не с ним. Мне становится стыдно.

— Прости.

Слышу свист чайника, отвлекаюсь. С тяжестью на душе разливаю нам чай, ставлю чашки на стол. Сажусь напротив Саши, обхватывая руками свою чашку. Неловкое молчание висит между нами. Мне кажется, мы словно в кучу собрали осколки нашей совместной жизни, пытаемся разложить все и склеить.

— Кать... — Саша поднимает на меня глаза. — Давай попытаемся снова быть вместе.

— Вместе? — качаю головой, делая глоток. — Не получится, Саш. Сейчас ты потерян, немного напуган сложившейся ситуацией, но это пройдет. Не нужно меня тянуть в свою новую жизнь.

— Но я тебя люблю. И пусть ты меня нет, я-то люблю. Понимаешь? — в голосе столько надрыва и драмы, что становится совсем не по себе. А вдруг его еще накроет психом, начнет буянить. Как мне тогда быть?

— Понимаю, но я не вижу нашу совместную жизнь в будущем. Я, наоборот, желаю тебе счастья. Тебе семья сейчас ни к чему.

— Но ты говорила, что ребенок может быть моим, — голубые глаза, подозрительно блестевшие, с надеждой и с сомнением смотрят на меня.

— Ты сам в это веришь? Давай будем предельно честны перед собой. Ты сам, наверное, никогда не верил, что ребенок от тебя. Убеждал себя.

— Откуда ты знаешь? — виновато отводит глаза в сторону, крепко сжимая в руках чашку. — Даже если так, я свыкся с мыслью, что ребенок будет носить мою фамилию. Было еще желание дать в морду тому, кто тебя кинул.

— Он меня не кидал, — вздыхаю. — Я устала. Если на этом все, можешь идти.

— Кать, ну правда, подумай о том, что ты будешь одна с ребенком. Ксюша не сможет тебе помогать постоянно, а я буду только рад стать отцом и мужем.

— Давай без громких фраз, а то получается, будто мы снимаемся в дешевой мелодраме. Выход ты знаешь где.

Встаю из-за стола, забираю свою и Сашину чашку. Когда поворачиваюсь к мойке, меня внезапно хватают за руку, разворачивают. Мои протесты глушат поцелуем. Когда-то мне нравилось с ним целоваться. И мурашки по всему телу позли, дыхание пропадало, а сейчас мне хочется Сашу отпихнуть от себя и указать на верь. Мое желание не учитывают. Он все напирает и напирает на меня несмотря на то, что совершенно ему не отвечаю. Я отчаянно сопротивляюсь, пытаюсь выкрутиться из цепких рук, но не поучается. Силы неравны.   

Не сразу понимаю, что меняется во мне. Пугаюсь за ребенка, поэтому перестаю дергаться. Саша это воспринимает как за согласие и с пылкостью терзает мои сомкнутые губы, требуя ответа. Чувствую, как ноги мои становятся влажными.   

— Зачем отрицать наши чувства, которые все еще живы, — шепчет Саша в губы, поглаживая меня пальцами по щеке. — Я сделаю тебя счастливой.

— Я, кажется, рожаю.

— Да брось, — однако Саша все отстраняется и внимательно меня оглядывает с ног до головы. Опускает глаза на пол и тут же испуганно их вскидывает. — Что делать?

— Вызывай «скорую», — спокойно, насколько это возможно, произношу.

Я помню из статей и из прослушанных лекций материнства, что здесь и сейчас не рожу. Отпихнув Сашу от себя, пока он суетливо вытаскивает мобильный телефон из карманов, направляюсь в спальню. Сумка в роддома собрана, как и папка с документами. Удивительно, но я пока не паникую. Я даже умиряюсь написать Ксюше эсэмэс, что еду в роддом. Сестра, похоже, не совсем понимает мой посыл, так как отвечает, что созвонимся чуть позже. Собираю сразу пакет на выписку для себя и для малышки. Надписываю каждый, чтобы Ксюша не ломала голову. Уверена, что она будет волноваться не меньше меня.

За этими сборами не сразу улавливаю, как начинает потягивать низ живота, но вот Сашины шаги слышу отчетливо. Он загадывает в комнату.

— Скорую вызвал, обещали приехать. Ты потом мне напиши, как и че.

— Ты разве не со мной? — интересуюсь, заранее зная ответ.

— Я? Нет, мама сказала, чтобы я шел к другу.

— Ясно. Тебе стоит послушать маму и больше ко мне не приходить.

— Но Кать...

— Иди, а то вдруг придется у меня роды принимать.

Тут же фальшиво стону и хватаюсь за живот. Саша пугается, как-то сразу ретируется в прихожую. Как только за ним закрывается дверь, усмехаюсь. Болван и маменькин сынок. К счастью, это выяснилось до того, как мы связали себя штампом в паспорте.

Бригада медиков появляется у меня в квартире спустя десять минут. На удивление все вежливые. Никто не рычит и не дергает. Интересуются, в какой роддом меня везти, на что им отвечаю, что мне все равно. Фельдшер бормочет типа «отважная женщина». Ее слова меня пугают, теперь я испуганно смотрю по сторонам, обмирая от переживаний.

В роддоме никто меня с улыбками не ждет. Просят посидеть на кушетке. В этот момент я очень остро чувствую себя одинокой и никому не нужной. На глаза тут же наворачиваются слёзы, но я их прогоняю. Плакать сейчас непозволительная роскошь. Нужно думать не о себе и своих чувствах, а о том, что скоро появится дочурка.

В приемном отделение появляется свободная медсестра. Она записывает мои данные, ведет в холодную комнату. Измеряет давление, окружность живота, записывает с моих слов показания, которые необходимо им знать. Выдает мне ночнушку в цветочек, велит все с себя снять и переодеться в нее.

Страшно мне? Страшно. С колотящимся сердцем я снимаю одежду, складываю ее в пакет, одеваю ночнушку с неприлично глубоким вырезом. Все та же неприветливая медсестра проводит еще со мной некоторые процедуры, которые вызывают у меня дикий ужас. Паника овладевает мной быстрее, чем я успеваю себя успокоить.

Из прохладного кабинета меня отводят в другой кабинет, где стоит кушетка и гинекологическое кресло. Кресло пыток, как его в шутку называет Ксюша. Я сижу на кушетке как на иголках, пытаясь прикинуть интервал схваток. Ведь схватывает низ живота не просто так.

Дверь кабинета открывается, заходит врач. Не будь я сейчас в безмолвной истерике, я бы заметила, какой мне симпатичный попался доктор, но в своем состоянии могу только дышать и все.

— Екатерина...

— Просто Катя, — перебиваю врача, отвлекаясь от схваток.

Тут я мельком отмечаю, что у доктора очень красивые глаза. Насыщенного зелёного цвета. И невероятно густые ресницы. А еще на мое замечание он очаровательно улыбнулся.

— Садитесь на кресло, я вас осмотрю.

Я смущаюсь, прикусывая губу. Смотрю то на кресло, то на мужчину, который встает и подходит к тележке, чтобы надеть одноразовые перчатки. Он оглядывается на меня через плечо, вопросительно приподнимает бровь.  

— А можно другого врача?

— Вы смущаетесь врача-мужчину или конкретно меня?   

— Конкретно вас, — как на духу признаюсь, не смея смотреть врачу в глаза, но смешок слышу.

— К сожалению, я вас должен разочаровать: сейчас в этом отделение я единственный врач.

— А где остальные? — что-то мне с трудом верится, что во всем роддоме этот мужчина единственный врач. Его просто физически на всех рожениц не хватит.

— Заняты, вы же у нас сегодня не одна рожаете. Садитесь и закройте глаза, я буду предельно аккуратным. Вы ничего не почувствуете, — у врача такой проникновенный голос, который располагает к себе, что против воли ты поддаешься ему.

Его слова о том, что будет аккуратным и ничего не почувствую, оказываются правдой. Лежу с закрытыми глазами. Я вздрагиваю, когда слышу, как он встает и отходит от кресла. Поспешно, как могу в своем положении, опускаю ноги. Вопросительно смотрю на врача. Он успокаивающе мне улыбается, что-то записывая в каком-то журнале.

— Завтра утром родим.

— Завтра? Я думала...

— Пока очень слабая родовая деятельность и открытие всего лишь два пальца. Нужно было активно использовать мужетерапию.

Замечание врача заставляет мои щеки вспыхнуть. Я в курсе, о чем он говорит, только вот у меня нет мужа, чтобы использовать терапию. Пересаживаюсь на кушетку.

— Вас сейчас проведут в предродовую, поставят капельницу.

— А можно как-то без стимулирования?

— Тогда мы будем долго идти до финала, силы могут иссякнуть.

— А вы сами как смотрите на медикаментозное вмешательство?

— Если нет угрозы ребенку и его матери, то не вмешиваюсь, но боюсь, что схватки могут стихнуть, придется ложиться под нож. Если выбирать стимуляцию или кесарево, то я выбираю стимуляцию.

Врач присаживается рядом со мной и неожиданно берет за руку. Пальцам становится тепло, хотя вся рука прохладная. Когда ее накрываю ладонью, это тепло растекается по всему телу. Я испуганно дергаюсь, но меня удерживают. Вскидываю на врача глаза, затаив дыхание.

— Все будет хорошо. Вы мне верите? — проникновенно спрашивает.

Верю? Хочется ему верить, доверить себя и своего ребенка. А еще меня посещает удивительная и от того шокирующая мысль: мне нравятся прикосновения врача. И находиться рядом с ним мне одновременно тревожно, потому что ситуация то совсем не романтичная, но и спокойно, он внушает это спокойствие через воздух. Делаю осторожный вдох, боюсь выдохнуть.  

— Константин Германович, вас вызывают в операционную, — заглядывает в кабинет милая медсестра. 

Я прикусываю щеку изнутри, когда Константин Германович отпускает мою руку и поднимается.  

— Нина, проводи нашу пациентку в предродовую, подключи доплер, — замечает мой обеспокоенный взгляд, мягко улыбается. — Нам нужно посмотреть, как бьется сердечко ребенка. Обязательно к вам еще загляну.

Мне ничего не остается, как улыбнуться доктору в ответ. Он уходит, а Нина с доброжелательной улыбкой провожает меня до предродовой палаты. Три койки, одну из которых занимаю я, пустуют. Ложусь и жду, когда ко мне подойдут, чтобы присоединить к моему животу проводки, определяющие сердцебиение малышки.  

Прибегает опять новая медсестра, молчаливо все подключает и убегает. Никто возле меня не сидит, за руку ободряюще не держит. Мне ничего не остается, как рассматривать потолок, слушать голоса персонала и стоны рожениц из соседних палат. У меня возникают мурашки, когда слышу протяжный и надрывный вой. Хочется вскочить и убежать отсюда, чтобы не слушать этих страшных звуков. Теряю счет времени, так как мобильный телефон все еще лежит в сумке, а сумка в тумбочке.

— Как настроение? — появляется Константин Германович, подходит к кровати. Смотрит на доплер, смешно то выпячивает, то втягивает губы. Меня его мимика смешит.

— Смеешься, значит, настроение хорошее. Как самочувствие?

— Нормальное. Как сердечко?

— Мое? — врач улыбается, я удивленно приподнимаю брови.

— Ребенка.

— Ах, ребенка, все отлично, а вот мое немного барахлит.

— Может, вам стоить кардиолога посетить? Работа-то у вас напряженная.    

— Каждый год прохожу медосмотр, раньше жалоб не было, сейчас чувствую себя не в своей тарелке, — переводит взгляд с аппарата на меня. Если бы не улыбался, я подумала, что говорит на полном серьезе, но улыбка намекает на шутку.    

— Вы, Константин Германович, такой шутник.

— Да, я такой. Рад, что мои пылкие признания вас развеселили.

— Константин Германович, вас вызывают, — опять заглядывает Нина. Константин Германович показательно громко вздыхает.  

— Вы прям нарасхват, — с улыбкой замечаю.

— Есть такое. Катя, мы еще понаблюдаем динамику схваток, если улучшений не будет, поставим капельницу. Обратного пути нет, нам теперь нужно дойти до финала. В финале нас ждет розовощекий карапуз.

— У меня девочка.

— Уверен, она будет такой же красавицей, как и мама. Отдыхайте, можете поспать. Сон в ближайший год будет большой роскошью.

Константин Германович ласково похлопывает по плечу, а потом его слегка сжимает, но тут же убирает руку и выходит из палаты. Я какое-то время жду, что доктор ко мне зайдёт, но его все нет и нет. В итоге я засыпаю, хоть и не планировала спать.

— Девушка, — меня слегка трясут за плечо. Я приоткрываю глаза, вижу перед собой медсестру Нину. — Проснулась. Сейчас поставим капельницу.

— Константин Германович так сказал? — приподнимаюсь на локтях, сонно моргая.

— Конечно, он, без назначения врача мы ничего не делам. 

— Но мы с ним договаривались, что не будем вмешиваться в процесс.

— Я сейчас его позову, и вы можете еще раз с ним обсудить данный вопрос.

Нина упархивает из палаты, я обнаруживаю, что свободные койки уже заняты такими же, как и я, беременными девушками. Одна спит, другая залипает в телефоне. Та, что с телефоном, поднимает на меня глаза. Приветливо мне улыбается, я ей улыбаюсь немного вымученно. Сажусь. Странно, но схваток почти не чувствую. Интересно, так и должно быть? Если бы моя малышка была вторым ребенком, я не задумывалась над тем, как идут роды. Однако роды у меня первые, и поэтому неизвестность пугает.

— Как настроение, красавицы? — раздается голос Константина Германовича.

Сразу же все начинают улыбаться, в том числе и я. Ну невозможно этому мужчине не улыбнуться, потому что когда он появляется, учащается сердцебиение и появляется непривычное волнение. Наверное, именно таким и должен быть доктор, который помогает появляться на свет детям.

— Константин Германович, у меня, кажется, немного сердце барахлит, — кокетливо поправляя волосы произносит девушка с телефоном. 

Я иронично улыбаюсь и опускаю глаза. Ничего себе такой подкат, учитывая, что безымянном пальце есть обручальное кольцо.    

— Сердце барахлит? — врач присаживается на койку, берет руку девушки и сжимает запястье. — Пульс немного быстрый, но это, наверное, от волнения. Все в порядке.

— А может, вы послушаете меня?

— Я гинеколог, а не кардиолог. Могу пригасить специалиста.

— Мне будет достаточно того, чтобы вы меня послушали.

Откровенный флирт раздражает. Интересно, Константин Германович поведётся? Я украдкой наблюдаю за врачом и облегченно выдыхаю, заметив, как мужчина убирает руку.

— Все будет хорошо, вы просто волнуетесь, — врач встает и пересаживается ко мне. Внимательно на меня смотрит. От его взгляда у меня возникает непривычное волнение и смущение.

— Нина сказала, что ты отказываешься от капельницы, но, к сожалению, родовая деятельность идет на спад. Если капельница не поможет, придется делать кесарево сечение.      

— Кесарево? — обмирая от страха, непроизвольно хватаю Константина Германовича за руку, он накрывает мою ладонь, будто успокаивает меня. 

Сглатываю, едва слышно спрашиваю:

— А этого можно как-то избежать? Я читала, что кесарево не очень хорошо для ребенка.  

— Если выбирать, что хорошо, а что плохо для ребенка, то я бы исходил из ситуации. Если схватки прекратятся, то ребенок попросту может задохнуться в утробе. Кесарево единственный вариант, — на его губах появляется ободряющая улыбка. — Катя, тебе стоит довериться мне и своей дочери, уверен, мы с ней договоримся.   

Я верю обещанию. Другого выхода как бы и нет. Поэтому улыбаюсь, скрывая свою неуверенность. Доктор сжимает мои руки, потом встает и похлопывает по плечу. Когда он уходит, появляется улыбающаяся Нина. Такое чувство, что у нее губы застыли в одной гримасе. Она безболезненно протыкает иголкой вену, настраивает что-то в капельнице и, проверив состояние остальных, убегает.

В палате тихо. Мои соседки так же, как и я, лежат тихо. Мы не разговариваем, как-то не тянет вести разговоры. Вспоминаю о мобильном телефоне, о том, что не сообщила сестре, где нахожусь. Ксюша, наверное, с ума сходит от беспокойства.

Когда я в руки беру телефон, обнаруживаю двадцать пропущенных от сестры, пять от Оли, столько же от Саши. Последний меня удивляет, но его звонки ничего не меняют в нашей ситуации. Опять возникает чувство неловкости. Как-то за миг близкий человек стал чужим. Хотя, если подумать, я и Саша постепенно отдалялись друг от друга. К финишу мы бы рано или поздно все равно пришли.

— Где тебя черти носят? — орет Ксюша после первого гудка. –Я уже хотела объявлять тебя в розыск!

— Я тебе писала, что еду в роддом. Не виновата в том, что ты мне сразу не перезвонила.

— Я была занята, думала, ты пошутила. Боже, ты сведешь меня с ума. Так где ты?

— В роддоме. Обещаю к утру подарить тебе племянницу.

— Что-то нужно? Могу привезти.

— Нет. Как только рожу и меня переведут в палату, я тебе напишу. Не накручивай себя.

— Ага, легко сказать! Моя сестра рожает, а я тут дома сижу. И вообще, ты хотела взять меня на роды! Кто тебя там поддерживает в такую трудную минуту?

— У меня замечательный врач, — голос становится тише, на губах застывает улыбка. Ксюша моментально улавливает смену интонации.

— Мм, да я смотрю ты, там время зря не теряешь. Он симпатичный?

 — Не неси ерунды. Он хороший врач, не более того.

— Женат?

— Без понятия. Ксюш, прекрати задавать такие неуместные вопросы, — смеюсь над пренебрежительным смешком сестры, прикрывая глаза.

За разговором с Ксюшей не сразу замечаю, как меняется интервал схваток. Прикусываю губу. Как же хочется побыстрее родить и взять свою крошку на ручки!

— Катюнь, я мысленно с тобой. Если что, звони!

— Хорошо.

Кладу мобильник на тумбочку, сжимаю кулаки. Тянущая боль внизу становится все сильнее и сильнее. Сажусь, качаюсь из стороны в сторону, не переставая кусать губы. Не помогает. Встаю, хожу вокруг стойки капельницы, тру поясницу. Опять сажусь, потом ложусь. Тихонько вою, стараюсь не пугать соседок, а боль все усиливается и усиливается. Меня словно изнутри разрывает на части. Когда же эта пытка закончится?

Заглядывает Нина. Подходит ко мне. Проверяет что-то, потом нагибается ко мне, тихо спрашивает:

— Как самочувствие?

— Кажется, я рожаю.

— Давай я посмотрю раскрытие.

Она помогает мне лечь на спину. Все ее действия осторожные и мягкие. Все же есть медики от бога, которые даже через прикосновения умудряются успокоить. Схватки становятся не такими больнючими. Нина ободряюще мне улыбается, сообщает, что раскрытие уже в пять пальцев, уходит. Я не успеваю у нее спросить про эпидуральную анестезию. Читала о ней на форумах, многие девочки в родах ее использовали, чтобы не терять силы в период схваток на сами роды.  

К полночи ко мне присоединяется соседка с обручальным кольцом. Если я стараюсь не орать, матом не ругать и врачей не звать, то она все использует по максимуму. Ругает Нину, которая забегает из-за нее каждые пять минут, требует Константина Германовича. Ее совершенно не устраивает, что врач не ею занят, а другими пациентками. Словно она его купила. Я злюсь, видя, как она себя нахально ведет, с таким видом, словно ей все тут должны. Естественно, Константин Германович по ее первому приказу не появляется, из-за чего она придирается к невиновной Нине.

Мои схватки сходят на нет. Боль, которая меня рвала на части, уходит. Я начинаю свободнее дышать, улыбаться и переглядываться с другой девушкой, которая еще на первой стадии родов. В два часа ночи появляется Константин Германович. Вид уставший, но при этом он улыбается.

— Так, красавицы, докладываем обстановку, — замирает посредине палаты, напротив кровати соседки с кольцом. Он смотрит на нее. — Слышал, что незамедлительно требовали мою скромную персону.

— Константин Германович, боль невыносимая, сделайте что-нибудь! Я умру, пока рожу этого ребенка! — в голосе слышны мольбы и требования одновременно.

— Ну, а что ты хотела, родить ребенка — это тебе не на шугаринг сходить. Если совсем невмоготу, могу позвать анестезиолога, он облегчит твои страдания. Предлагаю тебе пока потерпеть часик, вдруг из без анестезии обойдёмся. Вы как себя чувствуете? — Константин Германович обращается к девушке у окна.

— Пока все терпимо, не умираю, — ее ответ вызывает у него пошире улыбку.

— Обожаю позитивно настроенных будущих мамочек. Так держать и дальше, — сказав поддерживающие слова, поворачивается ко мне. 

Походит, вытаскивает иглу, лепит лейкопластырь, серьезно интересуется:

— Как состояние?

— Нормальное. Схватки утихли.

— Утихли? — удивление в его глазах заставляет меня напрячься, а после того, как он подается в сторону доплера и цепляет на мой живот проводки, я начинаю паниковать.

— Что происходит? — шепотом спрашиваю, Константин Германович сосредоточенно что-то высматривает на экране аппарата, поджимая губы. Судя по тому, как темнеет его лицо, ничего хорошего нет.  

— Будем кесарить, — он серьезно заглядывает мне в глаза, на корню подавляя подступающий ужас. — Все будет хорошо с тобой и с малышкой. Доверься мне.

И я доверяюсь. Стараюсь не воспринимать суету вокруг себя близко к сердцу. Хотелось бы, конечно, самой родить, но видимо, не судьба. Сейчас главное — позаботиться о малышке, а шрам на животе не такая у большая жертва ради нее.   

В операционной со мной разговаривает женщина-анестезиолог. Она рассказывает мне, куда, что и зачем мне будут колоть в спину. Я радуюсь, что не буду в полной отключке и увижу свою дочку. Константина Германовича узнаю по глазам, когда он появляется передо мной.

— Имя уже придумали?  

— Хотела назвать Светой, а сейчас сомневаюсь.

— Возьмешь на руки, сразу поймешь, какое имя подойдет, — врач мне подмигивает и отходит.

Я слушаю музыку, которая играет из радиоприемника, смотрю на перед собой на ширму, которая меня прикрывает. Голоса оперирующих врачей звучат тихо и без паники, тревожности. Все как-то умиротворенно проходит. Лишь на мгновение все внутри меня замирает, когда слышу, как Константин Германович кому-то говорит: «Ребенка держи».  

