ФИНАЛ!!! ЭПИЛОГ!
- Малыш… Прости. Я не хотел, чтобы ты об этом узнала. Я реально идиот.
– А спать с другими ты значит хотел?
***
Мой муж предал меня. Растоптал чувства и уничтожил.Теперь для него я официально мертва. Он не подозревает о том, что у нас растет дочь. И не знает главного – теперь я женщина его конкурента. И если захочу – мой бывший потеряет всё...
- Любовь не проходит, Марк. Её убивают. Контрольным выстрелом в сердце.
Измена. Я больше не твоя
Элен Блио
Глава 1
Я сразу понимаю, что прийти сюда было ошибкой. Это не то место, где должны бывать женщины, вроде меня. Тихие, милые домохозяйки, слишком правильные, чтобы оказаться здесь.
Подруга сказала, что это ресторан, но это место явно нельзя называть просто рестораном. Это… что-то другое. Тут танцуют. Тут играют.
И тут очень много мужчин.
Мне становится не по себе. Придётся рассказать о том, что я была тут мужу. Но я не уверена, что Марк оценит мои похождения.
- Алька, что ты зажалась, давай, проходи.
- Дин, я… может, лучше домой поеду всё-таки? Гуляйте без меня.
- Здрасьте! Потолок покрасьте! Аль! Ну ты чего как не родная? Ну я раз в жизни хочу нормально отпраздновать день рождения!
Я всё понимаю, но всё равно не могу. В такие места если и ходить, то только в компании мужа.
Но подруга настойчиво тянет меня внутрь.
- Давай, давай, не порть мне праздник! Пошли! И не переживай, у нас будет вип-комната, нас тут вообще никто не заметит. Ну, если только танцевать не захотим. А мы захотим, - она закатывается смехом, а я еще больше тушуюсь.
Как дикая. Сама себя ругаю за это, но я такая. Домашняя девочка, как любит повторять мой Марк.
Ладно, я же не делаю ничего дурного, да? Я в компании приятельниц, мы просто отметим день рождения.
- Да, у нас в планах танцы, и танцоры, тебе понравится!
Танцоры? На моём лице испуг, а Дина хохочет радостно.
- Боишься, да? Не боись! Прорвемся! Что по домам киснуть? Мужики наши, небось без нас отрываются!
Я не знаю, что делают их мужчины, но уверена, что мой не такой.
- Да, пойдемте уже, Дин, оставь её, если она не хочет… Наш скромняш считает, что это место её недостойно, да, Валентина? – это говорит Римма, она из нас самая старшая, знаю, Римма меня не очень любит, но общаться приходится, потому что я жена Златопольского.
Только она называет меня Валентиной, или Валей, все остальные знают, что я не очень люблю это имя, меня больше нравится Аля.
- Прости, Дин, ладно, я все-таки домой поеду, хорошо?
- А-аль? Ну, пли-из! Ну, хоть на часик! А? Ну, мне не удобно, ты подарок подарила, и…
- Извини. Я закажу такси.
- Не спеши, Валюша, зайди, посмотри, это не твой Ма-арик там отрывается?
Тон Риммы насквозь пропитан ядом. Смотрю на неё и не понимаю – зачем она так? Почему у человека эта вечная потребность сделать другому гадость? Мне становится совсем не по себе. Зачем я вообще согласилась пойти с ними?
- Мой Марк в командировке. Всего хорошего.
- Неужели? А по-моему, это он. Ну, глянь?
Наверное, до конца жизни я буду ругать себя за то, что сделала это. «Глянула». Как она и просила.
Прохожу вперед, поднимаю голову глядя туда, куда показывает Римма.
И цепенею. Просто застываю. И, кажется, сердце перестаёт биться.
Марк, мой любимый муж, сидит на диване, с ним две блондинки. Он смотрит на одну, улыбается ей, потом наклоняется и… целует её в шею, а вторая тем временем запускает руку под его рубашку, расстегивая пуговицы.
Да, это мой Марк. Именно он. Тот, кто называл любимой и единственной, кто давал клятвы верности, говорил, что я такая одна. Это мой муж. Именно он. Сдержанный, серьёзный, педантичный, брезгливый и чрезмерно чистоплотный. Это он сейчас сидит там. С двумя полуголыми девицами.
Меня накрывает. Голова кружится, перед глазами туман.
Мне надо уйти. Немедленно. Уйти, и потом спокойно подумать, что делать. Наверное, это правильно. Увы… Римма так не считает.
Она хватает меня за руку, вытаскивает вперед к танцполу, туда, где меня точно может увидеть муж, машет ему и орет.
- Златопольский! Ау! Ты никого не забыл?
Я в ступоре, просто не думаю о том, что могла бы вырваться и сбежать. Всё это длится считанные секунды.
Можно было бы надеяться на то, что в грохоте музыки Марк не услышит её, но одна из его спутниц замечает, как Римма размахивает руками. Толкает Марка в бок, и кивает, указывая на нас.
Я всё еще не верю до конца. Может, Римма все-таки ошиблась? Может и я ошибаюсь?
Нет. Сердце замирает, превращаясь в кусок льда. Этот мужчина на диване, который только что ласкал других женщин – мой муж, мой Марк, единственный, любимый…
Тот Марк, которому я собиралась сказать о том, что жду ребёнка.
Отталкиваю Римму, бегу к гардеробу, лихорадочно ищу в сумке номерок. Не замечаю ничего вокруг.
- Аля… я… блин… какая-то хрень. Ты извини…
Голос Дины кажется таким чужим, странным. Что ей ответить? Я и сама не знала, что встречу тут мужа?
Мне выдают мою шубку, но внезапно знакомая мужская рука ложится на золотистый мех.
- Я помогу.
Меня трясёт, я не знаю, что теперь будет. Не знаю, как посмотреть ему в лицо. Это он меня обманывает, а кажется, что во всем виновата именно я!
- Ты что тут делаешь? – он на самом деле спросил? Голос жесткий как сталь. Он никогда так со мной не разговаривал. С другими людьми – да. Даже с собственной матерью. Со мной – нет.
Беспомощно поднимаю голову, чувствую, как из глаз вот-вот покатятся слезы.
Его взгляд суровый, такой чужой. Непроницаемый. Я словно язык проглотила, не знаю, что ответить. Стыдно сказать, но я до сих пор немного боюсь его. Мы ведь женаты всего полгода, знакомы почти год.
Да, он мой муж, и он меня любит, но…
Любит. Я думала, что любит, а оказывается...
- Одевайся, домой поедем.
- Я… я могу сама… тебя ждут. – выпаливаю не подумав, а он усмехается.
- Предлагаешь мне остаться и закончить тут? Хорошая жена.
Слезы катятся по щекам.
- Успокойся, малыш, это недоразумение. Поехали домой.
Его мягкий тон, нежность, которая появляется в глазах, теплые руки, помогающие надеть шубку.
- Спалился, Златопольский? Что, вип-комнату западло было взять, да? – Римма, появляется как чёрт из табакерки, на её лице такая неподдельная радость, что меня мутит. – или тебе по кайфу, чтобы вся Москва знала, что ты при живой жене всё что движется имеешь?
- Рот закрыла! – он поворачивается, и у меня ощущение, что он сейчас ударит её.
- Ой, боюсь, боюсь! Ладно, я рада, что удалось твоей овце малолетней глаза открыть на твои похождения. Хотя я уверена, она поймет - простит. А ты продолжишь залезать на всех подряд.
С трудом понимаю о чём она, но всё-таки до меня доходит. Меня специально сюда привезли. Они знали, что тут будет Марк, что он будет не один. Зачем они это сделали? Я же считала их подругами.
- Пошла вон, шалава, - рычит на Римму Марк, но она не унимается.
- Извини, Валюха, ничего личного. Хотелось тебе, дуре глаза раскрыть. Надоело слышать – «мой Марик меня любит, мой Марик самый лучший» - шлюхан твой Марик, каких мало. Ты бы к доктору сходила, как бы заразу не принёс! Кстати, у него и со мной было, и до вашей свадьбы, и после.
Почему-то эта фраза меня добивает, я сгибаюсь пополам и меня рвет прямо на мраморный пол холла…
Глава 2
- Успокоилась? – он умывает меня ледяной водой. Тушь потекла. Я выгляжу ужасно жалкой. Смотрю в отражение и не знаю – что дальше?
Все сломалось вот так. В один момент.
Зачем я сюда приехала?
Я бы жила дальше в счастливом мире полном розовых пони.
Любящий муж, который сдувает с меня пылинки, бережёт. Мечтает о том, что я рожу ему дочку, такую же красивую как я…
Если я такая красивая, то почему он там, с этими двумя? Зачем?
- Возьми полотенце. Так, давай я сам. – он видит мою беспомощность.
Вытирает меня, как маленькую. Внезапно я понимаю – он как и я в шоке. И он не знает, как себя вести со мной.
Он, Марк Златопольский, мега-успешный бизнесмен, богатый, умный, не знает, что делать!
И я не знаю.
Мы оба растеряны. Нас обоих подставили. И нам обоим тяжело.
Только вот меня предали, уничтожили мою веру в чувства.
А он сам стал предателем, лгуном.
- Поехали домой.
Я послушно иду за ним. С ужасом представляя, что сейчас мы выйдем, а в коридоре стоят Римма, Дина, другие, его блондинки. Свидетели моего позора.
Мне стыдно. Да, да! Мне стыдно! Я жена, которой изменяют! Я дурочка, овца – Римма правильно сказала – которая верила своему мужу.
К счастью, в коридоре никого нет. А может, это Марк позаботился о том, чтобы всех убрали с нашего пути. Он кому-то писал, я видела.
Внедорожник Марка стоит у входа. Водитель открывает дверь.
Марк помогает мне сесть, сам тоже устраивается сзади. Обнимает меня.
Я цепенею. Его прикосновения впервые за все время мне не нравятся. Не хочу его рук на своем теле. Но и убрать не могу.
Я… я боюсь его.
С ужасом понимаю, что ведь я, наверное, совсем не знаю его?
У меня ведь даже в мыслях не было, что Марк может… с кем-то другим.
- Пить хочешь?
Что? Он спрашивает, хочу ли я пить? Серьёзно?
Я смотрю не понимая, это нормально, да? Уничтожить человека и спрашивать, не испытывает ли он жажду?
- Воду будешь, Аль?
Вздрагиваю, судорожно всхлипываю, пытаясь дышать.
- Тише, тише, малышка…
Как он может так называть меня, после всего?
Закрываю глаза. Господи, можно всё это будет просто сон?
Я действительно сплю. Просыпаюсь от того, что Марк пытается вытащить меня из машины.
- Я сама.
- Успокойся, я тебя отнесу.
- Не надо.
- Аля, я сказал, успокойся!
Я подчиняюсь, позволяю взять себя на руки. Даже держусь за его плечи, понимая, что так будет проще. Ему. Нести меня. Я не такая уж худенькая. Не тощая как модели селедки, или те дамочки, которые были с ним. И не как Дина и Римма, которые постоянно хвастаются, что могут влезть даже в нулевой американский. Это как пропуск в мир изящества. Мне его никогда не получить. А из-за беременности меня вообще, наверное, жестоко разнесет.
Дом открывает охранник и сразу уходит.
Марк сажает меня на банкетку в холле. Опускается передо мной на колени, снимает ботильоны. Неожиданно утыкается в мои колени, втягивает носом запах, сжимает бедра.
- Малыш… прости меня. Я… я не хотел, чтобы ты узнала. Я реально идиот.
Не хотел, чтобы я узнала? А… а спать с другими женщинами хотел?
- Аля, правда, прости.
- Зачем? – меня хватает только на то, чтобы выдавить из себя одно слово.
Зачем?
Марк поднимает лицо, смотрит внимательно.
- Пойдем спать. Утро вечера мудренее. Поговорим завтра.
Спать? Он… он собирается со мной спать?
Видимо на моем лице такой ужас, что он отводит взгляд. Потом ухмыляется.
- Если хочешь, я лягу в гостевой. Только, честно ли это, малыш? Я ведь и раньше это делал, а потом приходил к тебе. Просто тогда ты не знала. Так что, считай, ничего не изменилось.
Ничего не изменилось? Он серьезно? Я смотрю на него, понимая, что, наверное, взгляд у меня как у подстреленной лани. Марк иногда говорил так…
- Прости, - голос глухой. – я буду в гостевой.
Он уходит.
Я поднимаюсь в спальню. Сажусь на кровать. Машинально стягиваю платье. Чулки. Мне срочно нужно в душ. Необходимо.
Залезаю в кабинку, включаю воду, горячую настолько, чтобы вытерпеть, хватаю мочалку, гель и начинаю тереть себя. Сначала спокойно, потом сильнее, еще сильнее. Словно так можно стереть грязь, в которую превратили мою жизнь.
Остервенело деру кожу, не осознавая, что местами реально царапаю жесткой мочалкой чуть не до крови, реву, захлебываюсь слезами. Перед глазами то, что увидела там.
Марк, развалившийся на диване, целующий блондинку в шею. Его губы, которые я так любила на коже другой женщины! Его тело трогала другая.
Какая мерзость, грязь, фальшь…
Не сразу понимаю, что происходит, створки кабины распахиваются, чувствую руки Марка. Он ругается, чертыхается, хватает душ, делая воду ледяной, обливает меня. Я ору как потерпевшая.
Муж вытаскивает меня из-под воды, ставит на ковер, оборачивает полотенцем. Берет на руки, несет в спальню.
Садится на кровать, держит меня как ребенка, укачивая.
- Тише, маленькая, тише… все хорошо, всё будет хорошо, моя любимая девочка, родная…
Что он говорит? Как он может вот так говорить?
Мне так больно. Я как сломанная вещь. Бабочка, с крыльев которой безжалостно стёрли пыльцу…
- Аля… Посмотри на меня. – голос глухой, какой-то… больной, запутавшийся, потерянный.
Что он испытывает? Зачем так поступил? Чего ему не хватало?
Не хочу смотреть, не могу…
- Аля, посмотри. Посмотри!
Он рывком поднимает к себе моё лицо. Мгновение, и его губы обрушиваются на мои…
От неожиданности я приоткрываю рот, впуская его. Только потом понимая, что он вот этими губами… а теперь меня.
Ужасно. Противно. Мерзко.
Верчу головой, отбрыкиваюсь, пытаюсь увернуться, но он не даёт. Держит крепко. Он сильный мужчина. Высокий, крепкий. Не позволяет себе расслабиться, постоянно ходит в зал. Вообще очень следит за собой. С юности. Рассказывал, что был прыщавым, страшненьким юнцом, которого красивая девочка отшила, сказав, что с таким уродом общаться не станет. Это стало стимулом. Не знаю, почему я сейчас об этом думаю, совсем не время. Наверное, просто мозг пытается отвлечься, чтобы не сойти с ума.
Не могу дышать, мычу, стучу кулачками по его груди, пытаясь отпихнуть.
Отрывается на мгновение, чтобы вздохнуть, я отворачиваюсь.
- Не надо, пожалуйста.
- Нет, дорогая, как раз надо. Надо.
Марк опрокидывает меня на кровать, и мне становится страшно. Он же не собирается? Нет!
Он не должен! Только не так не после того, как я…
Вырываюсь, отбиваюсь, пытаюсь защитить свое, последнее, то, что еще, наверное, осталось. Достоинство.
- Марк, пожалуйста…
- Тише, успокойся, прекрати.
- Марк… не надо… ну пожалуйста!
Шепчу, реву, трясусь в судорожной дрожи утопая. Голова кружится. Боюсь отключиться. Если он сделает это со мной сейчас, как я буду жить потом? Как?
- Девочка моя, сладкая, нежная, тише, всё хорошо… всё будет хорошо.
Он целует меня, стягивая полотенце, и я уже понимаю, что проиграла. Ничего я не сделаю. Я могу сопротивляться, но это бесполезно.
Он всё равно возьмёт своё. Возьмёт то, что не получил там, в ресторане…
Но это не значит, что я согласна, что я готова.
- Марк, не делай этого, прошу тебя. Очень прошу. Пожалуйста. Не сейчас. Не так… - шепчу, повторяя как молитву.
Услышь меня, любимый, пожалуйста! Ты и так сделал мне больно, очень больно! Пожалуйста, не надо делать еще хуже. Я не смогу тебя простить потом, не смогу.
Бесполезно. Слезы катятся по щекам. Острая боль прорезает всё тело. Она не физическая, нет. Физически мне не больно. Мне… мне никак. Я ничего не чувствую. Эмоционально я просто убита.
Тихо плачу. Плачу все то время пока мой муж делает это.
И как жить дальше?
Не знаю, как долго это продолжается. Мне так плохо, что я просто проваливаюсь в небытие. Не думаю. Глаза закрыты. В губы он меня больше не целует. Его жадный рот на моей шее. Делает то же, что делал там, с блондинкой.
Тошно. Мутит. Кажется, снова вырвет. А может быть и нет. Кажется, я уже совсем отупела от боли, которая давит сердце.
- Аля… посмотри на меня.
Смотрю. Не вижу. Не вижу того Марка, с которым познакомилась когда-то, которого полюбила. Совсем чужой, страшный мужчина сейчас со мной.
- Аля, мы поговорим утром, слышишь? Ты… - он явно хочет еще что-то сказать, но просто тяжело вздыхает. – Спи.
Спать? Как после этого спать?
Он встает, идёт в душ. Я тоже встаю. У меня своя ванная комната. Снова иду туда. Смываю с себя следы его проникновения и с ужасом замечаю кровь…
Нет! Не может быть! Я… я жду ребенка! Я не могу…
Закрываю рот ладошкой и реву беззвучно.
Как неожиданно и страшно может рухнуть вся жизнь.
Глава 3
Мне казалось, я не усну. Или просто закрою глаза и умру.
Но я проваливаюсь в сон, да еще и со сновидениями. Мне снится наша свадьба.
Я в роскошном платье, испуганная, потому что неожиданно узнала сколько оно стоит и мне страшно.
Мой жених, который смотрит на меня так, словно я самая желанная конфетка, которую он вот-вот стащит с полки.
У нас с Марком ничего не было до первой брачной ночи и это тоже пугало.
Я не знала, чего ждать. Ну… почти, не совсем же я дикая.
Сон сменяется. Я в клинике, он со мной. У меня на руках крошечная девочка, а Марк плачет. Серьёзно! Невозмутимый Златопольский. Робот Марк как называет его лучший друг Адам Агдамов. И плачет!
А потом я просыпаюсь и понимаю, что уже утро. Кладу руку на живот.
Я все еще беременна или уже нет? И что в моем положении лучше?
Мне не хочется подниматься с постели. Но, наверное, надо.
И еще надо собирать вещи. Тут я точно не останусь. И с Марком не останусь. Мне нужен развод. Голова кружится, подташнивает.
Умываюсь машинально, в душ не хочется, уже была вчера, два раза. Теперь эта душевая кабина вызывает не лучшие ассоциации. Заставляю себя все-таки залезть, крови вроде бы нет, но все равно страшно.
Надеваю джинсы, толстовку – откопала на дне шкафа свои старые вещи. Носила еще тогда, когда была простой студенткой и даже не невестой золотого магната Марка Златопольского.
Надо спуститься вниз, в столовую, хотя бы выпить воды. Но я боюсь. Боюсь столкнуться с мужем, с нашей экономкой, или горничными. Они, конечно, стараются держаться так, чтобы их не замечали. Но скорее, когда дома муж. Когда его нет и дома я одна мне кажется им по барабану мешают они мне или нет. Знают, что жаловаться я не буду.
Собственно, почему я должна кого-то бояться? Пока ведь я здесь хозяйка? Или, скорее, наоборот. Я уже тут не хозяйка, поэтому мне фиолетово.
В столовой никого. Странно. Марк же сказал, что мы поговорим? На телефон тут же приходит сообщение.
От него.
Раньше я думала, что миллиардеры мессенджерами не пользуются, или у них есть свои каналы связи. Может и есть, но за полгода брака я так о них и не узнала. Он пишет мне в обычном приложении, которое есть у каждого.
«Доброе утро. Я знаю, что ты проснулась. У меня несколько встреч, которые я не смог отменить. Буду поздно».
Что? Он… он серьёзно?
В ступоре смотрю в телефон. Читаю еще раз. И еще.
После того, что было вчера он считает, что может отправлять мне подобные сообщения?
Я падаю на стул, опускаю руки. Как так-то?
Неужели он настолько бесчувственный, эмоционально нищий, что не понимает, что сделал вчера?
Или… ему всё равно?
Неужели Марк на полном серьёзе думает, что после вчерашнего я просто отряхнусь и буду жить с ним дальше?
Главное. Что я и сама чувствую себя эмоционально опустошенной. Я должна рвать и метать, крушить все в ярости, закатить истерику, скандал…
А вместо этого я сижу на краешке стула, как бедная родственница и боюсь сделать лишний шаг.
Правы мои так называемые приятельницы. Я просто овца…
Или все-таки нет?
Закрываю глаза. Закрываю лицо руками. Хочется спрятаться от всего мира.
И в голове набатом – за что? За что?
Он ведь сам мне говорил, что я необыкновенная, что я не похожа на других, что я его чудо неземное, что он и не мечтал встретить в Москве, в двадцать первом веке такую чистую, невинную девочку!
Зачем же он вот так втоптал меня в грязь?
Он мне изменил, да, возможно не именно вчера, но раньше – точно! Сам подтвердил своими словами. И то, что ляпнула эта гадкая Римма – он же не сказал ничего в своё оправдание? Значит, было?
Мерзость.
А еще… он меня… вчера он взял меня силой, я не хотела ничего. Я просила оставить меня – он не послушал. А потом встал и ушёл, мало того, после вернулся и лег рядом, как ни в чём не бывало.
И теперь вот – я на встрече, буду поздно?
- Валентина Ивановна, завтрак подавать?
Я подскакиваю от неожиданности, смотрю на экономку, Юлию Сергеевну растеряно.
О чем она? Какой завтрак?
Господи… неужели для кого-то продолжается обычная жизнь?
Понимаю, что щеки покрываются пятнами. Я обычно не так стремительно краснею, но тут…
Знает ли экономка о том, что произошло вчера? О том, что мой муж мне не верен, о том, что я такая глупая, даже не подозревала о его двуличии?
- Вам нужно поесть, вы очень бледная… и Марк Аркадьевич попросил за вами последить.
- В каком смысле? – выпаливаю, не успевая подумать.
Она удивленно поднимает бровь.
- Последить, чтобы вы поели, конечно. Ваша любимая пшенная каша раковыми шейками по рецепту из «Живаго», сырники безглютеновые, если хотите, могу заказать повару блинчики.
Он просил следить. Просто так? Или сказал – вчера моя жена поймала меня на измене и может вести себя неадекватно?
А я могу? Или…
Я же скромная, милая, послушная Аля.
Овца…
Внезапно ненависть так захлестывает, что становится страшно.
Я не овца! Я еще докажу ему, всем им докажу! Никакая я не овца!
- Не надо блинчиков. Кашу. Кофе. Кофе я приготовлю сама.
- Валентина Ива…
- Я сказала – сама!
Она явно не ожидает от меня резкости.
Встаю, иду на кухню.
Кухня в этом доме как в ресторане, огромная. И работает на ней настоящий повар.
Когда-то я мечтала, что буду сама готовить любимому завтрак, вставать пораньше, бежать на скромную кухоньку, печь оладушки, или варить кашу, или готовить настоящий континентальный завтрак как в отелях – с прожаренным, вкусно пахнущим беконом, глазуньей, свежими овощами, фасолью и сосисками…
Марк перед свадьбой так загадочно улыбался, когда я рассказывала о своих мечтах. О том, как принесу ему кофе в постель. Или он принесет его мне.
А потом, после свадебного путешествия мы переехали в этот дом, и я поняла, что на кухню меня просто не пустят...
Повар и помощница смотрят на меня изумленно.
- Вали-ентина… - шеф у нас настоящий француз, готовит божественно. Но иногда так хочется обычного борща…
- Я хочу приготовить себе кофе. Сама.
Не обращаю внимания на их изумленные физиономии. Включаю чайник.
- Где кофе? Зерна? Кофемолка?
- Кофемолки… нет… кофемашина сама всё делает.
- Мрак. В доме нет кофемолки. – я вроде бы не нарочно так говорю, но вижу, их напряженные лица, они переглядываются.
- Извините, минуту…
Помощница повара достает откуда-то довольно старую кофемолку, потом пакет с зернами. Этот кофе с плантации моего мужа. Да, да, у него есть своя кофейная плантация.
Чёртов буржуй.
Понимаю, что меня опять накрывает.
Я его ненавижу!
Вот сейчас, в эту секунду! Люто ненавижу и никогда не прощу!
Глава 4
Засыпаю зерна в кофемолку. Ненавижу!
Две минуты визга и хруста. Ненавижу!
Его бы так перемолоть!
Ненавижу, ненавижу, нена…
Боже, дай мне сил.
Ищу чашку. Не маленькую, изящную, фарфоровую, в которой нам подают кофе горничные. Нет. Хочу большую, огромную кружку!
Вижу такую на одной из полок.
- Это чья?
- Моя, - говорит помощница, и тут же осекается, - то есть… берите, конечно.
- Нет, спасибо. Больше таких больших нет?
- Есть, новые, целый набор. Принести?
- Да, пожалуйста, - вежливость никто не отменял. Хотя, наверное, все эти люди, как и все друзья моего мужа уверены, что он нашел меня на помойке.
Ага, всех бы на такой помойке находили! Моя бабушка, между прочим, писатель, автор детективов, а еще сценарист-документалист. Папа был переводчиком, мама лингвистом. Родителей уже нет, бабуля, к счастью, жива-здорова.
Помощница – я ведь даже не знаю, как её зовут! – ставит передо мной кружку, которую достала с дальней полки, и сама сполоснула в раковине.
Две ложки с горкой. Кипяток прямо из чайника. Кофе по-польски, так называет его бабуля.
Мой самый любимый кофе. Чуть разбавляю холодной водой из фильтра.
Беру чашку и иду в столовую. Интересно, они расскажут об этом Марку?
Да, собственно, мне уже плевать. Ведь, да? Плевать же?
Сердце гулко ухает. Щемит.
Больно очень.
Когда на самом деле любишь потом очень больно.
- Валентина Ивановна, ваш завтрак, пожалуйста. Что-то еще нужно?
Собственно, да. Мне не улыбается сидеть тут, в столовой. Не хочу.
- Поднос дайте, пожалуйста.
- Поднос? Вы хотите, чтобы я куда-то отнесла…
- Я хочу отнести сама. Можно мне поднос?
Она растеряна.
Конечно, ведь она еще не знает, какой у меня статус. Я все еще любимая жена, за которую Марк глотку порвет, или я брошенка, о которую он будет вытирать ноги, поэтому и прислуге со мной не стоит считаться.
Хм. Вытирать ноги… Пусть только попробует!
Беру поднос из рук экономки, ставлю тарелку с кашей, сырники, кружку кофе. Иду в спальню.
Да, красиво будет мне сейчас навернуться, и вылить черный кофе на белоснежный ковер, которым накрыта лестница…
Но мне везет. Я дохожу до нужной комнаты без проблем. Ставлю поднос на пол, открываю дверь, захожу, закрываю за собой.
Отношу свой завтрак на подоконник – они тут огромные, я люблю на них сидеть, и Марк даже разрешил мне оборудовать один, когда я сказала, что хочу ждать его каждый день сидя у окна.
Боже, неужели я была такой голубой дурой? Наивной до тошноты?
Может…
Может поэтому он и пошёл налево? За острыми ощущениями? Потому что со мной ему было пресно? Скучно, однообразно…
Конечно, скучно. Ничего не умеющая в постели наивная влюблённая девчонка. Готовая отдать ему все и сразу. В глаза заглядывающая, и в рот…
Господи, Аля… Что же ты сама с собой-то сотворила! Ты позволила превратить себя вот в это существо!
Нет, Марк, конечно, та ещё сво… Но я! Я сама-то чем думала? И как? Да, я, конечно, мало что знающая, наивная, невинная девчонка. Но не до такой же степени!
Глотаю обжигающий кофе, частички которого застревают в зубах. Есть не хочется. Совсем.
И тут я вспоминаю о ребёнке, которого, возможно, еще жду.
Ребёнок. Малыш. Мой малыш! Или малышка… да, да, маленькая принцесса о которой я мечтала!
Стоп. Можно ли мне пить кофе, если я беременна? А голодать? Это точно нельзя! Я должна хорошо и правильно питаться!
Так…
Холодный пот прошибает. Ребёнок.
Если я собралась уйти от мужа, то мне надо скрыть от него беременность. Если он узнает о ней, то…
Если он узнает, он меня никуда не отпустит. Или заставит отдать ему малышку. Разве я смогу?
И что делать?
Мысль о том, чтобы избавиться от ребёнка просто убивает. Этого я точно не буду делать! Ребёнок мой, и только мой! А муж…
Мужей у меня может быть сколько угодно! И плевать, что Златопольский магнат, один из самых богатых людей страны. Плевать.
Я справлюсь. Я смогу!
Я не овца!
Заталкиваю в себя кашу. Вкусно, но вкуса я сейчас не чувствую от слова совсем.
Что делать? Что?
Да просто взять и уйти!
Вот так просто, собрать вещи… Хотя, что мне собирать? Дорогой шмот, которым меня муж задаривал я брать точно не буду. Все эти вещи я принимала только потому, что боялась не соответствовать. Понимала, что по статусу жены Марка Златопольского я обязана носить все эти брендовые, очень дорогие, привезенные из Парижа и Милана, или сшитые на заказ вещи.
Да, что-то из этих вещей мне очень нравилось. Многое я выбирала сама, по своему вкусу. Когда Марк понял, что у меня со вкусом все в порядке – стал мне доверять.
Только вот все это хорошо тут. В этой жизни. В жизни элитного общества.
Когда я от мужа уйду мне все это даже носить будет некуда.
Драгоценности? О, да, что-что, а золото и бриллианты муж выбирать и дарить умеет. Даром что ли он такую фамилию носит?
Вот только, опять же, это все носится среди определенного круга. Вряд ли обычные люди оценят элитные украшения.
Взять, чтобы продать? Нет уж.
Я выходила замуж не за деньги, не за статус.
Я действительно полюбила Марка.
А не вот это вот всё.
Я не бессребреница, нет, но и не меркантильная сучка. Я пришла в этот дом с пустыми руками, и так же уйду.
Пусть подавится. Брачный контракт мы подписывали, и я знаю, что мне в принципе даже что-то светит. Но… Пусть подавится. Пусть отдаст на благотворительность.
Или на шлюх потратит. Пофигу.
Благо мне есть куда уходить! Бабушка!
Надо было, конечно, ей позвонить, но я не хотела, чтобы она волновалась, лучше расскажу при встрече. Просто сообщу, что приеду в гости.
Собираюсь быстро – собственно, мне ведь действительно нечего брать!
Осталась в тех же джинсах и толстовке. Жаль, что сумки нормальной нет, но ту, которую возьму – любимый бренд всех гламурных девочек, с ценником в сотню-другую средних зарплат по стране – потом верну.
Шубу тоже верну, но больше мне просто не в чем выйти.
Стою на пороге, доставая удобные угги, которые купила, чтобы гулять во дворе, и слышу шаги.
- Валентина Ивановна, вы далеко?
Так, интересно, что за странный вопрос? Юлия Сергеевна старается держать лицо, но вижу – нервничает.
- А что? Я хочу погулять.
- Марк Аркадьевич просил не выпускать вас с территории.
- В смысле? – сердце начинает колотится с удвоенной скоростью.
То есть он меня под домашний арест посадил? Или… как?
- Если вы хотите погулять вокруг дома, то всё в порядке, а если собираетесь выехать, то… лучше этого не делать. Охрана вас все равно не выпустит.
Эта информация просто добивает.
То есть я теперь еще и его пленница?
Достаю телефон, который хочется разбить об стену, потому что там горит только что доставленное сообщение.
«Любимая, не нужно никуда убегать, я вернусь вечером, и мы поговорим».
Я не выдерживаю, меня начинает колотить, истерика подкатывает. То есть он на полном серьёзе меня будет держать?
Набираю его номер. Не отвечает. Летит сообщение-бот – извините, сейчас я не могу и бла-бла-бла…
Чёрт, чёрт!
Хочется выругаться смачно, но Юлия стоит и смотрит. Бросаю в неё взгляд, полный ненависти, хотя она точно ни в чем не виновата.
- Я погуляю к вольерам. Это можно?
- Да, с этим нет проблем. Только оденьтесь потеплее, там морозно. К Новому году обещают потепление, но пока…
Да, Новый год. Я совсем забыла. Еще несколько дней и будет праздник.
Праздник, которого я так ждала. Хотела подарить любимому самый главный подарок – сообщить о ребёнке…
Выхожу, хлопнув дверью.
Слезы тут же стынут на морозе.
Что делать? Я не могу и не хочу оставаться тут! Как мне быть?
Глава 5
Я решительно иду к вольерам с собаками.
Овчарки, алабаи, доберманы и хаски. Огромные, сильные, красивые.
Одни сторожат дом, другие просто нравятся хозяину. Марк познакомил меня с собаками сразу, сказал, что они должны знать и помнить хозяйку. Мы любили приходить сюда вместе, играть с хаски, и с алабаями – у них как раз появились щенки.
Мы любили… сейчас я думаю – насколько Марк был искренен со мной? Что в нашей жизни вообще было правдой? Где он не лгал?
Снова слезы застилают глаза. Если он обманывал, когда мы были вместе, когда он целовал, повторял как ему хорошо со мной…
Да что я за дурочка такая! Конечно, именно тогда он и лгал!
Если бы говорил правду, то не стал бы… заниматься этим с другими!
Зачем он вообще женился на мне?
Вспоминаю, как рассказала о нашем знакомстве бабушке, она покачала головой.
- Девочка моя, такой мужчина… Надо быть осторожной.
- Ты считаешь, что мне не стоит с ним общаться?
- Я считаю, что стоит быть осторожной.
Я старалась, правда, очень старалась! Но…
Мне, обыкновенной девушке, студентке, не просто было устоять.
Да, в то время Марк был… как это модно говорить – плейбоем. Завидный холостяк. Молодой, богатый, свободный. Я как-то даже читала о нём в модном журнале. Мне потом рассказывали - та же Дина - что за ним просто охота шла. Реальная охота. Молодые девицы вставали в очередь. Модели, начинающие актрисы, разные… модные блогерши, певицы, просто красивые девушки из состоятельных семейств.
А он выбрал меня.
Мы познакомились случайно. Я попала под сильный ливень, спряталась под козырьком дорогого модного ресторана. Девушка, работавшая там – я потом узнала, что их называют хостес – пыталась меня прогнать. А Марк как раз выходил из этого заведения, увидел меня…
Мне было всего девятнадцать. Только окончила первый курс. Промокшая насквозь, так, что сарафан прилип к телу, я чувствовала себя голой. Я думала, что выгляжу ужасно. Марк набросил на меня свой пиджак.
- Не нужно, я его испорчу, я вся мокрая.
- Мокрая везде?
- Да… - я даже не поняла тогда, о чем он спросил…глупышка.
- Чёрт… как интересно. – он смотрел так… горячо! Я смутилась, покраснела…
- Спасибо, но мне надо идти…
- Ты замерзла, тебя нужно согреть. Пойдем со мной.
Он завел меня в ресторан. Потребовал отдельную комнату. О чем-то переговорил с управляющим, и через несколько минут мне принесли пакет с сухой чистой одеждой.
- Переоденься.
- Спасибо, не нужно, сарафан почти высох.
- Переоденься, заболеешь.
Он сказал это и встал, скрестив руки. Я опять залилась краской до ушей.
- Вы… так и будете смотреть?
- А ты на это рассчитываешь?
- Я? – я даже не догадывалась, что он имеет в виду.
Сейчас только понимаю, насколько была наивной. Нет, конечно, он потом всё объяснил, извинился передо мной.
Меня снова тошнит. Не из-за беременности, нет. Из-за собственной глупости.
Я должна что-то делать. Но что?
Если Марк посадил меня под домашний арест, как я могу уйти?
Бабушка! Я должна позвонить ей, но…Но я не могу рассказать ей обо всем по телефону. Как мне быть?
- Алло, бабуля, привет. – стараюсь говорить спокойно.
- Что-то случилось, детка? – она всё равно чувствует.
- Всё хорошо. Мне… просто мне нужна помощь, родная…
Семь вечера. Я жду.
Сердце то останавливается, то несётся словно бурный поток с горы.
Не знаю, что будет со мной, когда я его увижу. Просто не знаю.
Мне надо сдержаться. Надо постараться. Если я хочу сохранить себя. Если я хочу выжить.
Нет, конечно, ничего такого он мне не сделает. Наверное. Я надеюсь. Я все-таки хоть немного успела его узнать.
Хотя в свете того, что реально узнала вчера – над моими знаниями только посмеяться, да?
Он был таким влюбленным! Внимательным! Нежным!
Я ведь и подумать не могла!
Дура…
Господи, какая же я дура!
Стоп, хватит, Аля. Хватит себя винить, ругать, хватит волосы рвать на голове. Если хочешь нормально выбраться из всего этого – надо успокоиться.
Успокоиться, чтобы встретить врага лицом к лицу.
Врага. Да, сейчас я воспринимаю его именно так. И мне очень больно. Просто дико.
Болит. Жилы выкручивает.
Я его так любила, а он…
Восемь вечера. Сижу в гостиной на диване, поджав ноги, пялюсь в камин. Он не горит. Пустой камин - черная дыра.
В моей груди сейчас вот такая же дыра. Размером с солнечную систему…
Домработница сообщает, что готова подавать ужин.
Кому? Мне?
Телефон оживает. Опять сообщение. Он что, боится мне позвонить?
«Дорогая, я буду позже, ужинай без меня».
Ненавижу!
Стоп… Спокойно.
Выдержка. Вот что мне нужно сейчас. Поэтому улыбаемся и машем!
Нет, улыбаться не очень получается. Просто говорю:
- Накрывайте. Только для меня.
- Хорошо.
Иду в столовую. На мне все те же джинсы, толстовка. Наверное, надо было переодеться, но я не могу себя заставить надеть вещи, которые висят в шкафу. Они чужие.
В столовой на стене огромная плазма. Мы никогда не смотрим телевизор. Очень редко – какие-то фильмы. Чаще всего Марк включает плейлист, и мы наслаждаемся видами океана, белоснежных песчаных пляжей, или просторов Антарктики, или Альпами.
Беру пульт, переключаю каналы. Случайно натыкаюсь на новости – показывают кадры с экономического форума, и я вижу своего мужа.
Марк Аркадьевич Златопольский.
Он серьёзен, собран, в строгом костюме. Что он говорит не слышно – дикторский голос перекрывает, но явно что-то очень важное, значительное. Его слушают такие же строгие бизнесмены, хозяева жизни.
У меня дрожат губы. Он такой… красивый!
Еще вчера я обязательно посмотрела бы, нашла в интернете всю информацию, гордилась бы Марком. Вечером с восторгом делилась бы своими впечатлениями – какой он молодец, как я его люблю…
Быстро заталкиваю в себя салат.
А вот при виде рыбы меня чуть не выворачивает. Чёрт. Это ужасно. Я знала, что беременные иногда вот так реагируют на рыбу, но была уверена, что со мной этого не будет. И что делать?
- Кроме рыбы ничего нет?
- Есть… стейк, и медальоны из телятины с соусом.
- Медальоны.
- А чем не хороша рыба?
Смотрю на экономку удивленно.
- Я должна отчитываться, почему не хочу рыбу?
Вижу её замешательство.
- Извините, я… мне нужно дать рекомендации повару, вот и все. Возможно, он не будет больше брать форель у этого поставщика.
- Пусть не берет. И вообще. Ненавижу рыбу.
- Но…
- Что? – выгибаю бровь, думая о том, что бабушка не зря таскала меня по театральным студиям.
- Вы любили рыбу…
- Я обманывала. Я люблю мясо. И курицу.
- Хорошо, я распоряжусь, чтобы рыбу не готовили. Хозяин… Марк Аркадьевич её тоже не очень любит.
- Вот и прекрасно.
Неужели прокатило? Ах-ах!
Медальоны ем с особенным наслаждением. И вообще, кажется, я даже готова говорить с мужем.
Я скажу ему, что мне нужен развод! Скажу! Я не согласна принимать его после всяких… Достаточно того, что он сотворил вчера.
Стоп, главное не плакать! И не винить себя в том, что не смогла дать отпор. Это было ужасно, но разве я могла что-то сделать?
Когда говорят, что женщины могут сопротивляться хочется предложить попробовать. Попробовать, когда на тебе туша под девяносто килограмм, одни мышцы, стальные, крепкие, сильные…
Девять вечера.
Опять сижу в гостиной. Моя решимость тает с каждой минутой.
Десять…
Раньше он тоже часто приходил домой поздно. В десять, одиннадцать.
Я слышала:
- Милая, я дома!
И срывалась с места, спешила к нему в объятия.
Пытаюсь вспомнить, выглядел ли он как-то… не так? Пахло ли от него женскими духами? Были ли следы помады? Или еще что-то подобное?
Мне кажется, даже если бы это и было – я бы не заметила.
Господи…
Одиннадцать.
Марк заходит бесшумно, тихо. Но я его чувствую. Просто уровень адреналина зашкаливает сразу. И по нервам разряды.
И сердце оно пропускает удары. Тормозит.
- Аля…
От его голоса непроизвольно – слезы. Пытаюсь удержать. Не выходит. Не киснуть! Не расслабляться! Нет!
- Аля… - голос глухой, низкий, вибрирует, заставляя мое тело дрожать.
Он подходит ближе, встает передо мной. В руках огромный чертов букет роз.
И слезы Ниагарским водопадом.
Зачем. Он. Принес. Розы!
Господи, неужели Марк не понимает?
- Аля…
- Мне нужен развод. – шепчу. Еле-еле двигаю губами.
- Что?
- Мне нужен развод. – стараюсь твёрже.
- Аленький…
Срабатывает как спусковой крючок. Лавина боли накатывает стремительно. Мне кажется, она меня размалывает, как гигантская мясорубка. Я в личном аду. Смотрю в глаза любимого, такие родные! Раньше мне казалось, что они освещают для меня все вокруг! Весь мир. И его улыбка, наглая, открытая, улыбка, которую он дарил только мне! Всегда только мне! И смотрел только на меня! И говорил, что я самая-самая! Самая красивая, самая восхитительная, манкая, желанная, любимая…
- Аленький…
Ненавижу. Как же мне больно! И как же… как же хочется, чтобы не было этого вчера! Просто не было… Нет, не чтобы я не знала. Чтобы он этого не делал! Но… ведь это было, да? Было не только вчера. Было раньше.
Он приходил домой, приходил после этих женщин! Трогал меня руками, которыми трогал их! Целовал меня губами, которыми целовал их! Делал со мной тоже, что делал с ними… С трудом подавляю рвотный рефлекс.
Неужели ему самому не было мерзко? Противно? Гадко? Ласкать женщин, которых ласкают все? К горлу подкатывает. Сглатываю. Стараясь дышать носом.
- Любимая…
Господи! Да как он смеет! Набираюсь решимости.
- Мне. Нужен. Развод.
Он опускает голову. И букет. Несчастные розы ни в чем не виноваты…
- Хорошо, Аля…
Вот так просто?
Глава 6
Он сказал хорошо? Я… я не верю! Просто не верю.
Не могу на него смотреть, а надо бы! Посмотреть в лживые глаза, понять, но… просто не могу!
- Малыш… - голос у него хриплый. Еще недавно он называл меня так когда… когда любил, когда мы были вместе, в спальне… Называл меня так, нависая сверху, заглядывая в глаза, погружаясь… присваивая, клеймя…
Боже, о чём я только думаю.