— Мамочка, смотри, какая у нас очаровательная девочка!

Акушерка показывает мне ребенка в пелёнках, которого сложно с первого взгляда назвать красивым, но для матери он действительно самый красивый и невероятный. Я со слезами на глазах смотрю на свою кроху, не веря, что мы наконец-то с ней встретились. Наша первая встреча.

— Она такая красивая, — шепчу, облизывая пересохшие губы, чтобы улыбнуться дочке.     

— На маму похожа, — замечает Константин Германович.

— Вы так думаете?

— Я в этом уверен.  

Мы смеемся. Смеются и остальные присутствующие. Ребенка уносят из операционной, я сразу чувствую потерю и теперь жажду побыстрее оказаться со своей малышкой. Мысленно рисую наше светлое будущее в компании нашей любимой тети, которая окружит нас поддержкой и заботой. Трудности впереди не пугают, потому что я знаю, что справлюсь с ними.

— Все. Сделал красивый шовчик, прям ювелирная работа. А лет так через пять можно снова к нам приходить.

Зеленые глаза врача искрятся смехом несмотря на то, что я чувствую его усталость за эту смену. Я всей душой благодарна этому человеку за поддержку, за позитив, за то, что он такой замечательный встретился мне на пути.

— Спасибо вам.

— Не за что.

Есть за что. И это понимаю я, понимает он. Просто Константин Германович оказывается еще скромным.

Спустя четыре года

— Черт, Света, мы опаздываем!

Поспешно достаю из холодильника заранее приготовленный ланч для дочери, запихиваю его в бокс.  Смотрю на часы, недовольно шиплю, понимая, что позавтракать не успею. Придется на работе перекусывать.

Когда с боксом в руках выскакиваю из кухни в прихожую, моя умница-дочь не спеша зашнуровывает кроссовки. Я приседаю рядом пуфиком, на котором она сидит, и запихиваю ланч-бокс в рюкзак. Порыв помочь побыстрее завязать шнурки давлю на корню. Света не любит, когда ей мешают и лезут под руку.

— Тебя заберет тетя Ксюша, и ты у нее на выходные остаешься.

— Отличный план. Мы давно с ней не развлекались.

Дочка вскидывает на меня карие глаза и очаровательно улыбается. Каждый раз, когда я вижу ее улыбку, на меня нападает секундный ступор. Мне все мерещится совершенно другой человек. Удивительно, что спустя столько времени я по-прежнему его помню. Трясу головой, прогоняя наваждение, заправляю темные волосики за ухо у дочери.

Красавица. Темноволосая, кареглазая, со смуглой кожей — полная противоположность мне. Иногда люди сомневаются в нашем родстве. Если бы четыре года назад лично не лежала в роддоме, сама бы усомнилась. Правда, кое-кто из года в год постоянно вздыхает и говорит, как малышка похожа на папу, прямо по копирку. Из года в год слушая сестру, я ни разу так и спросила имени биологического отца Светы. Хотя любопытно.  

— Я ее предупредила, чтобы сидели дома. Никаких парков, аттракционов, магазинов и игровых комнат. Вы можете хоть раз никуда не ходить и не тратить деньги?

— Мам, ты сама в это веришь? — малышка усмехается. Иногда мне кажется, что ей не четыре года, а десять. Умна и рассудительна явно не в меня, Ксюша говорит, что в нее. В это можно поверить.  

— И все же я настаиваю, наша квартира медленно превращается в склад игрушек, одежды и прочей ерунды.

— Я постараюсь тетю уговорить посидеть дома, — внезапно соглашается Света, вставая с пуфика. — Мы же опаздываем, мам.

— Да-да.

Встаю, одергиваю юбку-карандаш, поправляю пиджак, смотрю на себя в зеркало и остаюсь довольна своим видом. Сейчас я совершенно на себя не похожа на ту, которой была четыре года назад. Взять хотя бы то, что мои волосы стали длиннее и светлее. Спортивный стиль сменился на классический. Взгляд стал уверенным и прямым. Я еще не стала той, которой смотрят вслед, свернув шею, но не заметить меня невозможно. Всему свое время. Работа над собой и над своей самооценкой не прекращается ни на минуту.

— Мам! — выдергивает меня из задумчивости требовательный голос дочери.

Я вздрагиваю, хватаю с комода ключи от квартиры и от машины, спешу на выход. Закрываю дверь, Света в это время вызывает лифт. Мы входим в кабину, улыбаюсь малышке, когда наши глаза встречаются. Наши руки соприкасаются, пальцы переплетаются. Я сжимаю ладошку дочери, чувствуя, как меня затапливает безграничная любовь к этой девочке. 

Моя космическая, невероятная малышка. Мой стимул двигаться вперед. Мой пинок под зад, заставивший однажды рискнуть и поменять свою жизнь в корне.

Когда-то мы ходили в обычный государственный сад. Потом Ксюша внушила мне, что частный, работающий по разным методикам, с глубоким изучением английского языка, лучше. Заботиться о развитии ребенка нужно с малых лет. Сначала сестра оплачивала сад, потом я сама стала платить. Благосостояние нашей семьи с выходом на работу улучшалось с каждым месяцем.

— Я люблю тебя, мам, — Света обнимает меня за шею, целует в щечку. Я в ответ ее целую, все еще не в силах выпустить дочь из своих объятий. — Мам, ты еще больше опоздаешь!

— Я люблю тебя.

Чмокаю в нос и отпускаю дочь. Провожаю ее взглядом, пока она бежит от меня к воспитательнице. Когда убеждаюсь, что Света под присмотром, почти бегом несусь к машине. У меня пятнадцать минут, чтобы успеть на работу и не опоздать. Приказали не опаздывать под страхом лишиться премии. Как назло, по дороге собираю светофоры, пропускаю пешеходов, попадаю в пробку. Сегодня явно время ретроградного Меркурия. Слишком сильно я встревожена и напряжена, поэтому когда на приличной скорости влетаю на парковку, чуть не сбиваю мужчину на своем пути.

— Простите, пожалуйста! — бормочу себе по нос, извиняющее улыбаясь.

Мужчина отходит в сторону, я замечаю свободное место и втискиваюсь между внедорожниками. Хватаю сумку, пакет с папками, которые брала домой, чтобы поработать, спешно вылетаю из машины. Если бы сейчас на мне были кроссовки, побежала со всех ног, но узкая юбка и высокие кабуки не для бега.

Парни из охраны пропускают меня без предоставления пропуска, знают в лицо. Я с ужасом вижу, как створки лифта начинают закрываться, поэтому кричу:

— Подождите, пожалуйста!

Успеваю влететь в кабину, вскидываю глаза и забываю поблагодарить. Это тот самый мужчина, которого я чуть не сбила и... Пока меня с интересом разглядывают, я сравниваю лицо мужчины с тем, кого во воле судьбы никогда не забывала.

Он или не он? Или просто похож?  

Мне бы опустить глаза, но не в силах даже отвести взгляд в сторону. И чем дольше я тупо пялюсь на мужчину, тем серьезнее становится его лицо. Интерес в карих глазах сменяется задумчивостью.

— Вам на какой этаж? — интересуется мужчина, я прихожу в себя и опускаю глаза. Чувствую, как жар приливает к щекам. Идиотка! Может быть, просто очень похож, а я пялюсь на него.

— Шестнадцатый.

— Мне тоже.

Я стою ближе к дверкам, но при этом каждой клеточкой ощущаю, как меня пристально разглядывают. Медленно, задерживаясь то там, то сям. Взгляд обжигает. Точно так же, как и пять лет назад. И чем дольше мужчина на меня смотрит, тем отчетливее я понимаю, что это тот самый парень, с которым я провела одну ночь. Но сомнения тоже при мне. Может, это так играет со мной воображение?

Сглатываю. Столкнуться сейчас с прошлым равносильно тому, как оказаться на обрыве, едва балансируя на краю. Я не готова. У меня все хорошо, я не готова что-то менять. Да я просто не хочу, чтобы кто-то еще вторгался в нашу жизнь, разрушал привычный уклад.  

И все же медленно поворачиваю голову вбок, затем сама немного разворачиваюсь. Смотрю на черные волосы. Они уложены волосок к волоску. Сейчас челка не нависает над глазами. Глаза карие, но из-за расширенных зрачков черные, устремлены на меня. Губы расслаблены. Не усмехается, не улыбается. Я никак не пойму, обозналась или узнала. Надеюсь на первое.  

Лифт останавливается, двери раздвигаются, а мы все еще стоим друг напротив друга. Мужчина прищуривается, а потом улыбается так, что у меня подгибаются ноги и не остается никаких сомнений: это он.

Что мне делать?

— Катя, вот ты где! Бегом в конференц-зал, — слышу недовольный голос своей начальницы.

Она хватает меня за локоть и буквально вытаскивает из кабины лифта. Сама бы я не вышла. Ноги ватные, голова не соображает. Мужчина выходит следом, продолжая головокружительно мне улыбаться.

Боже, годы идут, а улыбка у него все та же, по-прежнему сбивает с толку. Я оглядываюсь на него, не сопротивляясь Ольге Петровне. Он стоит в коридоре, смотрит мне вслед. Усмехается и идет в противоположную сторону. В отличие от меня, ни разу оглянувшись.

— Ольга Петровна, прошу извинить за опоздание. Больше так не буду, — как школьница оправдываюсь перед начальницей. Рада, что постепенно ко мне возвращается самоконтроль.

— И почему я закрываю глаза на твои опоздания?

— Наверное, потому что я хороший сотрудник.

— Не без этого, — Ольга Петровна улыбается, совсем не выглядит на грозную начальницу. Она сама мама двойняшек и прекрасно понимает, что с детьми нереально все четко спланировать. И тут я решаюсь спросить ее о том, о чем никогда не спрашивала Ксюшу.

— Ольга Петровна, а вы знаете того мужчину, который был со мной в лифте?

— Нет, — начальница пожимает плечами. — Но на лицо смазлив. Понравился?

— Нет, я просто его чуть не сбила на парковке, хотела еще раз извиниться.

— Судя по его улыбке, он уже забыл о происшествие. Ладно, рабочий день начался, а мы тут языками чешем.

Рабочий день начался.

Четыре года назад, когда я сидела дома с месячной Светой, я уже понимала, что в кафе не вернусь. График работы совершенно не подходит для матери-одиночки. Как-то сразу догадалась, что лучше искать работу, которая связана с развитием социальный сетей. Фрилансер, на самый крайний случай можно было стать блогером. Я одолжила у сестры денег и прошла курсы развития социальных сетей, освоила таргер, получила по выбранным направлениями дипломы.

Свету взяли в ясли, и хотя мое материнское сердце разрывалось от выбора, я начала искать работу. Со страхом выдвигала свои требования, соглашаясь порой на сомнительные проекты, но методом проб и ошибок дошла до организации, в которой сейчас честно тружусь. Мне нравилась моя работа, возможности, которые она мне дала. Благодаря официальной зарплате сумела взять ипотеку, купить современную квартиру. Потом взяла в кредит машину, правда, при помощи сестры быстро его закрыла. Ксюша сказала, что лучше ей платить беспроцентный кредит, чем банку. На этом и решили, потому что взять деньги и не отдать мне не позволяла совесть.

Что касается личной жизни...

На рабочем столе завибрировал мой мобильный телефон. Увидев имя, я прикусываю губу, чтобы не расплыться в счастливой улыбке. Оглянувшись по сторонам, тихонько покидаю кабинет и в коридоре ищу закоулок.

— Алло, ты вернулся? — смотрю в окно, слушая дыхание на другом конце провода.

— Как ты догадалась? — теплые тонки обволакивают меня даже на расстоянии. — Мы сегодня увидимся?

— Конечно, я Свету пристроила к сестре. У нас с тобой свободное время до воскресенья.

— Раз Света у Ксюши, это означает, что на ближайшие торговые центры будет совершен набег хронических шопоголиков.

— Света мне честно пообещала воздержаться от магазинов.

— Ты сама в это веришь?

От его смеха у меня по всему телу мурашки. Боже, как бы дотерпеть до конца рабочего дня и прямиком направиться в объятия самого лучшего мужчины на свете. Только вот я чую незнакомый запах позади себя, и мысли внезапно сворачивают на опасную дорожку к прошлым воспоминаниям. Это запах незнаком и одновременно знаком. Он принадлежит тому мужчине, который был со мной в лифте. Тому, кто изменил мою жизнь.

— Пока, созвонимся позже, — резко сворачиваю разговор, зная, что на меня не обидятся. Ведь он понимает, что я на работе.

Нажав кнопку отбой, оборачиваюсь, сжимая в руке мобильник. Все именно так, как и подумалось: в двух шагах от меня, довольно близко, стоит знакомый незнакомец. Он, прислонившись плечом к стене, разглядывает меня как интересный экспонат. Я не тушуюсь, приподнимаю подбородок и выгибаю бровь. Лишь учащенное сердцебиение выдает меня с потрохами, но, к счастью, его слышу только я.

— Мы раньше с вами не виделись? — он тоже иронично приподнимает бровь, прищуривается.  

— Во сне? Или в прошлой жизни? — скрещиваю руки на груди.

— Хотелось бы в этой, — улыбается.

Вот как можно быть таким очаровательным? Я едва держусь, чтобы не улыбнуться в ответ, смущенно не опустить глаза. Именно он и только он умеет вывести меня из равновесия. Появляется подобно урагану, сносит все на своем пути и исчезает. Последствия меняют жизнь. Я не допущу, чтобы моя устоявшаяся жизнь вновь изменила курс.

— Извините, мну нужно идти работать.

Самое сложное сейчас для меня — это пройти мимо него и не сбиться с шага. Смотрю вперед, надеюсь, что выгляжу уверенной в себе, прохожу мимо. Внезапно из ниоткуда появляется курьер с коробками. Он не замечает меня, а я понимаю, что сейчас врежусь в него. Все происходит в долю секунды. Меня обхватывают за талию и разворачивают, слегка потянув вперед. Я рефлекторно вскидываю руки, упираюсь ладонями в мужскую грудь, делая глубокий вдох. Парфюм и нотки знакомого запаха заполняют меня до краев. Я вновь, как при первой встрече, отмечаю, какие у него невероятные ресницы и глубокий взгляд. Эти губы... так близко и так далеко одновременно. Эти черты лица... До мурашек знакомы.

С болью в сердце замечаю, насколько моя дочка на него похожа. Не просто похожа, а очень похожа. Поставь их рядом, не усомнишься в родстве. Она копия своего отца. Папина дочка. Дочка, которая оказалась ему не нужна.

Эта мысль приводит меня в чувство и отрезвляет. На меня словно вылили ушат ледяной воды. Сразу же отстраняюсь, меня и не пытаются удерживать.

— Все в порядке? — от его заботливого тона меня передергивает. Я вежливо улыбаюсь.

— Все в порядке. Вы мне прямо спасли жизнь, — иронизирую.

— И все же вы мне кажетесь знакомой... — задумчиво блуждает взглядом по моему лицу.

Я усмехаюсь. Знакомой? Ну да, знакомая. Точнее, мимолетное виденье.

— Вы правильно сказали, я вам всего лишь кажусь знакомой. Вряд ли мы виделись раньше друг с другом. И еще раз извините, — в этот раз я благополучно ухожу, никто меня не сбивает с ног, не вынуждает кое-кого меня спасать.

Остаток рабочего дня я сижу как на иголках, вздрагивая от каждого телефонного звонка и открывающей двери. Все жду, что вот-вот сейчас зайдет этот мужчина из прошлого и потребует подробностей о дочери. Он ведь знает о ее существовании. Точнее, он знает, что кое-кто родил от него ребенка, а кого — это уже не так важно.

Если вспомнит, если действительно придет и спросит о дочери, что ему ответить? Как себя вести? Или сделать вид, что никакого ребенка нет и не было. Пусть думает, что сделала аборт. Но это неправильно, несправедливо. Я всегда старалась быть честно перед собой и своим окружением.

В своем время из-за этого принципа и не осталась с Сашей, хотя вполне хороший вариант был. Где сейчас мой бывший, не знаю. Наверное, вернулся в родной город под крылышко мамы, а та ему по своему вкусу уже нашла невесту.   

— Кать, тебя там кое-кто ждет! — сообщает коллега, зайдя в кабинет. Она подмигивает мне, а я не замечаю этого.

Вскидываю голову, панически соображая, как правильно выстроить разговор с отцом своей малышки. Нужно сначала просто поговорить, а потом как цивилизованные люди о чем-то договориться. О чем? Я вообще не представляю, как сообщу Свете о том, что на горизонте появился папа, которого не было рядом с ней. Отсиживаться нет смысла. Нужно храбро встретиться с проблемой. Оценить ее масштабы и потом только думать, как ее решить.

В коридоре никого не обнаруживаю. Значит, поджидает в вестибюле или на парковке. Он-то помнит, на какой машине я приехала. Спешу спуститься на первый этаж, попутно со всеми прощаясь. Ищу глазами мужской силуэт в костюме, но вместо этого нахожу возле крыльца черный седан и совершенно другого мужчину с букетом красных роз.

— Сюрприз!

Почему-то испытываю разочарование. Ядовитое разочарование, отравляющее изнутри по капельке. Губы привычно растягиваю в улыбке, подставляю щеку для поцелуя, вдохнув привычный аромат дорогого парфюма.  

— Соскучилась?

Мужчина заглядывает мне в глаза, а я, как изменщица, прячу свое лицо в цветах. Мне безумно стыдно смотреть сейчас на того, кто меня любит просто так, а я... а я тоже его люблю. Но не так сильно, как хотелось бы именно мне.

— Конечно, соскучилась. Глупые вопросы задаешь, Кость.

Костя смеется. Костя — этот тот самый Константин Германович, который четыре года назад признался мне, что у него при виде меня сердечко барахлит. Не соврал.

Костя обнимает за плечи и под взгляды охраны увлекает меня к своей машине. Смущенная его появлением и проявленным вниманием, я прячу свое покрасневшее лицо в цветах. Краем глаза замечаю на крыльце знакомого незнакомца. Захотелось провалиться сквозь землю. И еще я вдруг понимаю, что мне хочется оправдаться. За что? Не знаю.

Костя захлопывает дверь, неторопливо обходит машину спереди и садится за руль. Я смотрю на мужчину, который спускается по ступенькам и направляется к своему внедорожнику. Когда мы проезжаем мимо него, ощущаю на себе пристальный взгляд. Приподнимаю подбородок и смотрю перед собой. Я его не бывшая подружка и не жена, мне перед ним не за что извиняться и тем более оправдываться. Но черт… Черт...  

— Как прошла командировка? Все друг перед другом похвастались достижениями? — чтобы сбавить градус внутреннего напряжения, интересуюсь у Кости его делами. 

Он благодарно мне улыбается.  

Когда-то я считала, что мужчина должен быть во главе отношений, быть лидером, всегда нести за себя и за близких ответственность. Более того, мне казалось, что будет правильнее, если партнер возьмет на себя обязанность содержать свою семью, а моя главная задача быть послушной, примерной и всегда в хорошем настроении. 

В моей жизни не случился мужчина с большой буквы. Жизнь заставила взять на себя все вопросы и проблемы, научила рассчитывать на себя при поддержке близких. И когда вдруг на горизонте нарисовался Костя, точнее, Константин Германович, я очень долго смотрела на него как на хорошего друга. Но однажды… Однажды мне захотелось почувствовать себя слабой. Позволить кому-то позаботиться не только обо мне, но и о моем ребенке. Так плавно дружеские отношения переросли в более близкие, но было одно «но». Я не позволяла себе настолько влюбиться, чтобы мужчина вошел не только в мою жизнь, но и в жизнь моего ребенка. Костя терпеливо ждал момента, когда бастион сдастся, то есть я сдамся и соглашусь на его предложение быть вместе всегда, официально зарегистрировавшись. Бастион не сдается, держит оборону.

— Мы много спорили, пытались доказать, чья точка зрения правдивее всех.

— Ты, конечно, этот спор выиграл, — утвердительно подвожу итог.

Костя умеет убеждать коллег в своей правоте, и чаще всего его точка зрения оказывается правильной, полезной и востребованной. Не зря из простого рядового врача он вырос до доктора медицинских наук. Работа в роддоме не мешала ему писать диссертацию и защитить ее. 

А еще у него есть собственная квартира в новом доме, машина бизнес-класса, сберегательный счет, прибавить ко всему этому привлекательную внешность, чувство юмора и не конфликтность — не мужчина, а мечта. Мечта, которая сбылась у меня. 

В порыве приступа нежности перегибаюсь через подлокотник и целую его в щечку, чем вызываю удивление. Он не успевает пожурить и строго отчитать, не любит, когда его отвлекают за рулем, я признаюсь:

— Я безумно по тебе соскучилась. 

— Правда? Я тоже соскучился. Привез тебе небольшой подарок. 

— Какой? 

— А ты выйдешь за меня замуж? 

— Опять двадцать пять. Я подумаю. 

— Ты уже два года думаешь, а ведь я с первого свидания зову тебя замуж.

— Кость... — недовольно поджимаю губы, всем видом показывая, что мне не нравится разговор.  

— Ладно-ладно, закрываю тему на засов и молчу, — примирительно мне улыбается. — Едем ужинать, и там получишь подарок. 

— Твоя идея мне безумно нравится. 

Мне нравится не то, что он везет меня в ресторан и будет что-то дарить, мне нравится то, что Костя понимает, когда следует продолжить разговор, а когда вовремя поставить паузу и не давить. Да, ему сложно со мной, я это осознаю, но ничего с собой поделать не могу. Что-то мешает сказать заветное «да». Ксюша называет меня дурой, причитает, то такой классный мужик, как рыбка золотая, уплывет из рук. По ее мнению, нечего быть морской владычицей, царевной тоже неплохо. Неплохо, только вот Костя как раз и предлагает быть мне владычицей. 

Приезжаем в мой любимый итальянский ресторан. Столик заказан, поэтому мы не стоим в ожидании, нас сразу провожают в зал. Вышколенные официанты оказываются рядом и протягивают меню, в сторонке ждут, когда мы сделаем заказ. Так как я жутко голодная, то беру много чего, чем вызываю смех у Кости. Он журит меня, спрашивает, не лопну ли я от обжорства. Уверяю его, что все вместится и даже место останется. 

Когда нас оставляют, Костя кладет небольшую коробочку на середину стола. Я вопросительно на него смотрю. Надеюсь, там не кольцо, потому что часто отказывать не есть хорошо. Я так громко облегченно вздыхаю, обнаружив там подвеску на цепочке, что Костя приглушенно смеется. Но я все же успеваю заметить тень в его глазах. Наверное, мне стоит у Ксюши взять номер телефона ее психолога и тоже поработать над своими блоками, чтобы осчастливить не только себя, но и этого замечательного человека.

Мы заканчиваем с основными блюдами, я допиваю уже не первый бокал вина, чувствую, что основательно захмелела. Придется моему рыцарю тащить меня на своей спине, если я не остановлюсь сейчас. Не останавливаюсь, потому что совершенно не протестую против очередного наполнения. Костя в этот момент отключается, иначе бы не позволил официанту наполнить бокал. Он-то знает мою норму, свыше трех бокалов мне нельзя, я становлюсь настоящей Императрицей.

Поспешно осушаю бокал, это становится моей роковой ошибкой. Меня моментально ведет. Я начинаю широко улыбаться и смотреть по сторонам. И все же понимаю, что нужно прийти себя, нужно выйти на улицу, охладить разгоряченное лицо и мозг. По оставленным вещам Костя догадается, что я не сбежала. 

Умудряюсь без происшествий дойти до выхода. Никого не сбиваю на своем пути, посуду не бью. Лишь на ступеньках ресторана координация меня подводит, я оступаюсь. Ищу руками за что схватиться, чтобы не упасть, как меня удерживают за талию. 

Какой же Костя догадливый! 

С улыбкой оборачиваюсь и застываю подобно изваянию. Кого угодно в этот момент готова была увидеть, но не его. Не человека с прошлого, который вновь врывается в мою жизнь подобно урагану, сметая все на своем пути. Карие глаза сквозь нависшую челку искрятся весельем. У меня кружится голова. Не от выпитого вина, а от непозволительной близости того, кого не забывала. Ни на минуту. 

— Мы с тобой встречаемся при довольно странных обстоятельства. Не правда ли? 

— Да, — тихо соглашаясь, вспоминая все наши встречи. Их немного, но они яркие и запоминающие.

Этот миг превращается в вечность. Перестают существовать другие люди, проходящие мимо нас. Есть только мы: он и я. Перестают существовать другие запахи. Есть только его персональный запах и знакомые нотки забытого парфюма из прошлого. Перестают существовать звуки, возникающие то там, то сям. Есть только его дыхание. Его сердцебиение. Я его чувствую. А еще глаза. Глаза, которые засасывают все глубже и глубже. Похоже, в этот раз вынырнуть мне будет сложнее. 

Я прихожу в себя, моментально трезвея.

— Отпусти меня, — цежу, упираясь ладонями ему в грудь. Меня, конечно, никто не слушает. Он не изменился. Все такой же самоуверенный говнюк. 

— Я говорю тебе, отпусти меня! — повторяю свое требование чуть громче, чем нужно.   

— Почему у меня такое чувство, что мы знакомы и довольно-таки близко? 

Выгибает темную бровь, вопросительно на меня смотрит.  Ждет ответа. От меня ждет ответа, черт побрал. Захотелось рассмеяться ему в лицо и посоветовать порыться в своих воспоминаниях этак пятилетней давности. Может быть, его память не совсем отформатирована и найдет один яркий эпизод, связанный со мной. 

— Почему ты меня об этом спрашиваешь? — в этот раз мне удается вырваться на свободу. Да, в его руках я чувствую себя пойманной птицей, загнанным в ловушку зверем. 

— Наверное, это риторический вопрос. Бывает так, что совершенно незнакомый человек кажется тебе очень знакомым. Я постоянно ловлю себя на мысли, что твое лицо где-то видел. 

Я смотрю на него, сравниваю его с тогдашним и сегодняшним. Изменения все же есть. Он по-прежнему красивый и притягательный, но ушел из глаз юношеский задор. Сейчас он хоть и смотрит с толикой веселья, но это совершенно не то, что было при первой нашей встрече. Длинные ресницы все так же вызывают зависть. 

Черты лица ожесточились. Я на интуитивном уровне понимаю, что он стал довольно требовательным к окружающим, не щадит никого, в том числе и себя. Это касается и работы, и личной жизни. 

Тут же опускаю взгляд на его руки. Ищу обручальное кольцо. Вспоминаю встречу в кафе, где я стал невольной свидетельницей того, как ему сообщили о ребенке. Ирония судьбы. Я ведь тоже носила под сердцем его ребенка. Его дочь. И моя Света имеет полное право на внимание своего отца, как и тот малыш от другой женщины. 

Злюсь. Я каждый раз злюсь, когда начинаю думать об ее отце, который сейчас стоит передо мной и ни хрена ничего не помнит. А ведь он-то знает, что где-то в этом мире есть его частичка. 

— Может быть, и виделись, случайно. Всякое бывает, — расплывчато отвечаю.

Я еще не знаю, как мне вести себя с ним: делать вид, что ничего между нами никогда не было, или намекнуть о том, что нас не просто связывает шапочное знакомство, что между нами была чудесная ночь с чудесными последствиями. 

— Возможно, — его задумчивый взгляд блуждает по моему лицу.

 Я, как наивная дурочка, жду, что вот-вот он сейчас все вспомнит. Конечно, ничего подобного не происходит. Более того, появляется Костя. Он на миг застывает, оценивает обстановку, подходит ко мне. Окидывает меня тревожным взглядом с ног до головы, переводит свое внимание на моего невольного спасителя. 

— Все хорошо? — буднично спрашивает, но чувствуется в каждой букве напряженность.

— Я вышла воздухом подышать.

— Надышалась? 

— Ага.

— Тогда пойдем внутрь, — Костя увлекает меня к входу, я заставляю себя не оглядываться, хотя хочется. Не оглядываюсь, но чувствую затылком устремленный взгляд, который заставляет кожу покрыться мурашками.  

— Ты его знаешь? — неожиданно меня спрашивает Костя, когда мы садимся за стол.

— Кого? 

Не сразу понимаю, о ком он говорит, но тут же доходит, когда вижу его мрачный взгляд. Прикусываю губу. Врать не хочу, юлить тоже, но и правду сказать мне не хватает смелости. Костя не был бы таким замечательным, если бы оставался обычным мужчиной, ревнующим к каждому столбу. Он усмехается, берет бокал с водой и делает глоток. 

— Я так понимаю, этот человек тебе знаком. Не убеждай меня об обратном, — тут же предупреждает меня, когда я открываю рот. Приходится закрыть его и промолчать, потому что, по сути, Костя все правильно понял. 

— Судя по тому, как ты на него смотрела…

— Как я на него смотрела? — перебиваю, хмурюсь. Мне почему-то казалось, что все свои эмоции держала под контролем. 

— Как на мужчину, с которым тебя связывает нечто большее, чем просто шапочное знакомство, — Костя смотрит в упор, пригвождая меня взглядом. — Это отец Светы? 

Опускаю глаза, терзаю свою нижнюю губу. Что сказать? Ничего. Поэтому я киваю, стыдясь смотреть на мужчину напротив. 

Мне стыдно, хоть и понимаю, что ни в чем я нигде не виновата. Костя знает, что детей находят не в капусте. Знает, что родила я по собственному желанию, никому не навязывая своего ребенка. Так почему мне сейчас кажется, что он меня осуждает? И за что? 

— Я ревную, Кать, — тихо признается Костя после небольшой паузы. — Я не знаю, какие между вами были чувства, какие были отношения, но так, как ты на него сейчас смотрела, ты никогда не смотрела на меня. 

— Не говори чепухи, — запальчиво перебиваю. — Я не знаю, что ты там увидел, но мне совершенно плевать на того мужчину. 

Плевать. Я искренне верю в это, потому что Костя самый лучший вариант того человека, который мне нужен. А тот мажор… Это воспоминание. 

— Хорошо, — соглашается Костя, примирительно мне улыбается. Когда он сжимает мою руку, я в ответ крепко сжимаю, стараясь показать ему, как сильно он мне дорог и нужен.  

Кажется, небольшое недопонимание урегулировано, поэтому ужин завершается на позитиве и с волнующим предвкушением. После ресторана мы решаем поехать к Косте домой. Выходя из зала, я внезапно ощущаю на себе чей-то взгляд, который оставляет ощущение покалывания. Я оглядываюсь через плечо, сразу же натыкаюсь на взгляд черных глаз. Мне насмешливо улыбаются и салютуют бокалом. Против воли вздрагиваю. Он все еще действует на меня, несмотря на то что буквально недавно я убеждала Костю, что нет никаких чувств. Я сама верила, что нет. А сейчас...Сейчас понимаю, что если вдруг мы вновь окажемся наедине друг с другом, где нам никто не помешает, я могу дать слабину. 

Он сидит за столом с мужчинами, рядом нет и намека на женское присутствие. Удовлетворенно хмыкаю, словно вижу бывшего и злорадствую по поводу того, что он до сих пор один.

Сержусь на себя. Отворачиваюсь и цепляюсь за руку Кости, чем вызываю у него удивление. Он обнимает меня за плечи, увлекает в сторону парковки к машинам. Когда мы отъезжаем, напряжение отпускает, и я расслабляюсь. Пружина внутри меня, сжатая до предела, медленно начинает растягиваться. Костю за рулем не отвлекаю, поэтому у меня есть время подумать о неожиданной встрече с прошлым, о том, что позабытые ощущения вмиг взбудоражили меня не на шутку. Меня пугает собственное состояние. Мне всегда казалось, что умею держать себя в руках, но сейчас эта уверенность медленно рассеивается. 

— О чем думаешь? — спрашивает Костя, когда машина сворачивает во двор жилого комплекса, в котором он живет.

— Ни о чем, — беззаботно улыбаюсь, но судя по тому, как он хмурится, мне не удается обмануть Костю. Он не пытается лезть ко мне с душераздирающими вопросами.

Выйдя из машины, почти сразу же берем друг друга за руки и переплетаем пальцы. Я опять, уже не знаю, который раз по счету, расслабляюсь. Костя для меня как скала, какие бы ни были погодные невзгоды, разрушения и катаклизмы, он неизменный, и не сдвигаемый, и нерушимый. Моя опора.

— Выпьешь? — спрашивает Костя, когда мы заходим в квартиру. 

Он сразу направляется к домашнему бару. Отрицательно мотаю головой. Свою норму я уже сделала. Присаживаюсь на диван и скромно складываю руки на коленях. Меня охватывает мандраж, словно я первый раз в гостях у мужчины, который нравится. 

Улыбаюсь, когда Костя смотрит на меня, тянусь к нему, когда он садится рядом со мной. Перед тем, как поцеловаться, смотрим друг другу в глаза, затем он прижимается губами к моим губам. Зажмуриваюсь.

 Я так отчаянно зажмуриваюсь, что становится больно глазам. Больно внутри. Воспоминания подобны вспышкам фееричного салюта: ярко, красиво и мощно. Всхлипываю от своей беспомощности. Сильнее прижимаюсь к Косте, надеясь, что его тепло, его запах, его нежность перебьет обжигающий жар другого, сшибающий напрочь другой запах и нетерпеливую, порывистую ласку другого. 

— Катя…

Костя отстраняется от меня, я мотаю головой и обхватываю руками его шею. Нет-нет, мне нельзя сейчас погружаться в воспоминания. Они меня безвозвратно засосут, погрузят в бездну, из которой никогда не выбраться.  

— Катя! — в голосе звучит осуждение. Я распахиваю глаза. — Не надо так делать. Я никогда не был и не планирую быть заменой кому-то. 

Костя отодвигается от меня, берет стакан с коричневой жидкостью и смотрит на нее не мигая. Он выглядит отстраненным и чужим, настолько чужим, что у меня появляется желание уйти домой. Однако, я никуда не ухожу, потому что если Костя сейчас от меня отдалился, то это сугубо мои проблемы. Я посмела прошлому вмешаться в настоящее. 

— Прости, — виновато опускаю глаза на свои руки. — Прости… 

— Не извиняйся, твоей вины нет. Ты же не виновата в том, что эмоции к человеку из прошлого не умерли, живы и заставляют тебя переживать. Да, я считаю, что Свете стоит познакомиться с отцом. 

— Нет! — протестую, сразу же приходя в себя после сентиментального провиса. — Он знал, что я беременна, ушел, сказав, что не будет принимать никакого участия ни в моей, ни в ее жизни. Так какого черта я должна их знакомить друг с другом?

— Ты сама хочешь их познакомиться.

— Ничего подобного. Я даже не хочу с ним еще раз встречаться. 

— Однако у судьбы по этому поводу свое мнение. За сегодня вы дважды встретились. Это ж тот же человек, что был и на крыльце, когда я приехал за тобой. 

— Это просто совпадение, не более того.   

— Ты сама в это веришь? — иронично приподнимает бровь. — Слишком много совпадений для такого короткого временного промежутка. 

— Верю или нет, я не планирую Свету с ним знакомить, — встаю с дивана. Настроение опущено ниже плинтуса. — Я поеду домой.

— Я отвезу. 

— Не нужно, вызову такси, — колеблюсь пару секунд, все же нагибаюсь к Косте и целую его в уголок губ, ласково заглядывая ему в глаза. — Ты мне дорог, не хочу тебя терять. 

— Так не теряй, — шепотом просит Костя, ласково дотрагиваясь до моей щеки. — Разберись со своим прошлым, чтобы оно не мешало нашему настоящему и будущему. 

— Хорошо. Обещаю все уладить, — примирительно улыбаюсь. 

Вызываю с приложения такси, машина находится сразу. Еще раз поцеловав Костю, который провожает меня до лифта, нажимаю кнопку первого этажа. Я еду не домой. Сейчас у меня жуткое желание поговорить с сестрой. Хочу задать ей несколько вопросов, которых я избегала задавать несколько лет.   

***

— Катя? — удивляется Ксюша, открыв мне дверь. Не спрашивает, почему я оказалась возле ее двери в столько поздний час. 

Пропускает в квартиру, уходит на кухню, пока спешно разуваюсь, бросаю сумку на банкетку и иду за ней следом. Она окидывает меня удивленным взглядом. Обычно я мчусь к дочери, несмотря на то, сколь мало времени мы провели в разлуке. 

— Что-то случилось? — в глазах мелькает беспокойство. — Ты поругалась с Костей? 

— Не совсем, — присаживаюсь за обеденный стол, пытаюсь унять волнение в груди. Как же, оказывается, сложно начать спрашивать о том, что долгое время избегала знать. 

— Ксюш, я должна тебя кое о чем спросить. 

— Чай или кофе?

— Ничего, — не представляю, как сейчас в себя что-то впихнуть. — Ничего не надо, просто сядь рядом. 

— Сделаю себе чай и потом отвечу на все твои вопросы. Надеюсь, они не из разряда «Что? где? когда?»

— Нет. Они будут касаться отца Светы.

Ксюша резко оборачивается ко мне, прищуривается. Некоторое время задумчиво молчит. 

— Кажется, тут нужно что покрепче, а не чай, — с этими словами она тянется к стеклянному шкафчику, где у нее красиво стоят различные бутылки. Что-то куплено в магазине, а что-то привезено из-за границы. 

За стол Ксюша садится с бокалом и открытой бутылкой вина. Наливает себе бордовый напиток и смотрит на через стекло. Если раньше ей все не терпелось мне сказать имя отца моей дочери, то сейчас она явно не настроена будоражить забытую тему.

— Ты его видела? — тихо спрашивает. 

— Да. Сначала на работе у себя, а потом в ресторане, куда повез меня Костя. Хотел устроить романтический вечер, а получилось…. 

— А получилось то, что ты сейчас сидишь на моей кухне и ворошишь прошлое. Значит, Данияр вернулся.

— Данияр? — переспрашиваю, пробуя на вкус это незнакомое мне имя.

 Я каждую букву мысленно проговариваю, пытаясь понять, откликается мне имя или нет. Откликается. И кажется знакомым, хоть и слышу его первый раз.

— Данияр. Младший сын Бейлядинова.

— Того самого? — округляю изумленно глаза, шокировано откидываясь на спинку стула.

«Тот самый» — влиятельный человек, которого многие желают видеть во главе города. Ведь не каждый политик может похвастаться тем, что остается человеком, будучи наделенным безграничной властью и возможностями.

— Ага. Именно так. 

— А ты знаешь причину, почему его сын уехал пять лет назад? 

Мне хочется знать, действительно ли меня просто кинули или есть причина, по которой Данияр вынужден был уехать из страны. Еще на кончике языка вертится вопрос про жену с ребенком.

— Кто-то говорил, что отец отправил сына на перевоспитание, типа Данияр творил что хотел и как хотел. 

Я хмыкаю, вспоминая, как он оставил мне очень дорогое кольцо, которое его девушка не приняла.  Потом как он бесцеремонно ушел с пафосной вечеринки, прихватив меня с собой. Уверена, это малая и скромная часть его выкрутасов. Наверняка были и покруче финты, раз отец его разозлился и отправил в ссылку за границу. 

— Ты улыбаешься, — замечает Ксюша. Я краснею и опускаю глаза, словно сестра в курсе, какие мысли крутятся у меня в голове. 

— А ты не знаешь, у него семья есть? 

— А тебе зачем это знать? Неужели хочешь разрушить свою налаженную жизнь и его? — сестра прищуривается и нагибается ко мне. — Послушай моего совета: забудь Данияра, выходи замуж на Костю и живи счастливо. Поверь, так будет лучше для всех. 

— Но…

— Если ты сейчас скажешь, что Света имеет право знать своего отца, то просто заткнись. Данияр за все эти четыре года ни разу не поинтересовался, как ты и как его ребенок, хотя был в курсе. 

— Может у него были причины не интересоваться. Тем более он был в другой стране. 

— Не оправдывай его. Тот, кто хотел бы узнать, узнал бы. Взять, например, Костю. Вот кто настоящий мужчина и четко знает, чего хочет. Он не потерял тебя из виду, когда ты выписалась из роддома. Позвонил спустя неделю, потом названивал каждый день. Я до сих пор помню, когда Свете было три месяца, он пригласил тебя на свидание. Потом вместе с вами гулял, когда был не на дежурстве. До сих удивляюсь, как вы не съехались еще. 

— Просто это очень серьезный шаг. 

— Просто ты его не любишь так, как он любит тебя. Другой бы давно послал тебя на все четыре стороны, а он ждет. Хатико, блин.

Я прикусываю щеку изнутри. Замечание сестры имеет право быть, и оно правильное. Я действительно не так сильно погружена в Костю, как…. как в Данияра. Ему хватило всего лишь появиться передо мной, тут же превратил мою устоявшуюся жизнь в руины. Хотя нет, пока еще не в руины, земля под ногами трясется, но все привычное еще на месте. Надолго ли? Большой вопрос. Я напрочь обо всем забываю, стоит ему только посмотреть на меня своими чернющими глазами и улыбнуться. 

— Кать, лучше синица в руке, чем журавль в небе, — философски замечает Ксюша. 

Я не отвечаю. Одна часть меня полностью с ней солидарна, другая категорически протестует. Возможно, чтобы перестать сомневаться и колебаться, мне нужен всего лишь разговор с тем, из-за кого у меня все сейчас кувырком. 

— Ты не знаешь, почему Данияр приходил в офис, где я работаю? 

— Кать…

— Ты знаешь? 

Ксюша вздыхает и как-то неохотно кивает, недовольно добавляет: 

— По слухам, он проходил собеседование. Принципиально не хочет работать на отца. 

— Значит, может получиться так, что мы будем вместе работать, — задумчиво смотрю в окно. 

Это хорошо и одновременно не очень. Хорошо, что не придется напрягаться и искать контакты, чтобы с ним созвониться и договориться о встрече. Плохо — придется каждый день с ним встречаться, общаться. Смогу? Должна.     

Паркуюсь. Хоть и не опаздываю, но парковка вся забита под завязку. Кто-то, видимо, приехал пораньше, решил поработать, а кому-то страшно выезжать в пик пробок.

Я сегодня чувствую себя злой, потому что не выспалась. Выходные прошли слишком насыщенно, а по-другому никак, если рядом Ксюша и Света. Эти две дамочки высосут всю энергию под ноль и забудут поставить на зарядку.

Но именно благодаря им мне совершенно некогда было думать о Данияре. Зная имя того парня, который взбаламутил мою жизнь, перевернул все вверх дном и исчез, только так мысленно обращаюсь к нему. Вопросов у меня много, целый вагон и маленькая тележка.

Почему искал меня, когда расстались после ночи? Почему не остался, когда узнал о беременности? Почему ничего не пообещал? Почему выглядел тогда так, словно другого выбора, как уйти, не было?

Звонит мобильник. Костя. С пятницы мы с ним не разговаривали. Только эсэмэс обменялись, формально сообщив друг другу, что все хорошо, день забит делами. Я чувствую себя предательницей, когда ушла от него к Ксюше и выпытывала у сестры информацию об отце Светы. Даже сейчас гляжу на дисплей и мне совсем не хочется с ним разговаривать. Чувство неловкости по-прежнему со мной.

— Алло, — отвечаю, медленно поднимаясь по ступенькам.

— Я думал, ты не ответишь.

— Я не могла телефон найти в сумке, — немного вру и совершенно не краснею.

Слышу за спиной, как останавливается машина. Тут же меня прошибает током. Я кожей чувствую устремленный на меня пронзительный взгляд. У меня волосы на затылке встают дыбом от напряжения.

Как в замедленной съемке оборачиваюсь, прижимая мобильник к уху. Дыхание сбивается, в горле появляется ком, когда мои глаза встречаются с темными глазами. Меня на мгновение вырубает от происходящего. Я совершенно не слышу ничего вокруг, не вижу ничего около себя. Есть только он. Данияр.

Он перекладывает сумку из рук в руки, не спуская с меня цепкого взгляда. Даже на расстоянии веет холодностью и равнодушием. Его отстраненность меня корежит, потому что я помню, как он мне лично улыбался, как смотрел тепло. Но... Наверное, стоит себе еще раз напомнить, что между тем очаровательным мажором и этим сдержанным мужчиной огромная пропасть. И если я первого чуть-чуть знаю, то второй мне совершенно незнаком.

— Катя! — слышу встревоженный голос Кости.

— Я тут.

Отворачиваюсь и торопливо поднимаюсь по ступенькам. Сердце гулко бьется в груди, оглушая меня. Неожиданно ноги становятся ватными, я еле передвигаюсь. Меня невообразимо тянет назад. Упрямо идут вперед.