- Малыш…
- Не надо, Марк, пожалуйста. Я просто хочу сказать тебе, что…
- Я тоже, Аленькая… так много хочу сказать.
Он делает шаг, ближе, неожиданно мне некуда деться – за спиной оказывается стол, я начинаю тихо паниковать.
Марк кладет букет на столешницу, словно отрезает мне путь к отступлению. Чтобы вырваться мне надо дотронуться до него, а я не могу. Но почему-то мой воспаленный мозг подкидывает картинки из прошлого. Как он касался меня этими руками, как ласкал, как мне это нравилось! Дико, невозможно нравилось, доводя буквально до животного исступления…
Не хочу помнить, хочу забыть.
- Аля.
- Марк, пожалуйста.
- Прости меня, малыш… я… я так тебя люблю!
- Нет, не надо, перестань!
- Надо! Я… я хочу, чтобы ты выслушала. Просто выслушай меня!
Сглатываю. Он говорит спокойно. Тихо. Разумно мне на самом деле его выслушать. И бабушка бы посоветовала ничего не решать сгоряча.
Просто выслушать. Усыпить бдительность.
Пусть думает, что я готова к обсуждению. Пусть.
- Я… я выслушаю. Только… не так. Ты давишь. Я не могу. Я… давай сядем. Сядем… на диван и…
- Хорошо, пойдём. – не могу слушать его сиплый голос, он… он зачаровывает меня. На самом деле. Как… как белый колдун из «Властелина колец». Меня это пугает.
Я так любила его голос!
С ним поняла, что значит выражение – женщина любит ушами! Любит не только за то ЧТО говорит мужчина, но за то КАК!
Отчетливо помню, как Марк впервые назвал меня по имени, и мне показалось, что я стекаю на мраморный пол ресторана, превращаясь в дождевую воду, которая промочила меня насквозь.
- Как тебя зовут?
- Аля… Валя… Валентина… - чуть не добавила «Ивановна» и дико смутилась.
- Валентина, роскошное имя. Аля – нежное. Ну, переодевайся, нежная Аля, я, конечно, выйду.
Он вышел, оставив меня дрожать в роскошном отдельном кабинете заведения для миллионеров. В пакете оказалась длинная футболка с логотипом ресторана и леггинсы. И полотенце. Мне пришлось снять всё, даже нижнее бельё, я подумала, что футболка всё скроет. Наивная.
По его горячему взгляду сразу поняла – я очень сильно облажалась. Обхватила себя руками.
- Сейчас подадут горячий суп, и облепиховый чай.
- Спасибо, я не голодна.
- Надо съесть, чтобы не заболеть. Не бойся, это будет вкусно. Ты любишь морепродукты? Нет аллергии?
- Нет, наверное…
- В смысле?
- Я… я не знаю… - я правда не знала. Не помнила, когда в последний раз ела морепродукты. Я жила с бабулей, а она терпеть не могла морских гадов.
- Никогда не пробовала? Да ладно? Ты откуда такая?
- Откуда?
- Приехала поступать в Москву?
- Нет, я москвичка, коренная. – именно, тут родились и мама с папой и даже папины бабушка с дедушкой. Мамины приехали – дед был военный.
- Ясно, коренная. Не думал, что в Москве остались такие красивые девушки.
Он вогнал меня в краску. С одной стороны, было приятно. С другой – обидно. И я не знала, как себя вести.
Я и после свадьбы не всегда знала, как себя вести. До сегодняшнего дня.
А после вчерашнего вообще все настройки сбиты.
- Аля…
Он отпускает меня, я быстро сажусь в кресло, надеясь, что он займет соседнее и мы хотя бы не будем касаться друг друга. Пульс зашкаливает. Между нами искры. Я словно окружила себя защитным коконом, через который ему не пробиться, но он пытается. Выпускает стрелы. Взгляды…
Марк, вопреки моим ожиданиям опускается прямо на ковер. Опять слишком близко.
- Аля, я… мне многое надо сказать. Я надеюсь, ты готова слушать. Мне реально нужно, чтобы ты выслушала.
Я не готова. Не хочу. Но выхода нет. Сижу, сцепив зубы. Опять пялюсь в черную дыру камина. Он видит это, встает одним движением, опускается перед пустым очагом, достает из дровницы пару поленьев, возится, поджигая. Через несколько минут начинает плясать огонь.
Слишком ярко, я уже привыкла, что в комнате почти темно.
- Ты слишком невинная, слишком чистая для меня. – опять глухой и низкий бас…
Я не сразу понимаю, что он говорит.
- Мне не стоило на тебе жениться. И вообще… Не стоило с тобой…Чёрт…
Вижу, как он сжимает пальцами переносицу. Он сидит боком ко мне, согнувшись, сгорбившись, но все равно он большой. Его много.
Но я неожиданно понимаю, что не боюсь. Что бы он не сделал. Даже если он поступит так, как вчера. Если… силой. Мне странным образом плевать на это. Безразлично. Понимаю, что он может осквернить моё тело. Но не душу! Только не её!
- Я должен был отпустить тебя еще там, в ресторане. Когда ты сказала, что согрелась и тебе нужно домой.
Меня начинает трясти, я только что вспоминала! И он… и сцены из прошлого снова перед глазами.
- Я люблю тебя, Аля. Я полюбил тебя тогда, сразу, не знаю как, очень быстро. Просто… в глаза твои посмотрел там, на крыльце, ты была такая беззащитная, вымокла насквозь. Ты должна была выглядеть жалко. Но у тебя была осанка как у королевы. И ты вся… нереальная. Не похожа на тех, с кем я…
Да, он часто мне говорил, что я не похожа на девушек, женщин, с которыми он общался. Марк не скрывал, что у него было достаточно… близких связей, просто связей. Плейбой. Какое жалкое слово…
Зачем же тогда он опять пошёл к ним, если ему было хорошо со мной? Зачем?
- Аля, ты просто не знаешь. Я… Мне надо больше. Гораздо больше, чем ты можешь дать. Нет. Не так. Я просто не посмею у тебя о таком попросить…
Что? Он… он реально думает, что меня устроит это объяснение? И… что значит больше? Чаще? Но мы… Боже, мне кажется, мы и так делали это постоянно. Или… или ему нравится что-то… Нестандартное? Меня опять мутит. Мне дурно. Дурно от того, что жизнь вот так просто превратилась в фарс. Дурно от того, что я не понимаю, почему и зачем.
И главное – за что?
- Зачем ты тогда на мне женился?
Он поднимает голову, медленно, очень медленно. Взгляд тяжелый исподлобья. Прожигающий. Огненный. Адовый.
- Я не смог. Я… слишком сильно хотел тебя. Я люблю тебя, Аля. Ты вся моя жизнь…
«Слишком сильно хотел… люблю тебя… ты моя жизнь…»
Как он может? После всего? Как? У меня в голове не укладывается. Мой мозг видимо настолько туп, что не в состоянии понять. Или это мой супруг прикидывается таким умным, и считает, что меня, наивную дуреху так просто заставить поверить в его чувства. В его страдания.
Противно. Тошно. Реально отвратительно.
Мне столько хочется сказать ему!
Разве, когда любишь, не хочешь всецело принадлежать одному этому человеку? И чтобы он так же всецело принадлежал тебе? Разве не хочешь быть только с ним и ни с кем другим? Разве…
Мне хочется сказать – Марк, тебя обманули! Если тебе кто-то сказал, что вот это любовь – тебя обманули! Любовь – это другое!
Любовь – это когда дышать без этого человека не можешь! Когда хочешь быть только с ним! Только в нем растворяться! Только его слышать, трогать, чувствовать!
Вот что такое любовь! Это когда стараешься делать любимого счастливым. Любым способом. Как умеешь!
Когда хочешь дать всё самое лучшее. Любое желание исполнить!
Когда для тебя важнее любимый, а не ты. Поэтому и жизнь за любимых раньше отдавали. Да и сейчас…
Это любовь!
То что я чувствую…
Чувствовала.
Это была любовь!
Настоящая.
Любовь, которую ты растоптал…
Я помню тот момент, когда поняла, что люблю его.
Марк начал развивать наш роман очень бурно. Тогда из ресторана он сам повез меня домой, отменив важную встречу. Я постеснялась дать ему свой телефон, но взяла его визитку. Не думала, что позвоню. Понимала ведь – мужчина такого уровня! И я… Уровень было видно. По всему. По идеальному костюму и прическе. По тому, как разговаривали с ним в ресторане. По шикарной машине с водителем.
Я еще не знала кто он, но понимала, что он явно весьма богатый, респектабельный, привыкший к тому, что вокруг только все лучшее.
И я. Обычная студентка из почти обычной семьи. То, что у бабули были какие-то связи – это так, мелочи.
Марк тогда привез меня домой и пропал. Его не было два дня. Я думала, что и не будет.
Он приехал с роскошной корзиной орхидей. Необычных, удивительных. Мне такие никто никогда не дарил. Хотя в институте у меня был довольно обеспеченный поклонник.
Марк пригласил меня в театр, на премьеру во МХАТ, мы сидели в партере, вокруг были известные люди…
Потом мы пошли в ресторан. Две Мишленовских звезды, авторская кухня. Марк потом плевался и повел меня в другое место, где нам подали огромные вкусные стейки…
Следующее свидание выход в Большой театр на балет. Марк спросил, была ли я в Мариинском. И организовал поездку в Санкт-Петербург – на балет. Я была в шоке и отказывалась. Боялась. Но Марк пообещал моей бабушке – бабушке! – что у меня будет отдельный номер в гостинице, и он привезет меня в целости и сохранности.
Тогда он обещание исполнил. Хотя во время прогулки по ночному Питеру все-таки поцеловал меня.
Меня никогда не целовали так! Да, я целовалась конечно, пробовала, у меня были отношения с молодыми людьми, ничего серьёзного, но поцелуи я позволяла…
Марк целовал меня с такой страстью! Даже с какой-то яростью. Словно он был… одержимый. Да. Одержимый жаждой.
Мне было немного страшно и очень приятно. Казалось, тело превратилось в легкое облачко, вот-вот взлетит. Сердце из грудной клетки норовило выпрыгнуть, прямо к нему в ладошки…
- Необыкновенная моя, фея моя, волшебная… Девочка моя…
Марк шептал на ухо нежности, а я таяла, с ужасом понимая, что дико хочу…продолжения! Хочу того самого и только с ним.
Мы почти все лето были вместе. Гуляли, ходили в рестораны, он возил меня в гольф-клуб, учил играть. Катал на яхте. Вывез нас с бабушкой в Сочи, потом предложил поехать в Калининград, когда бабуля призналась, что мечтает увидеть Остров Канта…
Мы только целовались. Марк не позволял себе ничего лишнего.
Но целовал так, что я умирала от желания…
А потом он уехал. Улетел сначала на очередной экономический форум, потом на свои предприятия. Звонил, писал, мы общались по видеосвязи, но это было не то.
Я безумно скучала. В какой-то момент мне показалось, что он не горит желанием продолжать отношения. Пару раз сбросил звонки. Еще пару раз прислал сообщения, что ему не удобно писать и говорить.
Сейчас вспоминаю и думаю – наверняка он и тогда был с другими женщинами. Может даже с наглой Риммой…
Тогда мне было очень больно. Я страдала. По-настоящему страдала из-за разрыва отношений. Ревела в подушку, заявляя бабуле, что со мной всё хорошо, просто приступ мигрени.
Я ничего ему не писала. Так же пару раз не ответила. Надеялась, что он или честно скажет, что мы расстались или потребует объяснить, что со мной не так… Он не потребовал.
Через месяц в нашу дверь позвонили, сказали – доставка цветов. И привезли пару цветочных магазинов. Реально, вся гостиная была в розах, тюльпанах, альстромериях, гортензиях, пионах и орхидеях. Бабушка была в восторге несмотря на то, что ей пришлось пить лекарство от аллергии.
Я получила сообщение с просьбой спуститься на улицу. Гордость вопила, что идти не стоит, но любопытство победило.
Я вышла. Было уже прохладно. Конец сентября. Накрапывал дождь.
Марк стоял у машины с букетом ярко-желтых кленовых листьев.
И я поняла, что люблю его.
Потому что сердце реально из груди выскочило и побежало к нему со скоростью света.
В ушах стоит гул.
Воспоминания выжигают.
- Аля… Я хочу, чтобы ты послушала и поняла.
Я могу послушать. Понять? Наверное нет.
Зачем он заставил меня его полюбить? Зачем ему нужна была я, если он заранее знал, что будет изменять?
Почему же так больно? Почему?
Собираюсь с силами.
- Марк, я хочу развод.
- Аля я… я не отпущу тебя.
- Что? – смотрю на него, и в груди поднимается волна негодования. Он с ума сошёл? Что он о себе думает? Как он может?
Он прямым текстом мне сказал, что изменял! Я его застукала! Я не хочу жить в этой грязи! И… всё, что он может сказать это то, что не отпустит?
Резко встаю, собираясь уйти. Не хочу его видеть сейчас. Никогда не хочу! Не хочу говорить. Видеть. Дышать одним воздухом с ним!
Марк так же резко встает, догоняет меня, хватает за руки, впечатывая в себя.
- Аля…
Его рот приникает к моему, а я мычу в диком страхе, отбиваюсь, отталкиваю, он не отпускает, слезы кипят в глазах, заливают лицо. А мозг выдает картинку вчерашнего бурного свидания моего любимого. Я не могу сдержаться. Успеваю только чуть отвести лицо и меня рвёт прямо на его бесценный костюм…
Глава 7
Это, наверное, ужасно, но мне всё равно. Я не испытываю стыда. Да и почему я должна его испытывать? Нет, еще пару дней назад если бы меня не то, чтобы вырвало на мужа, если бы я почувствовала, что меня вот-вот стошнит, я бы умерла со стыда.
Мне вообще в начале отношений с ним было безумно тяжело. Я боялась опозориться. Не то сказать, не то сделать… Боже, мне неловко было в дамскую комнату отлучиться! Зная, что он ничего не увидит и не услышит!
А теперь…
Теперь я чувствую облегчение. Я избежала поцелуя.
Вытираю рот тыльной стороной ладони.
- Извини…
- Ты… ты плохо себя чувствуешь? – он смотрит без отвращения, так, словно реально напуган произошедшим, и протягивает мне идеально выглаженный платок, который достает из кармана, – Аля… может стоит вызвать врача?
Он серьёзно? Беру платок, вытираю рот, руки… Отвожу взгляд.
Да уж…
Господи… раньше я готова была все отдать за поцелуи Марка. После того самого первого, голодного, страстного, я каждый раз ждала… А он не спешил. Он… иногда мне казалось, что он боится прикасаться ко мне. Конечно, я сама смеялась над своими мыслями. Тогда я пару раз его провоцировала, смотрела, прикасалась к его плечам, пыталась без слов объяснить, что мне… мне хочется, и я не против.
Мне было очень сладко, я таяла каждый раз, голова кружилась.
До встречи с Марком мне казалось, что все эти любовные описания, которые так любят в книгах – ватные колени, поджимающиеся пальчики на ногах – это ерунда. Не слишком достоверные, даже пошлые описания, которым верят только совсем юные трепетные барышни, или сказать точнее – дурочки.
Но с Марком я чувствовала именно это. Пальчики именно что поджимались, и колени… как вата. Влюбленная дурочка.
Как-то целуя меня на пляже в Сочи, Марк решился погладить меня чуть более откровенно – мне казалось я сойду с ума. Внутри словно огненная лава растеклась, стало так горячо, низ живота скрутило, я даже застонала тихонько. А он… Он отпрянул, тяжело дыша…
- Прости, я… забылся…
- Всё хорошо, я… я мне было очень приятно. Если ты хочешь…
- Если ты хочешь расстаться с невинностью прямо тут, то… Но мне казалось, тебе имеет смысл подождать до свадьбы.
Тогда он сказал именно так – тебе. И я испугалась. Испугалась, что он не хочет ничего со мной, такой неопытной, невинной, что он просто играет, и у него в планах нет серьёзных отношений. Глупая… Наоборот, если бы он не хотел ничего серьёзного, то взял бы меня еще тогда, или даже раньше.
А может… может он тогда еще и не думал жениться? Или раздумывал, стоит ли связывать жизнь с такой как я? Он ведь наверняка уже тогда понимал, отдавал себе отчет в том, что я на самом деле слишком неискушенная?
Но я ведь не была против искушения?
Я… я готова была стать ему женой! Стать его женщиной! Принадлежать ему так, как он захочет!
Увы…
Как стремительно разверзлась эта пропасть! Умирать от желания поцеловать его, и содрогаться от ужаса при приближении его губ.
- Аля, я звоню доктору.
- Не надо... не надо звонить.
- Аля…
- Не надо, Марк! Ничего не надо! Развод дай мне и все. Я помню про брачный контракт. Ни на что не претендую. Ничего у тебя не возьму. Просто дай мне уйти.
- Тебе нужно в ванную.
- Мне нужно уехать из этого дома, Марк!
- Аля… прошу, успокойся, тебе нужно умыться, потом поговорим.
- Умыться? Тебя смущает мой вид? А то, что меня вырвало на тебя не смущает? То, что меня тошнит от тебя не смущает? – меня несет, я начинаю говорить именно то, что думаю. По крайней мере – пытаюсь.
- Аля, пожалуйста…
- Я не пойду в ванную. Мне и так нормально. Если тебя что-то не устраивает – твои проблемы. Я хочу закончить разговор.
Внутренний тремор становится все сильнее. Меня колотит. Сердце на повышенных оборотах скачет, кровь гоняет так, что уши закладывает. Мне кажется, я чувствую, как внутри вспенивается адреналин, стреляет по всему телу холостыми разрядами.
- Хорошо, - удивляет его тон, настолько спокойный, бесстрастный, как он может вот так?
- Хорошо? – смотрю на него, понимая, что он опять, скорее всего меня просто обманет, но глупая надежда…
- Хорошо, давай ты успокоишься, подождем несколько дней и поговорим.
- Несколько дней? Зачем? Смысл? Чего ждать? Через несколько дней изменится прошлое? – я просто отказываюсь слушать его нелепые доводы! Не хочу! Не буду! Снова выдаю все свои мысли разом. - Окажется, что ты не изменял? Я не видела тебя с этими двумя? Не слышала о том, что ты… с Риммой?
- Я не был с ней после нашей свадьбы. Она солгала.
Всполох радости тонет в мутном потоке мерзости. После свадьбы не был – какое достижение! А до, значит, был? И не только с ней? А после? С кем? Сколько их было? Много?
Римма вопила, что он… всё, что движется. Господи, какая грязь…
- Аля, я хочу попытаться все объяснить.
Он настойчив. Смотрю на него как-то отстраненно. Как на совсем чужого человека.
Он очень хорош собой. Красив, хотя нельзя сказать, что его красота классическая. Но он притягивает взгляд. Я помню те эмоции, которые испытывала поняв, что этот мужчина заинтересовался мной. Помню трепет, страх, удовольствие. Помню, как увидела в его глазах не просто интерес к себе – жажду!
И его слова, сказанные еще до свадьбы, о том, как он мечтает обладать мной.
И как я мечтала, чтобы он мной обладал, был моим, только моим! И как я верила, что он только мой…
Чувствую, как закипают слезы. И как становится нечем дышать.
Он хочет объяснить? Что он может объяснить? Что тут вообще можно объяснить?
- А я не хочу ничего слушать. Марк. Мне всё равно. Представляешь? Что бы ты не сказал! Один факт измены, то, что я видела… Это… это… Боже, ты не понимаешь, насколько это отвратительно?
Смотрю на него, пытаясь разгадать, он на самом деле искренне считает, что разговор что-то изменит? Что он пытается мне объяснить? Что я слишком неопытна в любви и чиста, а ему… ему нужны оргии? Или что?
- Аля, ты не поверишь… - он прав, я не верю, но все еще зачем-то слушаю, – я понимаю, насколько… жалки мои оправдания. Но я имею право на последнее слово. На защиту. Даже… даже преступникам дают возможность…
Он не договаривает – и так всё ясно.
- Марк, я…
- Просто выслушай, дай мне шанс.
О, Господи, о каком шансе речь? Он серьезно считает, что имеет право на прощение?
- Нет. Нет Марк. Нет.
- Это жестоко…
- Жестоко? Ты говоришь мне о жестокости? Ты?
Я бросаюсь на него, буквально обрушиваюсь с кулаками, стучу по плечам, по лицу, чувствуя, как предательские горячие слезы текут по щекам. Он не старается закрыться, просто смотрит, как на ребёнка, который в истерике падает на пол и стучит ногами.
- Я ненавижу тебя! Ненавижу! Не хочу слушать! Не прощу! Ненавижу!
Внезапно он хватает меня, за талию, поднимает, тащит куда-то. Куда – я понимаю только оказавшись под холодным душем.
Ахаю в шоке, не в силах даже вздохнуть. Обжигающая ледяная струя бьет в лицо, потом ниже, умывая, смывая всё.
Хватаю ртом воздух даже когда он выключает воду.
- Успокоилась? Ты как ребёнок, Аля… просто как ребёнок. Надо взрослеть. Никакого развода не будет. Забудь об этом. Неделю сидишь дома. Охрана тебя не выпустит. Потом у меня будет небольшой отпуск, полетим на острова. Всё. Приводи себя в чувство. Если сама не справишься я приглашу психолога. Вымойся нормально, спать пора.
Он выходит, спокойно прикрывая дверь, а я сползаю по стенке. Слез уже нет.
Есть просто дикая боль. И ужас.
Он сказал – пора спать… Неужели он собирается спать со мной?
- Бабушка… Бабуш… - не хватает сил, слезы глотаю. Не могу сказать ей всё. Не потому, что не хочу расстраивать, или мне стыдно, что моя семейная жизнь так быстро развалилась. Нет. Дело не в этом.
Я просто боюсь. Реально боюсь, что Марк за мной следит! Его служба безопасности контролирует каждый мой шаг уже три дня! Чёртовы три дня…
Одно радует – Марк спит в гостевой спальне. И дома. Да, как бы глупо это не звучало, но меня радует, что он дома! Хоть в этом меня не ранит.
Он еще раз пытается поговорить. Я понимаю, что лучше просто молчать. Говорить не получается. Я прошу развод. Он отвечает отрицательно. На этом всё.
Звонит Дина, голос у неё такой виноватый, и я почти сразу жалею, что взяла трубку.
- Кис… ну мы не хотели, кто ж знал? А твой тоже хорош – чего вот так-то у всех на виду? Да все они, кобели, таскаются по… по шалавам всяким…
- Дина, хватит. Извини, не могу говорить.
- Подожди! Римма сука, да, но она ведь правду сказала. Твой Марк…
Выключаю телефон. Оно мне надо? Я уже и так поняла, что мой Марк совсем не мой. Общий. Их… Может и Дина тоже с ним спала…
И с этим надо что-то делать.
Гуглю инфу о разводах. Можно подать заявление через Госуслуги. Боже, неужели это так просто? Увы, нифига не просто. В смысле – для меня. Так как заявление должны подавать оба.
Вечером Марк обращается с вопросом.
- Госуслуги изучала? – я леденею, получается, все мои действия отслеживаются?
Молчу. Что я могу сказать? Когда моя жизнь превратилась в этот трэш?
Боже, я головой понимаю, что теперь он меня точно не отпустит! Теперь это просто вопрос престижа для него, или еще чего-то там. Чести, наверное, которой нет.
Как так-то? Девочка ниоткуда бортанула олигарха Златопольского?
Не пожелала мириться с его чрезмерной маскулинностью? Да, да, я даже идиотский термин в каком-то журнале вычитала.
Там психолог – инфоцыганка какая-то на самом деле – с умным видом вещала, что мужики такие мужики. Им надо. Смирись.
Нет. Не хочу.
Если все такие, значит я лучше буду одна!
Да нет, я же знаю, что не все? Папа был верным. И дед тоже.
- Аля… ты как себя чувствуешь? Тебя… не тошнило больше?
Его слова вгоняют в ступор. Потому что меня как раз тошнило утром. Неужели за мной и в туалете следят?
- Со мной все нормально.
- Хорошо. Завтра важное мероприятие, нам нужно быть на открытии выставки.
Нам? Он сказал – нам? Как я там появлюсь после всего? Очевидно же, что все знакомые в курсе? Я не могу! Просто не могу!
- Аля, мы должны быть вместе. Это всё.
- Нет не всё! Я не собираюсь никуда идти! И вместе быть не собираюсь! И я не хочу больше оставаться в этом доме! Немедленно меня выпусти! Я не хочу!
Сама не понимаю, как скатываюсь в истерику. И он снова тащит меня под холодный душ. А потом…
Потом опять набрасывается с поцелуями, шепчет о любви, о том, как соскучился, как ему адово без меня, как он сожалеет, как…
Отбиваюсь молча, яростно, когтями, ногами, зубами, всем! Но с ним не так просто справиться. Он огромный.
- Какая же ты у меня трудная, Алька… Чёрт.
- Пусти! Марк! Если ты сделаешь это – я тебя убью, слышишь? Убью!
- Что ты сделаешь?
- Я убью тебя. Я найду способ, ты понял?
Он отшатывается, смотрит затуманенным взглядом.
Опускает руки. Его домашняя одежда вымокла насквозь, как и моя.
- Ты меня ненавидишь, Аля?
- Да.
Ухмыляется и уходит, оставив меня одну.
Я не знаю, что делать. Как мне отсюда вырваться.
- Бабушка… бабуля…
А утром мне приходит сообщение, что бабушка попала в больницу с приступом…
Ненавижу тебя, Златопольский! Как я тебя ненавижу!
Глава 8
- Марк!
- Я всё знаю, малыш, успокойся. Сейчас я закончу дела, приеду за тобой, и мы поедем в клинику.
- Я не могу ждать, ты понимаешь? Не могу! Она единственный родной мне человек, Марк! Мне надо быть там сейчас!
- Успокойся, милая, я буду дома через час…
- Есть же водитель! Пусть он отвезет меня! Я никуда не денусь Марк, я клянусь, я ничего не сделаю, только выпусти меня! Я должна быть там у неё…
Тяжелое молчание, мои судорожные всхлипы…
- Марк, пожалуйста, я всё сделаю, я буду послушной, покорной, я прощу, только…
- Прекрати. Одевайся. Водитель будет готов через десять минут. Охрана едет с тобой…
Всхлипываю, тянусь за платком. Меня реально трясет. Никогда мне не было так страшно.
Когда я потеряла родителей это было… Это было внезапно. Я не успела особенно осознать. А когда осознала – уже всё случилось. Надо было привыкать к сиротству. Даже к тому, что мамочки из родительского комитета жалели меня, и говорили, что с меня денег на подарки к Новому году не возьмут. Помню, бабушка сначала возмутилась, налетела на них как фурия. Потом успокоилась, извинилась. Они не хотели обидеть как-то. Наоборот, помочь… А я тогда очень чётко осознала, что у меня бабушка есть, что она за меня горой. Значит я совсем не сиротка.
А сейчас с ужасом думаю, что кроме бабушки – никого.
Марка я в расчёт уже не беру…
Есть школьная подруга Оксана, Ксюша. Мы с ней созваниваемся, переписываемся, но всё реже. После свадьбы моей ни разу не виделись. Я приглашала её, но она прийти почему-то отказалась, сказала, что стесняется. Да, она скромная очень, спокойная. Вся в учёбе. Я могу сказать, что это близкий мне человек, но всё-таки не родной.
Всегда переживала, что у меня нет двоюродных, троюродных… Нет, эти может где-то и есть, но мы никогда не общались.
В институте близко сойтись ни с кем не успела, так, общались вроде в компании, в чате группы переписывались, но, чтобы душу раскрыть – нет.
Наверное, моя вина – я не компанейская.
Бабушка все время меня ругает, называет интровертом и социофобушкой. Она у меня как раз дама активная, общительная. У неё везде подруги. И в сети и так, по жизни.
Да, да, моя семидесятилетняя бабуля активный пользователь. Обсуждает турецкие сериалы, ругается, отстаивает свою позицию. До сих пор сама активно пишет.
Господи, помоги! Только бы с ней всё было хорошо! Высокое давление, сердце… Это же не приговор? Нет? Ну, пожалуйста!
Молюсь всю дорогу. Водителя попросила поторопиться, он едет с приличной скоростью. Понимаю, что скорее всего будут штрафы. Не важно. Златопольский заплатит.
Вспоминаю, что сказала ему. Прощу, буду покорной.
Я ведь не смогу! Просто не смогу! Но сейчас не в состоянии еще и об этом переживать.
Только бы с бабушкой всё было хорошо!
Приезжаем в элитную частную клинику через сорок минут. Я выбегаю, чуть не падая, хотя плитка перед зданием вылизана и посыпана реагентом.
- Валентина Ивановна, аккуратнее. – Охранник подает руку, которую я игнорирую.
В холле меня уже встречает доктор, огромный мужчина, улыбающийся как мне кажется не к месту, громогласный.
- Валентина Ивановна, значит? Будем знакомы, Товий Сергеевич Коршунов, главврач, мне звонили…
- Как она? Она жива?
- Живее всех живых! – подмигивает, а у меня сердце в пятки. – Не переживайте, так, все под контролем. Пойдемте.
Иду за ним, охрана за нами. Разумеется. Дадут ли мне вообще пообщаться с бабушкой наедине? И что я ей скажу? В таком состоянии ей точно не до моих проблем.
Я ведь и по телефону тогда ничего толком не объяснила. Первый раз позвонила, тогда, когда узнала, что Марк меня запер, хотела просить помощи. А потом вдруг испугалась – ну и чем она мне поможет? Еще её в это втягивать! Вывернулась, просто сказала, что хочу чем-то интересным заняться, я ведь перевелась на заочный, учеба не напрягала. Второй раз позвонила, еле сдержалась, знала уже, что Марк может слышать все разговоры, сказала, что скучаю, хочу приехать, но не могу… если бы я приехала, может быть, с ней ничего бы и не случилось.
Новая волна ненависти к мужу накрывает с головой, со свистом вдыхаю воздух.
- Валечка, милая, с вами все хорошо? Может, укольчик успокоительного? – смотрю на главврача, видимо тоже с ненавистью, потому что у него брови резко вверх ползут, - понял, не дурак. Завидую вашему супругу. Такая красавица, столько страсти…
Страсти? Он сказал страсти? Похоже, этот доктор считал, что он бессмертный. Если Златопольский узнает…
Если узнает – не поверит. Он-то не считает, что во мне есть страсть, раз пошёл налево.
Почему-то в голове само-собой рождается банальное определение, верное на все времена. Козёл.
Да, глупо и пошло. Но мой муж – просто козёл.
- Так, поднимемся тут на лифте. Пятый этаж. Я, кстати, Валечка, вашу бабушку давно знаю. Людмила Викторовна у меня консультировалась, когда писала очередной детектив. Даже предлагала мне сыграть одну из ролей. Но… А вот она сама зря не снималась, актриса бы из неё хорошая получилась. – это он говорит довольно тихо, чтобы охрана, держащаяся поодаль не слышала.
У палаты громогласный врач останавливает охранников.
- Молодые люди, вам лучше остаться тут. Можете, конечно, осмотреть палату… - они переглядываются и замирают у двери в одинаковых позах.
- Проходите, только тихо, Людочка спит…
Но у бабули сна ни в одном глазу, она сканирует меня внимательным взглядом.
- Я рассчитывала, что он как минимум порядочнее. И умнее. Просчиталась. Чувствовала, что не надо тебя за него отдавать. – бабушка головой качает.
- Что мне делать? Я… я не могу с ним. – стараюсь держаться.
- Совсем?
- В смысле? – не понимаю её вопроса, реально не понимаю!
- В коромысле, горе моё. Совсем не можешь? А как же… любовь? Помнишь, говорила – я люблю его. – она голову наклоняет, изучает меня исподлобья, а я…
А я вспоминаю! Опять. Снова.
Да что там… все эти дни вспоминала. Как от счастья захлебывалась, когда поняла, что я его… и что он меня тоже.
Он ведь первый признался. Сразу тогда, когда приехал с вагоном цветов и осенними листьями. После разлуки.
- Аля… Аленький мой… - и целовал, прямо на улице, у всех на виду. Хотя раньше говорил мне, что старается не позволять подобных проявлений чувств, потому что за ним часто следят папарацци. Господи, я тогда даже не поняла о чём он!
Поцелуй, глубокий, влажный, горячий, на пределе. Очень острый. От такого колени ноют, пожар вспыхивает внизу живота, плазмой огненной скручивает. Желание. Жажда! Как хочется… хочется допустить его до всего, умолять…
Голова кружилась после, взгляд не фокусировался, а он взял мое лицо в ладони, листья вокруг нас закружились…
- Я люблю тебя, Аля. Слышишь? Я тебя люблю…
Мамочки! По венам кипящая лава, бурлит и пенится, адреналин заменяет кровь, разряды на полную. Живи, малышка, только живи! Сердце, не останавливайся, вот оно, счастье! Любит!
- И я… я…
- Погоди, маленькая, если ты… я ни к чему не принуждаю, я хочу…
- Я люблю тебя, глупый! Люблю! – моя очередь придать ладошки к его щекам, подтянуться…
Я назвала его глупым! Его! Тридцатипятилетнего бизнесмена, магната, одного из самых богатых людей в стране.
И он улыбался! И разрешал признавать его таким.
Потому что всё это было про любовь. Наши поцелуи. Наши сердца, которые бились рядом. Наши руки сплетающиеся…
Видения переплетающихся тел.
- Хочу быть твоей, только твоей! – без задней мысли говорила! Искренне!
- Мы поженимся, малышка. То есть… Чёрт…- он смутился. Смутился! Он! Сглотнул, полез за чем-то в карман, потом… потом встал на колено.
Боже, прямо на улице! Чуть ли не в лужу! Мамочки…
- Аля… Валентина… ты… согласна стать моей женой?
Да! Да! Да! Да! Эшелоном ответов! Сотней букв, тысячами звуков, миллионами, миллиардами. Да! Горела! Летела! Плясала!
Умирала от счастья!
Потом он улыбнулся, засмеялся, выдохнул… сказал, что никогда так не волновался в жизни. Потом признался, что планировал все не так. Что кольцо сделал на заказ давно, хотел сегодня просто пригласить на свидание, посмотреть, что и как, а потом устроить романтический вечер, снять уникальный ресторан на крыше с музыкантами…
- Прости, Аленький, я все испортил…
- Ты сделал еще лучше, потому что это всё… искренне, от сердца! Это ценнее!
Я правда так считала. И правда была безумно счастлива! И мне даже было все равно какое кольцо, хотя оно реально было волшебное, очень красивое, но мне нужен был он! Марк!
Ни его деньги. Ни его статус. Ни кольца… Только он.
Оказалось, я получила всё. Кроме него.
Или даже не так. Ничего я не получила.
Я просто хотела любить и быть любимой. Не подозревала, что мой любящий муж оказывается готов всех подряд…
Что же он забыл про папарацци, когда этих двух, там?
Любовь… была ли любовь? И что это было вообще?
- Так что, Алька? Ты ведь так любила? И стоило ему один раз оступиться…
- Один раз? Если бы один! Не один! И ты считаешь, такое прощают?
- Не важно, что считаю я. Важно, что считаешь ты. Так что с любовью?
- Нет любви никакой…- злюсь. Не ожидала от неё такого…
- Нет, малыш, любовь так не проходит. Если она была. Так что… подумай сначала хорошенько. Не руби с плеча.
- Ба, как ты можешь? Не руби! Он… он…
Закрываю лицо руками. Перед глазами та сцена. Диван. Две блондинки. И снова мутит, едва успеваю добежать до туалета, благо он в палате.
- И какой срок? – бабушка у меня прямолинейна.
- Я не знаю. Я только тест сделала, неделю назад. Еще до всего.
- Он не знает?
- Нет.
- Ясно.
- Бабушка, если он узнает, он меня не отпустит.
- А ты на самом деле хочешь, чтобы отпустил?
Я не знаю. Мне просто очень больно рядом с ним. Больно. Потому что я его ненавижу. И…нет, не люблю, наверное. Вспоминаю как любила. И как, мне казалось, любил он. И от этого еще больнее…
Да, бабушка у меня не простая, во всех отношениях. Но я все-таки не ожидала того, что она повернет разговор именно так.
Любовь…
Какая тут может быть уже любовь? Когда я… Я теперь в неё просто не верю. После всего. Как поверить? И можно ли такое простить? И понять?
Может, для кого-то это просто. Точно не для меня. Я максималистка. По крайней мере всегда считала себя такой.
- Аля, надо думать. Принимать решение. И, конечно, я должна сама поговорить с твоим Марком.
- О чём, бабушка? О чём уже с ним говорить? После всего…
Я же рассказала ей и о вечере в ресторане, и о злосчастном диване с блондинками, и о моих так называемых «подружках», и о том, что Марк сделал после, дома. О том, что я просила его остановиться, а он…
- Аля, это всё, конечно ужасно, но ты меня знаешь, я в любом поступке ищу мотив. Всегда. Жизнь - она как детектив. У каждого поступка есть мотивация.
- Ба, ну какая может быть мотивация в…
Я не могу даже выговорить это слово. Тихий ужас.
Договорить не получается, потому что в палату входит Марк. С корзиной цветов, естественно. И корзиной фруктов.
- Добрый день, Людмила Викторовна.
- Здравствуй, Марк, спасибо за цветы. Фрукты не стоило, тут отлично кормят. Но тоже спасибо.
- Как вы себя чувствуете?
- Твоими молитвами, - бабушка не может удержаться, поджимает губы. Я вижу, что на лице моего невозмутимого, обычно мужа, какое-то новое выражение. Он… растерян?
- Я бы хотела с тобой поговорить, Марк. Наедине. Аля, отнеси фрукты девочкам на пост. Корзина не сильно тяжелая? – это она спрашивает у Марка, он смотрит на меня.
Глаза совсем темные. Вспоминаю, как первое время знакомства я боялась смотреть ему в глаза, и долго не могла понять какого они цвета. Зеленые? Серые? Карие? Они оказались зеленые, с золотистыми и карими крапинками. Красивые…
- Хорошо, бабушка, сейчас.
- Я помогу Але.
- Не стоит.
Поднимаю корзину - да, приличный вес, но я её беру, и выхожу.
Не знаю, о чем бабушка будет с ним говорить. Да и что Марк ей скажет? Будет оправдываться? Или, наоборот, признает вину? Мне не легче ни о одного, ни от другого.
Медсестры на посту принимают подарок, благодарят, предлагают мне угоститься тоже – головой качаю.
Меня снова триггерит – фрукты! Когда-то Марк обожал привозить мне фрукты, кормить меня ананасами, зная, как я их обожаю.
- Ты такая смешная, когда их ешь. Как ребёнок. Хотя ты и есть…
- Марк! Вообще-то ты мне предложение сделал, а говоришь, что я ребёнок! – я возмущалась, но мне почему-то очень нравились его слова тогда.
Наверное, любой психолог сходу бы оценил моё поведение, расписал бы психологический портрет, выдал бы диагноз. Что-то вроде того, что я в Марке искала отца, а не мужчину.
Не знаю, насколько это справедливо. Я любила своего папу, он был лучшим. Возможно, мне и правда не хватало отца, но в Марке я видела прежде всего мужчину. Всегда.
Сильного, властного, такого, который готов взять на себя всё, рядом с которым ты как за каменной стеной.
Может, мне не стоило выбираться из-за этой стены? Как хорошо было бы ничего не знать…
Да, да, жить в мире розовых пони. И плевать на все, что происходит там, за границами этого мира.
- Аля…
Сижу в холле отделения, опустив голову. Мне так плохо, хочется зарыться в теплое одеяло. Не думать ни о чём.
- Аленький, тебе плохо? Врача? – голос Марка царапает что-то внутри, сердце кровоточит.
Почему я вспоминаю только самые сладкие, нежные моменты с ним? От знакомства и дальше? Почему только самое-самое сладкое?
Может, потому что другого не было?
Поэтому теперь так больно?
- Аля…
- Всё хорошо. Я пойду к бабушке.
- Зайди ненадолго. Ты же помнишь про вечер?
- Марк, какой вечер? Бабушка в больнице! – я не смотрю на него, не могу!
- Аля, я понимаю, но тут за неё присмотрят, тут лучшие врачи, а мы… Ты нужна мне сегодня.
- Я? – не могу удержаться, поднимаю голову, - может, позовешь одну из блондинок? Или Римму? А, может, Дину? С Диной у тебя тоже было? Или… найдешь рыженькую, для разнообразия?
Его лицо как маска. Ни один мускул не дрогнул. Только в глазах загорелось…
- Я уже нашел тебя. И с Диной ничего не было. И я не буду оправдываться всю жизнь, Аля. Когда ты будешь в состоянии меня услышать – мы поговорим. А теперь поднимайся. Попрощайся с бабушкой и поедем. Тебя уже ждёт стилист.
Почему-то в этот момент мелькает мысль, что Марк реально болен. Болен своей властью, деньгами, ощущением, что ему можно всё. Но ведь это не так!
Он не может играть судьбами других. Моей судьбой. И я ему это докажу. Пока не знаю как, но докажу!
Глава 9
Поговорим, когда будешь в состоянии услышать?
У меня для тебя плохие новости, дорогой.
А может и не плохие.
Стою перед зеркалом – стилист свою зарплату отрабатывает на двести процентов.
Я как на конкурсе красоты. Мисс Вселенная. Вот только моя вселенная пока разбита.
Но я думаю – только пока! Я восстану, как феникс из пепла.
Мы с бабулей договорились, что завтра, когда я приду к ней, она устроит мне обследование. Тайно. Чтобы Марк не узнал о моем положении.
О чем они говорили? Пока молчит. Тоже обещает все рассказать завтра.
Ну и…
- Аля, внучка, разве ж я тебя брошу в беде? Конечно нет. Не волнуйся. Все устроим.
Очень хочется верить, что это действительно будет так. Мне надо вырваться из дома Марка, из его мира, к которому я, как оказалось, так и не привыкла.
Выхожу из комнаты, спускаюсь по лестнице.
Вспоминаю, как впервые была у стилиста, которого пригласил Марк.
Златопольский сообщил, что решил организовать мероприятие в честь нашей помолвки, он хотел познакомить родственников, друзей, коллег со своей невестой. Я дико переживала, понимая, что не смогу сама достойно подготовится, чтобы выглядеть своей в его кругу. Он тогда улыбнулся, поцеловал меня, пообещал, что все будет хорошо.
За несколько часов до начала в нашу с бабулей квартиру позвонили. Приехали стилист Виталий и его помощница Бианка. Привезли все – косметику, одежду, обувь, белье.
Мне почему-то было дико и стыдно. А бабушка, для которой тоже приготовили наряд, сказала мне, что стесняться тут нечего, и Марк всё делает правильно.
Я даже не представляла, что могу выглядеть так, когда увидела себя в зеркале. Сердце колотилось, руки вспотели. Да, я была хороша. Макияж мне сделали не броский, очень натуральный, волосы чуть завили и распустили, платье… Красивое платье в пол по фигуре выглядело шикарно, скрывало недостатки, которые я, как, наверное, всякая девушка у себя находила и делало акценты на сильных сторонах фигуры.
Я видела, каким взглядом посмотрел на меня Марк, когда зашел в квартиру. Обнял, и прошептал, что хочет увезти меня к себе и не выпускать, и никому не показывать.
- Я люблю тебя, Аленький…
- А я тебя.
Зря я волновалась - вечер прошёл волшебно. Мать Марка была невероятно мила со мной, хотя я поняла – отношения у них сложные. Отец его пришел с девушкой, которая оказалась ненамного меня старше, тоже одобрил выбор сына. Да и друзья Марка наперебой сыпали комплиментами. Я познакомилась и с Диной, и с Риммой, и с другими…
Тогда мне казалось, что все прошло отлично, и Марк был очень рад.
- Знаешь, мне реально плевать на мнение большинства этих людей. Да, я такой. Тебе придется с этим смириться, - он усмехнулся, - Для меня главное, что я чувствую к тебе. Но то, как ты сегодня себя показала. Ты всех покорила. Ты была настоящей королевой.
Я была счастлива это услышать. Тогда.
Сейчас думаю – он меня словно скаковую лошадь показывал. Только что зубы мои идеальные не продемонстрировал.
Стою, смотрю на себя в зеркало – Виталий и Бьянка опять расстарались. Я снова идеальная, снова как королева.
Лучшая кобыла в стойле.
Да, я еду с ним на этот чёртов вечер. И улыбаюсь так, что зубы сводит. И смотрю на всех свысока.
Теперь мне тоже плевать на их мнение. На все плевать. Я сбегу. Я смогу вырваться. Никогда больше не увижу ни одну из этих холеных, идеальных, наглых, искусственных рож.
- Валентина? Добрый вечер.
Очередной роскошный мужик, словно сошедший с рекламы одеколона или авто подходит. Неожиданно наклоняется к моей руке. Я не успеваю отпрянуть, или спрятать ладонь – он её целует. Потом поднимает голову, впиваясь в меня взглядом.
- У вас удивительные ладони, невероятно красивые пальцы. Такие пальцы нельзя забыть…
- Владимир, держись подальше от моей жены!
- А то, что Марк? Разоришь меня? Или… нос разобьешь?
Лицо незнакомца прорезает хищная ухмылка. Но даже с таким выражением его лицо – образчик настоящей мужской красоты. У него пронзительные синие глаза. Именно синие, и это не линзы. Волевой подбородок с ямочкой. Чувственные губы. Прямой нос. Он похож на какого-то актёра, или мужчину модель. В голове вертится образ. Да, и еще в нём есть что-то от Илона Маска. Только Маск берет харизмой, там обаяние огромного количества бабла. А этот… Я думаю, будь он нищебродом мог бы собрать вокруг себя гарем из дамочек, которые бы его кормили, одевали, обували, обслуживали. Может так оно и есть.
- Так что, Златопольский?
- Выбирай сам, что тебе больше нравится, Набоков.
- Мне больше нравится твоя жена. Удивительное создание, где ты её нашёл?
Чувствую темную энергию ярости, которая клубится вокруг моего мужа. Он зол. Кажется, даже ладонь, которой он меня резко схватил и удерживает вибрирует. Словно он боится, что стоящий рядом с ним человек способен просто взять меня за руку и увести.
- Под дождем нашёл. Там таких больше нет.
- Жаль.
Они стоят друг напротив друга, как бойцы на ринге, или рыцари, готовые вступить в схватку. Дуэлянты.
Я рядом, но меня вроде и нет. Хотя разговор они ведут обо мне.
Пытаюсь, освободить руку от захвата Марка.
- Аля, стой на месте.
- Аля… какое имя. Нежное и в то же время, - не унимается тот, кого Марк назвал Владимиром.
- Хватит, - муж говорит тихо, но резко.
- А в чём дело? Почему ты её не отпускаешь? Боишься, что птичка сбежит?
- А если боюсь? – Марк произносит эти слова, и глаза его собеседника чуть расширяются, словно он удивлён, но тщательно пытается это скрыть.
- Вот как? А что, есть предпосылки? Малышке не нравится золотая клетка, или… ты?
Чувствую, как у меня самой от злости начинают ноздри раздуваться. Говорят обо мне так, словно меня нет. Как будто я не живая!
Я вообще в последние дни ощущаю себя долбанной марионеткой. Куклой. Реально просто предметом интерьера! Без души. Без чувств.
- Похоже, твоей милой не нравится наш разговор. Кобылка с норовом.
- Я вам не кобылка. И свои похабные шуточки поберегите для своих потаскух. – взрываюсь, хотя стараюсь говорить спокойно и глухо. – А ты, Златопольский – тряпка! Мало того, что таскаешь меня на аттракционы уродов, так еще и позволяешь каким-то ублюдкам оскорблять.
Тишина вокруг становится осязаемой.
Словно вокруг звук выключили. У всех кроме меня. И реплика моя вовсе не была тихой. И все это услышали.
И, кажется, ждут второго раунда. И даже делают ставки – что предпримет мой муж? Ударит? Выведет вон, схватив за волосы? Оскорбит прилюдно в ответ? Унизит при всех или оставит это на десерт, и я получу своё, когда мы останемся наедине?
- Браво! Браво! – синеглазый красавец аплодирует и хохочет.
Марк смотрит на него, обводит глазами других, я жду, что же будет когда его взгляд останавивается на мне. И в нём… я не могу понять, что это.
Удивление? Восхищение? Чем? Тем, что я сделала? Это просто слабоумие и отвага. Только и всего. Я бегу по лезвию бритвы. Моя душа разодрана в мясо. Мне уже на всё плевать.
- Прости меня, любимая. Ты права, аттракцион уродов.
И неожиданно я вижу, как взлетает его кулак.
Мы едем домой. В машине Марк влажными салфетками пытается стереть кровь с костяшек, щедро поливает перекисью – водитель передал ему аптечку. Жидкость шипит на его смуглой коже, и на белоснежной коже салона дорогущего авто.
Я как заворожённая смотрю на алую кровь и розовую пену.
- Что? Разве мальчики за тебя не дрались раньше?
- Ты дрался не из-за меня. – отвечаю резко, потому что это правда.
- Ошибаешься…
Отворачиваюсь к окну.
Очень хочется плакать, но я же сильная. Я не буду. И мне вредно. Мне нужно во что бы то ни стало сохранить себя. Держаться, до того момента пока я смогу вырваться.
- Ошибаешься, Аленький. Иди ко мне…
- Не надо. Испачкаешь платье.
- К чёрту платье.
- Я не хочу Марк!
- Чего ты не хочешь? – он всё-таки разворачивает меня, притягивает, впивается взглядом.
Я вижу, как горит огонь в его янтарных глазах. Почему-то сейчас они кажутся мне такими.
Молчу, сцепив зубы.
- Аля…
Сердце колошматит так, что страшно, вот-вот накроет приступ паники, сжимает, давит. Напряжение растёт. Словно между нами проходит термоядерная реакция. Сейчас весь мир вокруг – в клочья.
- Алька…
Его лоб к моему лбу. Он близко. Только не поцелуй, пожалуйста! Не вынесу, не могу!
«Любовь не проходит так быстро».
Да, чёрт побери, да! Она не прошла! Потому что, если бы прошла, мне было бы всё равно! Было бы плевать на него, на его прикосновения. На то, что он устроил на вечере. Плевать на то, что ему тоже хорошо «прилетело» от этого Набокова – глаз наливается черным, и губа… они успели слегка подпортить друг другу «фейсы», пока охранники подоспели. Мне было бы плевать.
А у меня сердце разрывается от боли, потому что я не понимаю – за что? За что он так со мной поступил? Ведь всё было так хорошо! Так красиво!
И свадьба. И первая брачная ночь…
Опять меня душат воспоминания. Душат, потому что разница между «тогда» и «сейчас» огромна. Потому что тогда был рай. Сейчас же я в аду бесконечном и беспросветном.
Почему? Почему? За что?
За то, что я глупая, неопытная, пугающаяся, смущённая, стыдливая? Но ведь он сам меня выбрал такую? Сам говорил, как ему хорошо!
- Ты невероятная, Аленький… не зажимайся, раскрой мне себя, дай посмотреть, дай насладится… С ума схожу, умираю от жажды. Нужна мне. Как воздух. Дышать не могу без тебя.
А я без него не могла! И старалась делать всё, что просил. И раскрывалась, и боль терпела, и слушала, мечтая доставить удовольствие.
Быть его. Стать его. Навсегда. Только его! Чтобы он один.
Никого больше, никогда!
У меня – никого. Да.
А вот у него…
Не отпускает. Марк не отпускает. Боль не отпускает. Поселилась внутри, как у себя дома.
Он прижимает меня к груди всю дорогу, а я едва могу дышать. Аромат его с трудом выношу. Просто, потому что боюсь сломаться.
Сломаться и послать всё к чёрту. Простить.
Можно ли это простить? Когда твою душу выворачивают наизнанку, в грязи топчут?
В доме я хочу сбежать, быстро сбрасываю туфли, юбку длинную придерживая.
- Аля стой. Подожди.
- Я устала. Мне плохо.
- Мне тоже плохо. Очень плохо, Аль. Подожди, послушай.
Игнорирую, продолжая идти вперед. Господи, почему этот холл такой длинный!
Марк успевает схватить за руку до того, как я ступаю на лестницу.
- Аля, остановись!
- Не хочу, оставь меня!
- Да остановись ты!
Молча выдираюсь из объятий, в которые он меня пытается притянуть, челюсти зло сжимаю, в носу щиплет, слезы уже катятся…
- Чёрт! Аля! Да помоги же ты мне! - он не говорит, орёт! Внезапно в таком отчаянии! – Помоги! Неужели ты не видишь! Я уже не знаю, что делать! Я запутался! Я уже в край запутался! Тупик! Не могу больше! Помоги! Подскажи! Ну как мне быть? Да что мне сделать, чтобы ты простила? Я, черт возьми, люблю тебя!
Он держит меня за плечи, заставляя голову поднять, смотреть на него. А я не вижу - слезы застилают.
- Аля… что мне делать?
- Отпусти меня. Совсем отпусти. Пожалуйста. Я не могу, Марк… не могу.
- И я не могу. Не могу отпустить, слышишь? Я сдохну без тебя!
- А я с тобой…
Говорю тихо, еле слышно. И это правда. Не могу рядом с ним. Мне так больно, словно меня постоянно в кислоту, в огонь. Задыхаюсь. Потому что каждую секунду тут я вспоминаю о том, как было хорошо.
И о том, что любовь правда так не проходит.
А я хочу, чтобы она прошла! Так хочу!
Глава 10
Он выпускает меня, нет, не так… Просто опускает руки, и голову. Говорит хрипло.
- Прости, Аля…Я… Я на самом деле не знаю, что делать если ты уйдешь. Мне будет проще умереть, наверное.
Слишком громкие слова.
Мне нечего ответить. Точнее, есть что, но я даже не знаю, как это выговорить.
- Аля… я дико облажался. Я думал… не знаю, о чем думал. Понимаешь, ты… ты невинная, чистая, и… мне всё время казалось, что я тебе сделаю больно…
Не выдерживаю. Меня несёт, меня взрывают мои мысли, с ума сводят! Не могу держать это в себе.
- И поэтому ты просто решил меня убить, разом, да? Боже, Марк! – меня всю трясет, кажется кожа – как оголенный провод, стоит дотронуться – получишь смертельный разряд.
- Аля…
Выставляю руку вперед. Запрет на сближение. Нет. Ни за что. Нет. Слезы катятся, но я их не чувствую. Смотрю на него, говорю, просто уже не в силах молчать. Не в силах слушать его.
- Мне не было с тобой больно! Марк! Только… в самый первый раз! И то… Потом, это было чудесно! И мне всегда было хорошо!
Я не лгу, не лгу! Мне казалось, я самая счастливая! Я считала, что и он тоже. Получается, Марк врал? Каждый раз занимаясь со мной любовью – врал?
Я так старалась, я… мне казалось, что его всё устраивает!
- Если тебе было со мной плохо, почему ты не сказал? Почему предпочёл окунуть меня, нас, наш брак, нашу любовь в эту грязь?
- Мне было хорошо, Аля… Я же пытаюсь объяснить, пытаюсь… Я люблю тебя.
- Ты… ты просто не знаешь, что такое любовь. Если бы ты любил меня ты бы… ты… Никогда не пошёл бы на это! Никогда!
- Аля…
- Не трогай, пожалуйста. Не надо. Не подходи… если тебе так нужна женщина – вперед! Иди! Выбирай любую! Сегодня там их были десятки. Тех, кто с удовольствием…
- Аля, я прошу тебя...
- А я прошу тебя! Давай просто закончим. Я дико устала. Завтра я с утра поеду к бабушке. Если… если ты мне запретишь я… я всё равно вырвусь, ясно? Устрою наводнение, пожар… что угодно.
- Водитель тебя отвезет. Охрана поедет с тобой.
- Это ради Бога. Да, и еще… Марк. Развод. Я буду добиваться развода. И лучше тебе мне уступить.
- Нет. Аля. Я не могу. Пожалуйста. Ты ведь тоже говорила, что любишь меня? Разве любовь проходит так быстро?
Он повторяет слова бабушки. И смотрит на меня. Внимательно. Изучая.
Это он у меня спрашивает о любви? Он?
- Она не проходит, Марк. Её убивают. Контрольным выстрелом в сердце.
Разворачиваюсь и ухожу. Не видеть, не слышать, не говорить.
Погружаясь в ванну с солью, пытаюсь расслабиться. Беременным не рекомендованы горячие ванны, но я делаю теплую. Мне надо. Мне вообще надо думать о ребёнке. Это мой малыш, или малышка. Я хочу его. Хочу, чтобы он родился. Поэтому надо вести себя осторожнее.
И пытаться решить вопрос с разводом. И с тем, как бы спрятаться подальше от Марка.
«У вас удивительные ладони, невероятно красивые пальцы. Такие пальцы нельзя забыть…»
Не знаю почему в памяти всплывают эти слова, и лицо этого человека. Владимир Набоков. Я почти ничего о нём не знаю, но уверена, что-то его связывает с моим мужем. Что-то не очень хорошее.
Нет, конечно, у меня и в мыслях нет как-то использовать этого Набокова. Да и как я могу? Просто вспомнила, как он держал мою руку. И его синие глаза.
Могла бы я быть с другим мужчиной после всего? И нужно ли мне это?
Мне надо думать о себе и о ребёнке.
Утром быстро завтракаю и еду в клинику. Все спокойно. Никто меня не удерживает. Но охранник заходит со мной.
Впрочем, Товий Сергеевич оставляет его в холле отделения, а нас с бабушкой спокойно выводит через свой кабинет в другое крыло.
У меня мелькает мысль – я могла бы так и уйти! Прямо сейчас! Сбежать!
- И куда, Аля? И на что ты будешь жить? И где прятаться? Твой Златопольский не дурак, он тебя быстро найдет.
- И что делать, ба? Предлагаешь забить на всё и дальше жить с ним? Ты так и не рассказала о чём вы говорили…
- Расскажу после УЗИ. Я не предлагаю забить. Я предлагаю включить голову. Я просчитываю варианты. Ты же не хочешь, чтобы он тебя поймал и запер? У тебя будет только один шанс уйти, Аля. Только один шанс.
Да. И этот шанс я использую по полной программе.
- Вот, мамочка, посмотрите на своего малыша… - врач-узи, улыбается, а я смотрю удивленно. Я думала, что на экране будет просто точка, не знаю, какой-то сгусток, пятно. Но я отчетливо вижу очертания.
Доктор рассказывает, что происходит с плодом на этом сроке, какие у него размеры, что он уже умеет делать. Боже! Он уже что-то делает! Вернее… она.
Моя малышка! Почему-то я уверена, что будет девочка. Хочу маленькую дочурку. Мне кажется, с девочкой мне будет гораздо проще, когда я уйду от Марка.
Уйду…
Еще каких-то десять дней назад, даже меньше, я мечтала, как расскажу ему о своем положении. Как он обрадуется. Как мы вместе пойдем на приём к врачу. Я представляла, как во время УЗИ он будет сидеть рядом, смотреть на экран, а потом на меня. Счастливый, с улыбкой, может, со слезами на глазах.
Я просто насмотрелась сопливых мелодрам.
В жизни, оказывается, всё иначе.
Пока ты носишь его ребёнка он развлекается с какими-то…
Ненавистные слёзы…
- А вот нервничать вам совсем нельзя. Вы сейчас подумали о чём-то плохом и сразу у малыша сердцебиение усилилось, он беспокоится.
- Она… пусть будет она.
- Пока еще не понятно, кто. Но если вы хотите узнать, то…
- Нет, я просто… вы сказали сердцебиение? А я могу… послушать?
- Конечно…
Тук, тук, тук, тук, тук… Так громко и так быстро!
Это самый лучший звук, который я слышала в жизни.
Сердце моей девочки.
Снова слёзы, но на этот раз от счастья! Моя кроха! У неё будет все самое лучшее! Самое-самое! И она будет счастливой…
Врач выписывает мне витамины, подробно рассказывает о том, как я должна питаться, что нужно чаще гулять.
- И никаких стрессов. Вы меня поняли?
Неужели? Разве так бывает?
Доктор смотрит серьёзно.
- Знаете, в каком-то фильме было… герой вот так руку поднимал, а потом опускал резко и говорил – ну и… чёрт с ним. Вам руку поднимать не надо, а вот фразу запомните. Ну или можете говорить – Бог с ним. Смысл один. Наплюйте на всё. Вот вообще на всё. Думайте только о себе и о ребёнке.
Прекрасный совет, на самом деле.
Мы возвращаемся в палату бабушки, охранник, провожающий нас от кабинета главврача, даже не подозревает, где мы были и что делали.
У меня дрожат руки, бабушка замечает это, берет мои ладони в свои.
- Тебе действительно надо успокоиться. Вот прямо сейчас бери себя в руки, если хочешь, чтобы с твоим малышом все было в порядке.
Я не понимаю, как мне это сделать. Сказать – очень просто.
- Я хочу. Не получается. Я… не могу. Там, в этом доме… Не могу.
- Если бы можно было тебя сюда положить. Но как? Сыграть нервный срыв?
- А если Марк поймет? Он не дурак.
- Я бы так не сказала…
- О чём вы с ним говорили?
- О том, как сильно он тебя любит. – бабушка смотрит на меня, словно изучает, сканирует, хочет понять, что для меня эти слова. А они для меня – боль. Только боль.
- Если он так сильно любит, зачем же он?
Снова чувствую подступающую к глазам влагу. Нельзя плакать, нельзя.
- Успокойся, твоей вины тут точно нет, а он… вляпался по полной, и запутался. Он поступил как полный… чудак, конечно. И проучить его точно нужно.
- Проучить? Я хочу с ним развестись! Мне… меня тошнит рядом с ним, ненавижу!
- Как это всё знакомо. Ладно, если хочешь не видеть – я это устрою. Главное не переживай. Всё получится. Мне только нужно немного времени, чтобы всё подготовить. А ты пока… Пока держись.
- Я не могу. Не смогу долго. У меня нет сил, я не могу его видеть больше… Я… я…
- Добрый вечер. Скоро Новый год, Аля, желания должны исполняться. Не можешь меня видеть – избавлю тебя от себя, правда ненадолго. Мне срочно нужно уехать. Командировка. Я хотел полететь с тобой, но вижу, что лучше тебе остаться.
Марк выглядит усталым и измученным. Мне его совсем не жаль. Ненавижу.
И…
Боже, ну почему всё так? Почему? Как же мне хочется, чтобы ничего не было! Чтобы я сейчас могла подбежать к нему, прыгнуть в объятия, рассказать о малыше, показать фото первого УЗИ, видеть его счастливые глаза, чувствовать ласку, нежность, вкус поцелуев, слышать сбивчивый горячий шепот признаний.
- Люблю, Аленький, так сильно люблю…
Неужели это всё? Неужели больше никогда не будет?
Если бы я знала, что желания на самом деле исполняются! Вот только потом, когда это случается ты понимаешь – они не были самыми заветными.
Думаю об этом, когда мёрзну одна на пустой, продуваемой всеми ветрами остановке и понимаю, что у меня получилось…
Глава 11
Отпусти её, отпусти, отпусти…
Ты же понимаешь, что это правильно! Хотя бы сейчас. Когда ты…
Когда ты проиграл. Просрал свою жизнь, в унитаз спустил.
Да, да, Златопольский, только ты…Больше никто.
Виноватых искать бесполезно. Бесполезно искать оправдания.
Ты проиграл. Опять.
Нет, можно сказать, что это твой первый крупный проигрыш, что таких эпичных провалов в твоей жизни еще не было. Но ты же знаешь, что это не так?
Разговаривать с самим собой не лучшая идея. Психотерапевт наверняка быстро поставил бы мне диагноз.
Плевать.
Сижу в кабинете, листаю ленту фото в галерее. Аля, Алька, Аленький. Она, везде она, только она.
Моя девочка. Маленькая, сладкая моя девочка, в которую я провалился сразу.
Охренел. Сам себе не верил. Сначала думал – ерунда, я просто маюсь дурью. Просто хочется чего-то… другого.
Чистого, невинного, непорочного.
Я ведь и не поверил сначала, не «проинтуичил». Просто вокруг давно не было ничего настоящего. Игра. Игра, чтобы получить куш. Маски, притворство, куклы.
Поэтому и решил, что вот это чудо в мокром насквозь сарафане – тоже тщательно разыгранное представление. Она ведь не могла не понимать, что стоит почти обнаженная, что там все насквозь видно? До белья и дальше? Эти острые вишенки, которые хотелось проглотить. Вообще, всю её хотелось, прямо там…
И подбородок дрожащий, и взгляд потерянный, когда эта тупая овца хостес пыталась её под ливень выставить. Впрочем, почему тупая? Хостес своё дело знала. И тоже наверняка не поверила, посчитала, что девчонка играет на публику. А публика в ресторане как на подбор, с миллионными и миллиардными счетами, прожжёнными циничными взглядами. И таких вот юных, отчаянных, желающих повысить социальный статус, найти «папика», продать невинность подороже – видали.
Я тоже видал не мало, и не вёлся. Просто сразу обозначал рамки отношений. Я готов был платить – не проблема, но только на моих условиях.
С этой насквозь промокшей под дождём девушкой было сразу понятно – на тех, условиях, к которым я привык – не будет. Да и будет ли вообще?
Она… она была… То что она другая я понял довольно быстро. Думал разоблачу её притворство, а в итоге…
В итоге пропал.
Сам не мог понять, чем взяла, зацепила. Захотел разобраться.
Разобрался…
Аленький… На хрена ты пошла в этот гребанный ресторан? Нет… чёрт… на хрена я туда пошёл? На хрена я вообще все вот это творил?
Кому и что хотел доказать? Себе? Пытался доказать, что остался свободным? Что могу делать что хочу, с кем хочу, как хочу? Зачем? Если хотелось только её, только с ней? Только в ней был смысл…
А теперь адова чёрная дыра внутри. Выжженная. Мёртвая. Жжёт проклятым холодом. Пустотой.
- Я хочу развод.
Развод. Как просто, да?
Взять и разорвать всё. Как будто и не было.
Самое мерзкое, что я её прекрасно понимаю.
Теперь, когда вот это все произошло я… я не понимаю себя.
Не понимаю, что за дичь я натворил и зачем?
Я ведь отдавал себе отчёт, когда собрался жениться, насколько мы разные?
Аля, Валя, Валентина… Чудесная, чистая девочка. Воспитанная, умная, интеллигентная.
Ни разу не похожа на тех женщин, с которыми я общался последние годы. Много лет.
Наверное, последней нормальной девушкой была… Не важно. Вспоминать о ней не хотелось совсем. Была нормальной. А что с ней в итоге сделал я? Или не только я? Набоков и сам виноват. Это он в конце концов бросил Крис…
Когда я увидел Волда рядом с Алей на этом вечере - крышу унесло. Я бы ему не только по морде съездил. Размазал бы. Раскатал.
Сволочь. Прекрасно знал когда и как подойти.
Ну, больше не подойдет. Не допущу.
Чёрт… как же хреново-то. Как сложно всё! Зачем?
Захотелось в чистое, нырнуть, зарыться, забыться… Влюбиться.
Не смеши себя-то, Марк! Какая любовь? Это не любовь. Это твой поганый эгоизм. Жадность. Похоть. Самые страшные грехи.
Хотел же её осквернить? Хотел.
Еще тогда в ресторане, в первые мгновения. Еще не понимая ничего о ней. Первым делом подумал – сколько предложить? Разово? Или сразу содержание? Хату, тачку, бабки. Неделя, месяц, полгода.
Я ведь даже намекал! Да почти в лоб сказал! Она не поняла!
И тоже тогда решил – играет? Ну, играет же? Не может быть такой наивняк! Не в Москве начала двадцатых! Не в ресторане с Мишленовскими звездами. Не так…
Оказалось – может.
И… ведь охренел! И показалось – как будто в чисты родник окунаешься с головой. И пьешь. И вода эта такая сладкая, невероятная. Пьешь её и не можешь напиться, потому что так хорошо!
Поэтому сразу мысль при осознании – присвоить. Забрать себе. Закрыть. Спрятать.
Посадить в золотую клетку. Только моя. МОЯ!
Не дай Бог хоть одна сво… потянет поганые лапы!
Да уж… а сам-то? Сам-то потянул…
Потому что такому как я нельзя было чистое.
Это как… как в той притче, или сказке, когда могущественному колдуну дали выпить простой воды, а он умер, потому что вода растворила все яды, которые были у него внутри.
Так и во мне её чистота растворяла всё самое мерзкое. И оно наружу рвалось.
Марк, Марк… Столько красивых слов! Вместо того, чтобы сказать правду.
Она слишком хороша для тебя. А ты слишком скот для неё.
Именно так.
Что ты там пытался плести ей, про то, что она чистая, невинная, я тебе надо было… Надо было в грязи изваляться. Как же без этого.
Все строил из себя такого свободного. Не зависимого ни от кого и ни от чего. А сам… Признаться себе боишься, что тупо пошёл на поводу у тех уродов, которые тебя окружают.
И не хрен врать про свободу. Никакой свободы, как оказалось нет.
Это не свобода решить, что ты можешь и дальше жить так, как будто тебя никто и ничто не держит, не связывает.
Свободой было бы признать, что ты можешь и хочешь оставаться верным одной женщине.
А ты не смог. Хотя и хотел.
И вот итог.
- Я хочу развод.
А если я тогда не хочу жить? Тебе плевать?
И ведь я сам понимаю, что она права. И так и должно быть. Но ни хрена не легче от этих мыслей.
- Подумай, Марк… Конечно, вряд ли ты меня послушаешь, но для тебя же лучше сейчас её отпустить. – бабушка Али, выслушав мои дурацкие откровения более чем категорична. – Ты же сам это знаешь?
Знаю.
Но тем не менее… Я не готов. Не могу. Просто не могу.
Не могу, не могу… Но ведь должен?
Если я еще в принципе хоть как-то претендую на звание мужчины, должен?
После всего, что сотворил с ней…
Дьявол… как же я мог? Что за бес в меня вселился?
Увидел её там, в этом мерзком заведении и сначала был… нет, не шок, не ужас… Злость была. Ярость.
Какого хрена она ввалилась на мою территорию? Какого… Что она тут забыла моя чистая, непорочная, идеальная женушка? Неужели она не понимает, что это место не для таких как она? Ей сюда нельзя!
Потому что могут испачкать. Даже взгляды тех, которые вокруг могут испачкать!
А я меньше всего хотел, чтобы она чувствовала себя такой вот… грязной.
Это всё для меня. Это мои дела. Мне можно… Меня уже ничего не отмоет, даже её чистота.
Увидел её и… Вязкий мазут гнева впрыснулся в вены. Отравил.
Какого?
Ты должна сидеть дома и ждать! А я…
А мне можно всё. Я – мужик. Я хозяин жизни. Я хренов миллиардер, который уверен, что ему все позволено.
Я же считал, что так делают все. Никто не носит грязь в дом. Свои грязные потребности можно удовлетворить на стороне. А дома… Дома чистая, нежная девочка, которую хочется любить, а не трахать.
Вывел себе формулу идеальной жизни.
Любимая жена – дома, она для нежности, для ласки, для восхищения. Ей – всё самое светлое, что еще осталось в душе. Её гладить, ей пальчики целовать, её боготворить.
Я всё это и делал исправно. И с удовольствием. Мне ведь охренеть как хорошо было с ней!
Зачем я полез на кого-то еще? Кой чёрт меня понёс на других? Я ведь даже… даже сотой доли кайфа, которое получал с Аленьким не имел с другими!
Да, хрен поймешь… Что стало спусковым крючком? С чего меня понесло?
Чьи-то слова о том, что одну бабу имеют только идиоты конченные? Что это признак слабости? Что мужик должен быть свободным и позволять себе всё?
И когда вообще я решил, что быть вот таким мужиком – это круто?
Когда перестал быть мужчиной? Да и бы ли им когда-то?
Мужчина и мужик – это разные весовые категории. И я, увы, скатился к низшей.
Ладно, пошёл « на лево»… Так хотя бы делай это не так открыто, да? Нет! Тогда это уже не то! Свободный мужик же не будет прятаться, да?
Да я просто уверен был, что она не узнает. Как? В те места, где можно снять бабу она не ходит. Да я и не снимал, так-то… была пара постоянных. И кто ж знал, что такая вот пара попадется мне именно в тот вечер? Да я и не планировал ничего особо. Я вообще готов был уже домой уехать, но вспомнил, что Аля сказала – пойдет с подругами отмечать день рождения.
Почему я, твою ж… не подумал – с какими подругами?
Подруги, чёрт возьми… стервы, которые только и ждали удобного случая.
Я и тут провафлил всё! Ведь знал, что это за… с позволения сказать, дамы!
Там не только Римма пыталась мне в трусы залезть, ну, поддался один раз, не впечатлило, хотя она старалась. Дине не обломилось, и зуб точила она точно.
Как я упустил момент, когда они подобрались к моему чистому Ангелу?
И почему я был так уверен, что они не станут обо мне ничего такого рассказывать, а тем более показывать?
Они ведь специально её туда привели!
Да, да, я довольно быстро всё выяснил. Так просто… попался, как мальчишка!
Это было спланировано. Заранее. Да, это не снимает моей вины, не оправдывает меня, но…
Какую же густую, свежую порцию ярости вбрасывает это в мои вены!
Девочки такие девочки. Позавидовали супруге миллиардера Златопольского. Захотели, чтобы её прекрасная, счастливая жизнь превратилась в ад.
Ну, что ж… они сделали свой выбор.
Жаль, конечно, мужа Дины, но… сорян, приятель, больше я тебе нормально работать в этой стране не дам.
Римма – как пролезла в элитную тусовку, так и залезет обратно в свой Мухосранск, или откуда она там. С остальными тоже рассчитаюсь по прейскуранту…
Если бы это всё только хоть как-то помогло! Не мне – о себе я не думаю.
Але…
Моему Аленькому цветочку…
Ведь весь ужас даже не в том, что она увидела, а в том, как я вел себя после!
У меня был шок. Когда прошла первая реакция – вспышка гнева, злость, ярость, досада – наступило отупение.
Ступор.
Я не знал, что мне делать. Смотрел на Альку, застывшую от боли, и не знал. Поэтому и сделал единственное, на что был способен.
Думал, занятие любовью выведет её из этого состояния? Нет. Не думал. Вообще не способен был думать.
Но мне казалось, что прикосновение к ней поможет… очистится что ли?
Вместо этого и её вывалял в грязи.
Я взял любимую женщину силой, несмотря на то, что она просила остановиться. Я ей не послушал. Я это сделал.
Я моральный урод и я… я должен её отпустить!
Разговор с её бабушкой, которого я боюсь, как мальчишка. Чёрт. Я, как и многие мужчины моего статуса хорошо умею зарабатывать бабло. Я как царь Мидас – золото с юности словно само липнет к пальцам. Нет, конечно, я не их тех гениев, которые придумали что-то необыкновенное, новое – технологию, программу, платформу или вечный двигатель. И – да, старт мне дал отец, его компания, его бабки. Но я сумел не просрать, а развить и преумножить. Причем, существенно, в сотни если не тысячи раз.
Зарабатывать я умею. А вот что касается личных взаимоотношений… тут полный кабздец.
Я эгоист. Я хам. Нарцисс. Наглец. И циник.
И я всегда считал, что не должен ни под кого подстраиваться, прогибаться.
Но тут случилась Алька. И я… мне казалось я изменился. Возможно, так и было, но скорее всего…
- Люди не меняются, меняются обстоятельства. – это говорит мне бабушка Али.
Выслушивает мои мудовые рыдания, выслушивает спокойно. Хотя я на её месте просто пристрелил бы меня.
- Ты, Марк, поступил не просто плохо. Ты поступил омерзительно, гнусно. Это я сейчас не о своем видении, я уже дама взрослая, всё понимаю, и твои походы налево тоже могу понять. Но мы говорим не обо мне. Мы говорим об Але. Ты попытался её сломать. Не сломал, слава Богу, и не сломаешь. Даже если не отпустишь, и будешь дальше пытаться играть в семью.
- Я не пытаюсь, я её люблю.
- Послушай меня, мальчик. То, что ты называешь любовью – это… что-то другое. Когда любят – любят по-настоящему – не таскаются по шалавам. Когда ты на самом деле полюбишь – ты поймешь. А пока… Будь мужчиной. Отпусти.
Отпустить…
И я почти готов сделать это, когда…
- Марк Аркадьевич Златопольский? Можете прокомментировать слухи о гибели вашей супруги?
Глава 12
- Бабушка…бабуля… - шепчу, тихо, одними губами, еле-еле, даже не шепчу, скриплю, по другому не получается. – я…это я… Аля. Я… жива…
Произношу только это и отключаюсь. Сил нет.
Всего каких-то несколько часов назад была эйфория. Я ушла от Златопольского.
Я уехала. Я смогла.
Это оказалось… на самом деле не так уж и сложно. Наверное.
Нет, Марк не убрал охрану, не снял наблюдение за мной. Он улетел на свой форум, куда-то в Сингапур по-моему, но звонил и писал каждый день. Охранники возили меня в больницу, где по-прежнему оставалась бабушка.
С ней всё было в порядке.
С ней вообще всё было в порядке. Ни в какую больницу ложится не нужно было, да и «скорую» вызывать. Бабуля просто поняла, почувствовала, что я что-то не договариваю. Она у меня такая.
Её могли бы уже и домой отправить, но в клинике Товия Сергеевича нам было проще и удобнее. Со всех сторон. Во-первых я могла пройти обследование у врачей не привлекая внимания. Во-вторых… мы продумывали план, и говорили совершенно спокойно и открыто – охранники не заходили в палату, а подслушивать разговоры из коридора было проблематично.
- Я почему-то уверена, что твой Марк всё-таки возьмётся за ум, - говорит бабушка, отправляя в рот кусочек манго. Корзины с фруктами по заказу Марка приносят через день.
- Перестанет изменять? Не поздно ли? – усмехаюсь горько. Мне совсем не хочется любимых фруктов, даже ананас…
- А ты думаешь, он продолжает? – кажется, бабуля удивлена?
- А ты думаешь, нет? – спрашиваю, и сама себя ненавижу. За надежду, которая почему-то теплится внутри.
Да, он уже изменил. Все уже случилось.
Прощать я не намерена! Но если он и сейчас продолжает – это… это меня просто убьёт.
Мне хочется верить, что он хотя бы раскаивается! Что он… что он осознал, что натворил! А если это не так, то…
Нет, ну разве может быть ещё больнее?
- Я не про измену. Я про развод.
- Что, про развод? – не понимаю ход её мыслей.
- Ты же хотела развод? Ну… думаю, он уступит.
Не знаю, почему она так решила, и совершенно не понимаю, почему эта мысль не приносит мне радости.
Развод. Я его хочу! Да! Больше всего на свете. Хочу свободы. Мечтаю о ней. Мечтаю вернуться в дом бабушки и…
И считать, что этого в моей жизни просто не было. Не было встречи с Марком. Свадьбы не было. Любви…
Ничего.
- Я не могу ждать пока он уступит. И вообще…
Я хочу исчезнуть. Вот такое простое желание. Исчезнуть, раствориться, как будто меня и не было.
Пролетают дни. Марк уже должен вернуться, когда бабушка предлагает вариант.
- Уедешь к моей давней приятельнице под Питер. Я с ней уже договорилась.
- Марк меня найдет.
- Там не найдет. Там большое имение с охраной. Посидишь какое-то время, потом будем решать.
- Как я могу сидеть там? А если… мне же в больницу надо?
- Аля, неужели ты полагаешь, что я об этом не подумала? У моей Тамары дочь – акушер-гинеколог, так что будешь в надёжных руках.
- А если… если он…
- Что ты как попугай, «а если, а если…». Если что-то случиться – тогда и будем думать. Пока вопрос в том, как туда добраться и как провести твою доблестную охрану.
Самолет и поезд мы отметаем сразу. Билеты по паспорту, отследить просто.
На попутной машине тоже не очень вариант. Так же могут найти.
Но бабуля не даром автор детективов.
- Была у меня такая серия. Там героиня убегала от мужа абьюзера. И вот я ей устроила бешеный трип по городам и весям. Электрички, автобусы, маршрутки… Главное, стараться внимание не привлекать. Или, наоборот, привлекать.
Кто же знал, что я привлеку внимание не охраны Златопольского, а провинциальных грабителей…
В день «ИКС» - день моего освобождения или побега - как назло, портится погода. Морось противная, пасмурно, всё тает. Так хотелось на Новый год снежной сказки!
Еще тогда хотелось, в прошлой счастливой жизни. До того как я узнала, что у меня, оказывается, ветвистые рога.
Не знаю, бывают ли рога у женщин, или только мужчин рогоносцами называют? И вообще, почему так? Правда, желания «загуглить» не вызывает.
Хватит того, что я чувствую себя женщиной, муж которой предпочел других. Любимый муж. Муж, которого я на самом деле боготворила. Растворялась в нём. Забросила всё. Учёбу, желания, стремления. Просто хотелось быть рядом с ним и всё.
Нет, я планировала вернуться в универ, и Марк обещал помочь – я ведь взяла академический после второго курса. Думала сначала уйти на заочный, но Марк уговорил взять паузу.
Зачем я повелась на его слова? И бабушка головой качала, тоже считала, что я это делаю зря. Я не послушала.
Зато вот, теперь, хлебаю полной ложкой. Образования нет. Денег своих нет. Ничего нет.
Только я. И ребёнок, которого я жду. Моя девочка. Моя малышка…
Вот ради неё стоит быть сильной! Ради неё стоит жить дальше.
Вещи я с собой почти не беру, запихиваю в большой модный рюкзак от самого популярного у гламурных див бренда только пару смен белья, пару теплых лосин на смену, пару водолазок из кашемира, носки. Мало ли…
Нет, я планирую добраться за сутки, даже быстрее. Хотя бабуля уговаривает ночь переночевать еще у одной её знакомой под Вышним Волочком. Я держу этот план в уме, но надеюсь, что не придется им воспользоваться.
Денег у меня почти нет. Есть карта, но снимать с неё мне страшно – Марк сразу получит оповещение, и охрана будет меня сторожить еще бдительнее. Бабуля даёт наличные.
В спальне, в шкатулке лежат ювелирные украшения, которые дарил Марк. Их довольно много. Он любил дарить драгоценности, хотя я сама не очень понимала еще их прелесть. Мне нравилось только помолвочное кольцо. И тоненькая цепочка с кулончиком в виде цветка. Аленький цветочек. Я не снимаю её. Не могу оставить. И кольцо тоже… Надо, наверное, но я не могу.
Да и правильно – охранники могу заметить, это будет подозрительно.
Ладно, может потом в клинике оставлю у бабушки, чтобы она передала.
Еще одно событие выбивает из колеи.
Мне звонит Дина. Плачет. Сразу обвиняет меня во всех грехах…
- Ты и твой Марк, вы… всю жизнь мне испортили! Твой… Я не виновата, что он имел всё, что движется! Да! Имел! И до тебя, и во время. И вообще… Он тебе наверняка рассказал, что это было один раз, что всё случайно.
Я бросаю трубку. Она звонит еще раз. Пишет, умоляя выслушать, не блокировать. Не отвечаю. Зачем? Только хочу отправить её в чёрный список как получаю длинную простыню сообщения.
Читаю, и мне опять тошно. Мерзко.
Господи, я же считала, что мы подруги! Её, Дину, считала своей подругой! Мы как-то сразу после того вечера – нашей с Марком помолвки - стали общаться. Она звонила, приглашала в кафе, пройтись по магазинам, в кино, в театр. Вечерами Марк был занят – только сейчас я задумываюсь, чем именно? – и я с удовольствием посещала премьеры с Диной и её мужем.
Сейчас она пытается представить всё так, как будто мой Марк уговаривал их с мужем меня везде таскать, чтобы у него у самого было время таскаться…
Но это еще не самое низкое. Дина признаётся, что в тот вечер они с Риммой специально привели меня в ресторан.
Нет, я не настолько наивна. Я уже и сама догадалась, что в это местечко мы в тот вечер пришли не просто так.
Но всё равно, читаю и… сгибаюсь пополам, чувствуя во рту отвратительный привкус желчи.
В ванной спазмы давят, выкручивают, глотаю воду из-под крана, чтобы было не так больно. Марк говорил, что её можно пить, у нас свой артезианский источник.
У нас. У него, конечно.
Моего тут нет ничего. Даже милые мелочи, которые я покупала в дом, дарила Марку – это всё… чужое.
Хочу удалить сообщение Дины, но видимо я все-таки мазохистка. Читаю.
Оказывается, Марк имел серьёзный разговор с её мужем и теперь… в общем, у мужа Дины большие проблемы с бизнесом. И он собирается развестись, считая, что в его бедах виновата его жена.
В конце Дина внезапно меняет тональность сообщения. Просит прощения.
За всё. У меня. Ха!
Марк негодяй, подлец, и может быть и хорошо, что я всё о нём узнала.
Да уж, очень хорошо…
Как раз об этом накануне мы говорили с бабушкой.
Мне хочется вернуться в то время, когда я не знала. И не знать. Я отчетливо это понимаю.
С другой стороны… я ведь всё равно бы узнала когда-то да? Удар был бы еще сильнее. Так что…
Всё к лучшему.
Из клиники я выбираюсь быстро, без проблем. Сажусь на метро. Мне нужно добраться до автобусной станции. Автобус едет не совсем в нужную сторону, но потом я пересяду на другой, который идёт куда надо.
Через несколько часов я оказываюсь в небольшом кафе. Автобус сломался. Нас высадили. Все ждут, когда пришлют другую машину. Кто-то предлагает подбросить до станции. Я думаю. Можно было бы чуть поменять маршрут.
- Привет, ты чего такая красивая одна?
Холодок струится по спине… Сердце замирает, потом несется со страшной силой.
И правда, почему я такая красивая и одна?
Глава 13
Мне дико страшно. Накатывает. Мутит. Двое мужчин, невысокие, какие-то… грязные, вроде не старые, но лица как жёванные. Пропитые.
Они садятся за столик, так, что мне не выйти. Я пытаюсь встать, но…
- Сиди, чего ты? Выпьешь?
Достают какую-то бутылку, а у меня туман перед глазами, морок, мне очень страшно.
Я хочу… я хочу позвонить Марку!
Да, да! Хочу позвонить своему мужу, тому самому, которые мне изменял, который оказался совсем не тем человеком, которым я его представляла.
Хочу позвонить именно ему и попросить, чтобы он меня спас!
Чтобы сейчас приехал сюда за мной, послал своих охранников, чтобы мне помогли! Я в ужасе от столкновения вот с этой вот простой реальностью.
Я, которая всю жизнь прожила в столице, в хорошем спокойном районе, училась в школе, где хулиганы были как редкие виды, занесенные в Красную книгу. Я бомжей в своей жизни видела раз пять, учитывая, что в Москве их немало!
И вот… встреча с суровой действительностью. И помощи ждать, как я понимаю, не откуда. Потому что часть пассажиров, которые ехали со мной все-таки решили добираться до станции, кто пешком, кто на попутках. А те, кто остался – вряд ли чем-то помогут.