— Как ты смотришь на то, чтобы сегодня у меня дома поужинать? Ты завтра работаешь в какую смену? Может, останешься на ночь?

Мысли хаотично путаются в голове. Я не оглядываюсь, но знаю точно: Данияр идет следом за мной, скорее всего, слышит все мои вопросы. Почему мне так трудно дышать? У меня словно кислородная недостаточность. Сглатываю и все же не выдерживаю, слегка поворачиваю голову вбок. Это вполне достаточно, чтобы увидеть почти рядом с собой мужской силуэт в темном костюме. Поднять взгляд на его лицо у меня не хватает духу.

— Серьезно? — удивляется Костя. Я даже не сразу понимаю причину его удивления.

— Конечно. Только пир на весь мир не обещаю.

— Мне вполне хватит стакана с водой при условии, что на закуску будешь ты.

— Хорошо. Так что? Ты приедешь?

— Конечно. Я завтра работаю во вторую смену, так что поужинать с очаровательными девочками могу.  

— Договорились. Целую. И люблю, — произнеся последнее слово, дерзко оглядываюсь опять через плечо, чтобы посмотреть в глаза рядом идущего человеку.

Данияр рядом. Более того, увидев, что я смотрю на него, иронично усмехается. Кажется, он считает, что мои признания — это всего лишь игра на публику. И черт побрал, он будет прав, только ему об этом не светит узнать.   

— Я тоже тебя люблю, — фоном слышу ответное признание Кости, все еще смотря в карие глаза другого мужчины.

Нажимаю отбой и достаю пропуск, чтобы пройти через контроль охраны. Я иду первая. Данияр следом, отстает на пару шагов, но скорее всего, дает мне просто время выровнять дыхание. Мне хочется пуститься в бег, вызвать лифт и зайти в него одной.

Прибавляю шагу, напряжение сзади ослабевает. Неужели Вселенная услышала мое желание? Однако тут же громко, разочарованно вздыхаю, когда на кнопку нажимаю не я. Дверки лифта раздвигаются. Не зайти будет выглядеть глупостью. Крепко сжимаю ручки сумки и шагаю в кабину, поворачиваюсь. Данияр тоже заходит, встает рядом. И кроме нас, больше никого нет.

Я смотрю в холл бизнес-центра, надеясь, что вот-вот кто-то побежит к нам. И такой человек находится. Он призывно машет руками, всем видом просит подождать. Данияр нажимает этаж, совершенно игнорируя торопящегося к нам человека.

 Невоспитанный.

Фыркаю, чем привлекаю его внимание. Упрямо смотрю на дверки, которых размыто отражаются наши силуэты. Жар приливает к лицу от одного взгляда в мою сторону. Считаю до трех и поворачиваюсь. Вызывающе приподнимаю подбородок, смело смотрю в карие глаза. Он не моргает, гипнотизирует меня.

Проходит минута от силы, а кажется, вечность.

— Здравствуй, Катя.

Вдоль позвоночника пробегает озноб от его вкрадчивого тихого голоса. Похоже, не только я наводила справки, Данияр тоже мной интересовался. Судя по сосредоточенному взгляду, он вспомнил меня и все, что нас связывало.

— Здравствуй, Данияр.  

Странно стоять напротив человека, с которым связано слишком личное и слишком сокровенное, чтобы смотреть на него равнодушно. Вспомнил меня. И все, что было между нами. Похоже, ему хочется задать мне вопросы, но что-то его останавливает. Его взгляд блуждает по моему лицу, медленно опускается вниз, тут же вновь поднимается к лицу.

— Ты изменилась, — тихо замечает.

Мне становится приятно. Приятно, что от прошлой зажатой Кати осталось мало чего. Сейчас я, например, не опускаю взгляд и не краснею от его пристального внимания.

— А ты не очень.

Немного вру. Он изменился, но не настолько, чтобы я не смогла его вспомнить при первой встрече. Данияр усмехается. Уголки губ приподнимаются, глаза сверкают. Он на секундочку становится похожим на себя прошлого. Такого беззаботного и авантюрного. Интересно, сейчас он так же подкатывает к незнакомым девушкам, которые понравились? Или уже играет по-взрослому? И так же кидается в омут с головой в яркие эмоции, как было со мной?

Нервно заправляю волосы за ухо. Чувствую неловкость, находясь наедине с Данияром. Он не особо настроен на разговор, при этом все еще меня разглядывает, словно я какая-та экзотическая бабочка. Не выдерживаю, спрашиваю его:

— Тебе совсем не любопытно?

Намекаю на нашу дочь. Как матери, мне до одури хочется увидеть со стороны отца хоть капельку интереса к своему ребенку. Мне хочется восполнить пробел у Светы в плане общения с отцом. Да, чего скрывать, сейчас я как никогда жажду, чтобы Данияр проявил инициативу в сближении со своей дочкой.

— Любопытно, но считаю, что не то время и не то место. Или ты хочешь, чтобы мы все выяснили на глазах у коллег?

— Ты прав.

Я и вправду не подумала о том, что кто-то может стать свидетелем нашего разговора. Более того, совершенно не хочу, чтобы кто-то вдруг узнал о том, что Света дочь сына кандидата в мэра города. От самой мысли становится дурно. Это же сразу поднимется шумиха, может разгореться скандал. Ведь Данияр женат, у него ребенок и тут бац еще один ребенок вне брака. Я покрываюсь холодным потом и вылетаю из лифта, как только он останавливается на нужно этаже. Не оглядываюсь назад. Напряжение, которое возникает каждый раз, стоит мне только оказаться рядом с Данияром, ослабевает. Это означает, что он следом за мной не идет. Как-то сразу становится легче и немного досадно. Я рассчитывала, что он окажется позади. Ну хотя бы на мгновение.

Привычная суета рабочего дня успокаивает. Правда, я вздрагиваю каждый раз, когда кто-то заходит в кабинет. Каждый раз мне кажется, что подниму голову и увижу знакомый силуэт в дверном проеме.

Время медленно подходило к обеду. Это время святое — все покидали свои места и шли на первый этаж в местный кафетерий. Время сплетен и просто лёгкой болтовни о том да о сем. Мне нужен был этот перерыв, чтобы перестать себя накручивать. С удовольствием спустилась с коллегами на первый этаж, где на входе столкнулась с программистами. Каково же было мое удивление, когда я среди этих умных и скучных парней увидела Данияра.

Мы посмотрели друг на друга, но тут же поспешно отвели глаза. Волей судьбы внезапно оказались рядом, когда набирали себе на подносы. Он впереди, я позади. И каждый раз, когда я думала, что взять, Данияр без утоняющих вопросов ставил мне на поднос мой выбор еды. Конечно, от внимательных взглядов коллег это не ускользнуло, а когда мы вместе вышли в зал, свободных стоиков не оказалось, кроме одного на двоих. Переглянулись и направились к нему.   

— После обеда поползут слухи, — мимоходом замечаю, присаживаясь за стол.

— Тебя смущают сплетни? — Данияр протягивает мне салфетку, мы вытираем столовые приборы. Со стороны наверняка выглядим как супруги, которые вместе живут не первый год, зная привычки друг друга.

— Нет, — поднимаю глаза на мужчину. — Во время беременности много чего обо мне говорили.

— В том кафе?

— И в нем тоже. Людям всегда было интересно копаться в чужом белье.

— Есть такое, — соглашается Данияр со мной.

У меня возникает чувство, что он больше меня испытал на себе эти слухи и их влияние на жизнь. Скорее всего, из-за деятельности отца. Невозможно оставаться в тени, когда твой близкий родственник занимает очень активную позицию по всем сферам.   

— Я имею право задать тебе вопросы? — осторожно спрашиваю.

Вопросов много. О настоящем, о прошлом. Данияр вскидывает на меня газа. В сначала в них мелькает удивление, потом задумчивость, следом появляется сдержанность. Он не сразу отвечает. Выдерживает паузу, щекочущую натянутые нервы.  

— Я позволю себе оставить право на некоторые вопросы не отвечать. Хорошо?

— Хорошо.

И не сразу нахожусь, что спросить вначале. Кручу вилку, наблюдая, как Данияр дует на бульон, пробует его.  Замечает мой взгляд, вопросительно смотрит, я отрицательно качаю головой. Задумчиво перемешиваю соус в салате.

— Я родила девочку, назвала ее Светой. Сейчас понимаю, что она на тебя очень похожа. Первое время было трудно, но мы справились. Благодаря сестре я не впала в депрессию, наоборот, нашла в себе силы пойти учиться, освоила новую профессию, чтобы обеспечить дочку самым лучшим, — вскидываю глаза, ожидая увидеть со стороны Данияра раздражение. 

Ведь не каждому мужчине будет интересно слушать о жизни той, которая ничего серьезного из себя не представляла в прошлом. Подумаешь, партнерша на одну ночь, умудрившая залететь.

Данияр меня внимательно слушает. Он не забивает на обед, но то и дело поглядывает на меня сквозь ресницы. Воодушевленная его вниманием, я извлекаю из кармана брюк мобильный телефон, нахожу свежую фотографию дочери и протягиваю ему мобильник. Он не сразу его берет в руки, колеблется, я не настаиваю, терпеливо жду.

— Ей четыре. Она любит рисовать, хорошо поет. Больше всего ей нравится с Ксюшей ходить по торговым центрам и покупать одежду, — улыбаюсь, вспоминая забитый до отказа шкаф.

Нарядов у Светы выше крыши и все из новых коллекций. Модницы бы обзавидовались. Тут я некстати вспоминаю о ребенке, который родился позже дочери у Данияра. Интересно, девочка или мальчик?

— Милая, — скупо комментирует Данияр фотографию Светы.

Я хмурюсь. Не ту реакцию ожидала увидеть, совершенно не ту. Мне казалось, что он как минимум должен улыбнуться от умиления, но выглядит сдержанным и вежливым. Он ведет себя как сосед, который выслушивает восторг соседки о собственном чаде. Ревность матери шипит во мне ядовитой змеей. Головой понимаю, что Данияр просто незнаком со Светой и не может испытывать сильные чувства, как, например, я, но внутри все переворачивается. Мне хотелось бы между ними симпатии с первого взгляда.

— У тебя есть еще дети?

 Данияр резко вскидывает глаза, медленно жует, не мигая, смотрит на меня. Я выдерживаю его недружелюбный взгляд. Похоже, мой вопрос попадает в категорию вопросов, на которые он не ответит.

— Я тебе еще пять лет назад говорил, что между нами ничего не может быть. Ничего не изменилось, Катя.

— Мне не нужны отношения между нами, с личной жизнью у меня полный порядок, — твердо заявляю, вызывая у своего собеседника ироничную улыбку. — Я просто думала, что тебе будет интересно узнать что-то о своей дочери.

— Зачем? — склоняет голову набок. — Я не хочу, чтобы ребенок ко мне привязывался, как и я. Мы, по сути, чужие друг другу. Уверен, она с радостью папой будет называть твоего мужчину, с которым ты встречаешься. Если тебе нужно мое благословение на брак с ним, я благословляю.

Каждое его слово как пощечина. Жжет. Я с негодованием сжимаю вилку, сверля невозмутимо красивое лицо Данияра. Почему он так жесток? А главное, почему меня это так задевает? Ведь он сразу все точки расставил, не давая никаких надежд, рубя все на корню. Почему мне больно?

— Ты прав, — мужественно соглашаюсь с ним, опуская глаза в тарелку. — Нет смысла ворошить прошлое. Я глупая, понадеялась непонятно на что, на мгновение забыв все, что ты мне когда-то говорил.  

— Кать, — Данияр неожиданно накрывает своей ладонью мою руку, заставив меня вздрогнуть от пронзившегося меня тока. — Я не скидываю со счетов наше общее прошлое, просто... так будет лучше для всех. Давай будем хорошими коллегами. Хорошо?

— Хорошо, — иронично соглашаюсь.

Обед оставляет какое-то непонятный привкус.

Я становлюсь рассеянной, периодически зависаю в своих мыслях, не сразу реагирую на обращение сотрудников. Как мне удается продержаться до конца рабочего дня — загадка. Возле лифта ни с кем не стакиваюсь и ощущаю, что испытываю досаду. Сержусь на себя, на то, что мне зачем-то хочется постоянно видеть Данияра. Меня злит собственная реакция на этого человека, который четко провел линию между нами, между прошлым и настоящим.

Домой возвращаюсь вовремя, потому что успеваю проскочить все пробки. И когда захожу в квартиру меня одурманивает сногсшибательный запах из кухни, но главное другое: я слышу возбужденные и радостные голоса Кости и Светы. На секунду прикрываю глаза, принимая окончательное решение: не цепляться за прошлое.  

— Я пришла! — громко сообщаю о своем приходе, разуваясь.

— Мама! Мама! А Костя подарил мне железную дорогу! Ту самую, о которой я мечтала! — выкрикивает мне дочка, несясь из гостиной в прихожую.

Я подхватываю ее на лету и кружу. Утыкаюсь лицом в черноволосую макушку, проглатывая ком в горле. Я обязательно справлюсь с приступами сентиментальности и перестану думать о том, «а что если», «а как бы сложилось, если...»

— А чем это так вкусно пахнет? — спрашиваю, ставлю Свету на ноги. Благодарно улыбаюсь Косте, который, прислонившись к дверному косяку, стоит неподалеку. Он ласково сначала смотрит на Свету, потом на меня.

— Мы сделали овощную запеканку, я руководила процессом, — важно сообщает дочка. — Мы с Костей отличная команда. Правда, Костя?

— Правда-правда! Мама, наверное, жутко голодная, нужно ее накормить! — Костя подходит ко мне и увлекает в сторону кухни. 

Прикосновения вызывают приятные мурашки, но вот разряда нет. И не было его никогда, как... Трясу головой, отгоняя ненужные мысли. Смотрю на впереди идущую Свету.

Меня усаживают за стол, который уже оказывается накрыт. Дочь садится по правую руку. Костя, разложив по тарелкам ужин, присаживается по левую. Не хватает только Ксюши, чтобы я смогла с улыбкой сказать, что вся моя семья в сборе.

Болтают в основном Света и Костя, а я молча ем и смотрю на них. В груди после дневного разочарования растекается приятное тепло от улыбок близких, оттого, как им легко друг с другом. Костя обожает Свету, Света отвечает ему взаимностью. Теперь я на полном серьезе задумываюсь о том, чтобы я и Костя сошлись. Поживем вместе, а дальше посмотрим, как будет. Если не разойдемся, то и пожениться можно. 

«Если» царапает меня. То есть я допускаю в голову саму мысль, что мы однажды разойдемся. Да что не так со мной?       

После ужина Света убегает в свою комнату. Она любит перед сном поиграть со своими игрушками. Потом я ее купаю, и мы вместе выбираем сказку, которую я читаю, пока она не уснет. К счастью, после насыщенного дня дочь засыпает быстро.

— Как прошел на работе день? — Костя расставляет посуду в посудомоечную машину, поэтому не видит, как я застываю возле стола. Его вопрос вызывает у меня растерянность.

— Нормально. Ничего нового. Моя работа до безобразия скучна, в отличие от твоей.

— Если тебе скучно, может, стоит сменить сферу деятельности?

— На такие шаги я морально не готова, да ипотека не позволит уйти на вольные хлеба.

Костя запускает машину, поворачивается ко мне. На меня накатывает неожиданный приступ нежности, поэтому я тянусь к нему. Обнимаю за талию, смотрю в спокойные зеленые глаза, млея от ощущения умиротворения рядом с ним.

— Ты ведь знаешь, как сильно я тебя люблю? — спрашиваю, трусь носом об его подбородок. Костя обнимает меня за плечи и целует в лоб.

— Настолько сильно, что в очередной раз откажешь мне, если я сделаю тебе предложение?

— Ты просто не понимаешь, — смеюсь. — Я тебя спасаю от ужасной участи женатого человека. Как только на твоем пальце окажется обручальное кольцо, забудь о холостяцких привычках.

— Ради тебя готов, — улыбка в глазах, на губах заставляет мое сердце екнуть. Почему-то в это мгновение вспоминаю совершенно другую улыбку, от которой у меня перехватывает дыхание. Черт!

— Я тебе даю шанс еще раз подумать, — привстаю и чмокаю Костю в кончик носа.

Слышу топот за спиной, спешно оборачиваюсь. Меня никто не удерживает. Когда мы начали встречаться, я Косте сразу объяснила, что реакция Светы мне важна. Знаю, что детки вырастают и покидают родной дом, что важно кто будет рядом, но я никак не отодвину в себе «маму» в сторону, чтобы уступить место «женщине».   

— Мам! Я забыла тебе рассказать, что было в садике, — Света садится на свой стул.

Господи, как же она похожа на Данияра. Те же внимательные глаза с густыми черными ресницами, те же темные волосы, собранные в высокий хвост, а улыбка его, прячущая в уголках губ. Почему, черт подери, он не хочет познакомиться со своей маленькой копией? Уверена, у них нашлось бы много общих интересов, несмотря на то что никогда раньше не видели друг друга.

— Что случилось в садике? — сажусь напротив дочери. 

Отмахнуться не получится, Светик любит вести взрослые разговоры. Она ведь слышит, о чем я с Ксюшей и Костей разговариваю, делюсь впечатлением о прошедшем дне, возмущаюсь начальством или просто делюсь планами на ближайшее время.

— У нас появилась новенькая. Дарина. 

— Ты с ней, конечно, подружилась? — догадываюсь. Света дружелюбный ребенок, всегда идет первой на контакт. Она у меня добрая, отзывчивая, и ничего удивительного нет, что к ней тянутся и взрослые, и дети. Она оправдывает свое имя — настоящий свет. 

— Хотела, но она какая-то дикая.

— Дикая? С животными жила, что ли? — подключается Костя к беседе, занимая свободный стул.

— Нет. Она ни с кем не захотела дружить. Весь день сидела у окна и грустила. Мне ее стало жалко, я поделилась с ней своим яблоком, она отказалась.

— Потому что у нее было точно такое же яблоко. Уверен, будь у тебя шоколадная конфета, эта девочка стала более сговорчивее.

— Нет. Я слышала, как воспитатели говорили о том, что у нее нет мамы, поэтому она такая странная. И грустная.

Я не дышу. Одно дело, когда нет папы, у многих детей нет пап, это не редкость, а вот отсутствие мамы вызывает больше жалости и сочувствия. Мне тоже, как и Свете, становится жалко незнакомую мне девочку.

— Подслушивать взрослые разговоры неприлично, — воспитывает Костя.

Внутри меня поднимается волна протеста. Никто, кроме меня, не имеет права что-то высказывать дочери, но прикусываю язык, чтобы не выпалить ненужные слова. Я планирую жить с этим человеком, значит, в глазах Светы он должен обладать непоколебимым авторитетом.

— Они сами громко разговаривали. Подумаешь, нет мамы, у меня нет папы, а вот у новенькой есть папа. Он приехал за ней на красивой машине. Когда меня тетя Ксюша забирала, я видела.

— Тебе машина понравилась? — интересуюсь.

— Мне ее папа понравился, — изумляет меня Света. 

Я даже теряю дар речи, смотрю на Костю. Он внешне невозмутим, но по глазам вижу, что ему ответ не пришелся по вкусу.

— А зачем нам ее папа? — осторожно спрашиваю, заглядывая в глаза дочери. Она обезоруживает меня улыбкой. Невозможно строго на нее смотреть, когда все вокруг нее прям светится. 

— У нас ведь папы нет, — смотрит на Костю. — А у Дарины нет мамы. Все логично. 

— Думаю, что папа Дарины с тобой не согласится, как и я. У нас есть Костя, — протягиваю руку через стол к Косте, он сжимает мою ладонь. Света машет рукой.

— Это не то. Костя — друг, с друзьями дружат. 

«Друг» усмехается, опускает глаза на наши руки. Я прикусываю губу, не зная, что сказать. Сейчас возник такой деликатный момент, когда можно Свете немного исправить направление мыслей. Например, сказать, что Костя не просто друг семьи, он лучший друг для мамы, и однажды мы все вместе будем жить.  

Ничего подобного я не говорю. Костя тоже молчит. Это странное молчание действует на нас нервным замыканием. Что я, что Костя держим лица, улыбаемся ребенку, но рассуждения Светы не проходят бесследно. Каждый задумывается о своем. Пока мы постепенно приходим в себя, малышка соскакивает со стула и вприпрыжку несется в комнату. Навела смуту и свалила, растеребив душу взрослым.

Из меня вырывается смешок. Прикрываю рукой рот и тихо смеюсь, качая головой. Однако Костя мое веселье не поддерживает. Смотрит угрюмо, постукивая пальцами по столу.

— Да ладно тебе! Не воспринимай все всерьез. Это слова ребенка.

— Устами младенца глаголет истина. Она явно хочет видеть возле себя папу, а я, похоже, в не прошел кастинг на кандидата в папы.

— Не говори чепухи, — отмахиваюсь я, вставая. — Завтра ей понравится какой-нибудь актер, заявит, что его хочет видеть в качестве папы. Ей просто хочется папу, а кто именно это будет — решать все же мне.

Обхожу стол, встаю напротив Кости, положив руки ему на плечи. Он разглядывает мою грудь перед своим носом, медленно поднимает на меня странный взгляд, толкование которого я не знаю. Улыбаюсь, приподнимая брови. 

— Ты решишь в мою пользу, даже если Света будет против? 

— Уверена, она придет в восторг, когда узнает, что ты займешь вакантное место папы. 

— То есть ты сейчас соглашаешься быть моей женой? 

— А я когда-то тебе отказывала? — смеюсь, нагибаясь, чтобы поцеловать сомкнутые губы. — Конечно, я скажу тебе свое «да», но чуть позже... — шепчу. 

Костя обхватывает меня за талию, усаживает к себе на коленки. Смотрит долгим пронзительным взглядом, ласково гладит по голове. От его нежности у меня подгибаются пальцы на ногах, хочется зажмуриться и замурлыкать от блаженного умиротворения.

Костя — моя подарок Судьбы. Мы не просто так встретились в важный и переломный момент для меня. Не просто так он рядом, терпеливо меня любит. И пусть я его не так сильно люблю, как он меня, чуть-чуть мне хватает пылкости для этого, главное, что я сделал для себя выбор. И для Светы. 

— Мам, а почему мы не на машине? — недовольно спрашивает Света, когда я приседаю перед ней и поправляю на ней одежду.