Смотрю на официантку, которая притулилась за стойкой, она и не глядит в мою сторону.
- Извините, мне надо выйти. У меня… у меня там муж… на улице. – сглатываю, понимаю, что не убедительна.
- Муж, муж… объелся груш. Давай, выпей, куколка. Уважь пацанов.
- Я не могу. Мне нельзя.
- Чё, больная?
- Я… у меня… я ребёнка жду. Пустите.
Встаю, хочу пройти, но один ставит ногу так, что мне не пролезть, если только по его ноге.
- Свистишь, в каком месте ты беременная? Ладно, не хочешь, не надо. Но выпила бы, было бы проще. Пошли.
- Куда? Я… я не пойду.
Но он не спрашивает моего мнения. Хватает за локоть, резко, прижимает к себе. От смрадного дыхания подкатывает тошнота.
- Не надо… меня… вырвет…
- Капец ты сложная… Вырвет. Потерпишь. Пошли.
Я пытаюсь достать телефон. Выхода нет, мой побег полностью провалился. Если сейчас охрана мужа не приедет, то…
Я не знаю, что способны сделать эти двое! Видимо… всё. И помочь мне некому!
Сама не верю, что попала в такой переплёт. Словно я в одной из серий детектива, которые писала бабушка. Надо только вспомнить, что делали её героини. Как они спасались? И спасались ли?
- А ну, отпустил её, слышь? Серый? Давай! Отваливай! – это говорит крупная девица, ярко одетая, ярко накрашенная. Она быстро подходит к столику.
- Чё? Ты чё, коза, нарываешся?
- Ты кого козой назвал?
Мамочки, а вот это точно, как в сериале. За яркой девицей заходит еще одна и с ними огромный мужик. Такой… как наш боксер знаменитый, фамилию которого я всё время путаю, Балуев, Небалуев? Огромный, как дом.
- Отпустили девочку. – вторая девица говорит спокойно, и выглядит… почти нормально. Если не считать дикого блеска в глазах.
Меня действительно отпускают. Кафе мгновенно пустеет. И так сидели полторы калеки, сейчас – никого. И официантка сгинула.
Мне всё еще страшно. Вроде бы меня спасают, только вопрос – зачем?
Надо достать телефон и позвонить. Надо вызвать охрану. Надо.
Я делаю это. Достаю, ищу номер. Пока огромный мужик оттаскивает от меня этих двух.
Набираю.
- Алло… Ви… Виталий… я… я…
- Никому звонить не надо. – девица подходит и забирает из моих рук телефон. Нажимает отбой и кладет себе в карман.
- Что вам нужно?
Я осталась в кафе одна. Только я и они. Эта, которая первая, яркая, и вторая.
У меня резко скручивает желудок, подкатывает. Я не могу сдержаться.
- Чего с тобой?
- Тошнит…
- Твою ж… давай в сортир, быстро.
Они затаскивают меня в туалет, дают бутылку с водой. Я вижу, что её еще не открывали, значит пить можно.
Умываюсь, делаю несколько глотков.
- Как тебя занесло сюда, а, красавица?
- Я… автобус сломался.
- Такие как ты на автобусе ездят?
- Какие? Я обычная.
- Ага, мы заметили. Раздевайся.
- Что?
- Шмотки снимай давай.
- Я… слушайте, у меня денег мало. Но есть кольцо, вот…это бриллиант, настоящий, и кулон, я отдам, телефон еще. Только… отпустите.
- Отдашь, отдашь. И телефон. И кольцо. И остальное. Раздевайся, че, глухая?
- Не трогайте, пожалуйста. Я… я беременная.
- На хрена ты по автобусам шляешься, беременная?
Та, которая казалась спокойной смотрит с такой ненавистью, и во мне неожиданно тоже просыпается… Ярость. Дикая.
Я не думаю. Забываю подумать, когда толкаю её, и ору, чтобы меня отпустили, что за мной сейчас приедет охрана моего мужа, и…
Помню, что меня хватают за волосы и резко бьют моей головой стену.
И дальше алая пелена…
Сквозь которую я слышу голос Марка…
- Аленький, что же ты наделала…
Прихожу в себя и в первый момент вообще не понимаю где я и что со мной. Только очень жарко.
Потом до меня доходит – почему. Я вижу железную печку. В комнате, где я лежу топится печка.
Как я сюда попала – не понимаю, но тихо радуюсь тому, что жива.
Или… рано радуюсь?
У меня дико раскалывается голова, лицо болит, нос, губы. И еще я чувствую себя грязной. И понимаю почему – на мне надета чужая одежда.
Вспоминаю, что случилось, правда, смутно. Меня ударили лицом о кафельную стену, сразу очень сильно заболел нос, наверное его сломали.
В голове гудит. Помню противные голоса, грубость, брань нецензурную…
Девицы смеялись, раздевая меня, радовались, срывая брендовые шмотки.
А я понимала, что оказалась не готова к такому вот путешествию. Надо было хотя бы сменить одежду.
Но как? Я ведь приехала из дома в больницу. Я и так надела довольно простой пуховик, да и рюкзак, хоть и брендовый, но не из тех, которые все расписаны лейблами.
Единственная вещь не из моего гардероба - большой шарф-палантин, кислотного лимонного цвета. Я такие вещи никогда не носила.
Бабушка сказала, что это как раз и отвлечет внимание. То есть с одной стороны, все будут видеть яркое пятно, с другой – не будут смотреть на лицо – только на шарф. И для охраны Марка, если они будут пытаться отследить по камерам я тоже стану «левым» объектом.
Она увидела такой шарф у одной из медсестер и попросила подругу – соседку, купить ей точно такой же и привезти.
Я доверяла бабуле – она, казалось, всё продумала.
Кроме одного. Кто же знал, что мой автобус сломается в самом неудачном месте?
Напавшие на меня не церемонились, раздели до белья, оставили только трусы.
Я вспоминаю всё произошедшее урывками, на уровне эмоций. Мне было жутко страшно, что меня оставят там, в этой грязной уборной, голую. Но девицы неожиданно проявили сострадание, напяливая на меня свои вещи, провонявшие дешевыми духами и потом.
Меня мутило, они плескали мне в лицо холодной водой, потом снова удары и провал…
Молнией прорезает мысль – ребёнок! Меня избили, что с моим малышом? Кладу руку на живот и трясусь, содрогаюсь от беззвучных рыданий.
Дура! Какая же я дура!
Да лучше жить с неверным мужем, плевать на его похождения, забить, плюнуть и растереть, главное, чтобы моя девочка осталась жива!
А я… потащилась непонятно куда, наплевав на свою безопасность, и о ней вообще не подумала!
Живот тянет и мне хочется выть.
Господи, помоги мне, дай мне сил, Боже! Пожалуйста! Сделай так, чтобы моя кроха осталась жива!
Так, чтобы она осталась жива мне самой тоже надо выжить. Во что бы то ни стало!
Пытаюсь оглядеть место, где я нахожусь. Комната простая, обстановка скромная. Я лежу на кровати с деревянной спинкой, на стене висит ковер, окна небольшие, такие бывают в деревенских домах. Стол, стулья, буфет – все это такое…я, наверное, подобную мебель только в бабушкиных сериалах про СССР видела.
Главное, что мне кажется удается отметить – меблировка вполне приличная, это место не похоже на притон. Хотя, откуда же мне знать, какие бывают притоны?
Кроме меня в комнате никого.
Пока я думаю, что это благо. Мне надо сначала прийти в себя, я не готова общаться, отвечать на чьи-то вопросы.
Пытаюсь ощупать себя, лицо пострадало, да, но тело вроде цело. Руки, ноги… Главное, чтобы в сохранности был живот.
Пытаюсь привстать, но меня тянет обратно на подушку.
Слышу скрип двери и замираю, закрыв глаза. Пытаюсь подглядывать сквозь ресницы. Фигура довольно большая, высокая. Кажется, это мужчина.
Мгновенно в памяти всплывает огромный амбал, который был с избившими меня девицами.
Нет, это не он. Тот был выше, крупнее. Этот… высокий, но меньше. И, кажется, не молодой.
Он подходит ближе, присматривается ко мне.
- Пришла в себя? Вижу, вижу, открывай глаза, красавица, лечить тебя будем. Настойка у меня есть, от всех хворей разом. Выпьешь – и все в порядке.
Открываю глаза. У него лицо доброе, я как-то сразу это понимаю.
Сглатываю, и чувствую, как щекам горячо – слезы катятся.
- Ну что ты, девонька, что ты? Не бойся, не обижу. Повезло тебе, что я вышел со своим Мухтаром. Замёрзла бы насмерть. Кто ж тебя так? Неужели муж?
Сглатываю, пытаясь разлепить губы.
- Мне… нельзя… пить… я… я… беременная...
- Так это травки, там ничего больше нет. Травки и мёд. Не бойся. Не отравлю. Выпей и спи. Утро вечера мудренее. Врача у нас тут нет поблизости, так что…
Внезапно раздается стук в дверь, я вся съеживаюсь. Почему-то заранее зная, что ничего хорошего не будет.
- Слышь, сосед, беда-то какая на переезде? Авария, автобус сгорел, десять человек погибших…
Глава 14
Билетов нет! Вот же… твою… Почему, когда мне нужен самолет – его нет?
Почему я не купил самолёт в своё время?
Бизнес-джет? Ждать? Серьёзно?
Да, твою ж… Мне объясняют, что это потому что проходит экономический форум – а то я не знал! Потому что народ уже давно всё забронировал…
- Девушка, послушайте, - решаю вопрос сам, забив на всех своих помощников, на которых уже успел сорваться, пригрозив увольнениями, меня колбасит не по-детски, руки трясутся, сердце… оно, кажется, просто сжалось в комок, давит в грудь, вздохнуть трудно, - девушка, у меня… у меня жена погибла. В Москве. Я должен быть там сегодня, понимаете?
- Да, я понимаю, я пытаюсь вам помочь. Подождите немного. Я… я найду выход.
Она найдет выход. А я? Я найду?
Глухая черная стена. Всё, что я вижу впереди. Тупик. Это тупик. Финал
Финита ля комедия…
Больше ничего.
Я падаю в кресло, опускаю голову, обхватываю её руками, потому что шумит. Давит. Мозг просто выкипает, кажется шарашит так, что кровь из ушей.
- А-а-а! – Ору! Кричу, пытаясь хоть так выплеснуть мегатонны боли ломающие меня изнутри.
Она умерла. Умерла! Её больше нет! Сгорела заживо в каком-то гребанном автобусе в который въехал товарняк.
Кадры во всех новостях. Сейчас же камеры везде… камеры.
И моя служба безопасности, которую я сильно нагну по прилёту, отправляет мне файл за файлом. Девушка в шоколадного цвета пуховике, с рюкзаком, ярко-лимонный шарф. Откуда? Она не носила никогда такие! Почему?
Господи… это ведь не может быть правдой, да? Или может?
Она села в тот автобус. Она была внутри. Обгоревшие вещи, документы, сумка, кольцо…
Этот проклятый шарф…
Аля… Аленький… она…
Какого хрена она там делала? Почему она? Как?
Закрываю глаза, проваливаясь на несколько мгновений в черный омут боли и страха.
Аля… Алька, девочка моя…
Только я виноват в том, что случилось. Только я. Я вынудил её пойти на крайние меры, сбежать, только я.
А ведь я уже собирался отпустить!
Да, такая мысль была. Не совсем отпустить, конечно, нет. Просто… просто дать ей немного свободы, дать возможность подумать, принять решение.
А самому… самому пытаться раз за разом, день за днём заслужить прощение!
Именно об этом я думал, когда летел сюда.
Моя жизнь, то, как я повёл себя после свадьбы, всё это было неправильно, гнусно. И я понимаю, почему Аля так решительно настаивала на разводе.
Её чистота не могла существовать с той грязью, в которую я её макнул.
Потому что в её систему ценностей мои поступки не укладывались никак.
А в мою? И есть ли она у меня вообще, система ценностей? И на какое место я поставил свою жену? Девушку, которую полюбил? Девушку, встреча с которой меня перевернула?
Видимо, не совсем перевернула, если я…
Чёрт, мне же было так хорошо рядом с ней? Так зачем?..
И кто мне внушил, что в ней недостаточно огня? Его было более чем! Начиная с нашей первой ночи, брачной ночи!
Она была невинной, это дико заводило, немного пугало. Я не ждал от неё умения, знания. Не ждал, что она сразу сможет удовлетворить и меня и себя. И как же я ошибся! Её тело, её удовольствие, её нежность и страсть… да, она была страстной! Она отдавала всю себя!
Когда я почувствовал, что она содрогается от блаженства, что её тело принимает меня и отвечает… Чёрт возьми, это было самое невероятное, что мне довелось пережить.
И я уничтожил всё это.
Только я.
Когда это случилось в первый раз я был зол, не совсем в адеквате. Шикарная сделка разваливалась из-за этой сволочи Набокова. Я отправился в закрытое заведение, некий джентльменский клуб для определенного, узкого круга. Элита. Очень богатые и откровенно циничные.
Блондинка, с которой у меня пару раз было еще до свадьбы, еще до встречи с Алькой.
Почему я не прогнал её сразу? Наглый взгляд Набокова, его намеки на то, что я проиграю… Не помню, на хрена позволил ей слишком много. Остановиться не смог. Мне надо было. Грубо. Жёстко.
Потом осознал – хочу так же, но… сделать вот это с моей девочкой? Нет.
Она не заслуживает такого. Она… её я должен любить, ласкать, для неё только нежность.
А моя темная сторона – для других.
Я оправдывал себя. Считал, что она не узнает. Считал, что даже если узнает, я смогу объяснить и дать ей понять, что в эту сторону моей жизни ей лучше не лезть.
Да уж… Дал понять.
Просто не смог оценить риски. Хреновый бизнесмен.
Не смог просчитать, что принятие и молчание, терпение и понимание в подобном вопросе – это не про неё.
Совсем.
И вот… я её убил!
Это я сам её убил!
И сейчас там, в морге то, что осталось от неё… и я должен быть там. Я должен…
Должен умереть вместе с ней, наверное. Смысл мне жить дальше? Ради чего?
У меня ведь нет ничего и никого, ради чего можно было бы… Родители? Мы давно дали друг другу всё, давно стали чужими, больше ничего не связывает. Друзья? Они у меня есть? Ха-ха…
Ничего. Никого.
Ты один, Златопольский. И на хрен бы кому-то нужен. И так же теперь никто не нужен тебе.
Аля… её больше нет. Всё. Мир остановился. Замер.
Чёрт…бабушка Али, она до сих пор в больнице, она…
Старая лиса, которая явно помогла Але сбежать от меня. Но винить её в случившемся – последнее дело.
Она тоже потеряла самого дорогого человека.
- Алло, Людмила Викторовна? Это Марк…
Глава 15
- Как ты себя чувствуешь?
- Нор… нормаль… но.
- Врете, барышня. А врать не хорошо.
Он улыбается, я снова отмечаю, что у него очень доброе лицо, чем-то… на деда Мороза похож, только борода не длинная.
Надеюсь, мне повезло попасть к действительно хорошему человеку, который поможет.
- Кто ж тебя так, а, милая? Никак муж?
Хочется ответить – да, муж. Просто потому, что в итоге во всем, что со мной случилось я хотела бы обвинить Марка. Но не получается. Себя виню.
Я так мечтала освободиться от него, придумала этот идиотский побег. Вместо того чтобы быть твердой. Настаивать на разводе!
Качаю головой.
- Нет, не муж… Просто… попала в переплёт.
Именно попала. Мне надо было не бежать невесть куда, а просто уехать в квартиру бабушки. И пусть бы он попробовал меня оттуда забрать.
Бабушка… Я должна ей как-то сообщить обо всем.
Я сижу на кровати, пью настой из трав, который принёс мой спаситель.
Оказывается, меня не просто избили и ограбили. Они меня еще и выбросили на улицу. Нет, сначала напялили на меня свои вещи, вывели из кафе, отвели чуть в сторону от трассы и… В общем, он нашёл меня там. Его собака нашла. Овчарка по кличке Мухтар. Пёс. Ему я обязана жизнью.
Да, именно так.
Пью настой и с трудом улавливаю разговор моего спасителя с его соседом. Они разговаривают в другой комнате, но дверь приоткрыта и я слышу.
Какая-то авария. Автобус сгорел. Не везёт тут автобусам явно.
Гиперзвуковой стрелой проносится мысль – вдруг это тот самый автобус, на котором должна была ехать я?
Нет. Быть не может.
Это было бы слишком жестоко.
Для меня.
Такая жуткая страшная смерть.
Но… ведь меня же там не было?
Сосед уходит. Мой спаситель – я всё еще не знаю его имени отчества, надо бы спросить – заходит ко мне.
- Вот, девонька, какие дела у нас, слышала? Страсти. Тебя бы доктору показать, конечно, но у нас тут только фельдшер, да ветеринар, и обе они сейчас там.
- Мне бы… умыться.
- Да, умыться надо, и раны промыть. Нос как бы не сломан… Худо дело.
Я пытаюсь криво улыбнуться. Не то слово – худо.
- Давай, помогу встать. Как звать-то тебя?
- Аля…
- Аля… Алевтина, что ли?
- Нет. Валентина. Но меня с детства все Алей зовут.
- Значит Аля, а меня Николай Егорыч, все Егорычем кличут, так что можешь и ты, я не обижаюсь.
Егорыч провожает меня в ванную, для деревенского дома – прямо скажем, довольно приличную. С душевой кабиной, с водонагревателем.
- Так, вот аптечка. Перекись и этот, «мирастин», который, не выговариваю я его. Ваты целая пачка. Йод. Вот, всё. Сама справишься, или помочь? Как бы у тебя еще и сотрясения не было.
Похоже, что есть, голова кружится. Мне бы лежать. Но очень хочется смыть с себя прикосновения чужих рук. И вообще…
- А вы не могли бы… одежду мне… другую? – стесняюсь сказать что то, что на мне – совсем не моё, и меня мутит от одного запаха.
- Сейчас, найду, было у меня, осталось от дочки, она вот как раз одного с тобой размера была. Но не обессудь, оно все старинное.
- Не важно.
Минут через пять он приносит мне спортивные штанишки и свитер. И полотенце. Объясняет, как включить душ.
Я смотрю на себя в зеркало и мне жутко. Лицо в запекшейся крови, нос разбит, синяк наливается, на губах тоже ссадины. Волосы – сплошной колтун. Вспоминаю, как они хватали меня за них.
Только не раскисать, Алька! Держаться!
Жена миллиардера Златопольского похожа на алкоголичку со стажем.
Ну, что ж… заслужила.
Вот что бывает с теми, кто живёт в мире розовых пони…
Минут тридцать у меня уходит на то, чтобы более-менее привести себя в относительный порядок. Главное – смыла кровь с лица, и мерзкое ощущение с тела.
Пока занималась этим думала, что дальше? Я успела из того придорожного кафе набрать номер охраны Марка. Наверняка они уже приехали сюда. Ищут меня по горячим следам. Найдут ли?
Я сначала не хотела брать свой телефон. Была уверена, что по нему меня могут отследить. Потом… потом решила – возьму на всякий случай. В конце концов его можно продать. Взяла, но выключила. Включила только там, когда испугалась этих… Теперь телефон у девиц, значит их точно найдет охрана.
А меня? Сколько времени пройдет до того, как Марк найдет меня? Он ведь знает уже, что я сбежала?
Интересно, какое наказание меня ждёт? Или он смилостивится, увидев, что со мной сделали? Может, еще и сам прощения попросит.
Горько усмехаюсь. Да, всё это время он только и делал что просил прощения и говорил о своей любви.
Ну, кроме того вечера, сразу после, когда взял меня против моей воли.
Просил прощения. А мне… мне хотелось совсем другого! Если бы он признал свою вину и отпустил меня я бы его уважала. Но… что ему моё уважение? Что ему вообще до моих чувств?
Найдет меня, вернёт в дом и больше не выпустит.
Нет уж! Я это терпеть не стану! Я всё равно сбегу, вырвусь! Только вот уже не буду такой наивной дурочкой. Я имею право уйти от него. И даже забрать ребёнка, о котором он пока еще не знает. И я это сделаю!
Наверное, мне настолько жаль себя сейчас, что вместо слез просыпается злость!
Интересно, а если бы эти отморозки меня убили? Или если бы я замерзла насмерть?
Что бы делал Марк? Жалел бы? Плакал? Убивался бы? Или пошёл отмечать гибель блудной жены в ресторан с блондинками? Может еще и Римму бы позвал? И Дину?
Что бы он делал, если бы узнал, что я умерла?
Я представила, как он сидит в своем кабинете, сжав челюсти, белый как смерть.
Нет, думаю, он всё-таки переживал бы. И чувствовал свою вину, наверное. Но вот… надолго бы его хватило? Как скоро он побежал бы по…?
Господи, как же больно…
Закрываю глаза, стоя под горячими, тягучими струями душа, и в голову заползает непрошенное воспоминание.
Как после первой брачной ночи Марк понес меня в душ… Как мыл моё тело, как ласкал меня, смывая пот, кровь, заставляя сердце нестись с немыслимой скоростью, приводя в движение всё моё женское. Низ живота скручивало, опаляло, судороги бежали по мышцам, бедра сводило. Я стонала, снова проваливаясь в бездну наслаждения, а он шептал какая я невероятная, чувственная, как он без ума от меня…
Зачем сейчас, Аля, зачем? Надо забыть это всё.
Вытравить!
Но где-то в глубине сознания с горечью осознаю. Не получится. Или получится, но не скоро. Он так и останется навсегда моим первым и во многом единственным. Это не изменить.
Если бы я могла простить! Если бы вообще можно было простить то, что он сотворил!
Если бы он мог не творить это! Вот в чем истина!
Если бы он по-настоящему любил! Так как я! Ведь для меня не существовало других! И не существует сейчас.
Не уверена, что я вообще когда-нибудь смогу, захочу…
Выхожу из душа, тщательно вытираю тело. Оно болит в некоторых местах. Меня ведь раньше никто и никогда не бил! А тут…
Одеваюсь, снова смотрю в зеркало. Тихий ужас, как любит говорить бабушка.
Наверное, я это всё заслужила.
Возвращаюсь в комнату, сажусь не на кровать, а в кресло у стола. Слышу, как Егорыч возится на кухне – что-то у него там варится.
Через несколько минут он заходит в комнату с подносом.
Несет заварочный чайник, чашки, что-то съестное. У меня так сильно урчит живот, что хозяин дома не может сдержать улыбку.
- Проголодались, девчонки? Ты ж небось девочку хочешь, да?
Удивляюсь тому, что он знает о беременности, потом вспоминаю, что сама ему сказала. Точно.
- Девочку.
- А муж кого хочет?
А муж… муж уже никого, наверное. Не знаю. Не хочу о нём.
- Ясно, мужики все пацанов хотят, а любят потом девчонок. У меня вот, была дочка, да… Так, не будем о грустном. Блины у меня удачные. Вот рулет куриный, вкусно, курица домашняя, я не держу, у соседки беру. Соленья тут, варенье. Знаю, в положении тянет на солененькое. Да, икра вот, красная. На праздник держал, но раз у меня гости.
- Не стоило… - мне даже неудобно, что он вот так, ради меня. Чувствую, как краснею, и действительно, хочется соленого. От рыбы меня мутило, а вот икры красной захотелось.
- Ешь, ешь, наворачивай. И чаечку. И я с тобой выпью рюмочку…чаю. Ты не думай, я насчет спиртного, - он делает жест рукой, мол, нет, и так забавно выглядит. А я снова и снова про себя повторяю – господи, пусть будет так, что он хороший человек, пожалуйста! Пусть хоть тут мне никакая опасность не угрожает! Я просто больше не могу…
- Так, правильно, икру бери, не стесняйся! Лопай. И я тоже себе возьму. Давай-ка, Аля, телевизор включим, всё повеселее.
Мой спаситель берет пульт, плазма у него на стене висит довольно приличная. Немного диссонирует с остальной деревенской обстановкой.
Он щелкает, переключая каналы, находит какой-то старый фильм. Некоторое время едим, смотрим, Егорыч забавно комментирует, явно стараясь поднять мне настроение. И, как ни странно, оно реально поднимается.
Это известный приём – если улыбаться, даже натянуто, через силу, то скоро почувствуешь себя лучше. Оно работает.
А может работает то, что я уже успокоилась и приняла как данность – Марк меня найдёт и вернёт. Мне остаётся только ждать.
- Ты, это, барышня, думай, я бы в полицию сообщил. – неожиданно вворачивает Егорыч, - Негоже вот так. Это ж… могла бы замерзнуть, совсем.
Не хочу пока думать о полиции. Смысл? Что сделает полиция?
Я знаю, люди Марка меня ищут и найдут, и я уверена, что занимаясь моими поисками они найдут тех, кто это со мной сделал. И полиция, скорее всего, будет не нужна.
Марк не из бандитов, конечно, нет. Это… скажем так, совсем другая история. Но, как у всякого богатого человека у него есть рычаги давления.
- Участкового, может, нашего? Он парень прыткий…
- Нет, пожалуйста… не нужно. Пока никого.
- Да уж… по горячим следам уже не поймаешь. Если мой Мухтар след не взял, то…
- То и участковый не возьмёт.
Егорыча эта моя реплика веселит, он смеётся очень заразительно, по-доброму.
Потом наливает мне еще чашечку. И нас снова прерывает стук в дверь.
Глава 16
- Марк! Марк! Златопольский? Давай-давай, очухивайся уже… хватит…
- Чёрт, Агдамов, отвали, а? – не хочу шевелиться. Не могу.
- Отвалю, когда в себя придёшь! – Адам распахивает шторы.
- Не приду… оставь. Чёрт…
- Хватит. Тебе надо собраться, Марк.
- Зачем? – главный вопрос, на который ответа нет. Куда мне собираться? Зачем вообще вот это всё?
- Похороны.
Да. Похороны.
Слово такое простое и вместе с тем жуткое. Особенно, когда хоронят не того человека.
Меня должны хоронить! Это я должен был сдохнуть, а Аля…
Аленький должна была жить. Долго и счастливо. А не вот это вот всё. Жить, любить, детей родить…
Твою ж… я нашёл в её комнате тест на беременность. Она не успела им воспользоваться. Но раз она его купила, значит… значит считала, что могла? Могла уже ждать малыша? А может… может были и другие тесты? И результат?
Господи…
Нет. Не имею я права к нему обращаться. Для меня теперь только дьявол.
Мой персональный ад открывает ворота.
Я долго не мог посмотреть в глаза её бабушке. Чувствовал себя…
Никак я себя не чувствовал. И не чувствую.
Всё в коматозе, начиная с момента возвращения.
Несмотря на то, что я все-таки прилетел на бизнес-джете, и мои помощники в Москве пытались скрыть, куда и когда я прилечу, всё-таки на выходе меня ждёт горстка журналистов.
- Марк, прокомментируйте ситуацию.
- Ваша жена погибла?
- Как она могла оказаться в том автобусе?
- Вы собирались развестись с ней?
- Ваша супруга пыталась от вас сбежать?
- Что вы можете сказать об этом происшествии?
- Вы чувствуете свою вину?
- Без комментариев, без комментариев, без комментариев. – я молчу, сотрудник моей пресс-службы цедит сквозь зубы. Кулаки чешутся. Корреспонденты – сплошь женщины. Разумеется. Редакторы новостных каналов знают – в такой ситуации может и прилететь. А слабый пол, как правило, не трогают. Хотя мне вот хочется. Схватить одну, самую наглую за волосёнки, и оттаскать как следует.
- Марк, вы снова самый завидный жених и холостяк, вы собираетесь снова жениться? – а вот это под дых. Ниже пояса.
Неконтролируемый выброс ярости в вены. Огненной лавой проносится. Сжимается всё внутри. Колотит.
Мышцы словно атрофируются на мгновение. Торможу. Резко. Словно зависаю над бездной. Меня взрывает от эмоций. На части. В клочья. Ощущение, что меня окунули в жидкий азот, я застыл, превратился в кусок льда, а потом девять грамм свинца навылет, и я рассыпаюсь на миллиарды острых морозных игл.
Поворачиваюсь медленно, оглядываю их, нацеливших на меня микрофоны, которые выглядят как боеголовки. Да, я словно на войне. Весь мир против меня. И я сам… я сам тоже против.
- Кто задал вопрос?
Молчание. Тишина. Звуки фотокамер, щелчки, и только.
- Кто. Задал. Вопрос?
Смотрю на них, и вижу совсем не то, что должен видеть. Вспоминаю свой любимый фильм. «Константин». Там герой видел демонов. Среди людей. Они были совсем как люди. Только демоны. Зло среди нас.
Кажется, я схожу с ума, потому что в моей истории единственное зло – я сам.
Внутри снова термоядерные реакции, вновь и вновь освобождают мегатонны боли. Каждая клетка наполняется ядом, он давит. Жжёт.
Сгораю. Не знаю сколько раз за те сутки, которые прошли с того момента как мне сообщили, я вижу произошедшее наяву.
Вижу Алю, сидящую в стареньком, на ладан дышащем автобусе. Она сидит у окна. Рисует на замёрзшем стекле узоры. Она бледная, измученная, несчастная.
Это я сделал её такой!
Я… который так любил! Который землю был готов целовать по которой она ходит! Который старался всё для неё! Всё, чтобы она была счастлива! Чтобы улыбалась!
Я её убил.
Убил.
Кадр – замерзшее стекло, пальчик с аккуратным ноготком.
Кадр – за стеклом надвигающийся локомотив. Прорезающий пространство неистовый, бешеный гудок.
Кадр – глаза Али, в которых отражается приближающийся состав.
Кадр – испуг, дрожащие губы. Вскрик.
И пустота.
Моя вселенная схлопнулась. Больше в ней нет ничего.
Только мой личный ад.
Я всё еще стою и смотрю на журналистов.
- Кто? Задал вопрос?
Она из девушек толкает другую. Та дико краснеет, руки дрожат. Наверное думает, что я её съем.
Да, сожру и не подавлюсь. Любого на хрен сожру.
- Вы?
- Я. – отвечает тихо, но твердо. Разумеется, ей сейчас капец как страшно. Но можно и хайп поймать.
На её вопрос обратил внимание сам Златопольский.
Олигарх, блин. Магнат. Тот к ладоням которого липнет золото. Хренов Мидас, который не смогу удержать в руках то, единственное, что на самом деле хотел.
Долбанный неудачник.
Зачем теперь всё, когда её нет? Зачем?
- Вы? То есть вы понимаете да, у меня погибла жена. Погибла… страшно. И вы спрашиваете, когда я снова женюсь?
Девчонка поджимает губы, лицо идёт красными пятнами. Глаза даже типа слезятся. Что? У тупых журналюг есть чувства? Инстинкта самосохранения точно нет.
- Что, молчишь?
- Я… выполняю задание редакции.
- Отлично. Редактор вопросы составляла, да? Фамилия редактора?
Еще гуще краснеет. Ага, думала, что бессмертная?
Чёрт, после случившегося с Аленьким шутки о смерти кажутся такими чудовищными.
Да я и сам… чудовище. Вместо того, чтобы ехать на встречу с юристами, следователями, бабушкой Али, стою тут и… издеваюсь над дурой, которая просто делает свою работу.
- За мной идите. Только вы. С диктофоном. Без камеры. Я дам вам интервью в машине. Только перед выходом статьи пришлёте мне на одобрение. Если хоть слово поменяете из того, что я скажу – я ваше издание куплю и уничтожу. Что за газета?
- Журнал…
Она называет одно из самых популярных глянцевых изданий. Ну да, они, конечно, должны быть в курсе событий.
Чёрт, эта богадельня принадлежит Набокову. Хрен я её куплю. Значит просто уничтожу. Спалю…
Перед глазами слова пелена. И горящий остов автобуса.
Алька… зачем ты так со мной? Почему? Я ведь тебя так любил, я…
Да, я поступил как мразь, но… неужели я совсем не заслуживаю прощения?
И что мне делать теперь?
Туман. Окутывает. Ничего не соображаю. Не вижу. Словно ватой обложили.
Мне что-то говорят. Труп обгорел очень сильно. Экспертиза. Стоит ли. Кольцо. Фрагменты одежды, документов, сумки. Экспертиза нужна?
Это она села в автобус. Она. Есть запись камер, там не всё видно хорошо. Только силуэт.
Яркий шарф. Вот… Отличная улика.
Экспертиза ДНК. Смысл?
Боже, я так надеюсь, что она не успела почувствовать боль! Пусть все случилось мгновенно! Господи, пусть! Пожалуйста! Ведь не было боли для неё? Ведь нет? Или…
Не могу говорить с бабушкой, но надо.
- Людмила Викторовна.
- Марк…
- Я хотел…
- Надо похоронить её достойно. Просто похоронить. Не копаться в том, что…
- Да, экспертиза, я сказал…
- Не надо. Я… ох…- Она держится за сердце, глаза закрывает. – Она любила тебя. Ты… прости меня, это я её настропалила… уехать. Думала, выиграю вам время. Она остынет, ты…
- Вы не виноваты.
- Виновата, конечно. И ты виноват. Мы оба… Если бы я просто сказала ей – езжай домой ко мне, сиди там. Сама бы с тобой обсудила… Господи, да что же вы мужики все такие… Куда вас чёрт несет? Пихаете свою погремушку, лишь бы присунуть! И что? Что теперь? Марк?
Опускаю голову. Ничего теперь. Всё. Пустота.
- Хорошо тебе? Получил удовольствие? Ты своё хозяйство на помойке что ли нашёл, а? Ой… нажми… вызови… пусть врач…
Она опускается на подушки, руки к груди прижав. Я нажимаю кнопку вызова персонала.
Чувствую что-то странное на лице.
Мокро. Я…я что ли плачу?
Чёрт… если бы горю можно было помочь слезами…
Часы пролетают. Сутки. Вторые. Людмиле Викторовне сначала резко хуже. Потом приходит в себя.
Ей тоже надо похоронить внучку достойно. А мне…
- Златопольский, давай, вставай! Проводи жену в последний путь! Достойно!
- Адам… отвали…
- Марк, давай, давай… Сейчас, ледяной душ. Всё будет хорошо.
- Не в этой вселенной. Тут уже никогда ничего хорошо не будет.
- Анекдот знаешь есть. В тему. Чёрт… Нет, лучше тебе не стоит его рассказывать.
Друг ухмыляется. Друг! Неужели я хоть кого-то могу назвать другом?
- Зря ты, кстати, от экспертизы отказался.
Качаю головой. Нет уж… Она не заслужила. Пусть… покоится с миром.
Моя сладкая девочка сейчас наверху. У ангелов. Пусть ей там будет хорошо. Пусть она будет счастлива!
Я в черном. Сначала отпевание в храме. Я как сомнамбула. Меня поддерживает Адам, хотя я и не просил. Он просто рядом.
Гроб красивый. Светлый. Белый. Я хотел, чтобы всё у неё было такое нежное, девичье.
Она ведь, по сути, была девчонкой. Обычной, маленькой девчонкой. А я влез, своими грязными лапищами… Муд… не мудрец, нет…
Чемпион тупости.
Много цветов. Людей не много. Я не хотел. Да и некого. Я, Адам, Людмила Викторовна. Товий Сергеевич. Не хотелось лицемерных речей. Взглядов. Жестов. Не дай Бог - улыбок.
Отпевание заканчивается. Мне очень нравится батюшка, который его проводит. Отец Пётр. Спокойный, серьёзный. Службу проводил довольно медленно и явно по всем канонам.
Гроб закрыт – это ясно.
Но когда всё заканчивается я поворачиваюсь к немногочисленным приглашенным.
- Друзья, я… я хотел бы побыть один тут. С Алей.
Всё тихо уходят. Даже её бабушка. Она старается быть сильной, но я виду, что Товий всё-время рядом. Если бы не он!
- Аленький…
С ужасом понимаю, что вот это вот – последнее наше свидание. Последний разговор. Встреча наедине.
- Алька…
Вслух не знаю, что и сказать. В голове выстраиваются монологи, а вот произнести.
Самое главное надо.
Становлюсь на колени, держусь рукой за край гроба.
- Прости меня, любимая моя. Единственная моя. Прости…
Хочется кричать. Орать!
А-а-а-а! Открываю рот широко, но звука нет. Нет его и всё. Не могу.
Можно меня тоже? Рядом? В этот же белоснежный, а? Можно?
Нет.
Недостоин.
Убийца ты, Златопольский. Убийца.
Что я еще могу? Что? Как искупить грехи?
Я в храме! Тут-то и можно об этом спрашивать.
- Святой отец… Я хотел… спросить…
Глава 17
- Бабушка… я … я жива… жива… - повторяю на автомате, захлебываясь сдавленными рыданиями. Мне больно! Мне так плохо! Я ничего не понимаю, ничего не знаю…Только… только ноющая пульсирующая боль в теле, и пустота в сердце. Абсолютная. Слово его вытащили из меня. Его больше нет. Сердца.
Не могу осознать происходящее. Не могу понять.
Я вообще с трудом соображала, что происходит, хотя после того, что со мной случилось прошло уже довольно много времени.
И перестала соображать совсем, когда посмотрела на экран телевизора и увидела.
Репортаж с места событий. Нечеткие кадры, на которых видно, как поезд буквально сметает автобус. Взрыв. Говорят, что там был газовый баллон. Пожар.
Но меня вводит в ступор не это. Бегущая строка.
Супруга бизнесмена Марка Златопольского погибла…
Супруга Марка Златопольского это я. И я… я жива.
А они говорят… Почему?
Я не могу понять сначала. Просто не могу. Смотрю новости, по всем каналам. Везде одно и то же. Кадры с места происшествия. Фото Марка, моё фото, наше свадебное. Мы, такие счастливые, влюбленные.
Он думает, что я умерла! Он…
Он считает, что я была в том автобусе? Но меня же там не было!
Он что, совсем сошёл с ума? Зачем он врёт? Зачем говорит, что меня нет, когда я тут! Я жива и … почти здорова, я…
В этот момент ненавижу его еще больше. Сгораю заживо от ярости и боли.
Значит, он решил меня похоронить?
Мужчина, который меня предал. Растоптал мои чувства. Теперь говорит всем, что я погибла?
Диктор новостного канала говорит, что Златопольский не даёт комментариев по поводу происшествия с его супругой.
Почему он не даёт комментариев? Что значит, не даёт? А кто тогда сказал всем, что я мертва?
Еще один выпуск. Сообщают, что Златопольский срочно вылетел в Москву. Да, точно, он же был в Сингапуре. Он должен был вернуться через три дня.
Очень удобно. Наверное.
Он говорит всем, что я умерла. Поэтому его охрана меня не ищет?
Что происходит вообще?
И тут до меня доходит! У меня ведь украли всё! Все вещи! На мне только трусы мои остались… Получается…
Получается эти девицы бросили меня на улице, а сами сели в автобус. Наверное радовались, что им удалось так хорошо поживиться. Брендовая сумка, телефон последней модели, кашемировый свитерок, пуховик дорогой, и всё остальное. Да, в кошельке же еще были карты. И наличные. Не много… для меня. А для них, наверное, сумма приличная.
Интересно, о чем они думали, когда садились на тот рейс? Наверное мечтали доехать до Северной столицы… прогулять там все деньги…
А потом – раз и всё. Все планы, вся жизнь…
Моя жизнь, которую они хотели украсть.
Выходит, они мне жизнь спасли?
Только… что мне теперь делать?
Марк уверен, что я погибла в этом автобусе. Но… наверняка они найдут труп той… девицы. И он поймет, что это не я. Ну или… будет какая-то экспертиза, да? Ведь просто так он это не оставит?
Или…
О, Господи! Бабушка! Получается, она тоже думает, что я…
Мне нужно сообщить об этом, бабушке. Я представляю, в каком она шоке! Мне надо срочно позвонить. У Егорыча ведь должен быть телефон?
У него в доме полночи был проходной двор. В дверь стучали через каждые минут пятнадцать. Хорошо, что я лежала в дальней комнате. Почти ничего не слышала. Но уснуть не могла. После пары визитов он зашёл ко мне, извиняющимся тоном объяснил.
- Ты, дочка, прости, я тут… вроде как местный спаситель. Ну, настойки у меня всякие, целебные. А тут у нас, понимаешь, событие. Авария на переезде, ну, ты слышала. Автобус. Поезд. Жертвы есть. Страшное дело. Ну, вот, людям надо расслабиться, да и поговорить. Ты не бойся, если что, я не говорю, что у меня гости.
- Спасибо.
- Тебя же никто искать не будет? Ты скажи, если что. Я на порог не пущу!
- Не будет. – стараюсь говорить твердо, хотя уверена в обратном. Меня точно ищут. Но… если вдруг мне повезет и не найдут?
Да уж… тогда, ночью, я еще не знала, что меня посчитают погибшей, не знала, насколько мне повезет.
Только утром в новостях увидела…
У меня, конечно, шок… Абсолютный.
Прошу у Егорыча телефон. Надо сказать бабушке.
Или… Жуткая, страшная мысль приходит в голову. Марк ведь считает, что я умерла? Может… Может это и к лучшему? Может пусть я и останусь для всех мёртвой?
И тут же хочется пощечин себе надавать! Плевать мне на Златопольского! Плевать!
Но бабушка… её я не могу обманывать.
И потом… откуда мне знать, может, Марк и рад, что я…
Что меня нет…
Нет, я не могу поверить! Он ведь любил меня! На самом деле любил… или мне казалось? Он был нежным. Он был таким нежным и ласковым! Он…
Он был всем для меня! Наш медовый месяц был просто сказкой.
Мы улетели в романтическое путешествие на остров в индийском океане. Только наш остров! Жили на роскошной вилле. Дни проводили на пляже, гуляли по острову, плавали, а ночи…
Ночи были самым сладкими временем, хотя и днём мы тоже… Мы любили друг друга! Много. Долго. Крепко.
Я не представляла, что можно быть такой счастливой!
А сейчас… сейчас не верю, что все это было. Сейчас я не представляю, как можно быть такой несчастной…
Марк. Почему он так быстро поверил в мою смерть? Он ему выгодна?
Как мне понять, что происходит?
Страшно болит голова. От последствий ударов. От мыслей.
Может, было бы лучше, если бы там, в автобусе, была я?
О, боже, что за дикие мысли? Я… у меня ведь будет ребёнок! Моя славная, сладкая девочка! Ради… ради неё я должна жить!
Егорыч приносит телефон. Осталось вспомнить номер бабули, вроде бы все цифры помню, но...
Голова трещит, раскалывается. У меня точно сотрясение. Господи, только бы с малышом все было нормально. Кладу руку на живот, прислушиваясь к себе. Телефон держу у уха…
- Алло, Бабушка… это я… я… жива…
Внезапно голова кружится, во рту горечь, закрываю глаза, проваливаюсь куда-то…
Прихожу в себя не сразу. Егорыч сидит на стуле, смотрит на меня.
- Ох, горе, горе… в больницу бы тебя.
- Нет… не надо! Не надо в больницу, - сама пока не понимаю, почему протестую. Но тут, в крохотной комнате в деревенском доме я чувствую себя в безопасности.
- Бабушка твоя звонила. Я сказал, что ты спишь, не стал её расстраивать.
- Спасибо. – сердце щемит. Понимаю, как мне повезло.
- Она просила, чтобы ты ей перезвонила как проснешься. Давай, звони, горе моё, я пока на стол соберу, суп куриный сварил, еще моя матушка говорила, что куриный супчик от всех болезней помогает. Ну, кроме сердечных…
Я силюсь улыбнуться, уголок рта дрожит. Губы еще болят. И лицо вообще, особенно в районе носа.
Да уж, мой «побег из Шоушенка» оказался весьма драматичным.
- Алло?
- Алька… детка моя… Ты… Ты…
- Я видела новости, ба. Я жива. Со мной всё хорошо, почти. Я… Я хотела тебе сказать… попросить. Я…я не хочу, чтобы он знал.
- Аля…
- Пока не хочу. Пожалуйста…
Не знаю, что заставляет меня сказать это. Не знаю.
Через сутки новый выпуск новостей. Марк идет по дорожке к машине, он только что прилетел. Журналисты окружили, задают вопросы.
- Марк, вы теперь опять самый завидный жених и холостяк, вы собираетесь снова жениться?
И крупный план Марка. Он…он ухмыляется!
Что?
То есть… может ему действительно выгодно считать меня мёртвой?
Глава 18 (арт)
Похороны. Белый с золотом гроб. Мокрые комья земли, стук, с которым они падают на крышку. Этот глухой звук будет преследовать меня вечность.
Вспоминаю свой махровый цинизм. Я относился к смерти как к чему-то обыденному. Неизбежному.
Соболезнования? Чему? Тому, кто умер ведь уже плевать? Его родственникам? Они знали, что все смертны.
И вот теперь я стою над могилой любимой женщины и представляю её.
Она была такой живой! Непосредственной. Нежной. Чувственной.
Её тело выгибалось под моим, зрачки расширялись, губы были такими сладкими. И вся она.
Мне хочется умереть.
Теперь я знаю, что значит, когда говорят – хоронили её, а кажется, что закопали меня.
Были времена, когда я бы посмеялся, услышав подобное от кого-то из друзей или знакомых. Какая банальность, да?
Сейчас мне не смешно. Совсем.
Я пуст. Выпотрошен. Ничего нет внутри. Ни чувств, ни эмоций. Вакуум. И мне правда кажется, что я там с ней. Обнимаю её…
Только она… такая как раньше.
Я… видел то, что осталось. Точнее... я не смог смотреть. Один брошенный взгляд и темнота. Долго потом сидел в коридоре, пытаясь просто дышать. Глотал воздух, словно расплавленное олово. Боялся глаза закрыть. Веки опускались и там. Резкий удар под дых – эта плоть, то, что было таким живым, таким красивым, таким идеальным. Обугленный остов.
Уничтоженное мной совершенство.
И я уничтожен тоже. Только вот я заслужил свой ад, а она… Она заслужила рай, но лучше бы она была жива.
На кладбище только я и мой друг, Адам Агдамов. Бабушку Али Товий увез в клинику из храма.
Когда всё заканчивается я не могу заставить себя уйти.
Адам уводит силой. Увозит домой. Там домработница накрыла поминальный стол.
Я не верю. Мне очень хочется проснуться.
- Марк… давай… выпей крепкого чаю, или кофе, ты…
- Спасибо, Адам, езжай домой. Со мной всё будет хорошо.
- Хрен я уеду. Давай, иди, садись за стол. Надо помянуть.
Дни пролетают как в тумане.
Новый год проходит мимо меня. Я даже не замечаю праздника.
Только услышав бой курантов вспоминаю, что говорила Алька… еще до того черного дня. Как ей хотелось встретить Новый год…
- Давай мы будем сами, а? Только вдвоём? Не в большом доме, а поедем в твой охотничий? Я сама приготовлю ужин? Пожалуйста!
- Не мой, а наш, милая…Ты хочешь возиться на кухне?
- Для тебя?
Она так мило улыбнулась, наклонила голову. И я почувствовал себя счастливым дураком. Моя женщина готова провести полдня у плиты, чтобы сделать мне приятно. И на хрен мне сдался это повар-француз?
Лежу на кровати, смотрю в потолок.
Новый год. Без неё. Смысл?
Блокирую телефон, на который начинают сыпаться какие-то поздравления. Зачем мне это всё.
Реально, зачем? Смысла жить я не вижу.
Девять дней. Я каждое утро езжу на кладбище. Собственно, больше не хожу никуда.
Работа? Бизнес? У меня есть помощники, вице-президенты, управляющие, компаньоны.
Плевать мне на бизнес.
У меня столько бабла, что я могу купить всё. И что?
Я не могу вернуть Алю.
Я бы… я бы вернул её чтобы отпустить.
Почему тогда, когда она просила развод я не позволил ей уйти? Её ведь убило моё упрямство, моё высокомерие, мой страх. Страх потерять её навсегда.
Если бы я её не отпустил – я бы её не потерял. Она была бы жива. У меня была бы возможность вернуть! Отмолить прощение.
Да, теперь я умею читать молитвы. Стал ходить в храм.
Батюшка, который отпевал Алю внимательно слушает. Разговаривает со мной. Пытается помочь.
Тщетно. А вот моя помощь приходу очень кстати, как я понимаю.
Деньги не имеют значения – только жизнь имеет значение*. Эта фраза из старого фильма приобретает иной смысл.
Сорок дней.
Я знаю, что говорят об этой дате. С утра еду на кладбище. Стою у могилы.
У меня такое странное чувство. Мне кажется, что Алька рядом. Тут, со мной. Руку протяни и дотронешься. В какой-то момент чувствую – вот, сейчас повернусь, а она тут, стоит неподалеку, смотрит.
Поворачиваюсь, надеясь на чудо. Нет. Никого. Только золотая дымка над памятниками… Но я уверен – она там была!
Я зову её, тихо, почему-то понимаю, что кричать тут сейчас не хорошо.
- Аля… Аленький… любимая моя… Прости меня. Прости!
Не знаю как вообще у меня получается жить. Просто по инерции. Встаю. Одеваюсь. Ем мало. Пью только черный кофе.
Что происходит в моей компании не знаю - Агдамов рулит. Просто помогает мне.
Он приходит, рассказать, о новом контракте. Мы можем выиграть тендер и еще подняться. Шансы есть. Но соперник сильный.
- Догадайся с трех раз кто. Набоков.
- Отзови наше предложение.
- В смысле? Ты очумел, Марк? Это миллиарды! Ты… да ты… ты войдешь в десятку «Форбс», ты… ты всё что хочешь сделаешь, купишь…
- И Алю?
- Твою… Да блин! Марк! Да! Купишь и Алю! Новую Алю купишь, понимаешь?
Точный удар в челюсть, резкий, быстрый. Он не падает – такой еще хрен упадёт. Но… отшатывается, держась за лицо
- Твою ж… прости, брат, я… - потирает скулу, глядя на меня. – Прости, я что-то… туплю…
Сажусь, потираю виски. Голова шумит.
- Слушай, может тебе уехать куда-нибудь? Тибет? Знаешь там… в монастырях есть такие медитации… Читал же про Дорси*? Он бывал там. Месяц молчания. Или месяц в темной пещере.
Да, я читал. Много читал про монастыри. Но не про Тибет.
Смысл ехать в Тибет? Просто… читерство. У нас есть куда податься.
Нет, я не сошёл с ума. Наверное. А может…
Может и сошёл. Потому что иногда мне кажется, что Аля жива. Что она совсем рядом.
На сороковины я еду к её бабушке. Я навещал ее пару раз после похорон. Ну, на девятый день, и потом еще раз. Она была еще в клинике Товия. Потом дома.
И вот… там, дома, мне кажется… я чувствую запах Али. Я почти уверен, что я ощущаю её присутствие, её дыхание.
Правда решаю, конечно, что со мной не всё в порядке.
- Марк, что ты?
- Вам не кажется, что она здесь? Она… тут… рядом?
- Ох… Марк… я…
- Я понимаю, что выгляжу как сумасшедший, но… можно я побуду тут у вас? Немного? Я… посижу, в её комнате? Можно?
- Марк… не надо. Пожалуйста…
- Я знаю, вы считаете – я виноват. Я тоже. Но… пожалуйста. Хотя бы полчаса.
Она позволяет. Молча кивает. Я захожу в Алину спальню. Меня с ног сбивает ощущение - как будто пять минут назад она была тут. Сидела на кровати, поджав ноги, с книгой. Она любила сидеть вот так. Читать книги любила.
Она жить любила. А я её убил.
В голове адово пламя. Сердца нет. Пустота. Я снова и снова умираю. Как Прометей, которому выклёвывают печень. Только я сам себя клюю, сжираю заживо, как тот огонь, который превратил мою любимую в горстку пепла…
- Марк… ты… не приезжай больше, ладно? Я… я, наверное, и сама уеду отсюда.
- Куда? – в горле пересыхает, дикая боль взрывает нутро, кислотой выжигает, оглушает.
Для меня бабушка Али словно последняя ниточка, ниточка привязывающая к ней.
Как я смогу без неё? Что мне делать?
- В Питер, там подруга живёт близкая. А больше… больше у меня никого нет.
Она не смотрит на меня, отворачивается.
Ухожу.
Кажется, сильнее болеть уже не может. Но оно болит. Как будто в этот день я опять потерял Альку. Навсегда. Я один. Вокруг пустыня. Я сам – пустыня.
- Марк, от того, что ты себя заживо хоронишь кому лучше? Ей? Ей уже всё равно! – Агдамов умеет быть безжалостным. И точным.
И его слова очень справедливы. Ей всё равно. Это так лупит по нервам, заставляет корчится от очередного приступа.
- Что ты предлагаешь? Начать сначала? Найти себе новую девушку? Жениться? Детей нарожать?
- А почему бы и нет?
Хочется схватить его за горло, сжать… в глаза смотреть не отрываясь, объяснить, чтобы понял!
Агдамов одиночка. Развелся давно. Воспитывает дочь сам. Мать её променяла на хорошее содержание. Ему точно никто не нужен. Находит себе молоденьких эскортниц, выплескивает энергию, часто, много, разнообразно. Про него среди дам нашего круга легенды ходят. Красавчик, чего уж там.
Ну, про меня раньше тоже ходили. А теперь…
Периодически таблоиды вещают, что я не один. И получают повестки в суд. Никому не интересно писать правду – миллиардер Златопольский умирает от любви к погибшей жене. Всем же хочется жареного – тело жены не остыло, а он уже зажигает. Ну, не мрази ли?
Бабло, которое я получу в качестве компенсации за все эти бредни пойдет на благотворительность.
А я реально умираю. Не живу.
Агдамов орёт, что я стал как баба. Да, наверное.
Поэтому в один непрекрасный день я собираю немного вещей, беру машину и сваливаю. В монастыре нужны плотники. Когда-то дед учил меня плотничать, так что…
Быть плотником лучше, чем быть миллиардером.
Быть плотником и молчать. Мужской монастырь в глубинке. Маленький, северный, не пафосный. Сюда не приезжают паломники.
Почти Тибет.
Работать до седьмого пота. Не думать. Молиться за спасение её души.
Молчать.
И думать о том, что лучше быть или не быть?
Отрывок из пьесы «Гамлет» У. Шекспира
в переводе Б. Пастернака
*Фраза из фильма «Пятый Элемент» Люка Бессона
Глава 19
Я и не думала, что моя беременность в итоге пройдет так легко и будет, в общем, довольно счастливой.
Да, конечно, стресс, который я пережила в первые месяцы не прошёл даром, но я выжила. Я сделала всё, чтобы забыть, оставить в прошлом мою несчастную любовь, мужа-предателя, ту чужую жизнь, которой я пыталась жить.
Эта жизнь действительно была мне чужой. И права была бабуля, которая еще в самом начале сказала, что с таким мужчиной будет не просто.
Он оказался мне не по зубам. Я думала, что любовь всё искупит, перевернёт, преобразит. Как я ошиблась.
И то, что судьба подарила мне шанс начать сначала – разве это не было знаком свыше?
Да, я знала, что это неправильно, что так нельзя. Но разве так, как поступил Марк можно?
Бабушка видела, как он изменился, как страдал. Но я-то знала, какой Златопольский превосходный актёр! У меня ведь ни разу, за всё время нашего знакомства, совместной жизни даже мысли не возникло, что он может проводить время с другими!
Я жестоко ошибалась. Лжец.
Он умело манипулировал моим сознанием раньше. Кто ему мешал манипулировать и в то время, когда он узнал о моей гибели?
Не говорить ему о том, что я жива – это было целиком и полностью моё решение. Бабуля отговаривала, считала, что я поступаю неправильно. Несправедливо.
Но… Златопольский и справедливость? Мне казалось, я более чем права!
Это при бабуле он начинал дрожать, страдать, демонстрировать красные глаза.
Зато все таблоиды пестрели фотографиями из ночных заведений где «господин Златопольский пытается забыть супругу, и залить свое горе».
Марк признавался бабуле, что всё это ложь, что он судится с несколькими изданиями.
Но я уже хорошо выучила фразу – дыма без огня не бывает.
И вообще…
Мне было так больно, просто не осталось сил.
Я не понимала сама себя. Ненавидела его люто. А ночами…
Ночами он приходил, я почти чувствовала его рядом, мне казалось, его руки обнимают, гладят, его губы шепчут…
- Аленький, моя сладкая девочка, единственная моя, радость, любовь, чистая моя, красивая… как же мне с тобой хорошо! Как же я тебя люблю!
Я часто просыпалась в слезах, настолько реальным был он.
Словно это не я умерла и превратилась в призрака для него, а это он, он призрак для меня. Это он умер и приходит, чтобы любить дальше…
Любить…
Я хотела запретить для себя это слово. Его нет и не будет. Я не хочу. Долго еще не захочу точно.
Мне есть для чего жить, думала я. Ребёнок, малышка, которую я жду. Бабушка, которая тоже нуждалась в поддержке.
Я видела, как подкосила её эта история. Она переживала.
После того как я позвонила от Егорыча и во всем призналась бабушка попросила дать трубку моему спасителю. Не знаю, о чем они говорили, но после он мне сказал, что родственница у меня что надо и ему не терпится познакомиться. Я осталась у него еще на несколько дней. Никто меня не искал. Мой муж был уверен, что это именно я погибла, даже от экспертизы отказался.
Меня это с одной стороны обрадовало, с другой – удивило. И обидно было. Неужели, ему настолько плевать на меня? Или он на самом деле в душе рад, что именно вот так закончился наш роман? Остался лишь пепел…
Бабушка забрала меня через несколько дней. Не домой – взяла ключи от дачи подруги, которая уехала на Новый год в санаторий.
Праздник мы отмечали вчетвером – неожиданно для меня к нам присоединились Егорыч и его верный пёс Мухтар. Мои спасители привезли кучу подарков - настройки, мёд, варенье и домашнюю птицу. Сам ее на огне приготовил.
Новый год, несмотря ни на что я встретила даже весело. Мужчина развлекал нас байками, бабушка тоже рассказывала какие-то забавные истории.
Только в полночь, когда раздался звук курантов я вспомнила о Марке.
Я так хотела встретить Новый год с ним! Вдвоем! Самой наготовить вкусностей, накрыть стол. И любить его, медленно, нежно… или… или может быть не совсем нежно. Тогда, когда я думала об этом, мечтала, мне казалось, что… в отношениях со мной Марк слишком осторожничает. Он иногда не позволял мне того, что мне самой хотелось, что было интересно попробовать. Я не могла понять – почему?
Горький вкус измены все расставил по полочкам. Всё «остренькое» мой муж имел на стороне. И со мной… со мной ему хотелось быть благородным рыцарем.
Ненавижу!
И… люблю. Всё еще люблю того Марка, которого сама себе придумала. Благородного, взрослого, мудрого, понимающего. Любящего…
И безумно скучаю.
И загадываю желание новогоднее – хочу стать другой, сильной, независимой, взрослой зрелой, хочу встретиться с ним через много лет, хочу, чтобы он понял, кого потерял! И чтобы… чтобы захотел вернуть, чтобы весь мир к моим ногам! А я… а я скажу ему, что предатель мне не нужен!
Глупое, детское желание. Но перезагадать я уже не успеваю. Глотаю привезенное Егорычем детское шампанское, пузырьки взрываются в моём, всё-таки сломанном носу…
Бабуле удалось меня вытащить к платному доктору, тут недалеко, в областном городке. Сказали, что может остаться горбинка. А я подумала – вот бы мне вообще сделать пластику, чтобы Марк меня не узнал!
Мне ведь придётся всю жизнь прятаться! И с документами всё неясно. Не могу же я пойти рожать без паспорта? Конечно, можно пойти в частную клинику и паспорт не спросят, но ведь ребенку тоже нужны будут документы?
Эти вопросы вызывают у меня стресс, волнуюсь дико. Бабушка и тут всеми силами помочь старается. Но как? Даже не знаю.
С момента моей гибели проходит больше месяца. Я всё-так же живу на даче бабушкиной подруги, мы собираемся переезжать, решили ехать в Питер.
О Марке стараюсь не думать. Но сказать легко, а сделать…
Не знаю, что заставляет меня приехать на кладбище, к своей могиле. Это ведь ужасно, наверное? Чувствую себя преступником, который возвращается туда, где совершил страшное. Там крест, моя фотография – её делал сам Марк, на свадьбе. Почему-то из всех фото – а свадьбу, естественно снимали профессионалы – мне больше всего нравилась эта. Я улыбалась глядя на любимого, который стал моим мужем, и солнечный лучик отражался в глазах и бликовал на коже. Я была юная, беззаботная, красивая, влюбленная.
Живая. А сейчас… я пепел от самой себя. И эта могила кажется очень реальной. Там действительно похоронена та Алька, которую убил Марк.
Убил своим предательством.
Счастье, что я замечаю его, когда он только выходит на дорожку, ведущую к этому участку. Успеваю спрятаться за склепом, выстроенном неподалеку.
Марк, он… он приносит цветы. Он говорит со мной… Он… плачет.
И я тоже плачу, прячась, и зажав рот кулаком.
Господи, почему всё вот так? Почему?
Мне так хочется выйти из укрытия, бросится к нему, и сказать, что я живая, я люблю его, я готова простить ему всё!
И некстати вспоминаю очередную статейку в интернете. И фото. Марк и его блондинки…
Как он может опять врать? Быть с ними, а потом приходить сюда? Или… или таблоиды врут? Но ведь все не могу врать?
Или могут?
Я запуталась, мне плохо, больно… спешу домой, к бабушке, а там…
Она не ждёт прихода Марка, не знает, что он решит приехать. В последний момент я успеваю спрятаться в кладовке, и вещи спрятать.
И смотрю как он заходит в мою комнату, и садится на кровать.
Он… он какой-то другой стал. Совсем другой. Осунулся, и мне кажется на виске седая прядь. И еще у него дрожат руки. Синяки под глазами. Он что-то бормочет. Неужели молитву? Или… или просто разговаривает со своей погибшей женой?
Я могу сделать один шаг, открыть дверь, выйти и посмотреть, чего стоят его слезы. Готов ли он принять меня, живую?
Готов ли простить обман? Готов ли… готов ли изменить свою жизнь ради меня?
А я? Готова ли измениться ради него? Ведь и мне тоже придётся меняться…
Марк уходит.
Бабушка молчит. Не хочет со мной говорить. Она его жалеет.
Я понимаю, все понимаю и…
Не могу. Больно. Вспоминаю тот вечер. Этих женщин с ним, его язвительные слова мне. То, что он не остановился, когда я просила… Это было насилие. Однозначно. Разве это можно простить?
Иногда я думаю – можно.
Можно наплевать на всё, закрыть глаза и продолжать дальше жить в мире розовых пони. Вот только с каждым разом окунаться в реальность будет всё сложнее. И возможно в какой-то момент ты просто перестанешь оценивать мир адекватно.
А еще можно простить если ты видишь раскаяние.
Я вижу. Мне так хочется в это верить! И я…
Я звоню Марку. Только… он недоступен. Пытаюсь дозвониться до офиса – они не дают комментариев. А дома… Да, отвечает Юлия Сергеевна. Я стараюсь изменить голос, чтобы она не узнала, но ей, наверное, и в голову не приходит то, что могу звонить я. Я же мёртвая. Марк уехал. Куда? Неизвестно. Вроде бы куда-то к океану.
Красиво. Да. Куда еще может уехать миллиардер, похоронивший любимую? На океан, с красивой моделью, наверное. Чтобы помогала ему страдать.
Всё справедливо. Я сама захотела выпилиться из его жизни. Значит так тому и быть.
Мы едем в Санкт-Петербург. Город, который я люблю и жить в котором не могу абсолютно. Мне холодно, мне нечем дышать. Я боюсь выйти из дома, потому что боюсь увидеть места, напоминающие о нашей первой поездке сюда с Марком.
Долго думаем, куда бы переехать, неожиданно помощь приходит от Егорыча. Оказывается спаситель мой не так прост и у него есть небольшая квартирка в Крыму, на окраине Ялты, которую он в сезон сдает.
Я никогда не была в Ялте, а бабушка рассказывает, что в молодости пару раз отдыхала там и ей вообще нравится Крым.
Принимаем решение ехать в Ялту, вместе с Егорычем, на его машине.
К этому времени у меня уже есть новый паспорт. Санкт-Петербург всё еще немного бандитский, но в моём случае большая удача, что бабушке удаётся убедить своих друзей помочь. Да, это похоже на сказку. Но чтобы получить паспорт приходится продать квартиру родителей в Москве, которую раньше мы сдавали. Зато немного денег осталось. Откладываем на черный день.
Я молюсь, чтобы он не наступил.
Ялта мне нравится, и климат очень подходит. Поэтому я почти не замечаю беременности – очень легко все дается.
Жду не дождусь, когда смогу уже увидеть свою малышку.
Единственное что меня беспокоит – я не могу не думать о Марке. Не могу его забыть. Он так же всё время рядом со мной. Он так же приходит по ночам.
И я с ужасом понимаю, что это не проходит. Не уходит никуда. Не исчезает.
Он со мной. Он в моем сердце.
Периодически просматриваю прессу и понимаю – о нём вообще почти перестали писать. Информация закрыта.
Только в одной из новых статей вижу знакомую фамилию.
«Владимир Набоков наконец сумел обойти давнего конкурента Марка Златопольского и подняться на несколько ступеней в знаменитом рейтинге самых богатых людей страны…»
С обложки смотрит улыбающийся красавец с глубоко посажеными синими глазами. Тот самый, который когда-то заявил, что ему нравятся мои пальцы. Тот с кем Марк устроил потасовку на светской вечеринке…
Красивый, успешный, одинокий мужчина…
Глава 20
Красивый, успешный, одинокий…
Случайно попадает в руки старый журнальчик - желтая пресса меня любила когда-то.
Я был таким?
И не только я. Рядом фото того, кто когда-то был другом. Вернее, я считал его другом. Владимир Набоков. Я называл его Влад, как и многие.
В статейке сравнивают столичных холостяков. Просто пособие для девушек, мечтающих о статусном кавалере.
Витрина лучших самцов. Правда, тут не рассказывают о том, что такие самцы могут сотворить с этими девочками. Особенно, если девочки чистые и невинные. Но, справедливости ради, чаще на пути таких вот плейбоев встречаются ушлые дамочки, которым известны правила игры.
Если бы я женился на такой то… та встреча в ресторане могла бы мне встать гораздо дороже с одной стороны и дешевле с другой. Пришлось бы купить ей новую шубку, машину, бриллиантовое колье, кольцо, отправить на отдых в Майями или на Лазурный берег, может обошлось бы Мальдивами, но естественно, в самый дорогой отель для VIP-персон.
Потратился бы. Зато остался бы жив.
Из меня не вынули бы душу… Не хотелось бы вместо неё опустится на два метра под уровнем моря.
Почему люди говорят, что всё проходит? Пока на своей шкуре чувствую, что это обман. Не проходит.
Меняется – да. Может, притупляется. Но болит.
Как открытая рана, которая не затягивается.
Сейчас я уже начал понемногу чувствовать себя опять живым. Я могу дышать. Стал более-менее понимать это весной. Когда в лесу вокруг нашей обители подтаял снег и вылезли подснежники.
Такие хрупкие, почти неземные, нежные. Я опустился на колени прямо перед ними и просто смотрел. Цветы напомнили мне её, мою Алю. Несмотря на кажущуюся слабость – такие сильные! Шутка ли, пробиться сквозь снега, выжить, когда вокруг всё еще царит холод.
Тоненькие стебельки, хлипкие листочки, трепещущие от ветра и невесомые, крохотные, словно прозрачные бутончики, склоненные головками вниз.
Они на самом деле такие стойкие. Не боятся ни стужи, ни ветра, ни снега. Растут себе, зная, что могут порадовать глаз лишь случайного путника, такого как я…
Неприкаянного.
Почему-то подумалось, что такие цветы я мог бы принести на её могилу. Если её душа где-то там, если может увидеть, почувствовать, то… может она оценит этот знак? Но рвать их нельзя. Да и… смысл? Разве гибель этого лесного чуда будет иметь какой-то смысл? Ведь та, для кого я их сорвал бы уже не сможет увидеть.
Тем не менее я связываюсь с Агдамовым.
- Адам, есть просьба одна… не сочти за труд.
- Да уж не сочту, учитывая что приходится теперь и за твоей компанией присматривать.
- Я говорил тебе, брось. Я всё равно хочу всё продать. Мне ничего не надо.
- Мозги тебе вправить надо, - Адам буквально рычит в трубку. – Издеваешься? Неужели совсем всё равно? Даже Набоков тебя уже не заводит.
Набоков… Как ни странно, Набоков теперь действительно не заводит. Кто он такой? Да и вообще, что это всё мне теперь?
- Адам, просто помоги.
- То есть ты меня как в сказке за подснежниками сейчас отправил? – выслушав мою просьбу друг ёрничает. – Капризная принцесса ты, Марк. Понял? Ты хоть запятую правильно поставь.
- Какую? – реально не понимаю о чём он.
- Ясно, сказок детям не читал, да?
- Ну, детей у меня нет. Почти…
- В смысле, почти? Ты что там? Ты же в монастыре, вроде? Или… ты в женском?
- В мужском. Но я трудник, не послушник, так что… Но если ты об этом, то нет. Я… я один, - немного лукавлю, но это тоже пока не хочу раскрывать. – Так что за запятая?
- В сказке про подснежники принцесса, которая в лютый холод цветочков захотела, еще и правописанием занималась. Так вот ей дали предложение. Казнить нельзя помиловать. И она должна была поставить запятую. Сечешь?
- Казнить, нельзя помиловать, - а что такого?
- А то, если так, как ты сказал, значит всё, финиш, да? Человека приговорили.
- Ну, там же так получается, разве нет? – я на самом деле не понимаю. А может просто так привык казнить…
- Казнить нельзя, помиловать. Так тоже можно, понимаешь? По-ми-ло-вать! Когда уже это случиться?
- Что? – опять не понимаю друга, есть у него такая манера, иногда говорить загадками.
- Когда ты себя помилуешь, а? Сколько времени прошло?
- Три с половиной месяца, Адам. Уже…
Я говорю уже, хотя для кого-то может и всего. Я как-то три месяца живу без неё.
И самому это даже кажется чудом. Много работаю. Изматываю себя трудом. Мышцы на руках нарастил, старые рубашки придется выбросить.
Да и буду ли я их носить? Адам агитирует меня за возвращение. Но я не вижу смысла.
Мне хорошо и тут. Тут, в небольшой комнатке в общежитии для рабочих, я называю её келья, я могу быть с ней. С моей Алькой.
Да, я разговариваю с ней. Это не значит, что я сошёл с ума. А может и значит, мне всё равно.
Ночью мне кажется, что я обнимаю её и она обнимает меня.
Я вспоминаю, нет, не вспоминаю – помню! Закрываю глаза и представляю. Нежную кожу, изящную спину, тонкую талию. Она переживала, что не похожа на тощих моделей, да, наверное, плоской точно не была. И, возможно, при первой встрече в других обстоятельствах я бы это отметил и не взглянул бы второй раз. Но тогда, под тем прозрачным дождём я словно околдован был ею. Этой невыносимой женственностью. Плавностью. Тем, как темнели вишенки на упругих холмиках под влажным хлопком. У неё была потрясающая фигура, тонкая там, где надо, и пышная именно в нужных местах. А кожа… кожа светилась, тонкая, мягкая, нежная…
Я любил положив её на живот рисовать узоры на её спине, проводя подушечками пальцев по идеальному позвоночнику, мне так нравился золотистый пушок, который вился на шее, у самой кромки роста волос. Я обожал мелкие веснушки, которые появились на её спине летом.
Я не любил её.
Сейчас я это очень отчетливо понимаю. Не любил.
Я просто не умел любить.
Это была страсть, желание присвоить, обладать, желание иметь, которое было сродни желанию заработать еще больше бабла.
Желание, чтобы это всё было моим, принадлежало только мне, чтобы я имел на это тело эксклюзивное право.
Вот что это было.
Не любовь.
Сейчас это я понимаю очень и очень отчетливо.
Потому что именно сейчас я люблю.
Сейчас, когда её не стало я учусь любить. Сейчас, размышляя о том, что я делал, что сотворил, как вел себя, понимаю, что в моих действиях не было ничего от любви.
Жажда собственника.
Недовольство тем, что игрушка решила оставить хозяина, зажить своей жизнью. Посмела заявить, что не согласна на те условия, что я предложил ей.
Я не любил.
Но знал, что любовь она вот тут, совсем рядом, она ждёт своего часа. И стоит мне немного дать слабину – накинется, и тогда я стану рабом этого чувства.
Может быть поэтому я и срывался, поэтому пошёл на измену, которую и изменой-то не считал! Подумаешь – пар выпустил!
Это же для нормального мужика ничего не значит, да? Как-то мой приятель сравнил такой вот одноразовый секс с походом в туалет, мол, естественная нужда, ты же не оправдываешься каждый раз её справляя? Другой, смеясь оправдывался иначе, мол, в танце же ты дотрагиваешься до чужой женщины? Это тот же танец, просто вы соприкасаетесь другими частями тела.
Какая жесть. Да, наверное для нормального мужика – это нормально. А для нормального мужчины?
Это ведь разные вещи, мужчина и мужик. Теперь я это очень отчетливо понимаю.
Теперь я хочу быть мужчиной. Пока для себя. Потом…
Мне трудно представить, что какая-то женщина сможет так же проникнуть в меня, прорасти. Как мой Аленький…
За те несколько месяцев что я работаю в этой глуши, где одни мужчины женщин почти не вижу. Тут у нас их нет. В ближайший город я выбираюсь только пару раз. За эту пару раз успеваю столкнуться с вниманием слабого пола. Первая встреча с довольно симпатичной девушкой, которая недвусмысленно предлагает, причём, явно не зная кто я такой. Для неё я простой работяга из монастыря. Но… хочется и такого.
А мне не хочется. Ничего. Игнорирую, выслушивая ехидное замечание о том, как жаль, что такой экземпляр пропадает зря.
Да уж, я уже и экземпляр.
Вторая дама, так же случайно встреченная в городе, куда я еду вместе с таким же трудником еще более настойчива. Ну, тут мой коллега специально привез меня туда, где будут дамы, ему захотелось. А мне…
Нет.
Абсолютно. Как отрезало. Я понимаю, что даже не представляю себя с кем-то кроме Али.
Мне хватает её. Наших ночей.
Наверное я всё-таки сошёл с ума. Но мне плевать. Если ночью я могу любить её – мне плевать.
Ночь – это то время, которое я никому не отдам, оно моё, я отмаливаю его днями, погружёнными в труды.
Отмаливаю молчанием. Два месяца полной тишины. Прежде чем я снова начинаю говорить. Но говорю мало. Только с Адамом, с моим духовником и с недавних пор еще с одним человеком.
- Дядя Марк, ты чего? – голос парнишки возвращает меня в реальность, - всё хорошо?
- Нормально, малыш, всё нормально. Просто задумался, бывает.
Смотрю на ясноглазого паренька, Вовку, который некоторое время назад прибился к нашей обители.
Удивительно, какие витки делает судьба.
Я был первым, кто его тут увидел. Он стоял у ворот, дрожал…
Сказал, что мамку в больницу забрали, он хотел к ней пойти, и заблудился. Участковый местный потом сказал, что парень из посёлка, мать на самом деле в больнице, одинокая женщина, выросла тут, работает в городе в школе. Мальчишка у соседки оставался, соседка пожилая, не уследила.
Батюшка наш решил тогда парня у нас оставить, куда его домой, одного? С бабкой соседкой непонятно что, Еще и погода испортилась, весенние заморозки, а у нас еще несколько пацанов живут, из детдома сбежали. Вот он и остался. Почему-то я ему понравился, может потому, что я его по сути нашёл, а может потому, что я ему, как и другим ребятам сделал лук со стрелами, и учил стрелять?
Буквально на следующий день он спросил:
- А ты меня правда к мамке отвезешь?
- Отвезу, конечно. Сейчас чуть подсохнет дорога, а то развезло всё, еще застрянем.
- Санька говорит, у тебя машина большая.
- Большая, да…
Хорошо, что я взял не самый новый внедорожник, на котором в основном охрана ездила, не так бросается в глаза, не выдает с потрохами мой статус.
О том, кто я тут знает только настоятель. Но молчит, конечно. Не только потому, что счет монастыря пополнился несколькими миллионами не рублей. А потому что он действительно по-настоящему глубоко верующий.
- Дядя Марк, а ты… научишь меня тоже… ну, это… по дереву…
- Плотничать? Научу, конечно. Тебе сколько лет?
- Семь… почти… шесть с половиной.
- Подходит, мне столько же было, когда меня дед учить начал. Кстати, а у тебя кроме матери никого? Отец где?
- Он… погиб. Мама рассказывала, что он был хороший, добрый, но погиб. А больше никого нет.
Погиб… а может и не было никакого отца, ну, в смысле, залетела, а он сказал – извини. Такое же тоже бывает?
Смотрел тогда на мальчонку и душа рвалась на части… Неужели у меня никогда не будет такого вот… славного парня? Или…может всё-таки я когда-нибудь смогу забыть?
Сердце сжималось. Давило грудь. Снова не вздохнуть было никак. Челюсти сжимал с силой…
Прости, Аленький… прости. Не буду думать о таком. Мне нельзя. Не буду.
Через пару дней собрался, повез парня в областную. По дороге заехали в магазинчик, что там можно в больницу? Взял яблоки, мандарины, печенье овсяное, соки, кефир – Вовка с сознанием дела показывал, что мама любит. Молодец, мама, правильно парня воспитывает, должен уметь за женщиной ухаживать.
Нас пропускают в отделение, заходим в палату.
- Мама!
- Вовка, сынок!
Смотрю на девушку и, кажется, прошлое меня догоняет, лупит, обухом по черепушке…
Глава 21
Злата Марковна Златопольская.
Так бы звали мою девочку, если бы…
Нет, никакого если бы. Её будут звать по-другому.
Она будет Злата Ивановна Андреева. В графе отец будет стоять прочерк, в графе мать – Алевтина Ивановна Андреева.
Не знаю почему нам с бабушкой вместе пришла мысль дать мне именно это имя. Может потому, что мне хотелось вопреки всему остаться Алькой?
Хотя новым знакомым я теперь представляюсь как Тина. И неожиданно мне это имя тоже очень нравится.
Милая, нежная, наивная Аля действительно умерла. Её место заняла строгая, серьёзная девушка Тина.
Которая старается сделать всё, чтобы жизнь её малышки была спокойной, радостной и счастливой.
Почти всю беременность я работаю – спасает знание английского языка. Конечно, тоже бабушка помогла найти место – я перевожу иностранные фильмы, документальные, в основном, реже игровые. В основном работа не очень сложная, но иногда приходится заморочиться, чтобы понять, что имели в виду авторы той или иной картины.
Бабушка тоже работает. Её взяли редактором на большой сериал, который, по случаю, снимают в Крыму. Еще предложили стать преподавателем на сценарных курсах. Она согласилась – тоже неплохо.
У бабушки роман с Егорычем. Я, кстати, думала об этом еще тогда, когда лежала избитая в его доме. Он показался мне очень домашним что ли? И… наверное настоящим. Сам он уверяет, что мудрость к мужчине приходит с возрастом, но часто возраст приходит один.
Мне нравятся их отношения, я за них очень рада. Егорыч дарит бабушке цветы, приглашает на свидания. Мне только жаль, что видимся мы не часто.
Бабушка стала бояться – вдруг Златопольский решит разыскать её и увидит… свою покойную жену, в добром здравии, да еще и беременную?
- Надо пощадить его слабое сердце, Алька. А если серьёзно… мы с тобой этот вопрос совсем не продумали.
- Да не будет он за тобой следить! Ему вообще уже плевать! Он… Он уже забыл, как меня зовут.
Больно говорить так, но разве это не правда?
Но бабушка настаивает на конспирации.
Первое время, когда мы жили в квартире Егорыча, я выходила гулять в темных очках, волосы покрасила в рыжий цвет, старалась напяливать какие-то балахоны, чтобы быть на себя непохожей.
Потом мы решили, что лучше мне жить вообще отдельно и потратили деньги, оставшиеся после продажи квартиры родителей – купили мне уютную небольшую студию. Удалось найти приличный вариант, да, тоже на окраине, но в новом доме.
Тут я теперь и живу, и обустраиваю место для моей малышки. Каждый день просматриваю сотни разных сайтов, выбираю коляску, кроватку, вещички. Конечно, залипаю на всяких детских комнатах и…сердце сжимается.
Если бы я осталась с Марком и моей малышки было бы всё. Уверена, он бы её любил, очень-очень. А я…
Я бы медленно умирала. Потому что он не любил бы меня. Он не смог бы измениться. Да, возможно в первое время Марк пытался бы исправиться, хранить верность, но потом… А я не смогла бы это пережить.
До сих пор каждую ночь он со мной. И каждую ночь я счастлива, потому что он такой же как раньше. Такой, каким был после свадьбы. Нежный, трепетный, любящий, осторожный, ласковый. Я была как принцесса, королева. Я парила на крыльях любви! Я так его любила!
Марк! Зачем же ты меня… вот так…
Каждое утро просыпаясь я умоляю – пожалуйста, прекрати меня мучить! Отпусти меня! Марк! Отпусти!
Он не отпускает. Каждую ночь я слышу его признания. Каждую ночь он умоляет простить…
И я не знаю, что мне делать.
Очень сложно. Очень хочется вернуться в то время, когда была счастлива.
Очень хочется любить.
И жить спокойно тоже хочется, поэтому я стараюсь запретить себе думать о Марке хотя бы днём.
В консультации, где я наблюдаюсь, ко мне как-то подсаживается девушка моего возраста, Милана. Оказывается, что она, как и я живёт в Ялте недавно. Решаем встретиться как-нибудь, посидеть в кафе. Ни у неё, ни у меня подружек тут нет.
Встречаемся на следующий же день, гуляем по центральной набережной – весна в Крыму просто сказочная. У нас в Москве еще снег лежит, и температура минусовая, а тут уже всё цветет. На набережной в деревьях огоньки, музыка играет – уличных музыкантов стало больше, потому что в Ялту потянулись отдыхающие, те, кто просто приезжает посмотреть достопримечательности, подышать морским воздухом.
Я сама еще почти нигде тут не была, только на даче Чехова – мне очень понравилось.
Заходим с Миланой в крошечное кафе, почти пустое, заказываем чай, решаемся и на пирожные. Я за время беременности почти не набрала вес, наоборот, сильно похудела. Токсикоз у меня был, когда мы жили в Питере, как переехали – всё как рукой сняло, вот только есть особенно не хочется.
Милана рассказывает о себе.
Она одна. Отца её ребёнка рядом нет – у неё своя история с изменой. Застала парня с подругой перед самой свадьбой.
Я слушаю её рассказ и перед глазами события того дьявольского вечера, который разрушил мою жизнь.
- Знаешь, он потом прощения просил, говорил, мол… сам не знаю почему, типа бес попутал, обвинял подругу в том, что она сама на него вешалась.
- А подруга? – задаю вопрос просто по инерции.
- Что?
- Подруга что говорила?
- Подруга сказала, что я ей должна быть благодарна, избавила меня от кобеля. Только вот…
Она разводит руки, чуть выпячивая и без того приличный живот. Срок у неё больше, чем у меня. И животик тоже. У меня уже шестой месяц и почти не заметно, что я в положении, а у неё седьмой и живот большой, я даже думала, что там двойня, но Милана сказала, что ребенок так расположен.
- И ты ему не призналась, что в положении?
Она качает головой.
- А зачем? Что бы это изменило?
Да уж… В моей ситуации, наверное, изменило бы всё. Марк бы точно меня держал на привязи, шаг вправо, шаг влево – расстрел. И была бы я сейчас издерганной, нервной, затюканной дамой, даже не мечтающей о том, чтобы личный ад закончился…
- Ты же тоже не замужем?
- Нет, я одна. – понимаю, что она ждёт продолжения, откровенность за откровенность, почему нет? – та же история. Только не с подругой. Хотя и с подругой тоже.
- Ого? Не один раз?
- Ага…
- И как ты узнала? Тоже его поймала?
Киваю, поймала, это точно, или поймали меня. Коротко пересказываю встречу в ресторане. Правда, одну блондинку решаю убрать. А вот слова Риммы вспоминаю в точности.
- Жесть, таких друзей…
- За одно место и в музей, так моя бабуля говорит.
- Она права!
Неожиданно мы обе смеемся! Нам весело! Мы, брошенные, беременные, которые должны страдать от несправедливости мира – смеемся! Поэтому нам и море по колено. Верим, что у нас все получится.
- Мой меня месяц пытался вернуть – я думаю из-за свадьбы. Я же свадьбу отменила, а деньги он и мои родители вкладывали. Они тоже меня уговаривали, мол, подумаешь… - она отворачивается, слезы скрывает. – Мне надоело всё, давят, давят. Уехала сюда. У меня тут брат старший живёт, с женой, у них частный дом большой. Он меня принял. Сказал – поможет. Пусть этот только сунется. Еще у брата частная мини-гостиница. Я там сейчас подрабатываю, помогаю. Платят они нормально, постояльцы чаевые оставляют. Так что на приданое уже накопила.
- Молодец брат. Настоящий!
- А ты… тебе кто-то помогает?
- Бабушка и её жених.
- Жених? Бабушки?
Мы снова смеемся, и я рассказываю о своей любимой бабуле.
Без неё я бы, конечно, пропала. И думать не хочется.
В апреле бабуля и Егорыч едут в Москву. Навещают доктора Товия, который рассказывает неожиданные новости о Марке.
Он пропал. Пропал для всех. Оказывается, мой муж не ездил к океану. Он… он уехал в монастырь! Шок. Для меня это шок.
Нет, он не стал монахом – да если бы и хотел, это не так быстро. Он просто работает при одном монастыре, где-то в центральной России. Монастырь не самый большой, не очень известный.
После того как я узнаю новости я просто ухожу в себя.
Молчу какое-то время.
Может быть, он изменился? Может, на самом деле так сильно переживает из-за того, что я…
Но ведь я жива?
Может быть мне нужно поговорить с ним? Встретиться?
Проходит неделя. Я в полном раздрае. В абсолютном.
Бабушка пытается поговорить со мной, но я пресекаю – нет, я еще не готова.
Вернее…
Я готова простить! Готова бежать к нему туда! Готова сказать, что я дам ему шанс, и…
Милана вытаскивает меня на очередную прогулку. Я не очень хочу идти, вообще не хочу никого видеть, слышать, но она очень просит.
- Тина, мне нужен совет. И помощь. Пожалуйста…
Мы сидим в ресторане «Апельсин» - это, можно сказать знаковое место для Ялты, каждый, кто хоть раз был в городе заходил сюда или проходил мимо. Ресторан на корабле «Арго». Ценник тут приличный, хотя до московского ему всё равно далековато. Ну или я в Москве с мужем была только в очень дорогих, пафосных местах.
Тут тоже слегка пафосно на первый взгляд. И Милана немного стесняется, хотя сама и предложила посидеть тут.
- Надо было в кафе пойти.