Мы опаздывали в садик, такси до сих пор не приехало, а моя машина со вчерашнего дня находится в дилерском центре на плановом техническом осмотре. Именно поэтому мы опаздываем. Я еще опаздываю на работу, но начальницу уже предупредила, выговор не получу.

— Машина проходит осмотр.

Дочка недовольно поморщится, поджимает губки. Сегодня у нее явно плохое настроение, а у меня нет времени выяснять причину и успокаивать. Беру ее за руку, параллельно смотрю в телефон. Такси, слава богу, подъезжает.

— Сегодня тебя тетя Ксюша заберет к себе с ночевкой, — пытаюсь обрадовать малышку, но она не ведется. Похоже, Свету что-то сильно беспокоит, раз настроение не поднимает новость о том, что она вечер проведет в компании любимой тетушки.

— Что-то случилось? — нажимаю кнопку вызова лифта и смотрю на дочь. Она рассматривает носки своих закрытых туфель. — Света?

— Все хорошо.

— Сомневаюсь. Тебя кто-то обидел?

— Нет.

Нежелание делиться меня останавливает от дальнейших вопросов. Если я продолжу давить, ничего хорошего не выйдет, Света замкнется и вообще перестанет мне что-либо рассказывать. Завтра обязательно устрою ей вечер с объятиями и болтовнёй по душам. Сегодня я допоздна буду на работе. Костя работает во вторую.

Таксист тоже попадается без настроения. Сначала бурчит по поводу того, что нужно указывать ребенка. Я молча его выслушиваю, сжав зубы. Всем прекрасно известно, что если выбрать категорию «с ребенком», машину можно ждать до самого вечера. Если бы сад находился на другом конце города, я свое кресло вытащила, но ехать максимум минут пять, потом планирую на этом такси добраться до работы.

Возе сада негде яблоку упасть, не то что припарковаться. Находим место, я прошу водителя подождать меня. Он кивает, но как только я со Светой оказываемся возле калитки сада, вижу, как машина трогается с места.

Козина!

— Мам, — Света меня дергает за руку, заставляя обратить на нее внимание. — Это папа Дарины! — дочка тычет пальчиком в черный джип.

Я открываю рот, чтобы напомнить ей о приличиях, но ничего не произношу. Возле указанной машины стоит Данияр, держа за руку черноволосую девочку. Против воли пристально разглядываю парочку, сравнивая их друг с другом и со своей дочкой. Общие черты есть. Все трое похожи, если пристально всматриваться, тест на ДНК идти делать нет нужды, хотя... Всегда есть такие моменты, когда совершенно чужой человек очень на тебя похож.

Данияр, перейдя дорогу, замечает меня. Его взгляд сначала застывает на мне, потом медленно опускается на Свету и задерживается на ней на долгое время. Сильнее стискиваю ладонь дочери, приобнимаю за плечи и не двигаюсь.

Между нами сокращается расстояние. Раз шаг, два шаг, три... Еще чуть-чуть, и он со своей дочерью окажется возле нас. Девочка рядом Данияром, увидев Свету, неожиданно расплывается в улыбке и приветливо ей машет рукой. Света тут же машет в ответ и кричит:

— Привет, Дарина!

— Привет, Света!  

Данияр меняется в лице. Он выглядит удивлённым. Смотрит сначала на Дарину, потом на Свету, и взгляд его курсирует меж ними. У меня внезапно перехватывает дыхание, когда он с нежностью начинает смотреть на девочек. На обеих.

— Мы пойдем, — сообщает Дарина, высвобождая руку из ладони отца.

Манит его к себе. Данияр послушно присаживается пере ней и получает поцелуй в щеку. Я сразу делаю тоже самое перед Светой и так же получаю поцелуй в щеку.

Так странно наблюдать, как две похожих и одновременно не похожих друг на друга малышки берутся за руки и вприпрыжку бегут в садик. Они настолько самостоятельны, что им не нужны мама и папа, чтобы помочь переобуться.

Вздыхаю и украдкой смотрю на Данияра. Он провожает девочек задумчивым взглядом. В уголках губ прячется улыбка. Та самая улыбка, которую я хотела увидеть, когда говорила ему о Свете. Он сейчас улыбается своей дочери или обеим?  

— Они похожи между собой, правда?

— Неудивительно, они же сестры, — устремляет на меня пристальный взгляд. Я словно оглушенная удивленно смотрю на него. Как-то в голове не возникала эта простая мысль: они сестры.

— И правда, — мямлю, отвожу глаза в сторону.

Другие родители торопливо заводят за ворота своих чад и торопливо тут же спешат по своим делам, мы продолжаем стоять на тротуаре возле забора. Нам словно некуда спешить, работа нас не ждет. При этом разговор совершенно не клеится. Я чувствую какую-то отстраненность со стороны Данияра. Он вроде не проявляет откровенной холодности, но при этом выражение его лица не располагает к разговорам по ушам. Да не место и не время сейчас, по правде.

— Ты на машине?

— Нет, она в сервисе.

— Тога давай подвезу, все равно нам в одну сторону, — Данияр обезоруживает меня приветливой улыбкой. Он напоминает мне того самого Данияра, который ворвался в мою жизнь несколько лет назад, оставив на хранение кольцо для другой невесты.

— Спасибо, — улыбаюсь в ответ.

Мы идем ногу в ногу, он предусмотрительно отрывает переднюю дверку джипа, выставляет ладонь, чтобы я не стукнулась головой об потолок. Мне остается поблагодарить его опять улыбкой за заботу. Подсознательно всегда подозревала, что он очень хороший. Видимо, с рождением дочери его лучшие качества обострились. И все же меня по сей день мучает вопрос: где мама? Где его жена?

— Ты меня так пристально рассматриваешь, словно хочешь о чем-то спросить.

— Да нет, — нервно смеюсь, так же нервно заправляю волосы за ухо.

— Так да или нет? — иронично переспрашивает. — Уверен, что тебя мучает вопрос один: женат ли я?

Мы одновременно смотрим на его пальцы, сжимающие кожаный руль машины. На безымянном ни на правой, ни на левой наличие обручального кольца не обнаруживаю. Но это не показатель. Сейчас говорят, что могут принять закон о том, чтобы не ставить штамп в паспорт. То есть расписаться-то распишутся, но отметок о том, что состоишь в браке не будет, кроме выданной бумажки в ЗАГСе.

— Ладно-ладно, признаюсь, мне действительно интересно знать, женат ты или нет.

 — Нет.

— Что?

— Я не женат. И никогда не был.

Машина как раз останавливается перед светофором, и Данияр поворачивает в мою сторону голову. Я изумленно открываю и закрываю рот, пытаясь усвоить информацию в голове.

Не женат? Как так? Воспитывает ребенка сам? Мать оставила? Умерла? Ушла? Да что, черт возьми, происходит в его жизни? И почему мне так важно знать, что у него творится на душе из-за этого?

— А ты? — внезапно спрашивает, трогая с места машину. — Не была замужем? Не вышла за того хлюпика, который ошивался возле тебя?

— За Сашу? — смеюсь.

Жизнь Саши после расставания сложилась предсказуемо. Он вернулся в родной город, мама подобрала ему невесту по своему вкусу и женила его. Меня вспоминала и, наверное, вспоминает по-прежнему добрым словом в кавычках, ибо я осмелилась выгнать ее дорогого мальчика. Не оценила сокровище.

 Сейчас у Саши трое детей, неплохая работа, ипотека на трешку. Родители помогают и нянчат внуков, жена иногда пилит мозг, но в целом она неплохая. Если сравнивать со мной, то у нее обычные запросы, и она всегда готова ему угодить. Он доволен тем, что у него есть.

Откуда я знаю? Иногда, когда Саша напьётся до невменяемого состояния, а это случается раз в полгода, он звонит мне и выворачивает душу наизнанку. Бросить трубку, не дослушав, не позволяет воспитание. Да и хочется дать ему выговориться, видимо, близких друзей у него как не было, так и нет.  

— Нет, я не была замужем, но... — вспоминаю Костю. — Я в серьезных отношениях.

— Он хороший?

— Он идеальный.

— Не обижает Свету?

— Он ее обожает.

— Любит тебя?

— Любит.

— А ты его?

— Я?

Странные чувства вызывает этот вопрос. Возмущение, смущение и, главное, вину. Почему вину? Я ему ничего никогда не обещала, если и были какие-то глупые мечты, со временем они ушли.

— Люблю.

— Правда? — иронично выгибает бровь, усмехаясь.

— Правда. Твои вопросы странные, по идее, ты не имеешь права мне их задавать. Я же тебе подобные не задаю.

— А ты задай, спроси о том, что тебе интересно.

— Можно? — тут я смеюсь. — Хорошо. Ты не женат, но у тебя есть дочь, так где ее мама?

— Мама умерла, — глухо, после небольшой паузы, отвечает Данияр, сосредоточившись на дороге. Я опускаю глаза, не зная, что сказать. Выразить ему свое сочувствие? Ему оно надо?

— Прости.

— Все нормально, — удивительно, но Данияр находит силы мне улыбнуться. Я бы на его месте еще какое-то время плавала в своих невеселых мыслях. Мне внезапно захотелось что-то приятное сделать для него и для Дарины.

— Впереди выходные, у вас какие-то планы есть?

— Что? — непонимающе переспрашивает Данияр, на секундочку отвлекаясь от дороги. — Планов нет.

— Мы забронировали домик загородом с сестрой, можете с Дариной присоединиться к нам. Как раз кто-то должен пожарить мясо для милых дам, — вру на ходу, надеясь, что Ксюша меня поддержит, когда я ее сегодня ошарашу планами.

— Не уверен, что это хорошая идея. И потом... — карие глаза застывают на моем лице. — Как же твой мужчина?

— Он... — быстро считаю смены Кости, надеясь, что он работает в дневную. И... — Он работает. Он врач, у него будет смена. Если ты думаешь, что Костя будет ревновать — ошибаешься. Мы выше этих противных чувств.

— Правда? — вновь смотрит на меня так, что внутри все переворачивается. — Я бы на его месте поменялся сменами.

— Он мне доверяет, у нас с ним здоровые и гармоничные отношения, — слишком громко уверяю я Данияра. Понимаю, что не обязана что-то ему доказывать, но промолчать не удается с достоинством.  

— Здоровые? Вы подались в группу ЗОЖ? Как это скучно звучит, Катя. Помнится, мы как-то с тобой вместе сбежали с очень занудного вечера и довольно весело провели совместную ночку.

Темный взгляд пробегается сначала по моему лицу, а потом бесстыдно опускается ниже. Я взволнованно дышу. Его напоминание о прошлом отдается во мне импульсом. Воспоминания о ночи на быстрой перемотке проносятся перед глазами. Становится жарко в салоне машины, несмотря на то что на дисплее температура показана вполне комфортная. Облизываю губы, чем привлекаю к себе внимание.

Ох...

От этого внезапно потемневшего взгляда я начинаю ерзать на сиденье и мечтаю побыстрее приехать, потому что никто не отвечает за последствия. То самое притяжение, которые возникло из ниоткуда в первую встречу, сейчас опять оказывается между нами. Я против воли замечаю, как Данияр прикрывает глаза, но тут же открывает и пялится на мои губы. Замечаю, как кончиком языка смачивает уголки внезапно пересохших губ, как учащенно бьется жилка на шее. Подмечаю, даже как дергается кадык.

— Кажется, мы приехали, — радостно сообщаю. — И потом... Давай прошлое оставим в прошлом.

— Ты права, прошлое должно быть в прошлом, даже с последствиями.

Данияр паркует машину, глушит ее и поворачивается ко мне. У меня дикое желание выскочить из машины и помчатся к бизнес-центру, спрятаться в туалете и остудить свои пылающие щеки. Я чувствую, как они горят.

— Спасибо, что довез! По поводу выходных подумай, я не против.

Не жду ответа, выскакиваю прежде, чем мне что-то скажут или, не дай бог, сделают. И пока бегу к дверям, ощущая между лопатками пристальный взгляд, подумываю о том, чтобы попросить Костю поменяться сменами. Мне нельзя оставаться с Данияром наедине. Какая-та нездоровая на него реакция. Все внутри меня словно вновь поражено его харизмой, хотя он просто... просто смотрел на меня.

О чем я думала, когда предлагала Данияру провести выходные со своими близкими людьми?

Как-то сложилась традиция проводить время за городом в чисто девчачьей компании. Шашлыки мы умели жарить, как и разводить костер. Большого ума для этого не надо. Костя пару раз был с нами в такие вылазки. Рабочие смены они и в Африке смены. 

Ксюша, узнав, кому я предложила присоединиться к нам, несколько минут смотрит на меня не мигая, храня гробовое молчание. Лучше бы она кричала на меня, причитала, чем вот так странно меня разглядывать, словно я с Луны свалилась. По одному ее взгляду я понимаю, какими эпитетами она меня мысленно награждает. Самый безобидный: идиотка.

— Я надеюсь, что из вас двоих Данияр окажется умнее, — приходит в себя сестра после паузы, пододвигая к себе полную чашку чая.

— Боюсь, что...

Спешно кладу перед Ксюшей телефон, открыв переписку. Буквально несколько минут назад Данияр прислал свое согласие. Более того, мне кажется, что он планирует остаться с ночевкой, потому что уточнил, какой домик мы сняли.  

— Кать, ты дура, — просто и без особой прелюдии ставит сестра мне диагноз, главное, что я с ней согласна.

— Знаю, но назад пути нет.

— Надеюсь, ты Косте скажешь, что отец твоей дочери будет с нами.

— Я думаю ему сказать, что это твой ухажер с ребенком, с которым у тебя новый уровень отношений.   

— Что?

Глаза сестры становятся большими. Я шире улыбаюсь, надеясь, что моя улыбка обезоружит разгневанную Ксюшу. Судя по покрасневшим щекам, меня уже мысленно расчленили на куски.  

— Без комментариев! Более того, никуда я завтра не поеду. Сама разбирайся с тем, что намутила! — Ксюша вскакивает на ноги, я успеваю ее схватить за руку.

— Пожалуйста! — умоляюще на нее смотрю снизу-вверх. Она шумно дышит, то сжимает, то разжимает губы, в итоге прикусывает верхнюю. Еще минуту зрительно давит меня, вздыхает, тихо произносит: 

— Ладно, так уж и быть, спасу твою честь.

— Спасибо-спасибо! — радостная, обнимаю сестру.

Я все же не до конца с ней честна. Мне очень хочется выяснить, почему Данияр пять лет назад приехал ко мне и, когда узнал о беременности, выглядел немного расстроенным. Я ведь до сих пор помню, что в глазах было сожаление от невозможности изменить своего решения. Так почему он не остался, а предпочел исчезнуть, на корню убив любые зачатки надежды?

***

— Мам, — Света смотрит на меня пристально. От ее внимательного взгляда у меня по всему телу мурашки. Как вот можно быть такой крошкой по возрасту и такой умной не по годам? Иногда мне кается, что она взрослее меня.

— Ты правда пригласила Дарину и ее папу?

— Да.

— Почему?

Безобидный вопрос, а ответить на него сразу не могу. Как объяснить ребенку, что у ее подружки нет мамы и мне стало ее жалко? Мне не очень хочется, чтобы Света сейчас узнала, что такое смерть родного человека.

— Потому что сегодня отличная погода. И думаю, тебе будет с Дариной веселее, чем одной.

— Ну, да. Мы можем вместе гулять по округе, собирать шишки и палочки.

— А из палочек можно что-то потом сделать.

— Правда? —  у дочери загораются глаза, я тут же кладут перед ней книжку, в которой рассказывается, какие поделки можно сделать из природных материалов.

Дорога до базы занимает час. За этот час я со Светой успеваю послушать сказку, поиграть в карточки, просто поболтать. Ксюша ни разу на нас не отвлеклась. Мне кажется, что она по-прежнему на меня сердится из-за того, что я пригласила Данияра.  

Подъезжая к конечному пункту назначения, почти сразу же замечаю знакомый джип, скачущую вокруг него Дарину и стоящего неподалеку от машины Данияра. Я примирительно улыбаюсь сестре, которая мрачнеет с каждой секундой. Припарковавшись, она растягивает губы в приветливой улыбке. Я тоже улыбаюсь. Напряжение, конечно, не избежать, но может быть, через час мы все немного расслабимся.

— Привет!

Первая нас замечает Дарина. Она сразу несется Свете навстречу, та бежит к ней. Данияр, оказывается, с кем-то разговаривает по телефону. Сначала его взгляд застывает на Ксюше, потом на мне. Приветствует кивком. Мы тоже, как китайские болванчики, киваем в ответ.

— Годы идут, а он по-прежнему все так же привлекателен, — бубнит Ксюша.

— Тоже заметила, что он стал лучше? — помогаю сестре выгрузить вещи, оглядываясь назад. — Ой, он идет сюда! — сердце зашлось в волнении.

— Привет, — раздается позади меня глухой голос Данияра.

— Привет, — почти дружелюбно отвечает Ксюша.

Сразу возникает напряжение, то самое состояние, когда вы вроде знакомы шапочно, а общих разговоров еще нет. Я поворачиваюсь и улыбаюсь мужчине. Взгляд Данияра темнеет, но тут же светлеет. Перемена настроения моментальная, словно я только что наблюдала, как грозовая туча надвигалась, а потом резко исчезла. Интересно, о чем он думал, глядя на меня? 

— Я тут попросил нам поменять домик на побольше, в вашем для всех места мало.

Ксюша кивает, но устремляет на меня такой взгляд, который я бы предпочла не видеть. Чую, мне еще достанется от сестры по поводу того, что Данияр остается на ночь, да меняет то, что запланировано нами, без разрешения.

— Вы одни? — карие глаза кого-то ищут.

— Тебе нас мало? — шутливо спрашиваю, выгружая последнюю сумку.

— Я думал, что... — смолкает, так и не договорив, но я его понимаю без дальнейших слов.

 Костя. Он спрашивал о Косте. И судя по тому, как в уголках губ сразу прячется сдерживаемая улыбка, ему по вкусу, что он один среди дам. Неловкость, царившая несколько минут, исчезает. Даже Ксюша расслабляется. Я верю, что отдых пройдёт лучше, чем я себе представляла.  

За бытовыми делами, типа заселиться в домик, разложить вещи в комнате, достать еду, приготовить обед — пролетает время. Домик — двухэтажный дом с удобствами на каждом этаже. Мне со Светой одна комната, Ксюше другая, Данияру с Дариной напротив моей. Когда я приглашала, как-то не подумала о том, хватит ли нам всем места. За меня подумал Данияр.    

Сам Данияр немногословен, говорит по необходимости и только если к нему конкретно обратиться. Когда я и Ксюша вместе с девочками восторгались близостью озера и любовались лебедями, Данияр был скуп на эмоции, но почему-то это совсем не напрягало. Как-то само собой получается так, что мы с Ксюшей совершенно не чувствуем рядом с ним какую-то неловкость.

С сестрой перешучиваемся, готовим салаты, пока единственный мужчина жарит мясо и овощи на гриле. Девочки весело проводят время друг с другом. Бегают наперегонки, потом ищут каких-то букашек в траве, кидают камни в озеро. Я то и дело на них отвлекаюсь, чтобы поймать себя на мысли, насколько они похожи.

— А он мне нравится, такой молчаливый, — замечает Ксюша, грызя ломтик огурца и наблюдая за Данияром. 

Тот сосредоточен на мясе, похоже, оно у нас будет божественным, потому что так внимательно следят только профессиональные шашлычники.   

— Сменила гнев на милость? — иронично спрашиваю, беря хлеб.  

— Если он тебе не нужен, я готова взаправду им заинтересоваться.

Слова сестры обжигают. Будто я поспешно прикоснулась к чему-то раскалённому. Удивленно смотрю на красивое лицо Ксюши и мне совершенно не нравится то, что вижу. Она действительно присматривается к Данияру.

— Эй, — тыкают ее пальцем в бок, заставляя обратить на себя внимание. — У него ребенок.

— Я могу стать отличной мачехой. И самой рожать не придётся.

— Ксюша! — взрываюсь ее легкости, она ехидно улыбается. — Не смей играть чувствами ребенка!

— Ты, наверное, хотела сказать, чувствами Данияра и своими. Чего злишься? У тебя вроде все хорошо с Костей, а я свободная и независимая женщина, которой ничего не нужно, кроме отношений.

— Как бы не так! — фыркаю, ожесточенно нарезая хлеб. 

Именно он принимает на себя вспышку моей злости. Сестра совсем берега попутала. Одно дело, флиртовать со свободным мужчиной, другое — с тем, кто несет ответственность за ребенка.  

— Мясо готово, можно пообедать, — неожиданно раздается рядом голос Данияра. 

Я попрыгиваю на месте, и острый нож задевает палец.

— Ай!

— Что? — реагирует Ксюша, перестав жевать огурец.

Данияр поспешно ставит на стол тарелку с мясом и сразу хватает мой палец. Кровь фонтаном не хлещет, но приятного мало. Сестрица тут же уносится в домик за аптечкой, а я заворожённо смотрю на свою руку, которую крепко сжимают. Он так заботлив... У меня прямо мурашки по коже.

— Все в порядке, подумаешь, ранка, — прихожу в себя, пытаясь выдернуть руку.

— Нужно обработать, чтобы инфекция не попала.

— Боже, ты устраиваешь целую драму из-за какой-то там царапины.

— Маленькая царапина может превратиться в незаживающую рану.

Слова Данияра заставляют меня остолбенеть. Он смотрит на меня долгим темным взглядом, в котором совершенно нет никаких чувств. Однако я понимаю, что он сейчас говорит совершенно не о порезе, а о своем личном. Его завуалированное признание будит во мне вновь тысячу и один вопрос. Я их проглатываю с появлением Ксюши.

Именно Данияр обрабатывает рану, лепит пластырь, отодвигает меня в сторону и дорезает хлеб сам. Мы с Ксюшей, как две амёбы, только смотрим на него. Первой приходит в себя сестра, кидается к столу, расставляет тарелки, стаканы. Я топчусь на месте, не зная, куда себя деть.

— Пойду детей позову кушать.

— Хорошо.

Еще немного потоптавшись около Данияра, я вздыхаю и иду искать девчонок. Последний раз видела их возле озера. Они там прикармливали лебедей, прибегали и просили несколько кусков хлеба.

На берегу не нахожу, но замечаю на скамейке под старым дубом. Такие похожие друг на друга малышки сидят ко мне спинами. У них даже хвостики одинаковые. Две черноносые макушки склонены. Видимо, шепчутся между собой, делятся секретиками. 