- Ну, пойдем, если тебе не уютно?
- Да, ладно, сама тебя позвала и… Ой, Тина… Мой Никита приехал. Нашёл меня. Я же не говорила куда еду! Даже родители не знали. Брат на моей стороне, ничего им не рассказывал. А тут… В общем, он приехал. Заселился к нам в гостиницу. Сразу пошёл к брату на разговор, ну, Виталик его поучил. Слегка.
Она вздыхает, в глазах слёзы…
- Ну что ты? Успокойся…
- Он же не знал, что я… но сразу сказал, что ребёнка не оставит, что бы я не решила. И…понимаешь, он теперь говорит, что у него и не было ничего с Полиной, что он просто был, ну… не в адеквате, а она воспользовалась. Специально, чтобы я увидела, чтобы нас рассорить. Она завидовала. Он же… Он порядочный, из хорошей семьи, обеспеченный, зарабатывает прилично! Она к нему стала сразу подкатывать. Он мне не говорил, стеснялся, мы же с ней с детства дружим…
Она рассказывает, слезы текут, а я думаю о своем. О том, что узнала о Марке.
- А мой в монастырь ушёл.
- Да ты что? – она округляет глаза. – прямо… вот… в монахи?
- Нет, говорят пока просто работает.
- Переживает, да? Страдает? А ты… ты… простила бы?
- А ты? Ты, Милан, простишь? А сколько их еще будет, таких подруг? – неожиданно меня прорывает, - а если еще кто-то позавидует? И каждый раз бояться, что он опять? А если всё это раскаяние – показуха?
- Тин… подожди… ты сейчас про моего или про своего?
- Я… я, наверное, вообще.
Закрываю глаза.
Я хочу простить.
Нет, не так… я хочу… хочу, чтобы ничего этого вообще не было.
Еще лучше, если бы в тот день, когда в Москве пошёл дождь я бы осталась дома, или поехала на автобусе. Или зонтик бы взяла.
Было бы гораздо лучше.
- Я… я люблю его, Тин! Он приехал и… я все вспомнила! Он… знаешь, как ухаживал? Он мне пел серенады. А когда я заболела, он лекарство ездил доставать в другой город. И фрукты мне свежие в больницу каждый день привозил. И цветы дарил. И говорил, что я единственная. Что таких больше нет.
- Если любишь, какие могу быть сомнения?
- Я… я не сомневаюсь. Я…Я ему сказала, что хочу остаться здесь. И чтобы он остался. А он сказал – нет проблем. Готов сюда бизнес перевести, уже с братом договаривается.
- Значит, скоро свадьба?
- Он хочет успеть до родов. А я хочу после. Не хочу с животом.
- Вы можете расписаться до, а праздник устроить после. Только… с малышом тоже особенно не погуляешь.
- Это точно. Но… ты же придешь? Приглашаю!
- Ой, - улыбаюсь, это неожиданно, но я за неё рада, и хочется, чтобы она была счастлива. – Конечно, если смогу, ну, то есть как моя малышка позволит!
- Мы тебя будем очень ждать.
Она начинает рассказывать о свадьбе, о том, что хочет скромно, но стильно, она видела тут делают свадьбы в стиле кантри, в лавандовых полях.
- Тин, а ты… ты своего может тоже… простишь?
- Не знаю. Может и прощу…
- Тебе бы поговорить с ним. Может… съездила бы в этот монастырь?
- Может…
Мы прогуливаемся по набережной, я провожаю её до гостиницы, где она работает – дом её брата рядом, а до моего дома оттуда идти еще метров четыреста вверх.
Милана приглашает зайти в лобби – беременным часто надо в дамскую комнату, ну и угостится чаем – куда без этого! Так мы и дефилируем весь день, от чашки чая к туалету!
Выхожу и слышу томный вздох подруги.
- Красивые какие эти миллионеры. Я бы такому все простила, и измену, и загул, и что угодно, только бы был мой.
Смотрю на экран телевизора, куда устремлен восторженный взгляд Миланы, и понимаю – именно этому я не простила ничего.
И, наверное, уже не прощу.
Потому что на экране он не один…
Глава 22
- Отпусти ребёнка! Уходи! Быстро! Я позову охрану! Уходи!
- Мам, ты чего?
- Вова, Вовочка! Иди сюда!
Растерянно смотрю на измождённую молодую женщину, лежащую на кровати в палате, где еще человек пять. Естественно, они начинают поглядывать с любопытством.
Такое шоу…
А она… Она реально в панике. И я медленно, очень медленно соображаю почему. Мы, мужики, вообще в этом плане тугодумы.
Вообще в любом плане мужики тугодумы. В том, что касается личного. Отношений. Женщин. У нас мозг устроен по-другому. Иначе устроен.
Мы можем быстро принять важное решение и заработать миллионы, ну, или просрать… Тут уж как фишка ляжет. Мы быстро соображаем, если что-то касается техники. Тоже, конечно, не всегда, верно, но быстро. Просчитываем риски, продумываем стратегии, бизнес-планы выкатываем. Легко.
Отношения? Хм… Построить отношения? А что это?
Да, да, именно так.
Удивительно, как прочищает мозг физическая работа на свежем воздухе. Не только плотницкие дела, но еще и заготовка дров. Машешь топором и вроде не думаешь, а в башке выстраивается. Вот и у меня… выстраивалось. С самого начала почти.
Нет, конечно, в основном я думал о Альке, о ней, о нашем, о том, что я так позорно слил, про… продолбал. Потерял. В конце концов потерял её.
Но и другое, вспоминал тоже…
Свои фееричные провалы, эпичные фейлы.
- Кристина?
И вот сейчас этот «эпик фейл» смотрит, глазами полными слез, подбородок дрожит.
- Уходи… пожалуйста… уходи…
И я выполняю просьбу.
Выхожу, прислоняясь к стене, закрывая глаза. Воспоминания как цунами, сносят, перемалывают, уничтожают, в который раз выжигая на моей душе тавро – не годен.
Красивая, милая, нежная, невинная девушка…
Нет, когда я её встретил она была уже не совсем невинная, с Владом у неё всё уже было. Но также было ясно как божий день, что Влад у неё первый, что она влюблена, и что… ей плевать, что там у него в банке, какие активы, пассивы, и прочая чепуха.
Она его любила!
Любила…
А мне…
Мне просто было весело. Мне хотелось куража какого-то.
С Набоковым мы дружили, если в принципе то, что было, между нами, можно назвать дружбой. Сейчас понимаю – ни хрена нельзя. Нет, он, может и пытался в дружбу, а я… Мне где-то было выгодно, где-то удобно. Где-то просто я считал, что Набоков умнее остальных. Мне под стать.
В общем, я был та еще сволочь. И всё, казалось, шло хорошо, когда мы просто таскались по злачным местам, кутили, веселились, с девочками развлекались, иногда даже вместе…
Всё было хорошо, пока мы вели себя как два плейбоя, офигевших от количества бабла и свободы, которое оно даёт. И не просто свободы – власти. Власти над теми, у кого этого бабла нет или значительно меньше. Хотя капиталы у нас в то время были гораздо скромнее нынешних, но гораздо жирнее чем у большей части населения.
Всё было нормально, пока не появилась эта ясноглазая куколка. Так красиво играющая в невинную лань.
Мне очень хотелось думать, что она играет. Очень. Я не верил в то, что такие могут быть в реале.
Она ведь из «понаехавших», студентка, проживающая в съемной клетушке на окраине. Как они с Набоковым оказались в одном месте и в одно время? Ну, типа, случайно… Ага, я же не верил нифига в случайности, да?
Поэтому и Альке, стоящей в тот день по дождём не поверил.
Нет, Кристина под дождём не стояла. Она была баристой в какой-то кофейне, куда «Лолита» заскочил за ведерком американо.
Да, да, это я дал Набокову кличку «Лолита», казалось, это очень смешно…
Твою ж медь…
В той кофейне была какая-то проблема с картами – терминал хреновый, не работал. Крис, добрая душа, сделала ему кофе бесплатно, еще и имбирных пряников дала. Сказав, что детей всегда угощают в их заведении. Почему она его угостила? Да потому что вел себя как… несмышленыш. Ну, подумаешь, карты не принимают, разве это проблема?
«Проблема, когда кто-то умирает, и нет денег, чтобы помочь.»
Это были её слова. Влад пересказал. Он был вообще какой-то охреневший тогда…
Я был таким же, когда пытался сбежать от Альки, от чувств к ней.
Я дико ошибся, говоря, что не любил её тогда. Безумно любил. Просто любовь была… Нет, не любовь была не настоящей. Я был не настоящим.
Тогда, с Набоковым, мне казалось, что не настоящая она. Кристина. Тина – так он её называл. Вернее, она сама так представлялась. Тина. А я нарочно звал её Крис – не потому, что мне так больше нравилось, а потому, что это бесило девчонку.
А мне нравилось её бесить. И сама она мне дико нравилась. Тоже хотелось, к источнику невинности и чистоты. Присосаться… блин…
И я пытался. Чёрт, я реально… ублюдок.
И что сейчас делать? Зайти обратно? Чтобы напугать еще больше? И раззадорить соседок?
Подхожу к стойке, прошу медсестру помочь. Хорошо, что в кармане уже по привычке наличка есть – да, да, деньги всегда и везде решают если не всё, то многое.
Правда, мне ни хрена не помогли. Ни с Крис, ни с Алей…
Видимо, всё-таки есть в жизни что-то, что не купишь за эти грёбанные деньги, кто бы что не говорил.
Минут через пять я уже в кабинете заведующего отделением.
- Ситуация сложная с пациенткой, да…
- Онкология?
Он смотрит на меня удивленно.
- Нет, у неё слабое сердце.
- А точнее?
- Точный диагноз я вам, простите, просто вот так рассказать не могу, это информация только для близких родственников, да и не уверен, что вы всё поймете.
- Допустим, не пойму. Коротко – вылечить можно?
- Сейчас можно почти всё вылечить, были бы деньги.
- Если деньги есть?
- У неё? Или у вас? – смотрит скептически.
Да, не выгляжу я как миллиардер и магнат Златопольский, увы… Оброс, борода нестриженная, на мне удобный, вязанный, монастырский свитер, и брезентовая штормовка.
- У меня есть. Я всё оплачу.
Хоть это я могу сделать для неё и для… для мальчонки.
- Вы… - доктор опускает глаза, - вы, боюсь, не понимаете…
- Это вы не понимаете. Сколько? Миллион? Два? Десять?
Заведующий поднимает глаза.
- Что, долларов? – спрашиваю, оценивая его взгляд.
- Простите, а вы ей кто? Этой… Крыловой?
- Я?
Хороший вопрос. И я не могу сказать, что я никто. Я еще как кто. Я тот человек, который разрушил её жизнь. Сломал хрупкую, невинную куколку.
И вот сейчас, как я понимаю, у меня есть шанс хоть что-то исправить. Хотя, конечно, это… это вряд ли поможет мне снять грех с души.
- Я её старый знакомый, можно так сказать.
- Старый знакомый готов выбросить миллионы на лечение?
- Почему, выбросить? Она… безнадежна?
- Здесь, у меня? Да. Я могу только на время как-то подкорректировать состояние. Но этого времени всё меньше.
- Хорошо, если я увезу её… не знаю, в Москву? В Германию? В Израиль?
- Увезете? – он откидывается в кресле, складывает руки на груди, внимательно меня разглядывает, - погодите вы… отец мальчика, да?
- Это имеет значение? - Меня начинает бесить этот лощеный мужик, вдруг начинающий играть в бога. – Ладно, я понял, мне лучше поговорить с ней.
- Это точно.
Встаю. Понимая, что вряд ли поговорить удастся.
- Совет хотите?
Не хочу, но у двери замираю.
- Объясните ей, что если она умрёт парня, скорее всего в детдом отправят, больше некуда. Может, тогда она вашу помощь и примет. А так… Гордая очень.
Поворачиваюсь, смотрю на него, и отчетливо понимаю чего хочу. Вмазать ему хочу, по этой холеной роже. Потому что догадываюсь – подкатывал же к ней? Наверняка свои яйца пытался пристроить… ушлёпок. Предлагал помощь, но не бескорыстно, конечно. Сука. Ответит у меня, если узнаю точно. А я узнаю. Узнаю, например, что какая-нибудь квота на лечение Крис была, но этот ублюдок зажал…
Узнаю! К главврачу мне нужно, и как можно скорее, но сначала…
Сначала возвращаюсь к палате и вижу сидящего на танкетке у поста сестёр мальчишку. Вовку. Владимира…
Он поднимает полные слез синие глазёнки…
- Слышь, ты… ты мой… папа что ли?
Глава 23
Папа…
Хороший вопрос.
- Ты же говорил, что твой папа погиб?
- Это мама так говорила. Так что? – смотрит сурово. И почему-то у меня сердце щемит.
Я не думал о детях. Вернее, думал – когда-нибудь. Кажется, каждый нормальный мужик думает именно так – когда-нибудь. Они будут. Но… где-то там, в будущем. После того как ты остепенишься, поймешь, что всё заработанное тяжким трудом надо будет кому-то передать. Ну и, еще все думают про пресловутый стакан воды. Чушь это всё, конечно.
Стакан воды. У меня столько бабла, что я могу до трехсот лет содержать прислугу, которая не то, что стакан воды, бочку лимонада прикатит в любой момент.
Не в стакане дело. Дело в том, что…
Появляется женщина, которую ты хочешь видеть беременной. И ты примериваешь на неё это состояние. Представляешь, как её идеальная фигурка становится еще более идеальной с животиком. Грудь наливается, бедра становятся шире… Это же так бывает?
Аля немного комплексовала от того, что она не такая тощая, как многие дамы, которых она часто видела в моём кругу. Да, почти все жены и любовницы партнёров по бизнесу, конкурентов, просто тех, кто близок по статусу в прошлом имели отношение к модельному бизнесу. Ну, или считали, что имеют. Положение обязывало. Девяносто – шестьдесят – девяносто. Иногда и меньше. И да, я тоже залипал на такие фигуры. Эталонные. Отшлифованные в зале, а порой и хирургами. Нравилось видеть рядом такое вот подобие совершенства.
Именно подобие. Потому что Аля не была такой. И была совершенной.
И я мечтал, что когда она забеременеет, то её пышная грудь станет еще аппетитнее. И вся она нальётся соком.
- Ты чего завис? – паренек вырывает меня из мыслей, которые накрывают, причиняя лютую боль.
- Вовка, я бы, на самом деле был бы не против стать твоим отцом. Ты отличный парень.
- Так ты он или нет?
Молчу, разглядывая его. Не могу сказать, что копия. Он вообще больше на мать похож. Но глаза…
- А если да?
Отвечаю и тут же получаю такой мощный прилёт в челюсть! Ого! Парень то, оказывается, совсем не промах!
- Ты! Ты!... Ненавижу тебя! Из-за тебя мамка болеет! Всё из-за тебя! Хочу, чтобы ты умер! А она… она…
И ревёт, ревёт белугой просто… слёзы и сопли рукавом размазывая. А я сижу перед ним на корточках, и меня снова словно размазывает по асфальту.
Лучше бы и размазало.
Из палаты выбегает Кристина, вырываясь из рук медработников.
- Пустите меня! Вовка! Вова…Сынок!
- Мама!
Он бросается к ней обнимает за ноги, она опускается, буквально падает на пол перед ним, обхватывая руками.
- Крылова, успокойтесь, встаньте, вам… вам нельзя…
Не слушает, глаза закрыла, слезы текут ручьём.
Я двигаюсь к ним, стараюсь выглядеть уверенно, спокойно.
- Кристина, я вам ничего плохого не сделаю. Я тут случайно оказался. Но… нам нужно поговорить.
- Уходите. Я не буду с вами разговаривать.
- Это важно. Это касается вашего будущего, вашего здоровья. Я могу помочь, у меня есть деньги.
- Мне ваши поганые деньги не нужны. Убирайтесь.
- Вас можно вылечить. Подумайте, что будет с вашим сыном, если вы…
Кидает взгляд, словно острое копьё, которое впивается прямо в душу. Застревает. Но не кровоточит. Уже нечем.
Тут я не трачу никаких душевных сил. Я просто принимаю решение помочь и всё. И она мою помощь примет, потому что заведующий очень правильно подсказал болевую точку, на которую я должен давить.
Сын. Её сын. Мальчик Вовка.
Она молчит, глаза опускает. А паренек вцепился в неё мёртвой хваткой.
- Где мы можем поговорить с Кристиной? - Обращаюсь к доктору и медсестре, которые вышли из палаты вместе с Крис.
- В ординаторской сейчас никого. Я провожу.
Протягиваю Кристине руку, но она игнорирует, встает сама еле-еле, опираясь на мальчонку, который уверенно её держит.
- Вов, ты можешь посидеть тут, пока мы с мамой… или… девушка, есть тут у вас буфет какой? Может, покормите его? Я оплачу.
- Я пойду с мамой! – напоминает мне кого-то это упрямство, сильно.
- Сынок, нам… нужно…
- Малыш, пойдем со мной, в сестринскую? У меня там есть какао и булочки, свежие, вкусные.
- Я не малыш. Мне семь лет… будет скоро.
Я еще раз пытаюсь осознать его возраст – почти семь лет. Неужели так много прошло времени?
Так давно мы с Набоковым были друзьями.
Хреновый из меня получился друг. Очень хреновый.
Ординаторская небольшая, но довольно уютная. Прохожу к окну, потираю руки – время тяну. Не знаю, с чего начать.
- Вы говорить хотели, говорите.
- Торопишься? – поворачиваюсь, разглядываю её. Не нагло, удивленно скорее. Не могу сказать, что она не изменилась, конечно. Но… в неё сохранилась всё та же хрупкая, ранимая красота.
Тоже похожа на подснежник… Как и Аля…
Хотя типаж не очень похож. Аля повыше ростом, и фигура аппетитнее. Крис и тогда была худосочной. Обе светловолосые, ясноглазые. С пухлыми губами. Но Аля более утонченная, как любил говорить тот же Набоков – породистая. Хотя в Крис тоже чувствовалась порода.
Сейчас в ней чувствуется боль. И слабость. Хотя она изо всех сил пытается казаться сильной.
- Хватит, Марк. Вы будете издеваться, как всегда? Вы настолько… настолько уже опустились, да?
- Прости, я не издеваюсь. Я реально могу и хочу помочь.
- Как? Чем? Я умираю…
- Нет. Я в курсе, что шансы есть. И если они есть – ты их получишь.
- С чего такая щедрость? Совесть стала мучить?
- Считай, что так.
- Ничего я считать не хочу. И помощь мне не нужна. Если я умру, то…
- Твоего Владимира в детдом отправят.
- Я знаю. Его берут в наш. Я уже там была. Договорилась. Там не так плохо. Есть спонсоры, помогают. Есть шанс, что он попадёт в семью.
- То есть… ты откажешься от помощи? Ты готова умереть и оставить ребёнка?
Молчит. Но я вижу крупную каплю, сползающую по щеке.
- У него же есть отец.
- Нет у него отца, Марк. Нет. Ясно? – смотрит с ненавистью, с вызовом.
- Крис, я же вижу…
- Ничего ты не видишь, понял, Златопольский? – она даже на «ты» переходит, хотя до этого старалась держать расстояние. – Вовка мой сын! Только мой! И если ты… если ты только посмеешь ему рассказать…
- Тебе будет уже всё равно, Крис, ты умрёшь.
- Сволочь ты. Мразь. Что тебе вообще от меня нужно? Зачем ты появился? Зачем? Ты… ты всю жизнь мне сломал… Ненавижу!
Падает на диванчик продавленный, руками закрывает лицо.
Всё, что она сказала – правда. До последней буквы. Только… я, наверное, еще хуже, чем она определила.
Подхожу, сажусь на корточки перед ней. Потом на колени встаю.
- Кристина, - сам свой голос не узнаю, - может быть ты мой единственный шанс что-то в жизни исправить. Я хочу, чтобы ты жила. Слышишь? Я всё, что нужно будет отдам, и даже больше. И ничего взамен не попрошу. Честно. Прими помощь. Подумай. Я не принуждаю ни к чему. Хочешь, привезу сюда нашего батюшку, поговори с ним.
- Зачем тебе это всё? Что ты хочешь?
Моя очередь молчать. Но ненадолго. Потому что я уже на этот вопрос ответил.
- Ничего я не хочу для себя. Разве что… столько дерьма я за свою жизнь сделал. Правда. Но еще не время камни собирать. Я хочу хотя бы попытаться сделать что-то хорошее…
- Индульгенцию себе покупаете? – говорит хрипло, горько.
- Да, - тут я честен, отпущение грехов покупаю, именно. – я хочу доброе дело сделать. Дать тебе шанс. Тебе и твоему сыну.
- А если я приму помощь, что будет?
- Для начала поедем в Москву, к хорошему специалисту. Покажем тебя. Поймем, какие шансы, есть ли возможность лечится тут.
- А если нет?
- Значит вы с Вовкой поедете туда, где есть.
- А вы?
- Что я? – не очень понимаю вопроса.
- Вы… - алая краска ложится на её впалые щеки. – Вы будете с нами? Вы…
- Я буду с вами, если это будет нужно. Если нужна будет помощь. Я же объясняю, мне от тебя ничего не нужно.
- А… Набоков? Вы… ты ему расскажешь?
- О том, что у него растёт такой замечательный сын?
Глава 24
- Малышка, моя, маленькая моя куколка, зайка… - смотрю на новорожденную дочку и не могу оторваться. Она такая милая, славная! Сколько я читала о том, что младенцы, только появившиеся на свет, редко выглядят хорошо, но моя принцесса родилась такой красивой! Вся беленькая, чистенькая, с золотистым пушком на голове и пухлыми губешками.
Не могу пока сказать, на кого она похожа, кажется на меня. У меня на детских фото такой же маленький курносый носик.
Как выглядел маленький Марк я понятия не имею. Я никогда не видела его детские фотографии. Он не показывал, а я тогда даже стеснялась спросить. Как-то раз задала вопрос, он отмахнулся, улыбаясь, мол я буду разочарована, в детстве и юности красавцем он не был. Как будто я вышла за него замуж потому, что он красивый…
А почему я вообще за него вышла? Хороший вопрос. Раз за разом задаю его себе. Месяц за месяцем пытаюсь понять.
Любила ли я? Может, я просто перепутала интерес, благодарность, любопытство, страсть с любовью?
Тогда почему же сейчас даже мысль о другом мужчине рядом вызывает отвращение?
Я любила. Возможно, не сильно умея любить. Возможно, если бы любила сильнее нашла бы силы понять и простить.
Я ведь хотела! Так хотела!
После того разговора с Миланой, когда она сообщила о примирении с женихом я тоже задумалась. Стоит ли мне сказать Марку правду?
Если бы не этот репортаж… Светская хроника. Опять та же «желтая пресса».
«Марк Златопольский увозит жену на лечение в Израиль».
Жена… они так и сказали – жена.
Я не могла прийти в себя. Мне стало плохо. Милане даже пришлось вызвать «скорую». Она так и не поняла, что случилось, я сказала, что переутомилась.
Попала в больницу на сохранение, пролежала там десять дней.
Доктор категорически запретил мне волноваться. Сказал, что я рискую здоровьем малышки.
Я старалась не думать о плохом. Ни о чём не думать.
Марк женился на другой? Всего через несколько месяцев после моей гибели?
Значит, я всё сделала правильно. Пусть другая теперь ловит его с любовницами.
Сердце болело дико. Я же видела, что рядом с ним на дурно сделанном смазанном фото была не только женщина, но и ребенок! Мальчик лет шести… Может младше.
Это его ребенок? Или…
Я не знала. Но очень хотела узнать.
Бабушку дергать было стыдно. Лезть в интернет – разве там можно найти что-то правдивое?
Меня выписали, к себе на квартиру я добралась сама. Бабуля с Егорычем ждали меня там, накупили и наготовили всяких вкусностей.
- Аля, как ты себя чувствуешь?
- Нормально уже всё, бабуль. Рассказывай. Я же знаю – не просто так спрашиваешь. Про Марка? Про то, что женился?
- Ты в курсе?
Молчу, не хочу волноваться опять. Хватило. Тогда у меня от страха живот неожиданно стал твердым, как кол, я дико испугалась. Безумно страшно было потерять малышку.
- Ба, если ты что-то знаешь…
- Да, ничего я толком не знаю. Он был у Товия с этой… женщиной. Товий отправил их в израильскую клинику.
- Она… больна?
Дрожу непонятно почему, говорить об этом неприятно, но в то же время мне и любопытно и странно. Зачем Марку какая-то больная жена, когда вокруг масса молодых, здоровых, готовых на всё?
- Больна, да, только я не поняла, в чем дело. Думали сердце, потом вроде выяснилось, что это что-то аутоиммунное. Я не разбираюсь, а расспрашивать по телефону было не очень удобно.
- Я понимаю. А… ребёнок? У неё же есть ребёнок?
- Есть. Сын. Насколько я поняла Марк занялся процедурой усыновления.
Эта новость меня больно ранит.
Я ношу его дочь, а он… он усыновляет чужого мальчика! Или… не чужого?
Вредно волноваться, Аля! Вредно! Держи себя в руках!
- Аля, детка… Я всё думаю. Может быть, мы с тобой были не правы тогда?
- Бабушка, даже полгода не прошло, а он уже женился на другой!
- Может он женился потому, что так было нужно? Чтобы помочь ей?
- Значит, пусть помогает ей. Пусть.
Не плакать не получается. Чувствую, что живот снова начинает твердеть. Матка в тонусе, кажется, так говорят, а может я путаю.
- Мне надо лечь.
- Что, Аля? Ох… зря я начала…
Да, наверное, бабушка зря начала этот разговор. И я не готова. Не хочу!
Стараюсь держаться, пью успокоительные травки. Гуляю часто – погода чудесная.
Продолжаю общаться с Миланой. Она познакомила меня со своим будущим мужем. Никита красавец, высокий, отлично сложён, но при этом он такой… простой в хорошем смысле, как будто не замечает того, как на него все девчонки смотрят, глазки строят, несмотря на то, что его рука лежит на круглом животике его невесты.
Да… я иногда думаю, может, не только мужчины виноваты в том, что изменяют? А как же те девочки, которые с такой легкостью прыгают в постели к женатым? У них нигде ничего не ёкает? Не думают, что когда-то и с ними могут поступить так же…
Милана замечает, что у меня портится настроение, пытается меня развеселить. Я улыбаюсь, просто чтобы сделать им приятно.
Конечно, я приду на свадьбу! Обещаю, и уверена, что у меня всё-таки получится. Они на самом деле уже женаты, но держат в тайне пока. Свадьбу сыграют, когда родится малыш. Милане осталась всего неделя до срока, но забирают её через три дня. На выписке она такая счастливая, показывает мне мальчика, которого они решили назвать… Марк.
Видимо я слишком явно бледнею.
- Тебе не нравится, да? Боже, Тина, неужели твоего так звали? Ты… ты никогда не говорила. Если хочешь я выберу другое имя. Просто мне так нравилось и Никита тоже за…
- Это твой малыш, Мил, конечно ты можешь его назвать как ты хочешь.
- А вдруг… вдруг имя не счастливое?
- Почему? Мой Марк очень счастлив… наверное.
На самом деле я не в курсе. О нём нет никаких новостей, да мне и не интересно.
Лгу самой себе. Безумно интересно. Очень. До того интересно что порой подушка в слезах.
Потому что он всё еще снится мне ночами. Уже не каждую ночь, но часто.
Он так же гладит меня по голове, целует, ласкает, осторожно касаясь руками живота. Говорит, что мечтал увидеть меня такой, мечтал, что я буду носить его ребенка. Рассказывает, как тоскует по мне, как ему плохо без меня. Как хочется быть со мной! Настолько что… всякие мысли приходят в его голову.
Мне мучительно видеть эти сны. Я понимаю, что дико скучаю по его рукам, по тому времени, когда была с ним счастлива, когда верила в его чувства. Жила в придуманном мире, где есть верность, нежность, любовь.
В один из дней, уже летом, рано утром, когда еще нет палящего солнца, иду к бабуле. Я почти перестала соблюдать осторожность.
Я теперь совсем не похожа на себя прежнюю. Круглая как колобок. Сначала я сильно худела, потом стала поправляться. Щеки как круглые белые крымские персики. Грудь тоже налилась, выросла до четвертого размера, мешает страшно, с ужасом думаю о том, что будет, когда придёт время кормить. Волосы сильно отросли, почему-то стали завиваться в локоны. Милана говорит, что так бывает после окрашивания. Сейчас я уже не крашу, но кончики всё еще рыжие.
Ношу теперь огромный белый сарафан из хлопка в стиле бохо, огромные очки от солнца и шляпу с большими полями. Сама над собой немного стебусь – кто бы узнал во мне сейчас элегантную супругу магната Златопольского?
Он и не узнал…
Иду по тротуару, думаю о своем, не замечаю ничего и никого вокруг. Буквально влетаю в чьё-то крепкое тело, успеваю только охнуть и руками живот прикрыть. Понимаю, что мужчина, которого я чуть не задавила пытался уйти от удара.
- Извините, я вас не ушиб?
Ушиб… ты меня очень сильно ушиб… просто убил.
В горле пересыхает, ком стоит. Сердце как спятившее долбится о стенки грудной клетки, словно ищет выход.
- Девушка, все нормально?
Киваю, пытаясь руки освободить, за которые меня держит он.
Мой муж. Наверное, теперь уже бывший, потому что на его пальце я вижу незнакомое кольцо и знаю, что он теперь женат на другой.
- Всё хорошо, - сиплю, голос меняя, - извините, я задумалась.
- Это вы меня извините. Вас проводить? Точно всё в порядке?
- Да… да… я пойду. Меня… меня муж ждёт.
- Хорошо. Будьте осторожнее…
Не знаю зачем я ляпнула про мужа, может просто от страха. Иду быстро, дыхание сбивается, снова почти ничего на пути не вижу. Торможу только завернув за угол. Сажусь на лавку и пытаюсь отдышаться.
Марк. Приехал! Зачем? Что он тут делает? Неужели… неужели что-то узнал?
И… почему он выглядит так странно? Совсем не похож на того лощеного красавчика, которым был еще год назад.
Отпустил бороду. Одет просто – льняные брюки, рубашка – поло. Никаких дорогих часов, очков…
Наверное, мне нужно спрятаться.
Или… наоборот? Пойти и сказать ему, что я жива?
Что у нас будет дочь?
Господи, что мне делать?
Господь дает знак, потому что у меня отходят воды…
Глава 25
Жизнь меняется с катастрофической скоростью. Не могу сказать, что рад. Совсем не рад.
Все наваливается сразу, дела растут как снежный ком. Я, привыкший за три месяца к довольно однообразной и спокойной жизни в монастыре даже как-то теряюсь.
- Марк, ты серьёзно, насчет женитьбы? – Агдамов, естественно, офигел от этой новости.
- А что ты предлагаешь? Это самый лайтовый вариант.
- Лайтовый? – он ухмыляется, потирает подбородок. – С юристом говорил?
- Это его слова.
Да, мой юрист тоже обалдел от новостей. Но работал он чётко, буквально через сутки после того как я дал задачу – выдал «на гора» несколько вариантов решения.
Это было уже после того как я привёз Кристину и её сына в Москву, в клинику Товия Коршунова.
Лучшие врачи провели обследование. Но всё равно пока мало что ясно. Подозревали аутоиммунное заболевание, дающее осложнение на сердце. Но Товий порекомендовал пройти обследование в клинике в Хайфе.
Кристина боится, я вижу, хотя общаемся мы совсем мало.
Я просто сказал, что помогу. И что ей надо жить ради сына. Вовка тут, конечно, оказался на моей стороне.
Мы при нём, естественно, не разговаривали, но парень смышлёный. Сообразил.
- Дядя Марк, а маму вылечат?
- Есть шанс.
- Есть шанс, если она согласится поехать с тобой?
- Да.
- Хорошо.
Эти вопросы он задал мне еще там, в скромной провинциальной клинике. Правда, теперь она не будет такой уж скромной, я и сам деньжат подкинул, и к губернатору на приём сходил, выбил приличное финансирование.
Нет, я не добрый самаритянин. Я не белый и пушистый. Я всё тот же ублюдок, который довёл до черты любимую женщину.
Всё так же думаю о ней по ночам. Нет, не просто думаю – провожу с ней каждую ночь. Вместе. Близко. Как раньше. Кожа к коже… Разговариваю с ней, рассказываю, как сильно люблю, как хочу быть рядом. На что угодно готов пойти.
Аля, девочка моя… Мы обязательно встретимся когда-нибудь, я в это верю. Я обещаю тебе это каждую ночь…
Просто пока у меня есть дела тут. Важные дела.
Я должен спасти одного человека. Даже, наверное, двух. А может и трех.
Нет, я не думаю о том, что хорошие поступки помогут перекрыть то, что я совершил, то, что я сделал с Алей.
Просто я должен заплатить по счетам.
Увы, не удается скрыть информацию о том, что я снова женился. Это становится достоянием общественности.
Я этого не хотел, разумеется.
Нет, не жениться – тут вынужденная мера. Не хотел, чтобы история попала в СМИ.
По многим причинам. Одна из них – Набоков.
Я считал, что неправильно от него скрывать сына, но это было условие Кристины.
- Мне плевать, что вы думаете. Это мой ребёнок.
- Это и его ребёнок тоже.
- Нет. От его ребёнка он избавился, дав мне денег на аборт.
- Кристина.
- Пожалуйста… я уже очень устала. Мне плохо. Наверное, я плохая мать. Но отца у моего ребёнка нет. Всё.
Она очень резкая. Категоричная.
Всё еще любит Владимира?
Смотрю, как она занимается с сыном, как улыбается ему…
Можно ли так любить ребёнка от человека, которого ненавидишь? Можно ли разделить как-то ненависть и любовь?
Какая же я всё-таки мразь…
Если бы не я, у этой девочки сейчас был бы любящий муж, у парня отец. Наверное. Конечно, не исключено, что Набоков уже наигрался бы и бросил её. Но хотя бы как бывшая жена она получила бы хорошие отступные.
Чёрт, почему я думаю о нём так плохо? По себе сужу? Я не бросал Алю, я сделал гораздо хуже.
Вспоминаю, каким был Влад тогда, когда встречался со своей Тиной – Кристиной.
- Да, Набоков, крыша едет, явно, - я ржал над ним откровенно.
- Отвали, Марк, - он усмехался, - просто отвали. Ты не понимаешь. И не поймешь, пока… сам не найдешь такую.
- На хрена мне этот головняк? – искренне не понимал, даже не пытался.
- Идиот ты, Златопольский, просто идиот. Даже не представляешь как это… Чёрт… Просто отвали.
- Да что в неё такого, а? Обычная девчонка, у тебя были девки и по красивее.
- Девки, Марк, это не то. Она другая.
- Да почему? У неё там что, поперек? Или мёдом намазано? – я реально не вдуплял, да что его так размазало-то? Растащило? Девчонка – ничего особенного! Ну, подумаешь, невинная, наивная, глаза как у косули… Пухлый ротик, который хочется…
Не знаю, когда мне пришла дикая мысль поиграть с чувствами этих двоих. Может, когда Набоков самонадеянно заявил, что она не продаётся. Или когда она сказала мне, что я обязательно встречу свою любовь.
Я начал атаку издалека. Вздыхал. Смотрел. Смущал. Цветы посылал. Говорил, чтобы она не смела сообщать Владу – он ведь меня убьет и смерть будет на её совести, а я не могу не пытаться добиться её внимания потому что влюблен… Неужели её не жалко моё бедное раненное сердце?
Твою ж дивизию, где я тогда брал эти пошлые выражения? Это сопливо-слюнявое признание?
Она держалась стойко. Но Набокову не рассказала. Реально опасалась за мою жизнь?
Не знаю.
Она не сдалась. Говорила, что любит только Володю. Просила оставить её в покое.
Но у меня уже включился не шуточный азарт. Дикий. Необузданный. Дьявольский.
И расставил сети. Она попалась. И Набоков тоже попался.
И поверил мне, а не своей любимой.
Наверное, легко поверить, когда видишь голую девушку в постели с другим.
Только у нас ничего не было. Я просто мразь. Я играл краплеными картами. Просто вовремя дал ничего не подозревающей девушке чашку чая.
Сам раздел, сам уложил. Я её даже не трогал.
Не знаю, почему Набоков меня не убил. Я бы убил.
Он выгнал Кристину, хотя у них уже назначена была дата свадьбы. Она ушла. И мне ничего не сказала. Только посмотрела.
Прокляла меня взглядом.
Я не знал, что она возвращалась, чтобы сказать ему о беременности. Понял из её слов сейчас.
Значит, дурак Набоков отправил её на аборт.
А она не пошла.
Сильная девочка, жизнь которой я сломал.
Теперь пытаюсь починить.
Кристина требует, чтобы я держал в тайне то, что Вовка сын Набокова. Я не считаю, что она права. Влад должен знать.
Может… может мне и не придётся на ней жениться? Так я думаю, набирая его номер. Он недоступен. Личная помощница Набокова отвечает, что он уехал в свадебное путешествие.
Чёрт. Этот идиот действительно женился на какой-то длинноногой модели.
Вовремя, твою ж…
Просто жесть.
Значит выхода у меня пока нет.
Мы с Крис заключаем брачный договор, ставим подписи в большой амбарной книге в ЗАГСе. Всё просто, разумеется. Никакого праздника. Хотя я приглашаю их с парнишкой в ресторан, но Кристина отказывается.
Почти всё время пока мы в Москве она остается в клинике Товия. Вовка живёт у меня, но я каждый день вожу его к матери.
Мы улетаем в Израиль в мае. Я устраиваю их там. Оплачиваю всё. Нанимаю нянь и педагогов для мальчишки и через несколько недель возвращаюсь в Россию.
Собственно, в Хайфе мне делать нечего. Я только раздражаю Крис. Вовка, конечно, ко мне привязался, да и я его полюбил, но…
Лучше мне всё-таки не сближаться с ним слишком сильно.
Я всё еще думаю о том, чтобы рассказать Набокову.
Вернувшись из Израиля почти сразу еду к Товию – нужно передать ему материалы, которые мне дари тамошние врачи. Это касается не только лечения Крис, которым он живо интересуется. В материалах статьи ведущих докторов, которые им не хотелось отправлять по почте. Протоколы лечений. Обзор препаратов и аппаратов, которые используются у них.
Да и вообще, я сам должен поблагодарить его за помощь и поддержку.
Случайно услышанная фраза взрывает мозг…
- А тот, миллиардер, у которого жена беременная погибла?...
Что? Нет. Это не про меня. Это… тут масса миллиардеров лечится. Мало ли у кого жена могла погибнуть? Да? Ведь да?
Но взгляд насмерть перепуганной медсестры как выстрел в сердце.
Они с коллегой обсуждали меня. Меня. И Алю…
Алю, которая была беременна…
Не знаю, как удается мне дойти до кабинета Товия. Падаю в кресло, закрывая лицо.
Я не задаю вопросов. У меня нет моральных сил их задавать. И нет моральных прав.
Хочется выть. Волосы рвать. Не дышать. Выпилиться.
Господи… сколько еще? Сколько?
Товий спокойно рассказывает о том, что моя супруга действительно ждала ребёнка.
- Ты должен это принять. Это уже случилось.
Это я понимаю. Но как дальше жить? И зачем?
- Если ты встрял в эту историю с Кристиной – надо довести до конца. У неё есть все шансы на выздоровление. Но если тебя не будет, то… сам понимаешь. Даже если ты оставишь ей все состояние.
Понимаю. Повесить эту проблему не на кого.
Набоков развлекается в Майами с новой женой. И не только с ней.
Содом и Гоморра.
И я. Будь я проклят. Приношу всем вокруг только несчастья.
Хочу вернуться в монастырь. Там мне легче. Приезжаю, иду к настоятелю.
Болит. На части рвет.
Ночью спать не могу, все мысли об Але. Если бы только она была жива!
Если бы она была жива…
Я бы всё сделал, чтобы она была счастлива. Всё. Если бы она сказала – я бы отдал ей всё и ушёл. Только бы разрешила хоть изредка издалека наблюдать за ней, за дочкой…
Не знаю, почему я думаю о дочке. Наверное, схожу с ума.
Выдерживаю два дня. Тяжесть вины настолько сильна, что я не могу на месте сидеть.
Подрываюсь, чтобы поехать к бабушке Али. Знаю, что она собиралась в Питер, но там её нет. Моим помощникам удается разыскать её в Ялте.
Сажусь за руль, еду. Меньше суток в дороге, без остановок почти и я там.
Нахожу нужный адрес, машину удается припарковать у соседнего дома, захожу во двор, иду, перед глазами плывёт всё, рябит. Надо было зайти в гостиницу, хотя бы в душ. Но уже поздно давать заднюю. Я уже почти на месте. Неожиданно в меня врезается нечто.
Девушка. Беременная. Залипаю на животе, который видно даже несмотря на то, что на ней надето нечто бесформенное. В голове гудит.
Словно колокол звонит, густой, низкий.
- Я вас не ушиб?
Поддерживаю её за локти. Сердце бешено колошматит. Лица не вижу, она смотрит вниз, да и очки огромные. Волосы из-под шляпы торчат, рыжие.
- Все нормально?
Сам не узнаю свой голос, не понимаю, что со мной. Наверное это просто от того, что я последние дни только и думаю о том, что Аля ждала ребенка, и вот эта беременная.
- Всё хорошо, я задумалась, не видела вас. – говорит тихо. Испугалась, точно. Отпускаю её локти, она сразу опускает ладонь на живот. Этот жест…
Сердце рвет на части.
Аля знала, что она беременна. Насколько же она должна была меня ненавидеть, чтобы не побояться сбежать.
Кажется, беременная девушка шатается, вроде бы столкновение не было очень сильным, но…
Извиняюсь, предлагаю помощь.
- Всё хорошо, я пойду. Меня… меня муж ждёт.
Муж. Да, конечно…
- Хорошо. Будьте осторожнее…
Провожаю её взглядом. Немного неуклюжая, как все беременные, но такая… очаровательная. Пухленькая… ямочки на локтях.
Интересно, какой бы была Аленький?
Эта беременная так неуловимо напомнила мне её…
Неожиданно как молнией бьет. Запах. Я чувствовал запах моей Али! Это… невероятно, немыслимо и… так больно!
Его не могло быть, этого аромата. Его больше никогда не будет.
А может… может и не было никакой беременной девушки? Может у меня уже галлюцинации?
Надо было всё-таки сначала поехать в отель, хотя бы поспать.
Падаю на скамейку у подъезда. Мне нужно хотя бы пять минут.
Аля…
Алька, если это была ты! Если ты меня испытываешь… перестань! Я и так схожу с ума по тебе. Схожу с ума…
Господи, дай мне знак какой-нибудь! Что мне делать? Как быть?
Телефон оживает. Цифры мне не знакомы, хотя этот номер знают только самые близкие. Может, что-то с Кристиной?
- Златопольский… ты подонок. Мразь. Ничтожество. Знаешь, когда-нибудь ты ответишь за всё, слышишь? Будешь гореть в аду!
- Уже, Влад… я уже горю…
Глава 26
Материнство – не простая работа. Мне казалось, я готова ко всему! Но к этому невозможно быть готовой, особенно, когда ты впервые мама.
Невозможно быть готовой к тому, что малышка отказывается от груди, что у неё колики, что мы никак не можем наладить стул, что внезапно поднимается температура…
Паника, руки трясутся, хочется сорваться на плач, страшно, хочется попросить помощи у мамы, и понимаешь, что мама – это ты. И в твоих руках сейчас жизнь и здоровье малышки.
И надо собраться и все решить. Вызвать врача, узнать, что делать до его приезда, выполнить все рекомендации и молиться, чтобы все закончилось хорошо.
К счастью, с температурой это разовая акция. И моя кроха просто весь день спит, а когда просыпается – она уже абсолютно здорова.
На самом деле я могу сказать, что мое материнство в первые месяцы довольно лайтовое.
Злата как-то сразу начинает спать почти всю ночь, да и днем спит и ест. Так что и у меня есть возможность и выспаться, и отдохнуть, и даже поработать.
Роды, кстати, у меня тоже были достаточно легкими. Возможно, тут помог опыт Миланы.
Она стала мамой на месяц раньше, и, конечно, сразу поделилась впечатлениями. Убедила меня, что бояться нечего и, если всё идет по плану, значит не будет никаких проблем. Может дело было в хорошем настрое? Ведь сказать, что у меня по плану я не могла.
Воды отошли сразу после столкновения с Марком.
Я была в ужасе, когда поняла, что это он. Даже бабуле не решилась сообщить о нём сразу. Добрела кое-как до своей квартиры, вызвала «скорую», вещи собрала…
Позвонила уже из роддома, когда ходила по палате со схватками.
- Приезжал, да. Уже уехал. Да, просто так, Аля, не волнуйся. Твое дело сейчас – родить нормально. А что там с твоим Златопольским… Бог ему судья.
Не поняла тогда, почему бабушка так говорит, она ведь его защищала… Правда, когда узнала, что Марк женился дико разозлилась, костерила, на чём свет стоит.
Наверное, мне повезло, что у меня воды отошли тогда – роды заставили меня забыть о встрече с прошлым, с мужчиной, который был для меня когда-то всем…
Родила и сразу погрузилась в заботу о малышке, столько нужно было узнать, сколькому научиться сразу. Как кормить, купать, пеленать, одевать, как менять памперс, как ухаживать за крохотным тельцем.
Столкновение с прошлым осталось где-то на периферии сознания.
Из роддома меня встречали Егорыч с бабулей и Милана с мужем и сыночком.
Белоснежная коляска, розовые воздушные шары, и розы…
Уже дома, оставшись одна, наедине с моей крохой, прижав её к груди я вспомнила.
Его запах. Не одеколон, которым он пользовался, нет. Именно его запах. Крепость его тела. Голос. Руки.
Он меня не узнал. Почему? Как он мог не узнать?
И как он мог узнать? Он ведь уверен, что я мертва…
Господи…
Бабушка только через пару дней рассказала о визите Марка.
Он узнал, что я была беременна! В клинике Товия. Как-то глупо, случайно узнал. И почти сразу приехал.
Просто, чтобы спросить у бабушки, действительно ли это так, знала ли она.
Бабушка пересказывала мне их разговор. А меня трясло, всё тело как в огне.
Он опустил все подробности, а меня дико мучало любопытство. Но я не нашла никакой информации о его жене. Ничего.
Первое время после родов я еще боялась, что Марк может внезапно объявиться, но потом подумала – ну, даже если он появится, и что?
Он женился на другой. Я теперь ему никто!
Бабушка, правда, объяснила, что если выяснится, что я жива и здорова, то никем будет та женщина. Но мне как-то всё равно.
Я не хочу возвращаться к Марку. И ребенка моего он не получит. Я за неё глотку перегрызу.
Заботы о малышке, то, что теперь я мама и должна всё время следить за ребёнком, сильно меняют мою жизнь. Всё переворачивают.
То, что было раньше – Марк, наша встреча, любовь, то, как мы жили – всё кажется нереальным. Словно я попала в другой мир, в другую реальность.
То, что было тогда больше похоже на сказку.
Прекрасный принц влюбился в простую девушку и женился на ней.
Все сказки заканчиваются свадьбой, а потом - «они жили долго и счастливо».
Может быть, в этом и есть смысл? Не рассказывать о том, как именно они жили?
Или это в моей сказке что-то сломалось? Ни долго, ни счастливо не получилось.
Сказка осталась в прошлом. Сейчас я живу в реальном мире.
Я много думаю о том, была ли моя вина в случившемся с нами? Может я… слишком сильно его любила?
Интересно, счастлив ли он с той, другой? Он сказал бабуле, что брак фиктивный, но так ли это?
Я солгу, если скажу, что не хочу знать. Я хочу.
Иногда, между делом, занимаясь переводом я нет-нет да и забью в поиск его фамилию.
Златопольский…
Статьи в основном старые. Нового ничего. Тишина.
Это странно. Порой пугает. Раздражает – ну, он же публичная персона, почему такое подозрительное молчание?
Я могла бы попросить бабушку узнать. Но я не хочу. Не хочу, чтобы она думала, что я его вспоминаю. Потому что…
Потому что она опять примется за своё.
После того как родилась Злата бабушка начала говорить о том, что мы поступили неправильно, грех большой на душу взяли.
Она вообще в последнее время плохо себя чувствует. Я даже предлагаю ей вернуться в Москву, пойти в клинику к Товию. Хоть мне и страшно оставаться тут вдвоем с малышкой.
Помощь всегда нужна, даже просто знать, что рядом родные люди.
Время летит с какой-то немыслимой скоростью. Только вчера, кажется, я родила, а вот моя куколка уже научилась ползать, так забавно агукает.
Ей только-только девять, а она уже смотрит на меня и говорит – мама, и приводит меня в дикий восторг. Я плачу от счастья.
В одиннадцать месяцев словарный запас большой. Мама, баба, деда, тетя, гага – это собака, ка – кошка. Ага – так почему-то она зовет сына Миланы. Его всё-таки назвали не Марк, а Марат, но, когда зовут Мариком у меня сердце ёкает.
Бабушка и Егорыч всё-таки собираются в столицу.
Нет, одна я не буду. У меня есть Милана, мы очень крепко сдружились.
Её малышу скоро годик, а она уже ждет второго, и её муж, Никита в восторге.
Я часто бываю у них в гостях. Правда меня напрягает, что друг Никиты – Олег, начал оказывать мне знаки внимания и стал настойчив. Приглашает на свидания, иногда как нарочно оказывается там, где я гуляю с коляской.
Он очень симпатичный, даже красивый, не глупый, из приличной семьи – мне Милана на него целое досье собрала, ей очень хочется, чтобы мы начали встречаться.
Не могу. Смотрю на него, а перед глазами всё время другой.
Марк.
Как бы я не хотела забыть – не получается.
Ненавижу ночи и люблю. Ночью он со мной. Почти всё время. Я чувствую его. Кажется, даже слышу.
Его голос слышу. Руки на теле чувствую.
Шепот заставляет меня погружаться в нирвану воспоминаний о самом сладком.
Ночью я его люблю. И он любит меня.
Пробуждение почти всегда болезненно.
Иногда я с ужасом думаю о том, что хочу туда, назад, в ту сказку. Как было бы хорошо, если бы я не пошла в тот чёртов ресторан! Как было бы здорово, если бы я ничего не знала!
Сколько женщин живут с мужчинами, которые изменяют? И они счастливы…
Нет. Нет! Я бы не смогла!
Я слишком… слишком сильно любила его. И уважала себя.
Злате вот-вот исполнится годик. Мы с ней часто ходим в небольшое детское кафе, оно довольно далеко от туристической зоны. Что называется для своих.
Там есть небольшая игровая, наши с Миланой детки любят там играть. Я беру с собой ноутбук, занимаюсь работой, мне очень удобно – и малышка пристроена, и я могу заняться делом.
Грудью я уже не кормлю, поэтому могу позволить себе чашечку капучино и даже пирожное.
За беременность я прилично набрала, почти двадцать кило, а сейчас вешу килограмм на восемь меньше, чем до беременности. Бабушка волнуется, что я так сильно похудела. Щеки впалые, ручки как тростинки.
Миланка завидует и вздыхает – ей не удалось похудеть после первой беременности и уже вторая.
Мне вторая не светит. Я думаю, что замуж я больше не выйду.
Я вообще совсем не похожа на себя ту, прежнюю. Ту девочку дождя, в которую влюбился магнат Златопольский.
Прическу сменила, чуть осветлила волосы, они еще и на солнце сильно выгорели, стала совсем светлой. Подстриглась покороче. Нос у меня с небольшой горбинкой, но мне даже нравится. Скулы четко очерчены.
Ко мне даже подходили, пытались узнать, не хочу ли я поработать моделью?
Нет уж… Спасибо.
Сейчас мне кажется, что Марк не знает меня, даже если будет в упор смотреть.
Я другая. Я уже не его нежная девочка Аля.
Я строгая, серьёзная Тина, которая не верит в любовь.
Пью кофе, смотрю в окно. Вид тут красивый – вдали блестит, переливаясь изумрудная гладь моря, плывут катера с желающими увидеть Ласточкино гнездо. Я так и не добралась, надо будет обязательно поехать, когда Золотинка станет чуть старше.
Не замечаю, как в кафе появляется новый посетитель…
- У вас удивительные ладони, невероятно красивые пальцы. Такие пальцы нельзя забыть…
Глава 27
Годовщина её гибели. Я на кладбище. Огромная корзина белых роз и свеча.
Алька… Что же я натворил, девочка? И могу ли искупить?
То, что я помогаю Кристине – не искупление, нет. Не этого греха. Другого. И его тоже искупить не получится.
Мой духовник, настоятель монастыря, игумен Александр, часто повторяет, что Господь всё управит. Я стараюсь в это верить. В Бога верю. В то, что он просит – да. Но мне другое нужно. Её прощение.
И любовь. Только её.
От мысли, что она была беременна, внутри колючая проволока из вен и артерий. Сердце всё ею перемотано.
На детей смотреть тяжело, хотя с детьми работаю много. Батюшка попросил организовать для них пару секций. В одной из луков стреляем, в другой учу плотницкой премудрости.
Несколько раз за год приезжаю к Вовке. Он мне радуется, любит играть со мной, заниматься. Не хватает ему мужского внимания – факт. Да и материнского маловато. Кристина очень много времени проводит в клинике. Лечение, реабилитация, снова лечение. Я не вдаюсь в подробности. У неё проблемы с сердцем, иммунитет ослаблен.
Врач из Хайфы – он родился и учился в России – повторяет, что все болезни от нервов и только некоторые от любви. Немного пошлая шутка, и меня коробит. Но врач он прекрасный, его рекомендовал Товий, а Товию я доверяю.
Болезнь Кристины как раз от любви. Только не в том смысле, который вкладывает в это выражение доктор Левенбук.
Любовь разбила ей сердце.
Как и мне.
Нет, не совсем справедливо. Я сам предал и унизил свою любовь. И поплатился жестоко.
Только я оказался немного сильнее чем Крис.
Сильнее именно физически – моё здоровье не страдает.
Она сильнее морально, но…
Я навещаю её, когда приезжаю в Израиль, по сути, приезжаю не к ней, к Вовке.
Кристина со мной почти не разговаривает.
Когда я говорю, что мальчишке не хватает мужского внимания – пожимает плечами.
- Он занимается тут борьбой, у него отличные отношения с тренером, еще ходит на картинг.
- Это всё не то.
- Что вы предлагаете?
- У него есть отец.
- У него нет отца.
- Кристина…
- Где он? Ну, скажите, Марк, где? Он ведь знает, что мы… что вы на мне женились, да? И что? Может, он думает, что это ваш ребёнок? Тогда мне вообще не о чем с ним говорить.
Я не знаю, что думает Набоков. Позвонил мне, чтобы сказать какая я мразь и пропал. А я пытался с ним связаться несмотря на то, что Кристина категорически запретила.
- Я не хочу видеть его рядом с моим ребенком.
Понять её я могу.
Но время, проведенное в монастыре даром не проходит. Я понимаю, что прощение – единственный путь.
Понимание и прощение. Всегда.
Год с момента гибели Али. Я звоню её бабушке, интересуюсь, нужна ли какая-то помощь. Деньги.
Она, как всегда, разговаривает со мной сдержанно. Понимаю, что слышать меня ей неприятно, но не позвонить в такой день не могу.
Что-то в разговоре смущает. Долго не могу понять – что. Наверное, я стал слишком мнителен. Чувствителен. Просто слышу то, что, может быть хочется слышать.
Вообще часто стал слышать детский голос. То плач, то агуканье, то смех…
Галлюцинации?
Продолжаю жить в обители. Нет, речи о том, что я стану монахом нет. Хотя жизнь веду соответствующую. Никаких развлечений. Никаких женщин.
Из того времени, которое прошло после гибели моей жены я только раз почувствовал некое подобие интереса к персоне противоположного пола.
И то, считаю это просто диким совпадением. Или наваждением. Скорее – второе.
То столкновение с беременной девушкой. Прошло достаточно много времени и теперь мне начинает казаться, что это мне привиделось, пригрезилось. Потому что эта девушка, которую я практически не разглядел, которая внезапно появилась и стремительно исчезла была так сильно похожа на Альку!
Или я после придумал себе эту схожесть? Просто потому, что мне так хотелось?
Потому, что хотелось, что бы это было в моем воображении. Эта встреча. Её голос. Её аромат.
Год. Большой срок. И ничтожный. В моей жизнь поменялось всё.
А я сам? Говорят, люди не меняются… Я не знаю. Может быть и так.
Может, это не я изменился? Изменились обстоятельства?
Новая весна и я приношу на могилу Альке букет подснежников.
А еще ставлю две вазочки в своей келье, у её портрета, там те подснежники, которые сорвал сам. Разговариваю с ней и с дочуркой.
Понимаю, что прощения мне не будет, я его и не жду, но по-другому жить не получается.
Летом все чаще выезжаю в столицу. Дела.
Не хорошо все сваливать на Агдамова. Он, конечно, помогает по доброй воле, но у него у самого дел выше крыши. Еще ему удается как-то вывозить истерики бывшей и самому воспитывать дочь.
Ясмина настоящая красавица, умная, нежная девочка. Я иногда с ужасом думаю о том, что она может встретить такого мудака как я… А когда она на меня посматривает с интересом, честно, хочется застрелиться.
Агдамов ее взгляды замечает, но я сам обозначаю границы.
- Адам, ты знаешь. Нет.
- Марк, я…
- Нет. Никогда.
- Так и будешь один?
Молчу. Я не один. У меня есть жена и сын. И… жена и дочь. Только об этом никто не знает. Но они есть. Они со мной. Постоянно. Каждую минуту, секунду, мгновение.
Постоянно думаю о них.
Может быть, мне уже пора в дурку ложится. А может…
Август спускается на столицу, накрывая душным одеялом. Город в мареве смога. Люди изнывают от жары, дуреют, мечтают об одном – как вырваться из этого адского плена хоть на сутки. Готовы выстаивать километровые пробки, чтобы хоть на время получить свободу от зноя городского, окунаясь в жару дачную.
Я считаю дни до возвращения в обитель. Обещал игумену Александру, что приеду на неделю. Мальчишки ждут. Еще не до конца доделали мы с ними обстановку классной комнаты. Да и соревнования по стрельбе я хотел провести.
Но пока я в Москве меня отрабатывают по полной программе. Агдамов требует, чтобы мы посетили очередное очень важное мероприятие. Сначала конференцию, потом мини-форум. После, естественно намечается встреча в неформальной обстановке.
Мы прибываем с ним практически одновременно. Он не один, с ним дочь и еще какая-то незнакомая девушка. Красивая.
Сам смеюсь над собой, всех женщин, девушек, я теперь рассматриваю как картины. Произведения искусства. Нечто, нереальное для меня. То, чем можно любоваться издалека. Просто смотреть. Моё мужское начало не спит, оно просто похоронено. Нет, не так. Оно принадлежит одной.
Если бы только я додумался до этого раньше! Если бы моя проклятая тупость, похоть, распущенность не сломала всё.
Агдамов предлагает мне подругу его дочери в качестве спутницы. Её зовут Ева, она сильно смущена, краснеет. Вижу, что девушке крайне неприятно то, что мой друг именно так распорядился её персоной.
- Не волнуйтесь, я вас не съем.
- Я не волнуюсь.
- Вот и хорошо. Расслабьтесь. Считайте, что я не интересуюсь девушками. И вообще, я женат.
- Я рада. Простите, если испорчу вам вечер.
Я себе жизнь испортил, что в этом отношении какой-то вечер?
Собираются гости, их много. Мне нужно поговорить с несколькими важными людьми. В какой-то момент слышу до боли знакомый голос.
Набоков тут? Странно. Мне казалось, он прочно обосновался в Америке.
Я думал, он попытается встретиться с Кристиной, или со мной. По крайней мере хорошенько вмазать мне, так, чтобы кров пустить. Я готов, я заслужил. Но он даже не удосужился меня выслушать. И я не уверен, что он прочитал мою исповедь – я ведь сообщил как всё было, рассказал о том, как подло подставил его невесту. Да он и сам, наверное, по прошествии времени это понял…
Набоков не один. С ним дама. Жена? Я, признаться не знаю как выглядит его жена.
Они подходят ближе. Её фигура… слишком худая на мой вкус…
Сердце пропускает удар, затем второй…Очень красивая девушка. Очень.
Ухоженная, элегантная, немного высокомерная, но я уверен, это просто защитная реакция, потому что я чувствую страх.
Её страх…
Глава 28
Я не упаду в обморок, нет. Этой радости я ему точно не доставлю. И вообще. Буду держаться безразлично. Не зря за эти сутки я выпила, кажется, тонну валерьянки. Помогает мало, но всё-таки. Срабатывает как психологическая защита – я должна быть спокойна!
Ради себя. Ради дочери…
Ради чего вообще я тут?
Не знаю.
Сейчас, стоя в роскошном холле отеля, где проходит эта ярмарка тщеславия, я понятия не имею, что я тут делаю и почему пошла на поводу у Набокова.
Может быть, мне просто надоело прятаться?
А он предложил защиту.
Тогда, в детском кафе я почти не испугалась, увидев его. Как будто какое-то время уже ждала – меня обнаружат. Найдут.
Почему? Не знаю. Иногда казалось, что за мной кто-то наблюдает.
Визит Владимира я приняла как данность, даже прятаться не стала.
- Значит, простая девочка Аля обвела золотого парня Марика вокруг пальца.
- Не уверена. Если меня нашли вы, то…
- Я обещаю поддержку и защиту. Тебе и твоей дочери. От него.
- Что вы хотите взамен?
Он посмотрел на меня как-то… странно, словно не ожидал.
- Какая ты стала…
- А вы что, знаете, какая я была?
Ухмыльнулся, опустив голову, тихо ответил.
- Знаю. Ты была похожа на Тину.
- Что? – мне стало немного не по себе. – Я… теперь я и есть Тина.
Понимаю, что он не обо мне, и всё-таки…
- Тина, Кристина… девушка, которую…Которую твой Марк соблазнил. Моя девушка…
Увидела, как черствеют его глаза, черты лица резко заостряются. Это выглядело не слишком приятно. Стало ясно, что то, что сейчас услышу мне совсем не понравится.
Умом я понимала, что, наверное, думать о Марке еще хуже, чем думала о нём я вряд ли можно. Но за эти месяцы острая боль притупилась.
И я… Я знала, что поступила слишком жестоко с ним. И с собой тоже. И с дочерью.
Просто тогда я не видела выхода, я была в агонии. Теперь же…
Теперь не уверена, что была права. Совсем не уверена.
Конечно, он заслуживает кары, Марк. Но всё-таки не такой жестокой.
По сути, что он сделал? Просто спустил меня с небес. Я сама виновата – не стоило ставить его на пьедестал. Не стоило так сильно растворяться в чувствах. Не стоило быть такой слепой.
Наверное так.
Но я ведь любила! И верила, что любима!
Я была в сказке.
Падать с небес оказалось больно.
Настолько больно, что я из наивной, доброй девочки превратилась в какого-то ангела мщения, готового испепелить всё вокруг.
Набоков рассказывал. Я слушала его историю и… честно сказать, не считала Марка так уж сильно виноватым.
- Вы её прогнали?
- Да.
- И вы считаете, что виноват Марк?
Он сканировал меня взглядом, жёстко, готовясь к атаке, не к защите.
- А ты считаешь, нет?
- Она была вашей девушкой. Вы её любили. Она любила вас.
- И полезла к нему в постель?
- Она любила вас. И вы с такой легкостью поверили в её измену? Даже не дали ей возможность оправдаться…Вернее… ей не нужно было оправдываться! Вы… два взрослых, сильных мужчины, взяли и уничтожили её…
Набоков молчал. Переваривал. Или, скорее, злился. Потому что прекрасно знал, что я права.
А мне было дико тошно. Померились, мальчики, своими… Разбомбили жизнь человека в пыль, в труху. Еще и обиженок строят из себя!
- Ладно, Владимир, - я встала из-за стола, - мне пора домой, дочку нужно укладывать, дневной сон.
- Я еще не озвучил моё предложение.
- Озвучите вечером, я выхожу гулять с малышкой, можем поговорить. Или позже, когда я её уложу.
- Пригласишь меня к себе?
- А что, я должна вас опасаться? В таком случае, вызову подмогу.
- То есть… подмога имеется, да?
Я не сразу поняла, что он имел в виду. Подмога. Что ж… может и есть.
Действительно, мы подходили к дому – Влад вызвался проводить – когда нас догнал Олег.
- Тина, привет.
- Привет.
- Как дела? Вечером занята?
- Как обычно, прогулка, потом укладываю малышку.
- Ясно. С ней будешь, да? – он ведь прекрасно знал, что да, куда я годовалую дочь брошу? Но взгляд его нет-нет да и падал на Набокова.
Взгляд оценивающий, цепкий.
- Всё нормально, Тин? Помощь не нужна?
- Всё хорошо, Олег, если что я позову. На связи?
- Да, конечно, всегда к твоим услугам. Ну, пока?
- Пока…
Я не успела ничего понять, как он одной рукой притянул меня, легонько чмокнув в щеку, и прошептав на ухо.
- Если он тебя обидит, я его закопаю, не бойся, малыш.
Вот так.
И… честно? Этому простому парню я верила больше, чем упакованному в бабки миллиардеру, который пришел мне пожаловаться на то, что другой миллиардер его обидел, игрушку его сломал.
Хотя, возможно, Олег, застав в моей постели другого мужчину тоже вел бы себя не совсем адекватно.
Я ведь… я ведь тоже видела только то, как Марк сидит с другими девушками? Ну, хорошо, целует одну в шею, ласкает… Но… Могли же его тоже… хорошо подготовить? Чем-то опоить? Мог он быть не совсем в адеквате? Нет, я знаю, что там всё в итоге было. Но… чисто теоретически? Марка могли подставить. А я…
Я так же мгновенно вынесла приговор.
Влад помог с коляской. Затормозил на пороге.
- Можете зайти, я вас не боюсь. Подождете, пока я её помою, уложу и можем поговорить.
- Да… было бы не плохо.
- Тогда идите на кухню. Можете чайник поставить. В холодильнике сок и вода.
- Спасибо.
Ухмыльнулся, как будто никогда сам себе из пакета сок не наливал. А может и не наливал.
Да уж. Интересное кино. Эти люди умеют зарабатывать миллиарды. Придумывать какие-то изощренные финансовые схемы, продавать воздух порой.
И так беспомощны в обычно жизни! На необитаемом острове точно бы умерли от жажды.
Да и в отношениях… Они точно, как на необитаемом острове.
Я тогда быстро искупала малышку, она визжала от радости – разгулялась, я переживала, что не уложу. Но любимая бутылка кисломолочной смеси как волшебное зелье, сделала своё дело – насытила и усыпила.
И соска. У меня нет предубеждений против соски, если ребёнку сложно уснуть без неё – пусть дует. Бабуля рассказывала, что я до двух лет жевала пустышки, прогрызала насквозь, но спать без них не могла.
Вышла из комнаты, увидела сидящего у кухонного стола Набокова.
Он привалился к стене, глаза закрыл.
- Вы хотите, чтобы я воскресла?
- Я хочу, чтобы твой Марк до конца жизни платил по счетам.
- Уверены, что это он должен платить?
- Я тоже… заплачу, не сомневайся.
- Что я с этого буду иметь?
- О, малышка расчётливая, да? Надоело ютиться в этой халупе?
- Не стоит всех по себе мерить, Владимир. Это может вам дорого стоить. Впрочем, я так понимаю… уже.
- Смелая…
- Мне нужны гарантии. Что я и моя дочь будем свободны. Что Марк не отнимет её. И я не буду участвовать ни в каких сомнительных делах.
- Условия ставишь? Я ведь могу просто сдать ему, где вы живёте и все?
- И что с этого будете иметь вы?
- Правильно мыслишь.
Возможно, я мыслила правильно. Только тогда не понимала, да и сейчас плохо понимаю зачем это всё самому Набокову.
Какая его выгода?
Просто увидеть, как страдает Марк? Как ему больно?
Или есть что-то еще, о чем я не знаю?
Я согласилась. Но пока плохо понимаю на что.
Вернулась в столицу. Подготовилась к встрече с бывшим, вернее… настоящим мужем.
Хорошо подготовилась. Выгляжу шикарно, круче многих присутствующих тут красавиц. И… не очень похожа на себя прежнюю. Если честно – увидев себя в зеркале не узнала. Это не я. Копна почти пепельно-белых волос, хорошо позолоченная под южным солнцем кожа, тонкая талия, грудь чуть пышнее чем раньше, худые руки. Глаза под «смоки айс» совсем другие.
Действительно ничего нет от девочки дождя как я теперь себя прежнюю называю.
И всё-таки… разве он может меня не узнать? Он ведь так любил меня?
- Познакомься, Златопольский, моя невеста, Тина. Алевтина.
- Очень приятно.
Он смотрит не моргая. Рядом с ним стоит какая-то молоденькая девица, выглядит свежей, какой-то… нежной, что ли, совсем не похожа на эскортницу, напоминает, скорее меня. Интересно. Я ведь знаю, что это не жена Марка? Получается… сколько волка не корми?..
Я что, ревную? Этого еще не хватало…
- Позволите? – голос у Марка глухой, низкий, сам он какой-то… другой. Кожа на его лице, кажется, стала грубее, прическа раньше была небрежная, сейчас наоборот, слишком правильная, а вот легкая небритость – как раз какая-то дикая. Два года назад его мужественность скорее являлась результатом работы стилиста. А сейчас… Сейчас он больше мужчина чем был тогда. И смокинг ему, кажется, маловат в плечах.
Марк наклоняется к моей руке, едва касается губами, а меня прошивает молнией, до кончиков пальцев, до каждой клетки тела.
- Добрый вечер, Тина…
- Добрый вечер.
Мы с Марком смотрим друг на друга, не отрываясь. Не моргая. Он буквально пожирает меня взглядом. Словно хочет запомнить каждую черточку.
А я горю. И снова мысль - я изменилась сильно. Но не настолько чтобы он меня не узнал! Нет! Или….
Мне тяжело дышать, чувствую, как накрывает жар, лицо печет, хотя под слоем косметики ничего не видно.
- А где твоя супруга, Марк, я так понимаю, эта девушка просто одноразовая спутница? – тон Набокова его выдает, он явно нервничает.
Девчонка дергается испуганно, а Марк отвечает, не отрывая от меня взгляда.
- Моя жена умерла, Влад…
Глава 29
Моя жена умерла.
Да, да… девушка, женщина, которую я сейчас вижу перед собой – это не моя Алька. Нет.
Моей Альки больше нет. Я сам её уничтожил. Убил. Растоптал.
Знаю.
Поэтому…
Вообще, в последнее время крайне тянет философствовать. Видимо, выхода энергии не хватает. Мужское начало спит. Похоронено, поэтому…
Философ просыпается во мне. И я начинаю рассуждать.
О простых вещах.
Всё можно исправить в этой жизни, хотя бы попытаться. Всё можно исправить.
Кроме одного.
Смерть. Вот самое постоянное в нашей жизни. Вот то, что не поддается никаким корректировкам.
Она приходит и забирает у вас самое дорогое. И вы уже ничего не можете исправить. Никогда.
Да, да, это страшное слово так же работает в связке с ней. Если смерть, то никогда.
Никогда больше вы не увидите, не почувствуете, не надышитесь, не поговорите, не дотронетесь… Не сможете сказать – прости. Не сможете сказать – люблю.
Не сможете ничего сказать.
Смерть.
То, во что невозможно поверить. То, что оказывается страшно реальным, когда вы сталкиваетесь с ней.
Я не мог поверить в то, что Али больше нет. Не мог, когда услышал в первый раз. Не мог, когда был поставлен перед фактом.
Не мог в морге, когда увидел то, что осталось от моей любимой.
Не мог в храме, у гроба.
На кладбище тоже не мог.
Для меня она осталась жива. Просто ушла. Куда-то ушла на время. И я все ждал, когда же вернется.
И дождался…
Невеста Набокова. Тина…
Нет, я ждал от него чего-то подобного.
А вот от неё…
Не знаю. Хотелось верить, что всё-таки Аля не будет настолько со мной жестока.
Нет, я не обвиняю.
В нашей истории единственный обвиняемый – это я.
Чувствую, как дрожит её рука, когда я наклоняюсь, чтобы поцеловать.
Такие тонкие пальцы…
Не могу понять, почему она так похудела? Она вроде бы не больна. Неужели и так бывает после родов?
Мне нравилась её фигура, женственные изгибы.
Не могу не вспоминать. Всегда стоит перед глазами её лицо тогда, в наш самый первый раз. Как она стеснялась своего тела. Не меня- тела, которое я увижу и которое, по её мнению, не было таким уж идеальным. Глупая малышка. Для меня – было. Нежная, мягкая, сладкая. А главное – главное эта мысль, которая пробирала до печенок, которая заставляла всё мужское во мне ликовать, петь, орать, бесноваться. Она моя! Она только моя! Никому до меня не принадлежала! И не будет!
Кожа нежная, как лепестки роз, как приятно было водить по ней кончиками пальцев разгоняя мурашки. Прижиматься губами, оставляя свое клеймо, тавро. Трогать, сжимать, гладить, ласкать. Мучить и себя и её невозможно медленной и сладкой прелюдией. Целовать и прикусывать, зализывать. Брать, присваивать, метить. Себе самому оставлять путеводные зарубки на будущее: когда я целовал тут – ей было хорошо, а вот тут она вскрикнула, а после этого расслабилась, раскрылась, отдалась.
Она отдавалась мне так открыто, так страстно, самозабвенно. Доверяя.
Абсолютно доверяя. Полностью. Отзываясь на все мои движения, на каждый взгляд, касание, поцелуй.
Она так хотела… нет, не угодить. Любить.
Любить она хотела, и быть любимой.
Как она дрожала в моих руках, взлетая на вершину чувственности! Как доверчиво вверяла своё наслаждение, позволяя мне в полной мере получить удовольствие от её блаженства!
Какой податливой, ласковой, чуткой была!
Как сама с радостью училась дарить удовольствие мне!
И какой дьявол нашептал мне о том, что я не должен довольствоваться только одним блюдом на этой пирушке? Какой демон вложил в мою голову мысль о том, что я могу иметь и любимую женщину и других, не любимых, даже не желанных. Тех, с кем удовлетворю другую страсть – эгоизм. Проклятое эго, кричащее о том, что глупо брать только один пирожок с полочки, когда их там десять, даже если это твой любимый с вишней, а остальные с картошкой, которые ты видеть не можешь.
Я повелся. Поступил как полный мудак.
Я предал свою любовь.
Предал её любовь.
Предал нас.
И вот теперь пожинаю плоды. Собираю камни.
И вспоминаю, как когда-то был счастлив.
Хочется вернуть всё это.
Хочется вернуть её.
Но я прекрасно понимаю, что это практически невозможно.
И всё-таки я везучий парень. Я смог перехитрить судьбу. Даже смерть не стала для меня преградой.
Я могу сказать ей – прости. Могу сказать ей – люблю. Могу видеть. Дотронуться.
Быть рядом. По крайней мере в одном городе. На одной планете, чёрт возьми…
Не знаю, сколько я смотрю на неё. На девушку Тину.
Это уже не прилично?
Вижу её страх. Она пытается его прятать, очень старается сохранять спокойствие. У неё почти получается. Почти…
Любимая… как же мне хочется…
Хочется наплевать на всё, сделать шаг, обнять, прижать, забрать, утащить в свою берлогу.
Заявить свои права на неё. Права, которые по гражданскому закону у меня есть.
Права, которые по закону жизни и Бога я потерял…
Набоков ухмыляется нагло. Этого подонка забавляет ситуация. И я его понимаю. У нас война, не на жизнь, а насмерть. Давно.
Противостояние.
Мы словно играем в шахматы, и сейчас он ведет. Он сделал важный ход. Сильный ход.
Думает, что выиграл эту партию. Наслаждается своей победой.
Пусть. Он ведь и правда сейчас в выигрыше.
Хороший вопрос он задал.
- Где твоя супруга, Марк, я так понимаю, эта девушка просто одноразовая спутница? – сказал так, как будто ему безразлично, но я чувствую – совсем нет. Голос тверд, но всё равно выдает его состояние.
Малышка Агдамова, стоящая рядом со мной, дернулась. Мне её очень жаль. Бедняга, она совсем не виновата, что попала в этот замес. И Адам получит у меня за то, что вот так взял и подставил это невинное дитя.
Я смотрел на Алевтину… Имя-то какое, боже мой! Тина… да, да… Тина. Не оторваться. Опутала точно как тина и тянет на дно.
Я ответил на его вопрос, не спуская глаз с его невесты.
- Моя жена умерла, Влад…
Повторяю эти слова, а сам думаю не о смерти. О жизни…
Почти не замечая стоящих рядом со мной. Я весь в ней. Провалился. Пропал.
- Как, и эта тоже? Ты просто Синяя Борода, друг… - Набоков пытается шутить, но я считываю его безумный страх.
Кристина. Его Кристина. Вот причина, по которой он сейчас тут. Вот причина, по которой с ним сейчас стоит рядом эта женщина, прекрасная как греческая богиня.
Только не любви. Войны.
Она тоже хочет воевать. Все хотят воевать. А я… наверное, готов выбросить белый флаг.
- Влад, может закончим играть в игры? Если ты говоришь о той женщине, с которой меня связывает брачный договор – она сейчас в Израиле на лечении. И ты это знаешь. Она там не одна. Вместе с ней её сын. Владимир.
Вижу, как сжимаются его челюсти. Дрожит уголок губы. Нервный тик.
- А моя жена умерла. Прошел год и почти девять месяцев со дня её смерти.
Я снова смотрю на Тину. Её взгляд нельзя прочитать. Закрылась. Как книга. Как ящик Пандоры. Интересно, осталась ли там надежда? Для меня, наверное, нет.
Но я был к этому готов. Был.
Пока не увидел её вот так. Близко-близко. Теперь я не готов думать о том, что надежды нет.
- Марк, всё в порядке? Ты задерживаешься, мы с Ясминой ждём, и Ева, кажется, заскучала. – Агдамов подходит как всегда вовремя. – Привет, Влад.
- Привет, Адам. Красивые у тебя девочки.
- Это не девочки, Набоков, это моя дочь и её близкая подруга.
- Ну, не мальчики же. – Влад ощеривается, его ухмылка наглая, словно ждёт, когда мы сорвемся. Но я сегодня намерен вести себя пристойно.
- Ты меня понял, - жёстко пресекает Агдамов, задерживает взгляд на стоящей рядом с Владом даме. На Тине. Алевтине.
Меня потряхивает слегка, взгляд Агдамова непроницаемый. Он умеет держать лицо, конечно. И конечно всё знает. И пазл складывает.
- Так мы идём? Влад, почему бы тебе и твоей спутнице не сесть за один столик с нами? Как раз два места.
- С удовольствием.
Набоков приобнимает Тину за талию, нарочито прижимая к себе, ухмыляясь мне в лицо.
Его ход. Он понимает это и делает. И куда нас заведет эта шахматная партия?
Мы садимся за стол.
Сегодняшний банкет посвящен закрытию важного форума. Новые технологии, новые возможности. Всё новое. Всё, что приносит деньги тем, у кого их и так до хрена.
Что нужно Набокову? Мои деньги? Всё? Или часть?
Я готов. Я разделил капитал, отдав довольно приличную сумму Кристине – на лечение, хотя оно почти закончено и она стремительно идёт на поправку, но мало ли, рецидив всегда возможен. Потом, я хочу обеспечить будущее её сына. Я считаю себя в ответе за него.
Часть средств я перевел еще на один важный счёт, мне они уже не принадлежат.
А все остальное…
Если Набоков захочет я отдам. Не задумываясь.
А если не захочет? Предложу сам.
Есть предложения, от которых не отказываются.
Официальная часть мероприятия проходит быстро. Гости пьют, едят, обсуждают прошедшие и предстоящие сделки.
Только за нашим столом почти гробовое молчание. Только иногда щебечет дочь Адама со своей подружкой, и сам Агдамов вставляет пару реплик о тех, кто заключил наиболее выгодные контракты.
Я все еще сканирую взглядом невесту Набокова. И как только небольшой оркестр начинает играть что-то медленное, встаю, подавая ей руку.
- Ты позволишь пригасить твою девушку, Влад.
- Это будет тебе дорого стоить, Златопольский.
- Я готов отдать всё за один танец с прекрасной дамой.
- Ты сам предложил. Всё. Марк. Ты отдашь всё.
Глава 30
Он меня узнал. Конечно, узнал! И как я могла надеяться, что не узнает?
И ведёт он себя так спокойно, потому что для него это нормально.
Марк умеет держать лицо. Всегда умел.
Набоков, наверное, не пошёл бы на этот спектакль, если бы не был уверен в выдержке Марка.
А вот у меня выдержка заканчивается. Совсем.
Не могу. Не справляюсь. Думала, что получится. Но нет.
Мне очень тяжело.
Встреча с ним. Глаза в глаза. А меня клинит, потому что он не один. С ним какая-то девочка – колокольчик. И кто она ему? Почему они вместе?
Может… может ему уже давно плевать на меня? Ну, увидит, что не умерла, ну скажет – и что? Ты хотела быть мёртвой – будь ею. Хочешь воскреснуть – доказывай, что ты это ты. Сама.
Дрожу. Мурашки бегут, хочется себя руками обнять, согревая, защищая.
Зачем мне всё это? Зачем?
Просто потому, что мне надоело жить, оглядываясь? Надоело ждать, когда придут люди, которые начнут задавать вопросы? Когда придёт мой муж, который имеет все права на меня и скажет, что забирает моего ребёнка? А меня…Со мной что угодно может сотворить. У него столько денег. А я всё равно мертва.
Я думала об этом. Боялась этого.
А бабушка всё чаще начала заводить разговор о том грехе, страшном, жутком, в котором мы живём… Она вообще странной очень стала как раз после рождения Златки. Все причитала, как теперь жалеет о том, что мы сотворили…
- Я это сотворила, бабуль, я! Только я! Я и буду отвечать.
Я пыталась её успокоить, на какое-то время хватало, но…
Правда, в последние месяцы она словно смирилась, что ли.
А вот я – наоборот.
Поэтому, наверное, и появление Набокова восприняла как благо.
Я хотела воскреснуть. Вернуться.
Что хотел Набоков – всё ещё загадка.
Сам он говорил, что хочет, чтобы Марк страдал.
А будет ли он страдать? Не всё ли ему равно? Вон уже, новую жертву держит рядом. О жене больной забыл.
Вижу, как ярость накатывает на Набокова, когда Марк заговаривает о Кристине. И о её сыне.
О сыне Набокова, о котором тот предпочитает не говорить.
Подходит Адам Агдамов, я его хорошо помню – лучший друг Марка, настоящий друг – если только в из кругу бывают реально друзья.
Почему-то когда Адам говорит, что девушка, стоящая рядом с Марком это подруга его дочери я выдыхаю.
Ревность? Нет! Нет!
Да… да чёрт возьми! Ревную!
Злорадно думала о том, что Марк ушёл жить в монастырь. Язвила сама с собой, мол, так ему и надо…кобелю. Слово бабушкино, не любимое мной, но точное.
Натаскался, Марк? Налюбился? Вот и сиди, кукуй…
Только не думала, что он ведь сам себе эту казнь выдумал! Никто не заставлял? Значит, его решение уйти, пусть не послушником, не иноком стать, просто рабочим, но всё равно, в строгости жить…
Это он сам для себя наказание выбрал.
Мог бы спокойно остаться в столице, месяц для приличия повздыхать в трауре, а потом опять, во все тяжкие…
А он…
За столом еле сижу. Всё еще потряхивает.
Он близости Марка.
И от непонимания в какие игры играют эти двое.
Мной играют. Хотя позволения я не давала. Ни одному, ни второму.
Но Набоков сильно много на себя берет. Особенно, когда Марк спрашивает у него разрешения пригласить меня на танец.
- Ты позволишь пригасить твою девушку, Влад.
- Это будет тебе дорого стоить, Златопольский.
Интересно. Мне противно, что Влад так говорит. А Марк…
- Я готов отдать всё за один танец с прекрасной дамой.
Отвечает, и смотрит на меня. Ласково так смотрит. Почему-то этот его взгляд напоминает о прошлом.
О том, как смотрел раньше. Как на несмышленого ребёнка смотрел. Еще в то время, когда только начиналось всё у нас. Когда цветы дарил, водил в рестораны. Когда просто любовался мной, даже не трогал.
Я ведь и не понимала, что я для него просто игрушка. Не живой человек, с мыслями, с принципами, со своим мнением. Я просто игрушка, в которую он играет пока его это забавляет.
Потом почему-то он решил, что игрушка ему дорога, что он её любит. Но вместе с тем отказаться от других игрушек оставив себе только эту, любимую, не смог. И сломал в итоге.
Вернее, попытался сломать. Я ведь не сломлена, так?
- Ты сам предложил. Всё. Марк. Ты отдашь всё.
- Хватит, Влад. Ты не можешь торговаться тем, что тебе не принадлежит! Я сама буду решать с кем мне танцевать.
Встаю несмотря на то, что меня бесит ситуация. Бесит Влад, и его игры. Бесит Марк, и то, что он безропотно готов играть по правилам Набокова.
Набоков сам виноват в своих проблемах. Сам пусть их и решает. Поможет мне справиться с Марком, если будет нужно – помощь приму. Не поможет – я и сама справлюсь.
Я теперь сильная. Я не дам никому мной управлять!
Почему-то вспоминаю Новый год. То, что загадывала когда-то…
Хотела стать другой. Очень хотела измениться. Стать сильной, независимой, взрослой зрелой… И хотела встретиться с Марком.
Что ж… мечты сбываются, да?
Только я думала, что пройдет много лет. Да и не такая уж я независимая. Не слишком взрослая, да и не зрелая еще.
Да, я стала матерью. Материнство женщин сильно меняет. Ради дочери я на многое пойду.
Еще я мечтала, чтобы Марк захотел меня вернуть, чтобы весь мир к моим ногам! А я сказала бы ему, что предатель мне не нужен…
Готов ли он весь мир к моим ногам? И… нужен ли мне этот мир? И этот предатель?
Его ладонь на моей спине, рука в руке. Он так близко. Но между нами довольно большое расстояние. Сохраняет приличия.
Ненадолго. Несколько тактов, он уводит меня в танце все дальше, прижимает всё крепче. Кажется, сейчас я начну задыхаться.
От близости. От ужаса. От желания сделать ему больно.
Я так хочу сделать ему больно!
Стереть улыбку с его лица! Но ведь он не улыбается!
Смотрит серьёзно. Очень.
А у меня сердце грохочет как пулемет, строчащий по врагу, бегущему в атаку.
- Успокойся, Аля. Ничего плохого я тебе не сделаю.
Что? Он думает, я боюсь его?
Молчу. Презираю.
- Ты очень красивая. Нереальная.
И эта реплика без ответа.