Я медленно к ним подхожу, надеясь хоть что-то услышать. Любопытно, о чем они разговаривают.

— У тебя очень красивая мама.

— Я знаю, но тетя Ксюша говорит, что я похожа на папу.

— А где твой папа?

— Не знаю, — Света пожимает плечами. — Когда я вырасту, я обязательно его найду.

У меня тоскливо сжимается сердце. Как бы сильно я ни любила дочь за двоих, ей все же не хватает мужского внимания. А у нас даже дедушки нет, чтобы малышка понимала, что значит мужская забота, внимание и ласка. Тяжело вздыхаю.

— Верю, что найдёшь. А вот я маму не найду...

— Почему?

— Потому что она сейчас с ангелами. Так папа говорит.

— У тебя классный папа. Я такого же хочу.

— Он классный. Добрый и любит меня, хотя он мне совсем и не папа.

— В смысле?

— Он крестный папа.

— А где же твой папа настоящий?

— Я не знаю, где он, но искать его не хочу. Зачем? У меня есть папа.

Я ошарашенно отворачиваюсь от скамейки, чтобы девочки не испугались выражения моего лица. Мне не сразу удается взять в себя в руки, настолько сильно я потрясена. Не видя ничего перед собой, иду назад. Под моей ногой что-то хрустит.

— Мам! — слышу голос Светы. Делаю над собой усилие и оборачиваюсь. Машу ей рукой.

— Обед готов, идите к домику.

Не дожидаюсь девочек, что для меня совсем несвойственно, поспешно ухожу от них. Мне нужно время, чтобы переварить услышанное и как-то самой себе все объяснить. Правда, первый порыв — этот помчаться к Данияру и все у него выпытать.

В голове крутится разговор девочек. Мне не хватает фантазии, чтобы принять шокирующую правду. Значит, тогда в кафе я видела Данияра с сестрой. И он радовался новости о своей племяннице. А я думала, что она его девушка... да любой, услышав их разговор, подумал бы, что это пара в ожидании первенца. Боже... как теперь смотреть Данияру в глаза, зная правду? Как сдержаться и не спросить, правда ли то, что я только что услышала от Дарины?

Обед проходит в спокойной обстановке. Я вовремя себя выключаю. Точнее, отключаю. За столом идет оживленная беседа, правда, Данияр отвечает, если к нему конкретно обратиться. Сам не начинает разговор и не поддерживает его.

Сытые и довольные, отодвигаем тарелки. Ксюша берет девочек и уходит с ними гулять по территории базы отдыха, я убираю со стола, мне помогает Данияр. По умолчанию. Каждый раз, когда мы соприкасаемся руками, меня пробирает до мурашек от этого простого действия. Когда встречаемся глазами, одновременно зависаем. Нет смысла отрицать, что между по-прежнему существует притяжение. То, что было в прошлом, есть в настоящем. Конечно, потом делаем вид, что ничего между нами не происходит.

Данияр после уборки уходит опять к мангалу, сообщив мне, что будет готовить плов. Плов так плов, мне все равно.

Я прячусь в домике, раскладывая вещи по полкам в шкафу. Пусть мы всего лишь на одну ночь, но я люблю, когда у каждой вещи есть свое место. Поэтому спонтанные поездки вводят меня в транс, ведь могу что-то важное и необходимое забыть.

— Кать, — раздается в дверях голос Данияра. Я со стопкой своих вещей оборачиваюсь. — Можешь мне помочь?

— Да, конечно, — тут же соглашаюсь.

Быстренько завершаю свои дела и бегу на улицу. Возле мангала замираю, смотря то на костер, то на котелок, в котором кипит вода.

— Что мне делать?

— Порежь, пожалуйста, овощи, пока я мясо буду готовить для плова.

Мне кажется немного странным, что Данияр позвал меня помогать. Он вполне может сам со всем справиться, но мне в принципе не сложно нашинковать лук, морковь. Режу овощи, а сама украдкой разглядываю Данияра.

Он с годами возмужал. Наверное, бывает все тем же безбашенным, но так повзрослел. Мальчик ушёл, уступив место мужчине. И тот факт, что Данияр воспитывает племянницу, добавляет ему несколько очков. Не каждый мужчина пойдет на такой шаг ради собственного ребенка.

— Как тебе работается? — мне тишина между нами напрягает, хотя я вполне люблю делать дела в молчании, но не с Данияром. Вопросы, точнее, куча вопросов крутятся на кончике языка.

— Нормально, — Данияр криво улыбается. — А как должно работаться в офисе?

— Я думала, что при таком отце ты минимум займешь место начальника отдела.

— При таком отце ты будешь ползти по карьерной лестнице с самых низов. Отец не любит людей, которые пользуются привилегиями положения семьи.

— Это удивляет.

— Это его правило. Знаешь, — Данияр внезапно смотрит мне в глаза. — Это существенно облегчает жизнь. Никто не шепчется за спиной. Пять лет назад для меня все было по-другому.

Я ему верю.

Пять лет назад он был более дерзким. Он поступал так, как хотел, ни о ком и ни о чем не думая. Он раздвигал привычные рамки, рушил принципы и дарил новые впечатления, новые грани собственных ощущений. До сих пор помню, как он схватил меня за руку на вечеринке и утащил за собой. Просто. Без вопросов. Без моего сопротивления. Потому что его сбивавшей с ног харизме и уверенности в себе невозможно было противостоять.

Сейчас он намного сдержаннее. Меньше говорит. Меньше суеты в движениях. Меньше безрассудных предложений и поступков. Все же с возрастом Данияр стал... другим. И я понимаю, что тоскую по прошлому Данияру, но и этот новый Данияр мне импонирует.

— Если не секрет, как твой отец отреагировал на то, что ты воспитываешь... дочь один? Уверена, было множество вариантов решения возникшей проблемы.  

На этот вопрос мне не сразу отвечают. Данияр делает вид, что занят пловом, помешивая его. Мне кажется, будто он размышляет над ответом. Как лаконично, без долгих объяснений ответить, не вдаваясь личные подробности.

— Отрицательно, — тихо отвечает Данияр, поднимая на меня глаза. — Он был категорически против того, чтобы Дарина росла со мной.

— Почему? Ведь ты... отец, первый ей близкий человек после матери. Уверена, ты замечательный папа, готовый ради дочери на все!

Меня переполняет возмущение. Я хоть и не знаю всей ситуации, но за то короткое время, что вижу Дарину и Данияра рядом друг с другом, понимаю: дружнее, чем эти двое, нет на свете никого. И пусть я знаю правду о том, кто кому кем приходится, это не меняет того факта, что Данияр любит Дарину и дорожит ей.

— Наверное, потому что в его глазах я не могу позаботиться о себе, не то что о маленьком ребенке, — он как-то грустно усмехается, сосредотачиваясь на плове.

— Ты? — смеюсь. — Ха-ха-ха, смешно. Уверена, твой отец тебя просто недооценивает. Наверное, амплуа мажора от тебя никак не отлипнет в глазах родителей.

— Ты меня тоже считаешь мажором? — в газах вспыхивает интерес, на губах застывает ироничная улыбка.

— Сейчас я тебя плохо знаю, а вот пять лет назад ты был наглым мажором, не чувствующим берега, — улыбаюсь, Данияр смеется, качнув головой. — Не представляю, чтобы ты сейчас выкинул фортель как тогда. Я про кольцо.

— А, кольцо. Тогда мне впервые отказали, слава богу. Иначе бы это была роковая ошибка.

— Ты бы не встретил девушку, которая родила тебе Дарину.

Прикидываюсь ничего не знающей, при этом внимательно слежу за реакцией Данияра. Он наклоняется над котелком, помешивает кипящую воду, закидывает рис. Накрыв крышкой котел, откладывает в сторону половник и присаживается на туристический стул. Хлопает по соседнему стулу, приглашая меня сесть рядом.

Не отказываюсь. Мне нравится быть рядом с ним и болтать о серьезном несерьезным тоном. Пусть не ответил по поводу матери Дарины, он и так на сегодня достаточно открылся. Например, я не думала, что у него конфликт с отцом по поводу ребенка.

Мы сидим рядом, наши колени почти соприкасаются, смотрим на огонь. Ежусь, потому что возле озера ближе к вечеру становится прохладно. Не сразу понимаю, что происходит, когда Данияр нагибается в сторону. Он внезапно из ниоткуда достает толстовку и накидывает мне на плечи. Я смущенно улыбаюсь.

— Спасибо, не стоило.

— Ты замерзла. Я заметил.

— А ты наблюдательный, — тихо замечают, робко косясь на мужчину. — Как и раньше.

— Ты сейчас намекаешь на что? — наигранно непонимающе спрашивает Данияр, поворачивая в мою сторону голову. По глазам вижу, что мой намек понят. Усмехаюсь.

— Спасибо тебе.

— Мне? — удивленно вскидывает брови. — За что?

— За дочь. За честность передо мной. За то, что никогда не давал пустых обещаний. И я тебя все эти годы не ждала.

Данияр склоняет голову, рассматривает свои руки. Похоже, моя благодарность его смущает. Замолкаю и смотрю в сторону. Замечаю Ксюшу с девочками. Они неспеша бредут по кромке озера и о чем-то болтают.

— На самом деле у меня была причина тогда уйти.

Я хмурюсь и поворачиваюсь к Данияру. Он смотрит перед собой, сжимает одной рукой пальцы на другой. Кажется, что нервничает. Некоторое время я его пристально рассматриваю, гадая, какая же причина у него была. Сам Данияр не спешит поведать мне об этом, мнет руки и продолжает смотреть перед собой застывшим взглядом. Между бровями появляется глубокая морщина.

— Тогда я не мог поступить иначе.

— Почему?

— Потому, — как-то резко обрывает Данияр разговор, который толком и не начался.

Я в замешательстве от его широкой улыбки. Обида закипает во мне, как на медленном огне вода, но, услышав за спиной голос Дарины, понимающе качаю головой. Похоже, Данияр не хочет, чтобы прошлое переплеталось с настоящим. 

— Пап, мы видели в озере рыбок!

 Дарина пританцовывает возле стула, на котором сидит Данияр. Неожиданно Света оказывается по другую сторону стула. Они сейчас как двойняшки. Дочь неосознанно тянется к родному отцу, к человеку, который по своим причинам ушел из нашей жизни. Так странно смотреть на них и делать вид, что ничего особенного не происходит.

Данияр улыбается Свете точно так же, как Дарине. Он внимательно слушает одновременно галдящих малышек, никого не перебивает. Заставляю себя отвлечься от троих, замечаю странный взгляд Ксюши. Сжимаю зубы. Этот неоднозначный взгляд сестры мне не нравится, но тут же себя одергиваю. Пусть. Пусть она пытается построить личную жизнь с Данияром, если он ей нравится, у меня есть Костя. И что-то менять в своей жизни не планирую.

— Девочки, не желаете перекусить? — спрашиваю я у малышек.

— Мы хотим мороженое! — восклицает Света. Я задумываюсь. Такого лакомства мы точно с собой не брали.

— Оно в морозилке, — внезапно подсказывает Данияр, усмехаясь. — Дарина любит сладкое.

— Какой ты предусмотрительный папа, — ерничаю.

— Заботливый, — подливает сиропа Ксюша, сразу же садясь на свободный стул, как только я с него встала.

Прикусываю язык, хоть на кончике так и вертится ляпнуть Ксюше, что нечего ей путаться с мужчинами, у которых полно скелетов шкафу. До сих пор будоражит неизвестная мне причина, по которой он ушел от меня, разорвав между нами отношения, которые вполне могли окрепнуть и вылиться во что-то серьезное. Я не исключала варианта того, что мы бы могли... пожениться.

На первом этаже, где оборудована кухня, в холодильнике из морозилки достаю банку мороженого. Девчонки как две мартышки скачут возле меня, кривляются, смешат до коликов. Они такие забавные. И отлично ладят, будто на одной волне. Меня это безумно радует, может быть, однажды я и Данияр сможем нормально общаться, девочки будут дружить. Пусть они правду никогда и не узнают, но на интуитивном уровне привяжутся друг к другу, как сестры.

До ужина мы в домике играем в настольные игры. Данияр участия не принимает. Поглядывает на нас, улыбается, когда слышит, как мы доказываем кто прав, а кто нет. Пару раз Дарина пыталась привлечь его к игре, но потерпела крах, не расстроилась. Она вообще девочка-позитивчик, оказывается, странно, что поначалу в саду на всех мрачно смотрела. Может быть, это была адаптация к новому месту.

— Данияр, вы отлично готовите, — делает комплимент Ксюша, когда съедает вторую порцию плова.

Мысленно соглашаюсь с сестрой.  Хочется еще тарелочку съесть, но физически просто невозможно запихнуть в себя хоть ложку. Я чувствую себя колобком, после такого плотного ужина тянет полежать, поэтому заваливаюсь в гамак и прикрываю глаза. Сытый ужин, приятная компания, ненавязчивые звуки природы — меня одолевает дремота. Я слышу, как веселятся девочки, как Ксюша с кем-то разговаривает по телефону.

Вздрагиваю, когда меня накрывают пледом. Открываю глаза, вижу нависшего надо мной Данияра. Он так близко, что улавливаю нотки мяты, ощущаю жар его кожи. Наши глаза встречаются, его черные вспыхивают. Он медленно опускает взгляд на мои губы, сглатывает и поспешно выпрямляется. 

— Вечера тут прохладные, — замечает Данияр, засунув руки в карманы джинсов.

— Теперь я точно усну.

— Спи, я позже разбужу.

 — А что я буду потом ночью делать? — улыбаюсь.

— Ночью много чем можно заняться.

От этих слов смутится любой, особенно если воображение тут же рисует неприличный досуг. Я краснею и натягиваю до подбородка плед. В груди становится жарко, этот жар быстро распространяется по всему телу. 

— Например, почитать книгу, до которой не доходили руки. Или посмотреть новинки кино, которые тоже прошли мимо, когда их крутили в кинотеатре. 

— Или болтать с тем, кто страдает бессонницей.

— С чего ты взяла, что я страдаю бессонницей? — одна темная бровь иронично изгибается.

— Интуиция. Да круги под глазами выдают с головой.

— Правда? — Данияр усмехается. — Спалился на ровном месте, но это не от бессонницы. 

— Да? И что тебе мешает спать?

— Не что, а кто.

Данияр

Было забавно наблюдать за Катей, точнее за тем, как меняется ее взгляд. Уверен на сто процентов, что она сразу о другой женщине подумала, которая не дает мне спать ночами. Улыбаюсь, посмеиваясь про себя. 

— Это котенок, — спешу открыть тайну, пока она не придумала себе целую историю в своей красивой голове. — Дарина просила котенка. Вот неделю назад привезли из приюта беспризорницу, которая считает, что люди ночью спать не обязаны.

— Котенок? — Катя удивленно вскидывает брови, потом хмурится. — Надеюсь, Света не в курсе о вашем питомце.

— Маловероятно, — усмехаюсь. — Ты против животных? 

—  Это как дети, за ними тоже нужен уход, а мне некогда.

—  Ясно, тут я с тобой соглашусь, что нужен за ними присмотр. 

—  А с кем вы сейчас оставили котенка? И почему приют? Мне кажется, лучше было купить животное с документами и проверенного вдоль и поперек. 

— Сейчас котенок у моих родителей, а по поводу того, почему из приюта, — прислоняюсь плечом к дереву. — Породистый или нет, и тому и другому одинаково хочется ласки. 

— Логично, всем хочется ласки, дома и любящего хозяина. 

—  Людям тоже. 

— Что? 

Смотрит на меня недоуменным взглядом, потом заливается краской. Забавная. Уже взрослая, мама четырехлетней девочки, и до сих пор смущается, как девчонка. И все такая же притягательная, как и пять лет назад. Неудивительно, что с годами я ее не забыл, даже в сложные для себя времена я помнил о ней, помнил ее улыбку, помнил ее прикосновения. То и дело меня подмывает рассказать ей все о себе, но я молчу. Потому что не надо и не нужно. Жалости не хочу, а на нечто большее рассчитывать нечего, у нее другой мужчина. 

Мысль о другом мужчине, который имеет полное право находиться в ее жизни и быть рядом, корежит меня изнутри. Тупая ноющая боль в груди заставляет стиснуть зубы и улыбаться. Я привык улыбаться сквозь боль. 

— С тобой все в порядке? — обеспокоенно спрашивает Катя, вставая с гамака.  Подходит ко мне. Она так близко, что еле сдерживаюсь, чтобы не протянуть руку и не дотронуться до нее. 

— Со мной все хорошо, — лукавлю, осторожно делая вдох. Боль в груди постепенно стихает. — Вернемся к остальным? 

— Конечно, — Катя накидывает плед себе на плечи, идет первая, я позади. 

Любуюсь ею, не переставая улыбаться. И мысленно восхищаюсь. Я безумно рад, что Катя не угробила себя. Она не совершила ошибку, выйдя замуж за своего парня-студента. Не сломалась, взяв в одиночку ответственность за ребенка, которому решила подарить жизнь.

 Если бы она только знала, сколько раз я проигрывал в своей голове разные сценарии, где наша история непременно заканчивалась хэппи эндом, не поверила. Я бы пошел против всех. Из принципа. Наперекор. Из чувства бунтарства, из-за того, что эта девушка задевала такие струны в душе, о существовании которых я и не подозревал до встречи с ней. 

— Папа, папа, мы хотим на озеро! — радостно сообщает мне Дарина, выбегая на крыльцо. 

Следом за ней несется Света. Моя копия. Поразительно, как сильно похожа. Мама бы упала в обморок, увидев девочку, а потом расплакалась от счастья, узнав о том, что она моя дочь. Ведь она давно похоронила мечту увидеть от меня внуков. Дарина для нее как свет в окошке. 

— К озеру? Отличная идея, — ловлю обеспокоенный взгляд Кати, посылаю ей ободряющую улыбку. Панике места нет. Я знаю, как общаться с детьми. 

С одной стороны за руку меня берет Дарина, с другой — Света. Сердце пропускает удар. Я сначала смотрю на одну, потом на другую и сам до конца не верю, что обе мои. И пусть Дарина мне по сестре родственница, для меня она дочка, как родная, которая сейчас идет рядом в ногу по другую сторону. И хочется стиснуть ее в объятиях, прижать к груди, а понимаю — нельзя. Легонько сжимаю руку Светы, она поднимает голову и одаривает меня сияющим темным взглядом. 

Дочка.

Девочки под присмотром бегают по берегу озера, я догоняю то одну, то другую. Хватаю Свету, подкидываю ее вверх, она заливисто хохочет. Обнимает меня за шею, мы на секунду смотрим глаза в глаза. Улыбка у нее как у мамы. Сводит с ума. 

— И я так хочу! И я! — дергает меня за полы футболки Дарина.

Опускаю Свету на землю, поворачиваюсь к племяшке, даю ей время отбежать и тут же несусь за ней. Ловлю и подкидываю. Ей такая игра привычна, но все равно довольно визжит. 

— Еще! Еще! — кричат девчонки, убегая.

 Я широко им улыбаюсь, прижимая руку к груди. Сердце припадочно бьется в ладонь. Нужно время, чтобы все пришло в норму, поэтому не несусь следом, но внимательно слежу за малышками. 

Поняв, что я не собираюсь никого ловить, сами прибегают обратно. Вновь берут меня за руки, и мы вместе не спеша прогуливаемся по территории базы отдыха. 

Вечереет. Дарина и Света идут притихшие, трут глазки кулачками. Все признаки того, что детки хотят спать. Когда мы подходим к домику, на веранде нас поджидают Катя и Ксюша. 

— Мы уже начали переживать, — Катя встает с плетеного кресла, сбегает по ступенькам. — Почему так долго? 

— Мы гуляли, — сонно заявляет Света. — Еще бегали. Еще нас даринин папа ловил и подкидывал вверх…

— Я видела, — перебивает Катя, осуждающе на меня бросая быстрый взгляд. Хмыкаю и пожимаю плечами. Виноват, несмотря на то что сам говорил о дистанции. 

Загоняем девчонок в дом, Катя ведет их в ванную, я направляюсь за сменной одеждой для Дарины в нашу комнату. Возле ванной комнаты замираю, сминая детскую пижаму в руках. 

— У тебя очень красивые волосы, Дарина. 

— Как у меня! — влезает в разговор Света. — Нас некоторые принимали за сестер!

Вздыхаю, прислоняюсь к стене спиной, прикрывая глаза. Знаю, что подслушивать нехорошо, но и нарушать идиллию не хочется. Кажется, Катя ладит не только со своей дочкой, но и с чужими детьми.

— Я бы хотела сестру, — слышу сквозь всплеск воды даринин голос. — Не было бы скучно, когда папа задерживается допоздна. 

— Тогда приезжай к нам с ночевкой!

Света поражает своей открытостью и доверчивостью. В Дарине этого нет. Она более закрытая девочка, не с первого раза доверяет людям, особенно тем, кого видит впервые. Странно, но к Кате у Дарины не было никакой настороженности. Возможно, думала, что мама Светы, как сама Света, такой же светлый и улыбчивый человек. 

— По поводу ночевки мы еще поговорим, а сейчас смываем пену водой и вылезаем, — строгим и одновременно мягким голосом командует Катя. 

Я стучусь, через дверь говорю: 

— Вещи для Дарины. 

Высовывается Катя. Я улыбаюсь ей, сдерживаюсь, чтобы не убрать прилипшую ко лбу мокрую прядь волос. Лишних прикосновений не нужно. Они могут пробудить ненужные и неуместные желания. 

— Пап, я хочу спать со Светой! — доносится громкий голос Дарины. 

— И я хочу! — поддакивает Света. 

— Мы этот вопрос сейчас решим.

Катя подмигивает и исчезает за дверью. Я терпеливо жду. Через пять минут появляются девчонки. Окружают меня, смотрят снизу-вверх очаровательными взглядами. Видели одновременно две черные бездны? Нет? До этой минуты я тоже не видел, а сейчас попадаю в воронку этих черных глаз и не знаю, как спастись. 

— Пап! — Дарина улыбается улыбкой чеширского кота. — Мы со Светой будем спать в нашей комнате, тетя Ксюша будет с тетей Катей, а ты один. 

— Все продумали? 

Наигранно хмуро смотрю на детские мордашки, ощущая, как рядом замирает Катя. Краем глаза замечаю, как промокшая футболка позволяет видеть больше, чем нужно. Сглатываю, чувствуя, как неожиданно не хватает воздуха. Да и жарко как-то становится. Нужно окна нараспашку открыть. 

— Да! Все честно! — Света и Дарина одновременно кивают головами, поддерживая друг друга.

— Эй! — появляется Ксюша. Она обводит всех немигающим взглядом. — Вы меня спросили, хочу ли я спать с кем-то? 

— Но… — малышки переглядываются, а я чувствую подвох. Катя сразу же напрягается. Пауза длится от силы пять секунд, как Дарина вновь улыбается. 

— Тогда тетя Катя может спать с папой! И нет никакой проблемы. 

Нет проблемы? Серьезно? Я переглядываюсь с Катей. Вижу, как в ее глазах растет паника. Мы сразу же смотрим в сторону Ксюши, надеясь, что она не поддержит идею ребенка. Но мы ошибаемся в союзнике. Сестра Кати скрещивает руки на груди и коварно улыбается. 

— Отличная идея, Дарина, — подходит к Дарине, выставляет руку вперед. — Дай пять. 

Мне хочется зарычать. Они специально сговорились? Решили проверить на крепость мою выдержку и нервную систему Кати? Тут и убивать некого. 

— Я могу поспать и диване внизу, — сухо замечаю, отворачиваясь от женской банды. 

Спускаюсь по лестницы и выхожу на улицу. Замираю, вдохнув полной грудью и медленно выдыхаю. Нужно пережить одну ночь.

— Данияр, — слышу позади себя голос Кати, оборачиваюсь. — Я тут подумала, ты ведь дом оплатил, так что можешь спать один в комнате, а я на диване. Так будет честнее, — сама глаза в сторону отводит. Смущается что ли? Было бы чего.

— Все в порядке, не суетись из-за ерунды.

— Нет, что ты...

— Кать, — перебиваю ее, подходя к ней вплотную. Это я зря сделал, а она не отшагивает назад. Смотрит на меня не мигая, не шевелится. — Все в порядке.

— Мне правда не сложно переночевать на диване.

— Мне тоже.

Странно стоять друг напротив друга, спорить из-за какой-то ерунды и чувствовать дикое желание прикоснуться к Кате. Это преступное желание. Неправильное. Сто раз напоминаю себе о том, что в ее жизни есть отличный мужик, который по достоинству ее ценит и не обижает. Это главное. Не нужно строить из себя хорошего. Не нужно.

— Тогда я пойду? — смотрит на меня так, словно ждет моего разрешения. А я не хочу ее отпускать. Еще чуть-чуть побыть бы с ней. Но киваю и торопливо спускаюсь по ступенькам, уходя в темноту. Прогулка перед сном никогда никому не вредила.

От домика отхожу недалеко. Замираю на границе между темнотой и светом. Все как в моей жизни. Сжимаю зубы и опускаюсь на траву, обхватывая голову руками.

Ирония судьбы. Я убегал от девушки, причиняя ей боль, а сейчас я рядом с ней и больно мне. Что тогда, что сейчас по-прежнему не имею права быть рядом с ней. И вряд ли это право будет, несмотря на то что у нас с Катей растет общая дочь. Чудесная малышка.  

Нужно держать дистанцию. Приехать сюда с Дариной — самая главная моя ошибка. Не знаю, чем думал, почему не задумался о последствиях этой поездки. Плохо ведь будет не только Дарине, которая потеряет подругу, едва ее обретя. Плохо будет мне, потому что будет ломать, выворачивать наизнанку от оживших прошлых чувств.

Выругавшись под нос, встаю и возвращаюсь. На диване обнаруживаю подушку и плед. Кто позаботился, гадать нет нужды. На столе беру стакан и наливаю из графина воду. Слышу осторожные шаги. Вскидываю глаза, так и стою, не шевелясь. На лестнице замирает Катя, увидев меня.

— Ой, я тебя разбудила? — хлопает глазами, нервно закручивает подол просторной футболки в узел. Эта не так обрисовывает фигуру, как та, что была, когда Катя купала девочек.

— Я только пришел.

— Не спится?

— Типа того.

Выпиваю воду, ставлю стакан и направляюсь к дивану. Где-то посередине гостиной мы пересекаемся. Точнее, стакиваемся. Катя ахает, оступается и взмахивает руками. Я рефлекторно ловлю ее за талию, удерживаю. Дергаю на себя. И не дышу. Она тоже не дышит. Смотрим друг ругу в глаза.

— Извини, — лепечет Катя.

— Ничего, — по-прежнему не отпускаю.

Поднимаю руку и убираю волосы с лица, прикасаюсь пальцем к щеке, и скольжу им к губам. Очерчиваю их. Катя протяжно вздыхает, слегка пошевелившись, не пытается высвободиться. Это приободряет меня. Обхватываю ее затылок и прижимаюсь целомудренным поцелуем к ее губам.

Не шевелимся.

Прошлое накатывает на нас мощной волной, неся в себе все то, что было тогда между нами: жгучее желание, жажда прикосновений, нетерпение обладать, невообразимая нежность.  

Подхватываю Катю, она обвивает руками мою шею. Поцелуй не прерываем. Несу к дивану, вынужден на мгновение оторваться от ее вкусных губ, чтобы уложить и самому нависнуть над ней. Любуюсь покрасневшими щечками, опухшими губами и поплывшим взглядом.

Вновь нагибаюсь и целую. Целую с полной отдачей, получая в ответ такую же мощную отдачу. Ее реакция сводит меня с ума. Мне мало полученного, жажду большего. Мои руки блуждают без конкретной цели, творят невообразимое. Катя тянется ко мне, не отталкивает, прижимается все теснее и теснее.

Как бы меня сейчас сильно ни тянуло к ней до ломоты, я прекрасно понимаю, что будет после того, как мы сейчас переступим черту.

Ничего не будет. Ничего.

— Кать, — голос звучит приглушенно и хрипло.

Катя фокусирует на мне взгляд. Постепенно возбужденный блеск исчезает из ее глаз, уступая место осмысленности и осознанности.

— Ой!

Сразу же спешно отодвигается, приглаживает волосы. Я сажусь на другой конец дивана, выравнивая дыхание и сердцебиение. Сожаление душит, но мне кажется, что так будет честно по отношению к Кате. Я хочу, чтобы женщина рядом со мной осознанно желала близости, а не действовала под воздействием эмоций.

— Прости, — зачем-то просит прощения Катя.

— Тебе не за что извиняться.

— Я ввела тебя в заблуждение.

— Я рад был заблуждаться.

— То, что произошло...

— Ничего не произошло, Кать, — максимально безмятежно улыбаюсь девушке, несмотря на то что все тело звенит от перенапряжения. — Просто...

— Я пойду, — перебивает, торопливо вскакивая с дивана.

На бегу поправляет одежду и не оглядывается. Сбегает. Как сбежала пять лет назад, так и не дождавшись моего пробуждения. Тогда она подарила мне ночь надежды и веры в себя, в светлое будущее. А потом... потом у меня началась бесконечная борьба с тьмой, которую я веду по сей день.    

— Во сколько будешь сегодня вечером свободна? 

Костя зашнуровывает ботинки, встает и смотрит на меня с высоты своего роста. Я неуверенно улыбаюсь, совершенно не испытывая желания куда-то с ним идти, но надо. А хочется побыть наедине и подумать над своим поведением и мыслями. 

После выходных мы с Данияром мы не избегаем друг друга, в стороны не шарахаемся, но и не особо и сближаемся. Взрослые люди, как никак. Оба понимаем, что влечение между нами все еще существует, но поддаваться порывам — это проявить слабость. 

— Буду в семь дома, — улыбаюсь, хватая с комода сумочку. 

— Поужинаем где-нибудь?  

— Света не пристроена.

— Можем с ней поехать, я знаю хороший ресторан, где есть детская комната.

— О, — чувствую капельку разочарования. — Тогда отлично. 

   Вместе выходим из квартиры. Вчера дочь осталась ночевать у Ксюши, сестра пообещала ее закинуть в сад.  Без предупреждения пришел Костя, вечер провели мы в объятиях друг друга, но мыслями я была не рядом.  И из-за этого сейчас мне неловко быть с ним, потому что бесит бардак на душе. 

— Все в порядке? — Костя дотрагивается до моего локтя, я дергаюсь и виновато на него смотрю. Прищуривается, и мне кажется, что он знает все мои мысли и ком они.   

— Все нормально, нервная из-за работы.

— Бывает. 

— А у тебя все хорошо на работе? 

— Отлично, в следующем месяце еду в США. 

— Что? — спотыкаюсь, Костя меня удерживает. Я выпрямляюсь. — Зачем? Опять какой-то слет молодых перспективных врачей? 

— Меня пригласили выступить с лекцией на одной медицинской конференции. Я принял предложение, это довольно интересный опыт, плюс к этому некоторые зарубежные коллеги зазывают заскочить к ним в больницу. 

— И насколько ты едешь? — комок груди давит, какое-то нехорошее предчувствие скребется внутри меня, а я не знаю, почему мне так беспокойно.

— Недели на две, одна неделя как командировка, вторая за свой счет. Ты не успеешь по мне соскучиться, как я вернусь, — Костя обхватывает мое лицо и смотрит в глаза. — Потому что я тебя люблю. 

— И я тебя люблю, — тихо повторяю за ним, прикрывая глаза, когда теплые губы Кости касаются моих губ. Скромный и нежный поцелуй перед началом нового рабочего дня, до встречи вечером. 

—  Я пришлю тебе сообщение по поводу ресторана, — Костя чмокает меня в кончик носа, сжимает крепко и отпускает. Я натянуто ему улыбаюсь и не шевелюсь, когда он направляется к своей машине. Вздохнув, бреду к своей машине, работу никто не отменял. 

***

— Мам, а когда мы вновь поедем куда-то вместе с Дариной? — спрашивает Света, помогая мне лепить домашние пельмени. 

— Боюсь, что пока нам не до поездок, — признаюсь дочери. 

 На работе все отделы работают сверх нормы. Часто задерживаемся, обедаем за рабочим местом, на выходных мечтаем просто выспаться и посидеть дома в кругу семьи. Я и Данияра толком не вижу, несмотря на то что мы работаем в одной организации. Пару раз сталкивались, но тут же разбегались по своим делам. Со стороны могло показаться, что мы избегаем друг друга, хотя это не так. 

Костя, как и сообщал, укатил в Америку. Слишком воодушевленный и какой-то загадочный. Ксюша еще на днях подкинула мне мысль по поводу того, что он хочет туда уехать навсегда. И чем больше я об этом думаю, тем сильнее мне кажется, что именно так и обстоит дело.  

— Дарина сказала, что сейчас живет у бабушки, — вдруг мимоходом сообщает Света. Я хмурюсь. Почему? Из-за работы? Или есть другая причина? 

— Говорит, что переживает за папу. 

— Переживает? — теперь и я начинаю переживать, хоть и не должна. — Почему? Он заболел? — пытаюсь вспомнить, видела ли я вчера Данияра на работе. И понимаю, что не могу с уверенностью сказать, что он был на работе. 

— Не знаю, — Света пожимает плечами и продолжает увлеченно лепит, а я уже не нахожу себе места. 

Каким-то образом мы долепливаем пельмени, часть отправляем в морозилку, часть — вариться. Света убегает к себе в комнату, а я хватаюсь за мобильник и долго смотрю на экран с номером телефона. 

Звонить или не звонить? Что сказать? Как объяснить причину своего внезапного звонка? 

В итоге я все решаюсь позвонить, чтобы потом спокойно спать и не придумывать драму на ровном месте. Гудки длинные, никто не спешит отвечать. Я терпеливо жду до того момента, пока связь сама не обрывается. Естественно, тревога меня не отпускает. Не выдерживаю и звоню еще через три часа. Слышу щелчок и женский голос: 

— Алло. 

— Э-э-э…. Здравствуйте, а я могу услышать Данияра? — пусть он мне сейчас ответит, я успокоюсь. Не буду даже думать, с кем он проводит свои выходные. 

— А вы кем ему приходитесь? — в женском голосе слышу строгие нотки. Так спрашивают больше учителя, начальницы, мамы, но не женщина, которая делит с любимым досуг. 

— Коллегой по работе. Просто я Данияра вчера не видела, а у меня остались кое-какие вопросы, — смешиваю правду и ложь, прижимая ладонь к груди. Сердце бешено стучит. 

— А он сейчас в больнице, — слышу сразу же какой-то уставший и обеспокоенный женский голос.

— В больнице? — смотрю перед собой, а в голове одна картина ужаснее другой. — В какой больнице? Что с ним? 

Веду себя совершенно не как коллега. Я сейчас слишком стиснута тревогой, чтобы думать о том, какие вопросы уместно задавать и как звучит мой голос со стороны. Я даже не пытаюсь себе объяснить, почему вдруг мне стало не безразличен Данияр. Да и не вдруг. С первой нашей встречи подсознательно тянусь к нему, как мотылек к огню.

В обычной больнице время посещения строго обозначено, в частной правила более мягче. Нас со Светой пропускают, как только я называю фамилию Данияра. Никто не спрашивает, кем прихожусь пациенту. Только вот в палату мы не попадаем, в коридоре нас встречает женщина, с которой я, скорее всего, и разговаривала по телефону Данияра.

По ней невозможно определить возраст. Она может быть мамой, тетей или старшей сестрой Данияра. Да и сложно ее связать родственными связями с ним, потому что на меня смотрит ухоженная блондинка с голубыми глазами. Элегантная прическа, словно вышла из салона красоты, мой обычный конский хвост кажется нелепым. Одета с иголочки, будто вышла из какого-то дорогого бутика, мой спортивный костюм на фоне ее одежды проигрывает по всем статьям, как и кроссовки перед туфлями.  

Она кивает мне в знак приветствия, но все ее внимание устремляется к Свете. Дочка жмется ко мне, слегка напугана, но не капризничает и не задает вопросы. 

— Вы, наверное, Катя.

Женщина перестает пристально разглядывать мою малышку. Я сильнее обнимаю Свету и неуверенно улыбаюсь. Наверное, мне все же не стоило срываться и нестись сломя голову к человеку, с которым у меня нет никаких отношений. 

— Что с Данияром? — тревога, терзающая меня с той самой минуты, как я узнала, что Данияр в больнице, усиливается. 

— Он сейчас спит.           

— Тогда мы пойдем, — стискиваю плечи Светы, не замечая, как та морщится. 

— Вы же только пришли… — женщина выглядит растерянной. — Я впервые вижу, чтобы к Данияру кто-то приходит в больницу. Обычно он всех держит на расстоянии и не стремится к дружеской поддержке. С тех пор как он заболел… он стал более замкнутым, чем был. 

Я вспоминаю улыбку Данияра пять лет назад и сейчас. Отличия есть. Пытаюсь угадать, чем болеет он, в голову приходят самые известные болезни. Тут меня озаряет догадка. Может, именно из-за этого в последнюю нашу встречу он говорил о том, что хотел бы быть рядом, но не может. И ничего не обещал. 

— И давно он болеет? — осторожно спрашиваю женщину, которая вновь с интересом рассматривает Свету. 

— Что? — она поднимет на меня глаза. — А… Пять лет. Да, пять лет назад, как только мы узнали о его диагнозе, увезли за границу лечиться. 

Мне внезапно становится душно в больничном коридоре, перед глазами плывет. Отшагиваю от дочери и как подкошенная оседаю на ближайшем кресле. 

Не нужно быть особо умной, чтобы сложить все пазлы в единую картину. Теперь многое становится понятным. Каждое слово, каждый взгляд и поступок Данияра имели другой подтекст. 

— Я могу его просто увидеть? — шепотом спрашиваю, желая сейчас оказаться возле Данияра и просто сжать его руку, вселить в него через пожатие уверенность в завтрашнем дне. 

— Не думаю, что это хорошая идея, тем более вы с ребенком. 

Света. Смотрю на свою малышку, и слезы наворачиваются на глаза.  Однажды я расскажу правду. А сейчас ей действительно нет нужды видеть отца на больничной койке. Не хочу этого. Пусть в ее памяти Данияр останется таким, каким он был на базе отдыха.   

  — Солнышко, — заправляю волосы за ушки. — Побудешь с тетей, пока мама навестить одного человека тут? 

— А ты долго будешь? 

— Постараюсь быстро, так быстро, то ты не успеешь по мне соскучиться. 

— Хорошо, — Света поворачивается в сторону женщины и приветливо ей улыбается. — Меня зовут Света, а вас как? 

Женщина меняется в лице, натянуто улыбается в ответ. Я сейчас, наверное, буду плохой матерью, но мне хочется побыстрее сбагрить дочь и пойти в палату к Данияру. Нетерпеливо постукиваю пальцами по подлокотнику кресла. 

— Можешь меня называть Алей, — я вздрагиваю от предложения, встречаюсь глазами с женщиной. — Ты похожа на одну знакомую мне девочку, она твоя ровесница. 

— Правда? А как ее зовут? 

— Дарина. 

— Ух ты! Мою лучшую подругу тоже зовут Дарина. Мы вместе с ней ходим в садик. 

 Я понимаю, что женщина расположила к себе Свету, поэтому встаю и тихонько отхожу в сторону. При этом меня не покидает ощущение, что в мою сторону смотрят. 

В частной больнице все вежливые и сразу же отвечают на вопрос, поэтому я подхожу к посту и интересуюсь, в какой палате находится Данияр. Нужно было об этом спросить женщину, но мы с ней так и не представились друг другу, да подходящего момента спрашивать не было. 

В палате прохладно. Горит настенный светильник возле кровати, на тумбочке работает увлажнитель. К моей радости, реальность оказывается далека от моих фантазий. Данияр не лежит под кислородной маской, к нему не тянутся тысяча проводков, не пищит экран с жизненными показателями, аппарат вообще выключен. 

Посетовав про себя на свою повышенную тревожность, которая сорвалась меня из дома, присаживаюсь на стул возле кровати. Смотрю на Данияра. Он лежит неподвижно. Вид изможденный, кожа бледная, под глазами знакомые круги. Наверное, еще в выходные на базе отдыха он чувствовал себя неважно, но шутил про любовницу и свалил все на котенка, из-за которого якобы не высыпался.    

Вздрагиваю, когда неожиданно встречаюсь глазами с Данияром. Нервно улыбаюсь, не зная, куда себя деть, как себя вести и что, собственно, говорить. 

— Привет, — нарушаю первая тишину. — Как ты себя чувствуешь? 

— Как ты тут оказалась? 

Данияр не выглядит дружелюбным, более того, мне кажется, ему совершенно не по вкусу, что я вижу его в больнице.

— Света сказала, что Дарина живет у бабушки. Последнее время мы много работали, я подумала, что ты перегорел на работе… В общем, позвонила тебе, а трубку подняла женщина, которая и сказала мне, что ты в больнице и в какой. Я сразу приехала. Глупо, наверное….

— А Свету с кем оставила? — Данияр хмурится. — Неужели она одна дома? 

— Дома? Нет! — машу руками, улыбаюсь. — Я ее с собой привезла. 

— Сюда? — еще сильнее хмурится, прикрывает глаза. — Значит, мама увидела Свету. 

— Мама? Женщина, которая здесь, твоя мама? — замечаю кивок и теперь настает мой черед хмуриться. — Вы не очень похожи. 

— Зато Света на меня очень похожа. 

Спорить нет смысла, но усмехаюсь и иронично смотрю на хмурого Данияра. Так странно слышать обеспокоенность в его голосе. Чего он боится? Боится, что родители зададут ряд неудобных вопросов? Или спросят у него, какого лешего так долго скрывал правду?

— Ты не думал, что твои родители будут рады еще одной внучке.

— Конечно, будут, — улыбается, сжимая пальцы. — Они об этом мечтали.

— Несмотря на то, что у тебя есть Дарина?

Данияр вскидывает на меня глаза, прищуривается. Поджимает губы и выглядит совсем не дружелюбным. А мне хочется в этот момент расставить точки над «i».

— Я знаю, что Дарина не твоя дочь.

— Что? — черные брови удивленно ползут вверх, в глазах появляется смятение. — Откуда?

— Случайно подслушала разговор девочек. Дарина в курсе, что она не твоя родная дочка.

— От нее этого никогда не скрывали, — на лицо Данияра набегает грусть, он опускает глаза. Я движимая сочувствием, накрываю его руку ладонью и сжимаю.

— Полтора года назад ее родители погибли в аварии. Встал вопрос, кто возьмет опекунство над ребенком. Так как наши с Дианой родители пожилые, я взял на себя ответственность за Дарину. Во избежание ненужных вопросов и желания узнать что-то личное, всем сообщали, что девочка моя дочь. Узкий круг знает правду.

— Диана… — у меня не слушается голос. Я вспоминаю девушку, которая была с ним в кафе.

Сияющая, как яркая лампочка. Тогда мне было больно от ее счастья, сейчас мне грустно. Она не видит, как растет ее дочка.

— Диана моя младшая сестра. Именно с ней я был несколько лет в Германии, именно там она встретила своего мужа и там же погибла, — Данияр втягивает в себя воздух и отворачивается. Наверное, прячет от меня свои скупые слезы. Я сама ощущаю, как у меня увлажняются глаза.

— Я вас видела в кафе, когда она сообщила тебе о беременности, — тихо признаюсь. — Мне показалось, что ты меня заметил, но сделал вид, что не узнал. А я подумала, что это твоя девушка, которая тоже ждет ребенка. У меня тогда был последний месяц. Долгое время фантазировала, что, если бы на ее месте была я. Задавалась вопросом, ты бы тоже так обрадовался нашей малышке? Потом отпустило. Точнее, я не позволяла себе думать о тебе.

Возникает неловкая пауза, которую и нарушить не получается. Сидим, не шевелимся, при этом избегаем смотреть друг на друга. Кажется, мы так можем просидеть долго.

— А что ты делал в Германии? Учился? — пытаюсь сменить тему, но судя по тому, как вновь поджимаются у Данияра губы, попытка выходит не очень удачной.

— Нет, — односложность ответа совершенно не располагает к дальнейшему развитию беседы, но во мне просыпается упрямство.

— Ты уехал, наверное, тогда, когда я тебе сообщила о беременности, — задумываюсь, вспоминая нашу последнюю встречу.

Это было так давно, но эмоции как будто все происходило вчера. Я чувствую грусть, опустошение вперемежку с уверенностью в том, что приняла правильное решение, хоть и было немного страшно.

— Ты сожалел тогда. Почему?

— Почему? — Данияр поворачивает ко мне голову, долго разглядывает мое лицо, словно до этого никогда не видел. — За один день я дважды был потрясен. Надломлен, но не сломлен. Одна новость меня чуть не прибила, но твоя новость дала мне… стимул бороться.

— О чем ты? — мне так хочется больше ясности, понимания, что произошло тогда, почему новость о ребенке стало для Данияра стимулом бороться. Против чего или кого?

— Нет нужды ворошить прошлое, самое страшное позади, — он кривовато улыбается, пытается выглядеть беззаботным, но получается плохо, да и бледность лица, круги под глазами никуда не исчезли.

Спрашивать о диагнозе самой страшно, но если быть в неведении — это как закрыть глаза на факты. А факты сейчас такие: я переживаю за этого человека, хоть мы с ним, по сути, чужие друг другу; я хочу, чтобы у него было все в порядке; я хочу, чтобы он улыбался, как пять лет назад, озорно, нагловато и сногсшибательно.

— Именно из-за болезни ты…

— Оставил тебя? Ты это хотела спросить? — кладет свою свободную руку на мою руку.

Я киваю, он качает головой, обводит большим пальцем мои костяшки.

— Да, — почему же у меня так припадочно стучит сердце? 

И от прикосновений у меня мурашки по всему телу. В груди что-то трепыхается, волнуется. Состояние напоминает влюбленность, когда объект твоего воздыхания проявляет к тебе внимание.

— Мы, по сути, незнакомы были, не давали обещаний, не знали даже имен друг друга.

Все было… на драйве каком-то, — Данияр поднимает голову, устремляет на меня темнеющий взгляд. Чернота его глаз пугает и будоражит одновременно. — Мне даже в голову не приходила мысль нагрузить тебя еще своими проблемами. И без меня хлопот хватало. Да и потом, зачем молодой красивой девушки парень, у которого будущее было под большим вопросом. Возможно, я поступил эгоистично, но мне тогда казалось, что правильно. Ты… не потерялась в этой жизни. Родила чудесную девочку, достойно ее воспитываешь… Я могу быть тебе только благодарен за это.

— А ты… ни разу не хотел меня найти? — выдохнула свой вопрос и сразу как-то легче становится.

Я ведь не раз его задавала в никуда, не мечтая получить ответ. И вот этот момент все же появляется у меня. Настраиваю себя на то, что Данияр сейчас скажет мне, что и не думал искать. И я его пойму. Пусть будет в глубине души обидно, ведь нечего перекладывать свои ожидания на другого человека.

— Я приезжал, — от этого признания у меня вновь мурашки. — Приезжал к тому дому, куда тебя подвозил. Полдня проторчал под окнами, надеясь тебя увидеть, но увы. Потом заходил в кафе, в котором ты работала. Там поменялся персонал, и никто тебя не помнил. Мне хотелось тебя увидеть. А еще… я постоянно думал о том, все ли у тебя в порядке, все ли хорошо с ребенком. Я ведь, по сути, даже не знал, кто у меня родился.

Кать?

Я всхлипываю. Совсем не сопротивляюсь, когда меня притягивают к груди, ласково гладя по голове. Я утыкаюсь Данияру лицом в шею и плачу. Навзрыд. От души.

Выплакиваю за нас двоих.

— Прости, — поспешно отстраняюсь, но мне дают отодвинуться. Данияр так близко, что я против воли дышу им. Он внезапно дотрагивается пальцами до мокрой щеки и убирает

влагу.

— Все в порядке, Катя. За эти пять лет оба повзрослели, прошли свои уроки, сделали выводы. Я очень тебе благодарен за Свету. Она чудесная. Если ты позволишь, я бы хотел с ней познакомиться ближе.

— Я думаю… — неуверенно улыбаюсь. — Думаю, что можно попробовать. Только вот… 

Смотрю на капельницу. Данияр прослеживает направление моего взгляда.

— Умирать я не собираюсь. Просто нужно было вовремя дать себе отдохнуть, а не работать до потери сознания в буквальном смысле, — в карих глазах появляется какая-та неуверенность, которую никогда ранее я не видела. — Как ты думаешь, мне удастся подружиться со Светой?

Данияр умиляет своей нерешительностью. Его сомнения вызывают улыбку. Загадочно молчу, не спешу его радовать тем, что Света о таком папе, как он, только мечтает. И завидует Дарине. Как же девочки обрадуются, что являются сестрами. Надеюсь, что эта дружба, связанная родством, будет между ними долго, если не навсегда.

— Может, у нее напрямую и спросим? — поспешно встаю, Данияр пытается меня ухватить за руки, но я оказываюсь проворнее.

— Я не думаю, что сейчас лучшее время…

— А вот и мы! — в палату заходят Света с бабушкой Алей. Да, теперь она может ее именно так и называть. Имеет законное право.

— Свет, — присаживаюсь на корточки перед дочкой. Смахиваю крошки с губ. Похоже ее накормили булкой и, судя по клубничному запаху, напоили молочно-фруктовым коктейлем.

— Что?

Моя сладкая малышка смотрит на меня ясными глазами, а затем переводит взгляд на Данияра. Я тоже смотрю в его сторону. Мне кажется, что он еще больше побледнел. Выглядит напряженным и не сводит с дочки глаз.

— Не хочешь познакомиться с папой?

— Да, — слишком спокойно реагирует Света. Я вопросительно на нее смотрю. Она с деловым видом поясняет:

— Мне тетя Ксюша сказала, что он, — неприлично тычет пальчиком в Данияра. — мой папа… когда я у нее спросила.

Дочка оказывается любопытнее матери. Пять лет назад я не пожелала узнавать от сестры имя отца своего ребенка. Не удерживаю малышку, когда она вприпрыжку направляется к койке. Света залазит сначала на стул, потом на кровать и обнимает Данияра. Он тут же стискивает ее в своих объятиях и утыкается лицом в темноволосую макушку.

Рядом всхлипывают. Я сама спешно прикрываю ладонями лицо, чтобы вновь не разрыдаться от умиления. От щемящей нежности, которая возникает от вида двух дорогих мне людей я все же начинаю плакать.

Слезы текут, их бесполезно останавливать. Могла ли я надеяться на такой поворот в жизни? Нет, конечно. И сразу становится понятно, что делать дальше, какие принимать решения. В моей жизни есть моменты, которые также нуждаются в логическом пояснении и завершении.

Когда человек увлечен своим делом, он горит. Он весь воодушевленный и полон амбициозных планов, смело смотрит вперед и ничего не боится. Он готов ради своего дела свернуть горы, преодолеть препятствия и добиться своего.

Костя увлеченно рассказывает о своей поездке в США, забывая про еду на тарелке, которая была мной приготовлена и сейчас остывала. Мельком обращает внимание на восторженные вскрики Светы, он привез ей много разных игрушек и одежды. Ребенок в полном восторге. Даже про меня не забыл, подарил платье одного известного брэнда. Было страшно трогать, не то что примерить.

— Кость, — прерываю его рассказ, он хмурится. — Поешь.

— Ах, да, — он широко улыбается и переключается на ужин.

Какое-то время мы молчим. Меня так и подмывает ему сообщить о том, что в нашей жизни появился отец Светы. Не просто эпизодически, а похоже, на постоянку.

Буквально вчера Света гостила у родителей Данияра. Сказать, что все были в восторге друг от друга, ничего не сказать. Мою дочь приняли сразу. А дочь безумно счастлива обрести внезапно не только папу, но и дедушку с бабушкой, а также сестру. Девочкам я и Данияр сообщили правду.

За последнюю недели Данияра и его родных стало слишком много. На работе мы держим дистанцию, но вне офиса довольно много общаемся, проводим каждый вечер друг с другом и с детьми. Мы словно пытаемся восполнить упущенное время. Та нить, которая нас однажды связала друг с другом и притянула, крепла. Я все чаще думаю о Данияре не просто как об отце Светы, я думаю о нем как о мужчине, с которым мне приятно проводить время. Сам Данияр держит дистанцию, но женское чутье подсказывает мне, что стоит лишь дать ему намек на что-то большее, как он сорвется и вскружит мне голову. Сдерживающим фактором для меня является то, что все еще состою в отношениях с Костей.

— Очень вкусно. — хвалит Костя, откинувшись на стул. — Я безумно скучал по твоей еде.

— Неужели в США плохо кормят? — удивляюсь.

— У их еды специфический вкус, но думаю, к нему можно привыкнуть.

— Конечно, ко всему можно привыкнуть. Я рада, что у тебя все прошло замечательно.

— Более чем, — Костя облокачивается об стол, подается в мою сторону. — Мне сделали предложение.

— Руки и сердца? — шучу, склонив голову набок.

— А ты в хорошем настроении. Меня пригласили пройти стажировку в Нью-Йорк с последующим трудоустройством. Конечно, пару лет придется побыть рядовым врачом, пока буду подтверждать диплом, но главное, меня ждут.

— О-о-о… Это так неожиданно. Поздравляю! — от души поздравляю Костю, представляя, как он собой горд. Ведь не каждого врача из России приглашают в США для работы.

— Первое время никто золотые горы не обещает, но мы с тобой молодые и полны сил, поэтому обязательно покорим Америку.

— Мы? — переспрашиваю, так как совсем его до конца не понимаю.

— Я все продумал и поговорим с некоторыми людьми. Когда мы переедем, устроим

Свету в сад, а тебя в регистратуру в больницы. Насколько я знаю, английский у тебя более-менее, но перед отъездом ты пройдешь курсы. Как пройдет адаптация, подумаешь, чем хочешь заниматься, я тебя поддержку.

— Постой! Это слишком…

— Да, я спешу, — Костя смеется. — Ведь переезд в США это веская причина выйти тебе, наконец-то, за меня замуж.

— Кость! — строго его одергиваю. Костя замолкает, но улыбка медленно сползает с губ.

— Это все прекрасно, но… я не готова к такому повороту.

— У нас есть полтора года к этому подготовиться. Много бумажной волокиты, но мы справимся.

— Я не хочу никуда уезжать.

— Почему? Это шанс один на миллион, об этом многие мечтают!

— Но не я, — прикусываю губу. — Я не могу так мигом все поменять в своей жизни.

— А что тебя держит в этой стране? Работа? Она не настолько высокооплачиваемая, чтобы за нее держаться. Ксюша? Твоя сестра давно большая девочка, за ней присмотр не нужен. Света еще малышка, она быстрее нас ко всему привыкнет. Я совершенно не вижу причин, которые препятствуют переезду.

— Они есть. Во-первых, ты даже не поинтересовался моим мнением. Все за меня с дочкой решил.

— Соглашусь, поступил эгоистично, — Костя примирительно вскидывает руки перед собой. — Прости. Я действительно был слишком взбудоражен перспективами, что мне и в голову не пришло спросить твоего мнения. Прости.

И я его прощаю, потому что понимаю, что он действует во благо. Предложение действительно заманчиво, от него невозможно отказаться, будучи в здравом уме. И я бы согласилась, предложи Костя переехать в США полгода назад. Замуж за него вышла. Но сейчас… Сейчас не могу. 

От одной мысли, что Свету и Данияра после столь долгожданного воссоединения будет разделять океан, у меня все внутри переворачивается. Если быть совсем честной, я сама не хочу терять то, что есть сейчас между нами. Не хочу вновь оказаться вдали от черных глаз, не хочу терять то будоражащее чувство в груди, которое вызывает только Данияр.

— Во-вторых… — я отвожу глаза в сторону, собираюсь с духом. Делаю глубокий вдох и устремляю на Костю прямой взгляд. — Света встретилась со своим отцом.

— Отцом?

— Да. Так получилось, что мы встретились вновь, и он теперь намерен активно принимать участие в жизни Светы.

— А твоей?

Костя, как всегда, зрит в корень. Он выглядит отстраненным, я бы сказала, что холодным. Держит эмоции все при себе. Не выдерживаю его пристального взгляда,

опускаю глаза, теребя в руках салфетку.

— Ты не ответила на мой вопрос. В твоей жизни он тоже готов активно принимать участие?

— Кость! — в голосе звучит мольба прекратить задавать неудобные вопросы, но мужчина не ведется. 

Он прищуривается. Таким чужим, как сейчас, Костя никогда со мной не был.

Пауза треплет нервы. Костя горько усмехается, крутя в руке вилку. Я взволнованно дышу. Мои первые серьезные отношения закончились не совсем хорошо. Саша и его мама долго не могли меня простить. Костя другой. Он не будет опускаться до мести, но при этом я понимаю, что на роль хорошего друга он не согласится.

— Прости, — выдавливаю из себя.

— За что ты извиняешься? — Костя удивленно вскидывает брови. — Твоей вины нет. Есть те, кто любит, а есть — кто позволяет себя любить. Я отношусь к первым, ты ко вторым.

— Кость… — одинокая слеза скатывается по щеке. Костя улыбается. смахивает ее.

— Не плачь, Кать. Все нормально.

— Мне, правда, жаль.

— Ты слишком близко принимаешь к сердцу ситуацию.

Попытка разрядить иронией и улыбкой обстановку еще больше заставляет меня чувствовать себя виноватой. Когда Костя оказывается рядом, обнимает меня, я утыкаюсь лицом ему в шею. Прячусь. Вдыхаю его запах, понимая, что так близко мы сидим в последний раз. Он гладит меня по спине, слегка качая в своих объятиях, я слышу равномерный стук его сердца, представляя, как ему сейчас больно.

— На свадьбу не приглашай.

— О какой свадьбе ты говоришь? — отстраняюсь, вижу усмешку. — Между нами не настолько все серьезно.

— Но глубоко в душе ты мечтаешь, чтобы все стало серьезно. Пообещай мне, что будешь счастлива, с ним или без него, мне все равно.

— Обещаю, — вымучиваю улыбку. — Ты хороший, Кость. Я недостойна тебя.

— Давай без этих пафосных фраз, они звучат слишком банально. Я уеду в Америку, но знай, что можешь мне позвонить в любое время. А если этот товарищ тебя не оценит, — Костя криво улыбается, сжимая мои руки, — я залечу твои раны, какими бы они глубокими ни были.

Что мне сказать в ответ? Ничего.

Я могу лишь обнять этого человека крепко-крепко и поблагодарить судьбу, что свела меня с ним, дала возможность быть любимой. Но хотелось бы и любить. Пылко, страстно, без оглядки и от всей души.

Данияр будоражит. Волнует. И заставляет грезить о таком, от чего все лицо начинает

через секунду пылать.

— Я пойду. Не хочу, чтобы ты видела мои скупые мужские слезы.

Костя встает, по привычке порывается убрать со стола, но сам себя же одергивает. Я иду за ним следом, пытаясь успокоиться. Не хочу, чтобы Света сейчас начала спрашивать, почему у меня глаза на мокром месте.

Дочка выбегает на шаги, щебечет по поводу того, как ей безумно нравятся новые игрушки. Костя не отталкивает ребенка, не пытается без прощаний сбежать. Он опускается перед Светой на колени, обещает ей из Америки прислать еще игрушки, обнимает. То, что Костя хорошо относится к малышке — к гадалке не ходи, он сразу ее

принял как свою.

— Пока, — шепчу я, стоя посредине прихожей, обнимая себя руками.

— Пока.

Костя мнется, взгляд мечется между мной и полом. Вздыхает и, как перед прыжком, резко распахивает дверь и выходит. Я подхожу, заглядываю в глазок. Он стоит на площадке, не уходит. Стискиваю кулаки, упираясь ими в дверь. Борюсь с желанием побежать следом, остановить.

Нам двоим нужно время, чтобы отболело, потому что, оглядываясь назад, я ничего плохого не могу сказать о Косте. Он самое лучшее, что могло со мной случится после рождения дочери.

Слышу шаги, опять смотрю в глазок. Костя уходит. Не оглядывается, не замирает через ступеньку. Уверенно спускается. Я знаю, что чуть позже ему будет легче, как и мне.

***

Навожу порядок на кухне. Привычные действия притупляют тоску внутри, которая никак не проходит с уходом Кости. Запускаю в ванную Свету, как слышу звонок в дверь. Убедившись, что воды не слишком много, а дочь увлечена игрушками, торопливо бегу к двери. Не задумываюсь над тем, кто бы это мог прийти к нам вечером. Гостей не жду.

Открыв дверь, я вспоминаю о том, что у меня на футболке жирное пятно, а подол слегка мокрый. Волосы небрежно собраны в гульку, о макияже нет и речи. Данияр, а это был он, не спеша разглядывает меня с ног до головы, смотрит в глаза.

— Я тут Свету буду купать, — как-то неуверенно мямлю, отшагивая назад. 

Незваный гость заходит и сразу разувается.

— Хочу в этом поучаствовать. Можно? — иронично выгибает бровь, мне не хватает духу ему отказать. Да и не хочется. Я взбудоражена его внезапным приходом.

— Это что? — глазами указываю на пакет в его руках.

— Сладости, не с пустыми же руками приходить.

Передает мне пакет и как у себя дома направляется в сторону ванной. Света, увидев отца, радостно визжит. Постояв немного на месте и убедившись, что меня никто не требует, я иду на кухню. Ставлю чайник и постоянно прислушиваюсь к хохоту. Похоже, дочь с отцом неплохо проводят время. И внезапная ревность скручивает меня.

— Мама, мама, меня папа купал! — сообщает дочь, когда я появляюсь на пороге ванной.

У меня пропадает голос от шока. Нет, соседей эти двое не затопили, но вот рубашка Данияра напрочь мокрая. Я сквозь ткань замечаю то, на что следует закрыть глаза. Глаза не закрываются. Более того, я не шевелюсь, когда Данияр вплотную подходит ко мне и берет за моей спиной полотенце. Специально или нет, но его дыхание обжигает мое лицо. Я сглатываю, пятясь назад.

Выскакиваю и слышу смешок. Несусь сразу в детскую, чтобы приготовить пижаму для Светы. И когда Данияр заходит в комнату, неся довольную дочь на руках, я почти успокаиваюсь. Рубашка уже не так нервирует.

Перевозбужденная Света не сразу соглашается ложиться спать. Она скачет по кровати, требуя от отца, чтобы тот ее поймал. Тот ее ловит, щекочет, целует, а потом укладывает. На протесты не реагирует, поглаживает малышку по голове. Я не вмешиваюсь, просто стою в сторонке и не дышу. О том, чтобы Свету укладывал отец спать, я когда-то мечтала. Теперь мечта осуществилась.

— Тебе нужна футболка, — замечаю, когда мы вместе выходим с детской, приглушив свет.

— Я могу и без нее, — Данияр лукаво улыбается и начинает расстегивать пуговицы.

— Я не уверена, что это хорошая идея, — отворачиваюсь и сбегаю в свою спальню. 

Он, конечно, за мной идет следом. Помню, что в шкафу где-то лежит новая мужская футболка. Когда-то покупала Косте, но случай ее надеть ему так и не подвернулся.

— У меня есть футболка, размерчик твой, — копаюсь в шкафу.

— Я ее не надену.

— Что? — оборачиваюсь, найдя, наконец, футболку.

— Я сказал, что я ее не надену.

Данияр угрюмо смотрит на меня. Рубашка полностью расстегнута, а я трясу головой,

чтобы не поплыть. Меня бомбит не на шутку.

— Она новая.

— Она ведь его.

Не вопрос, а утверждение.

— Тебя смущает что-то?

Вскрываю упаковку, достаю футболку. Зубами снимаю бирку и подхожу к Данияру. Он часто дышит, грудь ходуном ходит, а я не смею прикоснуться к нему. Боюсь сорваться.

— Я с ним рассталась.

— Я знаю.

— Что? — вскидываю глаза, хмурюсь. — Откуда?

— Видел, как выходил из подъезда.

Данияр был в тот день, когда мы с Костей расстались у моего дома? Эта мысль никак не хотела укладываться в моей голове. Я не верила.

— А ты что делал у моего подъезда?

— Ждал, когда он выйдет.

— Он мог и не выйти.

— Мог. Но вышел. И я дал тебе время привести мысли в порядок, прежде чем прийти к тебе, — Данияр поднимает руку и дотрагивается до моей щеки. — Я безумно ревновал, пока вы были вдвоем.

— Ревновал? — признание Данияра никак не укладывается в голове. — Почему?

— Почему? Ты спрашиваешь почему?

— Да. Спрашиваю.

— Потому что люблю.

— Любишь? — переспрашиваю, чувствуя себя дурочкой.

Вместо ответа Данияр наклоняется и целует меня в губы. Поцелуй выходит осторожный, нежный и какой-то робкий. Так целуются первый раз. Я выдыхаю ему в губы, обнимаю за шею и прижимаюсь к телу Данияра.

Все становится на свои места. Сожаление по поводу Кости сменяется уверенностью в правильности своего решения. Нельзя держать возле себя человека, если совершенно не испытываешь к нему схожие с ним чувства. Я не любила Костю, я была ему безмерно благодарна. Я уважала его, восхищалась, немножко боготворила, но никогда не испытывала к нему тех жалящих чувств, как к Данияру.

Смотрю в черноту глаза напротив и счастливо улыбаюсь. Сама привстаю на цыпочки и целую. Жадно, эгоистично, всепоглощающе.

Отрезвление приходит так же быстро, как я только что опьянела. Упираюсь ладонями в горячую грудь Данияра и отстраняюсь. Он непонимающе на меня смотрит.

— Мне кажется, что мы спешим.

— Итак опоздали на пять лет, — Данияр пытается вновь поцеловать, но я уворачиваюсь. — Что не так? — хмурится.

— Я…

— Кать, — мои руки прижимают к груди. Я чувствую под ладонями как колотится сердце. Не мое. — Чувствуешь? Оно бьется для тебя со Светой и Дариной. Вы заставляете меня жить. Все испытания, которые мне выпали, были даны не просто так. Я на многое по-другому стал смотреть в своей жизни. Хочу каждый день быть с теми, кого люблю. Ведь никто не знает, а будет ли завтра. И пусть ты сейчас меня не любишь так, как я тебя, я сделаю все возможное, чтобы ты полюбила.

— Данияр… — перебиваю я, едва дыша.

Он настороженно на меня смотрит, сразу весь напрягается. Я по глазам вижу, как он боится сейчас услышать, что шанса нет. А шанс есть. Он был всегда, даже когда мы расстались, оба думая, что навсегда. И пусть я сейчас совсем не готова вслух признаться ему о любви, которая подобна подснежнику под снегом, я его люблю.

Не моргаю, не дышу от волнения. Едва справляюсь со своими чувствами, чтобы все же суметь выдавить из себя слова:

— Я хочу видеть тебя, когда засыпаю и когда просыпаюсь…