- Я знаю, что обещал тебе Влад. Знаю, что ты хочешь вернуться. Снова стать собой. Ты думала, что я буду мешать, что я… Что я могу сделать что-то с тобой, или с твоей… с нашей дочкой…
Сердце пропускает удар. Он знает о Злате? Откуда? Откуда он вообще всё обо мне знает?
- Я сделаю всё, чтобы ты жила спокойно, свободно и счастливо. Ты и наша дочь. У вас будет всё. Вы ни в чем не будете нуждаться. Если нужны гарантии – они будут.
Молчу, просто пытаясь переварить всё, им сказанное.
Это шок. Меня словно ледяной водой окатили. На морозе. Сердцебиение шкалит, на пределе. Между нами искрит. Кровь по венам с гиперзвуковой. Шум в ушах. Закладывает. Давит. Кажется, в обморок грохнусь просто.
- Я ведь люблю тебя, Аленький, ты еще не поняла? Я тебя очень сильно люблю…
Это как последняя капля, которая превращает тихий омут в бурный горный поток. Шквалом несутся эмоции, чувства, гормоны.
Адреналин вскипает и пенится.
Вырываюсь, стою в глаза ему глядя. Ярость топит мозг. Алое марево перед глазами.
- Что ты знаешь о любви, предатель? Что? Ты? Знаешь? О любви?
Отталкиваю и сама отталкиваясь от него бегу. Каблуков не чувствую, ног не чувствую, не понимаю куда и зачем.
Чудом выруливаю у дамской комнаты, залетаю, закрываю дверь. Стекаю по ней вниз, зажимая виски ладонями.
Ненавижу! Ненавижу! Ненавижу!
Господи… я всё еще его люблю…
«Что ты знаешь о любви?»
Обвинение в её словах, в её глазах… Теперь, родная, я знаю много.
Даже то, что и такую тебя, новую, чужую, далекую – люблю.
И боль твоя – сильнее моей боли.
И хочется помочь. Только бы понять – как.
Даю Альке убежать, хотя всё равно подрываюсь за ней. Не затем, чтобы удержать – защитить.
Перед закрытой дверью торможу.
Голову опускаю…
Вот теперь накрывает по полной.
Адова пелена перед глазами.
Набоков.
Какого же хрена ты влез в это дело, любезный мой друг?
Отомстить решил, да? Так мсти мне! Мужик! Мсти мужику!
На хрена ты пошёл к этой девочке? Зачем же ты её, маленькую, слабую, сюда приплел?
Чёрт, я ошибаюсь, она не маленькая, и не слабая. Сейчас уже нет.
И всё же Набоков, ты не прав!
Тебе бы, идиоту клиническому давно уже в Израиле быть, рядом с сыном! И пытаться прощение вымолить у той, которую любил, которой жизнь сломал.
Владимир выходит в коридор, оглядывается, ищет Алю. Видит меня.
Ухмыляется надменно, победителем себя чувствует.
Жду пока подойдет ближе.
- Что, Златопольский, флешбэки ловишь?
Сказал бы я тебе…
Но кулак объяснит быстрее. Резкий удар. В монастыре я не только плотничал, я еще и заготовкой дров занимался. Помахать топором на свежем воздухе – никакой фитнес рядом не стоял. Удар получается довольно мощный, и резкий. Владимир не успевает закрыться. Хруст – по ходу нос сломан. Еще и головой прикладывается, падая.
Охрана тут же подрывается, спешат к нам. Агдамов тоже на месте, рядом.
- Марк, твою ж дивизию… Нельзя тебя в приличное место привести! Просто трэш. Разочаровываешь.
- Ему полезно немного полежать. В коме.
Разминаю пальцы, а сам прислушиваюсь.
Всхлипы за дверью. Аленький плачет.
Чёрт. Её боль ранит больше чем боль собственная. Да я давно и не чувствую никакой боли.
Давно. Наверное, с тех пор как понял, что её больше нет.
А может… Может наоборот, когда узнал, что есть?
Это потом мне стало казаться, что я знал всегда. Просто отпустил. Не туда, не за горизонт, не в рай. Отпустил на волю, как птичку из клетки. Чувствовал, что она здесь, со мной, на этой земле осталась. Просто ей нужна свобода и я ей эту свободу дал.
Еще тогда, в храме, когда отпевали, чувствовал что это неправильно. И бабушке её дурно стало. Потом, уже в монастыре с духовником разговаривая признался – не могу. Не могу за упокой свечи ставить, словно живую её хороню. Отец Александр сказал – значит не делай, если не чувствуешь. Просто о душе молись и всё.
Потом этот визит в Ялту. После того как узнал, что Аленький малыша ждала.
Беременная девушка, которую я за призрака принял.
Реальная девушка.
Нет, тогда у меня и мысли не было, что это Аля! Не сумасшедший же я? Ведь Али нет? Погибла она? Да?
А чуть позже стал слышать плач ребёнка.
Позвонил одному очень хорошему специалисту. Решале. Это, конечно, был не совсем его профиль, но…
Ему очень быстро удалось всё выяснить. Буквально за пару дней.
Он восстановил цепочку событий, поведал мне. И я…
Я охренел. И обрадовался.
Хотя хотелось вздернуться от эмоций переполнявших.
Очень больно чувствовать себя ублюдком, который довел любимую женщину до того, что она решилась бежать, бежать нося под сердцем ребенка, рискуя всем.
Больно чувствовать себя гнидой, из-за которого эта единственная, самая дорогая и любимая погибла, лишив жизни и нерожденного малыша.
Да, это больно.
Еще больнее осознать, что ты тот ублюдок, который заставил любимую инсценировать собственную смерть, пусть невольно, просто воспользовавшись ситуацией, обстоятельствами.
Ты мразь, из-за которой эта женщина теперь вынуждена скрываться, жить по поддельному паспорту, всегда с оглядкой. Из-за которой она боится лишний раз навестить собственную бабушку, паникует, думая, что её ребёнка могут отобрать.
Это пережить было едва ли не тяжелее чем смерть. Хоть я и был дико счастлив узнать, что Аля не погибла, что у меня растёт дочь.
А потом, в один из дней когда я оказался в столице ко мне неожиданно приехала Людмила Викторовна…
- Ты уже знаешь, Марк?
Я не смог сказать нет. Кивнул.
Она плакала, просила прощения, считала себя виноватой во всем…
- Виноват я один.
- Что ты будешь делать теперь?
- Ждать. Просто ждать.
Я ведь знал, что она не сможет прятаться всю жизнь. Что ей захочется вернуть свободу.
Только не успел вмешаться, не поймал момент, когда к ней подвалил Набоков.
Просто я был в то время у Кристины и Вовки. Не смог оперативно среагировать.
Опять облажался.
Теперь вот, расхлебываю…
На самом деле на себя-то мне плевать, я просто слишком волнуюсь за неё.
Она не должна была переживать еще и это.
Не должна бояться за себя и за дочь.
Дочь…
Самое больное во всем этом то, что я не могу быть рядом с этой малышкой. Что мне довелось видеть её лишь издалека.
Я понимаю, что все права потерял. И даже не хочу это ни с кем обсуждать, хотя Агдамов настойчиво рекомендует мне своего психолога, и считает, что я вину уже искупил, а вина Али не меньше.
Увы, меня он не убеждает, я остаюсь при своем мнении.
Мне приходится расплачиваться за свою гордыню, распущенность, вседозволенность и эгоизм.
Набоков поднимается с трудом, отказываясь от помощи охранника.
- Урод… - говорит гнусаво, задирая голову, в попытке остановить кровь, - тебе это дорого будет стоить.
- Влад, почему ты так уверен в том, что знаешь, что для меня теперь дорого, а что нет?
- Она тебе дорога? – кивает на дверь.
- За неё я тебя просто убью, понял? – говорю тихо, но чётко и жестко.
- Жаль, что я тебя не убил тогда… за другую. – Набоков достает платок, прикладывает к лицу. - Но ты еще своё получишь…
- Я уже получил.
- Мало тебе.
- Согласен.
- Интересно, что ты запоешь, когда я на неё женюсь?
Он серьёзно? Усмехаюсь. Хреново же он знает мою Альку. Хотя… я, как оказалось, тоже не так уж хорошо её знал…
- Слушай, Набоков, сколько ты хочешь?
Молчит, ухмыляется, вытирает нос, кровь всё еще хлещет.
Агдамов протягивает ему чистый платок, Влад берет, отбрасывая свой окровавленный в сторону.
- Голову наверх задери, холодное что-то надо приложить. Или хоть в сортир зайти, промыть. Стоим, как три тополя на Плющихе.
Адам смотрит на охранников, которые загораживают нас.
- Ты кого купить собираешься, Златопольский? Меня? Или свою женщину?
- Я просто хочу, чтобы ты свалил с горизонта, Лолита. У тебя есть своя история в которой чёрт ногу сломит, вот и разбирайся.
- Нет у меня истории. Ясно?
- Хочешь сказать, что и Кристины нет? Может и сына у тебя нет тоже?
Набоков неожиданно бросается на меня, но я успеваю среагировать защищаясь, да и Адам помогает. Вдвоем мы прижимает Влада к стенке.
- Ты мразь, Златопольский.
- Я в курсе. Но ты не ответил. Сколько ты хочешь за то, чтобы оставить в покое мою жену?
- Которую из жен, Марк? Ты забыл уточнить. – спокойный голос Али действует как выстрел. Прямо в сердце. Точно. – Ты всё еще считаешь, что всех можно купить?
- Я никогда так не считал, Аленький.
- Значит, я ошибалась. Двое на одного, господа. Не по-мужски. Отпустите его.
Мы с Агдамовым как по команде опускаем руки. Я понимаю, что Набоков не станет драться.
- Аля…
- Меня зовут Тина. Вы ошиблись. Аля… умерла.
И вот это она говорит серьёзно.
Глава 32
Аля умерла, это я говорю с уверенностью. Той девочки больше нет. Мне очень жаль признавать это, но увы. Я стала другой.
И эта, другая, я себе не сказать чтобы сильно нравлюсь.
Та Аля никогда бы не согласилась на то, что предложил Набоков. Он ведь сказал прямо, что хочет уничтожить Марка. Есть за что.
Хотя, узнав всю историю Набокова и Кристины, по крайней мере то, что рассказывает Владимир, я не считаю, что только Марк во всем виноват. Это я уже Набокову озвучила.
Но несмотря на это я поехала с ним в Москву. Я согласилась сыграть роль его невесты. Хотя мы оба понимали, вероятность того, что Марк не узнает меня равна нулю.
Бабушка меня отговаривала. Она считала, что давно пора уже обо всем рассказать Златопольскому.
- Он простит тебя, Аля, я уверена.
- Тина, бабушка, меня зовут Тина! Не путай. Так легко попасться…
- Заигралась ты, девочка. И я… жалею, что всё вышло именно так.
- А как надо было? Сидеть в его доме, взаперти? Ждать пока он там очередную блондинку… или двух? Трястись от страха, что он ребёнка моего заберет? Нет уж.
- Он бы не стал. Он… Марк сильно изменился.
- Ты же сама говорила, что люди не меняются?
- Да. Меняются обстоятельства. Именно они изменили его.
- Меня тоже …
Именно это я чувствовала. Меня тоже сильно изменили все эти обстоятельства. И я не считала, что я в чем-то перед Марком виновата.
- А дочь? Дочь без отца? – бабушка смотрела пристально, как будто не узнавала меня на самом деле.
- Ты уверена, что такой отец нужен моей дочери?
Смотрю, как она головой качает. А у самой внутри такой протест!
Ради чего тогда всё вот это я с собой сотворила? Чтобы прийти и покаяться перед ним?
- Зря ты так, Ал… Алевтина. Он не плохой человек.
- Ну, хорошо, если он не плохой! Давай, езжай, расскажи ему всё! – не выдерживаю, эмоции топят. – Давай! И посмотрим, что он со мной сделает!
Аля никогда бы не стала так разговаривать с бабушкой. Увы. Тина не самая хорошая внучка.
В тот день я довела бабулю до слез, сама чуть не плакала.
И дикая мысль в тот момент родилась – а что, если бабушка уже во всём призналась?
Страх окатил, липкий ужас. Марк знает?
Нет. Быть не может. Если бы она сказала, Марк уже был бы в Ялте, уже забрал бы Злату, а меня… Мне страшно было подумать, что он сделал бы со мной.
Вспоминала его глаза в тот вечер, в ресторане, когда он был пойман с поличным, жёсткий тон, с которым он разговаривал.
Нет. Он не может знать. Он бы так просто меня не оставил.
Так я думала, когда решала принять предложение Набокова или оставить все как есть.
Сейчас понимаю, насколько я всё-таки заблуждалась на счёт Марка.
Златопольский всё знал.
Почему же тогда…
Я не могу понять одного, в голове не укладывается! Если Марк знал, что я жива, почему не приехал? Почему не бросился за мной? Почему не утащил к себе? Ведь он говорил бабушке как сильно страдает. Как ему не хватает меня.
Говорил, как любит…
Или это всё был обман?
Или просто он… переболел?
Эта мысль вымораживает настолько, что у меня сердце готово остановиться.
Переболел. Разлюбил…
Почему я сейчас об этом думаю? Ведь раньше считала, что и любви-то никакой не было! А теперь…
Господи, я хочу, чтобы Марк меня любил! Хочу!
Чтобы любил так, как я в своё время себе придумала. Так же нежно, трепетно. Чтобы готов был так ласкать до одури, слова шептать нежные, чтобы от страсти в небеса взлетать с ним!
Неужели всего этого больше нет? Поэтому он был так холоден сегодня?
Поэтому позволил Набокову подобраться ко мне?
Владимир везет меня домой - в его дом. Моя Злата сейчас там. Сначала я хотела поселиться в квартире бабушки, но Набоков убедил, что там не безопасно. Если Марк захочет увезти ребёнка, то из квартиры её украсть труда большого не составит.
Его особняк охраняется очень хорошо. И няню для малышки он сразу нанял, приличную женщину средних лет с медицинским образованием. Я отказывалась, но Влад объяснил – нам придётся выходить в свет, ребёнка нужно с кем-то оставлять.
Я предлагаю заехать к доктору – у Владимира все еще идёт носом кровь. Но он отказывается.
Заходим в холл, и я сразу спрашиваю, где аптечка.
- Забей, мне просто умыться надо.
Он скрывается в ванной комнате, а я иду наверх к себе. Злата спит, няни нет – она уходит в свою комнату, после того как уложит малышку.
Смотрю как в уютной кроватке обняв зайца сопит носиком моя принцесса.
Она так похожа на отца! Удивительно!
Я девять месяцев её носила, рожала в муках, не спала, всё для неё делала, и что в итоге? В итоге перед моими глазами всегда маленький Марк, только девичий вариант. Надо сказать, что дочери сходство с отцом на пользу. Она очень красивая. Одни глаза чего стоят. Огромные зеленые омуты с длиннющими ресницами.
- Аля…
Набоков тоже постоянно называет меня моим прошлым именем. И это бесит.
- Что? Что вы оба сегодня устроили? Что за торги? Я на это не подписывалась.
- Какая ты дерзкая стала… С ним ты такой не была. Иди сюда.
Неожиданно Влад хватает меня за плечи, прижимая к стене. Смотрит так… голодно, а потом…
Нет! Не хочу! Что за…
Он пытается меня поцеловать, а я вырываюсь, мычу, опасаясь громко кричать, чтобы не разбудить мою кроху. Брыкаюсь, стараясь коленом попасть ему в пах. Каблуком удается с силой ударить его по ступне, туфля, конечно защищает его, но всё равно он корчится от боли, и выкручивает мне руки.
- Ах ты… стерва…
- Пусти! Пусти немедленно!
- Хватит, успокойся, всё… я не буду. Не буду. Отпущу! Только не вопи. Разбудишь дочь.
- Убирайся отсюда.
- Это мой дом вообще-то.
- Прекрасно, тогда я уйду.
Бросаюсь к шкафу, чтобы достать сумку.
- Куда ты пойдешь, ночь на дворе! Ребёнок спит.
- Не важно. Пойду. Подальше от вас всех. Мне вообще-то есть куда идти!
- Прямо в руки к своему Марику, да? Он так тебя и ждёт. Что, купилась на его раскаяние, да? Решила, раз он в монастырь ушёл, значит, праведником стал?
- Я не собираюсь с тобой это обсуждать. Ты перешёл границы, Влад!
- Хорошо, прости меня! Я… я был не прав. Поддался порыву. Но… ты сама знаешь, что будет если ты уйдешь! Что с тобой сделает Марк без моей защиты. Думаешь, ему очень нужна погибшая жена? У него есть другая. Ты забыла о Кристине?
- Я ничего не забыла! И я не понимаю, если ты до сих пор так влюблен в эту женщину, почему не попытался её разыскать, поговорить? Почему не встретился с сыном?
- Я не пытался? Я… я… Я хотел увидеться, но она не подпускает меня к себе. И к ребёнку. Это всё… Марк виноват. Он настроил их против меня.
Качаю головой.
Да, как всё просто. Марк плохой, а Влад хороший! Прямо белый и пушистый!
- Знаешь, Набоков, я думаю, если бы ты хотел – землю бы ел. Всё, уйди. Я устала.
- Мы должны пожениться. – обрубает резко, в лобовую.
- Зачем? – Я не в шоке, просто… любопытно, до чего же он готов дойти.
- Ты хотела, чтобы я помог? Я помогу. В том случае если ты станешь моей женой.
- А если такая помощь мне не нужна?
- Подумай, хорошо подумай, Аля…
Мне не надо думать. Я не выйду за Набокова. Хотя бы потому, что я, вообще-то по закону замужем. Если я хочу вернуть свое имя, всё вернуть, то придется возвращать и свой несчастный брак.
Получается, Кристина Марку никакая не жена? Если я жива? А мальчик? Усыновил он его или опекунство оформил? Как в этом случае быть?
Ох… слишком сложно.
Набоков уходит, я ничком падаю на кровать.
Да уж, Алька, заварила ты кашу. Хлебай теперь полной ложкой.
Лежу, а на ум приходит мой танец с Марком. Он был так близко. И такой далёкий. Чужой совсем. Он сказал, что всё для меня сделает, что готов отпустить…
Почему же внутри меня растёт протест? Мне больно. Сердце снова как раненная птица бьётся в клетке, крылья подрезаны.
Почему я не хочу, чтобы вот так?
Не хочу, чтобы отпускал?
Почему я хочу, чтобы он за меня боролся? Чтобы забрал обратно в золотую клетку, любовью своей пытаясь отогреть.
Он же любил меня? По-настоящему любил? Иначе… иначе не страдал бы так, после моей мнимой смерти. Не изменил бы свою жизнь. Не подался бы в монастырские плотники.
Я хочу его любви. Хочу, чтобы мучился, страдал, чтобы умирал от жажды по мне!
И в то же время…
Я так хочу оставить всё в прошлом, двигаться вперед.
Но… разве я смогу без него?
Глава 33
Она говорит, что умерла, а я вспоминаю момент, когда узнал, что жива. Когда увидел её фотографии.
Она изменилась, Алька, стала…я даже не мог объяснить, какой. Взрослее? Серьёзнее? Счастливее?
Несчастнее?
Увы… даже смеющаяся, стоящая с коляской у моря, с малышкой на руках, она казалась не слишком счастливой.
Хотя, может это было моё желание – видеть её такой?
Не в том смысле, что я не хотел, чтобы она была счастлива. Наоборот, очень хотел и хочу. Но…
Это была эгоистичная потребность чувствовать, что ей тоже без меня плохо.
Впрочем, не об этом я думал, когда мой Решала приехал, чтобы сообщить о результатах своей работы.
Я вообще в первый момент не думал. Я просто был счастлив.
Счастлив, что она есть и ходит по той же земле, по которой хожу и я. Это значило, что когда-нибудь, возможно, через год, два, три я смогу с ней встретиться и просить, чтобы она меня простила…
Странно, что у меня не было даже мысли немедленно бросать всё и ехать к ней.
Мне не хотелось её пугать. Влезать в её спокойный, тихий, наверное в какой-то мере счастливый мирок.
Влез уже однажды. Натоптал… вернее даже сказать – вытоптал.
Так, что не расхлебать теперь.
Возможно, если бы я узнал об этом в первые месяцы после трагедии я бы именно так и поступил – немедленно собрался бы и поехал к ней. В ногах бы валялся. Умолял о прощении. Умолял, чтобы позволила быть рядом на любых условиях.
Всё-таки жизнь в монастыре научила многому.
Узнав о том, что Аля жива я стал думать не о себе. О ней.
Каково будет ей увидеть ненавистного мужа, от которого она так хотела сбежать, что даже собственную гибель инсценировать не побоялась?
Помню тот день очень отчетливо.
Решала ушёл, оставив мне папку с отчетами и фото.
Я закрылся в кабинете и… Нет, не плакал. Хотя эмоции душили, к горлу подкатывало, ком стоял, дышать сил не было. И в груди стиснуло всё так, что даже встать некоторое время не мог.
Просто смотрел на её фото, большой портрет, висящий на стене. Я сфотографировал её сам, во время свадебного путешествия.
Абсолютно счастливая, расслабленная, любимая моя девочка.
Снова, раз за разом вспоминал нашу встречу, то, как я решил просто проверить, продаются ли такие как она, а потом неожиданно осознал, что даже предложить ей подобную гадость не могу. Словно её чистота нейтрализует всё то дерьмо, которое сидит во мне.
И еще вспоминал, как пытался отказаться от неё. Словно знал, чего мне будет стоить любовь этой девочки. Моя любовь к ней.
Что дьявол внутри меня решит покуражиться.
А потом вспомнил как изменил ей в первый раз. И как было странно видеть потом её рядом, ничего не подозревающую, влюбленную, искреннюю, отдающую мне себя с такой готовностью, без остатка.
Муторно было. От самого себя. И её пачкать не хотелось.
Даже не касался её… сутки терпел, потом понял – не могу. Мне нужна ей чистота.
А дьявол всё шептал, что мне нужно и другое тоже.
Шептун… дошептался…
Нет, нет, Златопольский. Нечего на нечистого валить. Он не виноват. Это ты. Ты сам.
Аленький… Главное, что она жива! А что я… Этот вопрос я думал решить позже.
А утром… утром позвонил Кристине. Не удержался, рассказал всё.
- Ты у меня совета что ли просишь, Марк?
- Поверишь? Прошу.
- Не трогай ты её. Дай её жить нормально. Вы… и ты и Набоков, вы играете нами как в куклы. Два великовозрастных идиота. Нашли себе песочницу, развлекаетесь, не думая о чувствах других!
- Я… я люблю её, Крис…
- И что? Люблю… Раньше надо было думать. Когда чужие юбки задирал.
Жёстко. Но она была права.
- Крис, она мне дочь родила. Девочке нужен отец.
- Вовка вон прекрасно без отца справляется. – тут она лукавила, потому что сама знала, что не прекрасно. – Ладно, прости меня. Я язва. Но… не набрасывайся на свою Алю сразу. Дай ей время какое-то, хорошо? Присмотрись. И… умоляю, только не пугай её. Не заставляй снова умирать.
Эта её фраза меня добила.
Я представил, как увидев меня Аля замирает от шока, а потом бежит. В панике бежит!
Мне нужно было обдумать всё. Хорошо обдумать. Не спешить.
И всё-таки я пару раз приезжал в Ялту – странно, что она выбрала именно этот город, как по мне, слишком курортный и мало приспособленный для обычной жизни. Но ей там было хорошо. Она была… может не счастлива, но довольна. Нашла подругу – очень хорошую девушку, замужнюю с малышом почти такого же возраста как наша Золотинка – мне понравилось, как Аля зовет дочку, и я стал мысленно называть её так же.
Правда, у мужа этой подруги был приятель… И меня совсем не радовали те жаркие взгляды, которые он бросал на мою Алю…
Мою…
Моей она точно уже не была. А будет ли?
Я сомневался. Слишком много «но».
Как раз с одним я решил разобраться, поехал в Израиль.
Вовка, как всегда, был мне рад. Кристина… Она на этот раз смотрела как-то… иначе. Словно пыталась что-то понять во мне разглядывая. А вот спросить, видимо, долго не решалась.
- Как ты себя чувствуешь?
- Отлично. У меня всё хорошо. Я… уже вполне могу вернуться домой. Совсем домой, Марк.
- В смысле?
- В коромысле, Златопольский. Разводиться будем?
Я улыбнулся, потому что, собственно, за этим и приехал.
- Или в свете последних событий уже и не надо? Твоя настоящая жена жива?
- Ну, по документам она пока еще… не совсем жива, так что… Прости, но…
- Понимаю. Не хочешь быть двоеженцем, да? А я тогда еще говорила, что не стоит нам торопиться с браком…
- Ты знаешь, тогда это была необходимость. Твой диагноз…
- Оказался не таким уж страшным, к счастью.
- Тогда мы этого не знали, и… На самом деле, Крис, диагноз был не простой.
- Да, если бы не деньги магната Златопольского…
- Кончай ёрничать, тебе не идёт. Хочешь вернуться домой – поехали. Только… Может не сразу в свою деревню отправишься? Поживёшь в Москве?
- В твоем доме? А если твоя жена узнает? – она усмехнулась, прекрасно зная, что моей жене вообще по барабану с кем я и где. Увы…
- Ты же не думаешь, что у меня один единственный дом в столице? Я вас поселю в хорошей квартире. Рядом отличная школа, Вовку можно туда…
- А потом опять менять?
- Можно не менять, квартиру перепишу на тебя и всё.
- Как у вас всё просто, у магнатов, - она снова усмехнулась, только на этот раз еще более горько. – Захотел дал квартиру, захотел – забрал.
- Я у тебя что-то забирал? Зачем ты так…
- Я не про тебя. Я вообще. А в Москве я жить не хочу. Нажилась…
- Крис… тебе бы всё-таки поговорить с Владимиром. Это… это будет правильно.
- Нет, Марк. Неправильно. Я не могу, понимаешь? Физически. Думаю о нём, а меня… выворачивает, в буквальном смысле. Так… противно. Я не рисуюсь, не цену набиваю. Я понимаю, что Вовке на самом деле нужен отец, но я просто боюсь подпускать к себе Набокова.
- А может, ты боишься, что слишком легко сдашься? – не знаю, зачем я это сказал, но слово не воробей.
Крис посмотрела на меня как-то очень внимательно.
- Да… не могу сказать, что вы хорошо разбираетесь в женщинах, господин Златопольский.
- Увы… Собирайтесь, жду вас в Москве.
Я вернулся, и почти сразу узнал, что Аля связалась с Набоковым. Вернее, он с ней. Неважно.
Я прекрасно понимал, что мой бывший друг решит придумать какую-то каверзу, многоходовку, или что-то простое, лобовую атаку. В итоге так и получилось. Прямо в лоб.
Невеста Тина.
Моя Аля.
И надо что-то с этим делать как можно скорее.
Утром пытаюсь дозвониться до Владимира. Безрезультатно. Личный номер не отвечает. Секретарь и помощники руками разводят.
Еду к нему, в надежде, что смогу прорвать глухую оборону и всё-таки встретиться с ним. Или с ней. Знаю же, что она с дочерью там.
Это… царапает больно. Но принимаю – что еще остается?
Подъезжаю к загородному поместью Набокова очень вовремя – из ворот выезжает такси, и я вижу, кто в нём сидит. Аля вместе с дочерью.
Сразу еду за ними. Такси останавливается во дворе дома её бабушки. В том дворе, где я когда-то сделал ей такое нелепое, но искреннее предложение.
Таксист выходит, чтобы помочь с чемоданом. Я тоже выхожу. Аленький достает из детского кресла нашу красотку…
- Аля…
Она вскидывает на меня взгляд, вижу, что перепугана, не ожидала, не успела сразу нацепить маску безразличия.
- Давай помогу с чемоданом. Ты не сможешь сама. Ребёнок, коляска, вещи…
- Я справлюсь, не нужно
- Пожалуйста, разреши мне просто помочь.
Она смотрит на таксиста.
- Вы можете донести вещи до квартиры?
- Извините, у меня уже следующий заказ, люди ждут. У вас же есть кому помочь?
Садится и уезжает, бросив на меня лукавый взгляд. Кажется понял, что я не просто так всю дорогу ехал за его машиной.
Аля сажает малышку в коляску, пристёгивает, потом подтаскивает чемодан. Нарочно не глядя в мою сторону.
- Аля…
- Ма, а дядя то? – лепечет кроха, с любопытством глядя на меня?
- Никто, - слово режет воздух, словно отсекая все мои попытки попытаться сблизиться.
Она всё еще пытается толкать коляску, тащить сумку и чемодан.
Молча подхожу, подхватываю вещи – зачем я вообще спрашивал? Не будет же она отбиваться?
Заходим в подъезд, Аля нажимает кнопку лифта, стоит отвернувшись, а вот дочь внимательно меня изучает, при этом так забавно сосет даже не палец, почти целый кулак. Голодная?
Приезжает лифт, Аля заходит сама, потом закатывает коляску, я по-прежнему в игноре, но заталкиваюсь следом, занося чемодан. Давно я в таких лифтах не ездил. Явно с прошлого века, если не с позапрошлого. Хотя дом у Али – не хрущевка, сталинка.
Этаж у них не самый высокий, седьмой. Лифт дергается, медленно начиная ползти, я почему-то думаю о том, что сейчас по закону жанра мы должны в нём застрять. Увы, видимо управляющая компания в этом районе относится к своим обязанностям хорошо и лифтовое хозяйство у них под контролем. Выхожу, на этот раз помогая и с коляской.
Аля долго копается в сумке, нервничает, не может найти ключи, а я поддаюсь порыву, присаживаюсь, чтобы ближе рассмотреть мою маленькую забавную копию. Чёрт, начинает щипать в носу, и внутри снова всё сжимается. Такие эмоции. Просто рвут сердце в клочья.
- Да где же они, чёрт… - Аля сильно нервничает, понимаю, что мне лучше уйти, по другому она не успокоится, но я не могу. Физически. Прирос к полу. Прикипел к этой маленькой глазастой куколке.
- Дядя…Папа…
Это звучит так неожиданно, что у меня сбивается дыхание, першит горло…
А Аля… Аля, услышав это сначала замирает, потом бросает на пол сумку, приваливается к стене и сползает вниз, закрыв лицо руками.
- Ненавижу тебя, Марк… ненавижу… Уходи, пожалуйста! Уходи!
Глава 34
Всё наперекосяк. Всё.
Как будто нарочно, как будто кто-то мне даёт знаки. Поступила неправильно – придётся отвечать. За каждый проступок отвечать. И именно мне, а не кому-то другому.
А я не могу сказать, что готова нести ответ. Я не считаю себя не правой. Ну, может, самую малость. Но ведь все мои действия были ответом на его действия, на действия Марка?
Я ведь не могла тогда поступить иначе? Не сбежать?
Что было бы если бы я осталась?
Он просто методично уничтожал бы меня.
Сначала, возможно, раскаивался бы, пытался измениться, обещал, что больше не будет…
Как в детстве, мы шалим, нас ловят с поличным, мы стыдимся своих поступков, плачем, просим прощения, повторяем, что больше не будем вести себя плохо, а потом всё повторяется, раз за разом. Просто потому, что мы – дети – уверены в том, что ничего такого уж ужасного не делаем, это раз, и два – мы уверены, что нас не поймают.
Марк был уверен, что я не увижу его с другими. И он считал, что его поступки нормальны.
Кто дал бы мне гарантию, что это не повторится вновь?
А уйти он бы мне не позволил. Просто уйти.
Сейчас, правда, я думаю, что если бы была тогда такой какой стала сейчас – более твердой, жёсткой, решительной, я бы просто взяла свой рюкзак и ушла к бабушке. И он не смог бы меня остановить. Подала бы на развод и жила бы своей жизнью.
Увы…
Это если бы не было маленького человечка внутри меня.
Я бежала тогда, потому что прежде всего боялась за неё. За то, что беременную меня муж уж точно не отпустит.
Ну, что теперь рассуждать? Сослагательного наклонения история не знает. Если бы… если бы всё было по-другому!
Если бы я сразу задумалась о том, что такой мужчина как Марк не для такой как я…
Я сейчас много об этом думаю.
Я нарисовала себе удобный образ. Интересный, сильный, уверенный, богатый, мудрый, ласковый, нежный, воспитанный, харизматичный мужчина. Опытный мужчина. Влюбленный мужчина. Я считала, что его любовь ко мне безусловна, она есть, поэтому он мой, только мой теперь.
Да, я ведь знала о его похождениях до нашей встречи! Знала, конечно, не всё, но знала. И считала, что это в прошлом.
Потому что он меня любит!
Любит!
Это значит, что для него существую только я, да? Так ведь должно быть?
Увы… это в каком-то идеальном мире. А в нашем…
В нашем всё не так просто.
Мужчина говорит о любви, а сам тут же пожирает взглядом другую, представляя как и в каких позах он бы её – да…
Не хочу больше никакой любви. Хватит. Проехали.
Нет её.
Ну, наверное для меня нет. Потому что я помню папу с мамой, их отношения.
Их руки помню.
Они всё время держались за руки. Пальцы переплетали.
Мне хотелось, чтобы у нас с Марком было так же. Я часто брала его за руку и ему это нравилось – ну, мне так казалось, сейчас я ни в чем не уверена – я переплетала наши пальцы, наслаждаясь его чарующей улыбкой. Нравилось ему, или делал вид…
Да, у Миланы и Никиты — вот тоже… Он поступил плохо, глупо, но исправился. Это видно. Со стороны всегда виднее. Даже когда она жалуется мне, что боится – вторая беременность, она сильно поправилась, ей всё дается тяжело, и в интимном плане она не может дать ему того, чего ждут мужчины. А я вижу, как трепетно он к ней относится, как старается предупредить каждое желание. Как смотрит только в её сторону, никого вокруг не замечая.
Простой парень. Он много работает, прилично зарабатывает, да, он не станет магнатом, не будет финансовым воротилой, не сможет купить остров в Индийском океане. Ну и на черта мне тот остров? Если муж таскается по всяким…
Может и мне стоит обратить внимание на Олега? Такой же простой парень. Из приличной семьи. Тоже не плохо обеспечен, работает.
И смотрит на меня так, как будто я для него центр вселенной. А ведь мы с ним только за руки пару раз держались, один раз танцевали на вечеринке в отеле у брата Миланы… Он даже не решился меня поцеловать, хотя на свидания зазывал настойчиво.
Он симпатичный, даже красивый. И я бы могла, наверное…
Наверное.
Если бы перед глазами не стояла всегда идеальная ухмылка Марка.
Его улыбка победителя. Властелина мира.
Ненавижу себя за то, что не могу просто взять и удалить эти файлы из головы.
Отформатировать сознание. Не получается. Не так всё просто.
Но я должна. Я справлюсь.
Решу вопрос с моим возвращением. Разведусь. Вернусь в Ялту. Выйду за Олега и буду жить долго и несчастливо.
Потому что я разучилась быть счастливой.
Счастливой меня делает только моя Золотинка, моя зайка.
Может и не надо мне замуж? Зачем? И так хорошо.
Когда Набоков вчера сказал, что мы должны пожениться, мне даже смешно стало.
Тоже ведь, казался вполне разумным человеком? А сошёл с ума из-за жажды мести.
И за что он мстит Марку? За собственные ошибки?
Говорят, утро вечера мудренее? Определенно. Потому что утром я спускаюсь к завтраку с твердой мыслью что я должна покинуть дом Набокова.
Это я ему и озвучиваю.
- Ты сама приняла моё предложение, Тина.
- Какое именно, Влад? Ты обещал помочь мне справиться с Марком. Сейчас я вижу, что помощь мне не нужна. Особенно такая.
- Какая – такая?
- Зачем ты вчера сказал про брак? Зачем нам с тобой нужен этот брак? Отомстить Марку? Ты уверен, что его это заденет?
- Он до сих пор бредит тобой. Конечно заденет!
- Бредит? Он ведь женат, кажется?
- Женат, да, но… это фиктивный брак. Только на бумаге. Они не вместе.
Почему эти слова Набокова взрывают внутри меня коктейль эмоций? Я ведь… я ведь знала, что это так? Марк говорил бабушке, и…
Боже, я ведь вообще не принимала в расчёт жену Марка, словно её не было. Сама не знаю почему было так. Нет, иногда внутри кипело от ревности. Потому что в любом случае брак этот слишком быстро случился. И как раз тогда, когда у меня была мысль позвонить Марку, всё рассказать. Когда я адово скучала по нему. Когда боль до такой степени разрывала изнутри, что на стенку залезть хотелось. Простить хотелось.
А он…
- Тина, подумай. Это правильный ход.
- Ход? Мы не в шахматы играем, Влад. Это жизнь. Наша жизнь. Мы поженимся, и что? Для нас с тобой, что? Будем радоваться, что Марку плохо? Это называется назло соседу отморожу уши. И вообще, знаешь… я уверена, что он это переживёт.
- Это ты верно сказала, он на редкость живучая сволочь…
- Влад, ты меня прости, но я скажу то, что думаю. Ты не в то русло направил энергию. За что ты ему мстишь? За Кристину? А не проще ли попытаться её вернуть, если тебя так это волнует?
- Мне она не нужна, - цедит сквозь зубы, глядя куда-то в сторону.
- А если она тебе не нужна, тогда зачем это всё?
- Марк должен ответить за свои поступки!
- А ты? Ты не должен? Это ты не поверил любимой девушке, ты её выгнал, на аборт отправил. Ты. Не Марк.
- Я уже ответил…
- У тебя сын растёт. А ты ничего о нём не знаешь. Занимаешься какой-то… ерундой.
- То есть, помогаю тебе вернуть имя? Ты это считаешь ерундой?
- Нет, за это я тебе благодарна. Ты меня подтолкнул к тому, чего я сама сделать не решалась. Спасибо. Но дальше… Дальше я постараюсь справиться без тебя.
- Простишь его?
- Что? Нет! – отвечаю резко, даже слишком. Самой противно.
- Простишь. Опять будешь покорной женой, станешь дома сидеть, детишек нарожаешь, а Марк так и будет таскаться по бабам. Он не изменится, Аля! Пойми, такие как он всегда будут делать как хочется им.
- Не изменится? А ты? Ты хочешь сказать, ты тоже не менялся? Тогда, когда появилась твоя любимая? Ты же тоже как Марк был? Но ради неё ты всех оставил, да? Или нет? Почему же ты считаешь, что он не сможет?
- Ясно всё. Я зря с тобой связался. Ты… такая же как все бабы. Простить и дальше позволять вытирать об себя ноги.
- Ты можешь думать обо мне что хочешь, Влад. Но я не собираюсь строить жизнь на мести. Или кому-то на зло. И знаешь, что я думаю? Им будет плевать. И Марку, и этой твоей Тине- Кристине. Плевать на всё, что мы сделаем.
- Ладно, я тебя услышал. Не хочешь – не надо. Продолжай жить чужой жизнью.
- Это ты живешь чужой жизнью. Я нормально живу.
- Под чужим паспортом? А ты вообще в курсе, что это незаконно? Он тебя посадит, ребенка отберет. Готова?
- Не посадит. И не отберет. И да, я готова бороться. Но не твоими методами. Я хочу честно.
- Флаг в руки.
Ухмыляется. А я иду собирать вещи и ребёнка.
У порога Влад меня тормозит.
- Слушай… я… наговорил всякого. Знаешь… я всё равно хочу тебе помочь. Если вдруг будут какие-то сложности. Звони. Пиши. Я отвечу. Я помогу.
- Чтобы Марку отомстить, да?
- Нет. Чтобы тебе помочь. Ты… ты не виновата в том, что я такой мудак.
- Влад, поговори с Кристиной. Встреться с сыном. Это правильно. Даже если она тебя не простит. Даже если сын не простит. Всё равно. Тебе… тебе самому это нужно.
- Спасибо. Ты такси заказала? Я отвезу, сейчас водителя вызову.
- Не надо. Машина уже подъезжает.
- Если я буду тебе звонить? Ответишь?
- Да.
- Ты… ты очень красивая, Аля. И сильная. Сильнее нас двоих.
- Вы тоже можете стать сильнее, когда перестанете мериться своим эго.
- Скажи проще… кое чем другим мериться.
- И этим тоже…
- Послушай, Тина… Аля… Ты всё-таки не доверяй слишком уж своему бывшему. Ты же сама знаешь, какой он?
Знаю?
Увы… сейчас понимаю, что ничегошеньки не знала и не знаю про Марка.
У меня вообще чувство, что я всё себе придумала. Ту нашу идеальную жизнь, моего идеального мужчину. Да, именно придумала.
А самое страшное, что мне дико хочется вернуться именно в ту придуманную жизнь.
Уезжаю с легким сердцем, на которой опять падает каменный мегалит, когда я вижу Марка рядом с машиной такси. Водитель как на зло отмораживается, не помогая мне с вещами и без Марка никак.
Я - натянутая струна.
Он внешне расслаблен, как властный зверь семейства кошачьих. Словно каждым движением говорит – всё путём, детка, всё под контролем. А потом набрасывается, и рвёт твою душу в клочья.
Я на взводе. Ключи не могу найти Хочется вытряхнуть сумочку прямо на пол.
А Марк пользуется моментом. Садится рядом с коляской, смотрит так…
А моя куколка отвечает ему пристальным взглядом и выдает.
- Дядя… папа…
Вот так! Сразу!
Вот кто у нас мастер многоходовок. Вот кто всегда знает прикуп и ходи с козырей.
Злата. Золотинка. Папина дочка, которая папу видит в первый раз.
Я бы хотела сказать – и в последний, но не скажу. Не скажу.
Только стеку медленно по стеночке, реветь хочется, но слезы где-то у другой девочки, видимо остались. Лицо руками закрываю.
- Ненавижу тебя, Марк, ненавижу…Уходи… пожалуйста!
Не знаю, может моё «пожалуйста» срабатывает как триггер. Он хватает мою сумку, вытряхивает из неё всё, находит ключи, открывает. Заталкивает туда и меня и коляску. А потом…
Потом с шумом хлопает дверью и прижимает меня к стене цепляясь за плечи.
- Ненавидишь, значит?
- Да! – говорю твёрдо, смотрю безапелляционно.
- Прекрасно. – и впивается в мой рот поцелуем.
Мизансцена – точно как вчера. Меня опять удерживают у стены. Меня опять пытаются поцеловать. Только вчера был Набоков, которого я не воспринимала никак.
А сегодня Марк.
Муж, которого я давно не считаю настоящим. Мужчина, к которому у меня столько претензий и вопросов. Отец моей дочери, которого она не знает.
Марк… тот, поцелуя которого я так ждала. Тот, с кем хотелось продолжать, несмотря ни на что. Тот, с кем нельзя было этого делать несмотря ни на что.
- Я люблю тебя, Аленький. Я так тебя люблю…
Глава 35
Люблю и ненавижу.
Два слова, две противоположности, которые, увы, всегда рядом.
Она меня ненавидит. А я люблю.
Больно в груди. Заслуживаю каждую крупицу этой боли. Каждый децибел вопящего от неё сердца, каждый миллилитр вытекающей из ран крови.
Чувствую себя мазохистом, мне начинает нравиться эта боль. Нравиться, потому что я надеюсь на искупление своих грехов. Искупление и отпущение.
Ненавидит.
Люблю.
Чувство несется по венам, оно во мне. Она во мне. Навсегда. Она будет там несмотря ни на что.
Моя женщина.
Женщина, которую я потерял и не надеюсь вернуть.
Надеюсь только на прощение.
Нет, чёрт возьми. Нет! Я надеюсь на то, что она будет со мной. Рядом.
Надеюсь.
Потому что чувствую, как она отвечает на поцелуй.
Отвечает…
- Аля… - хриплю на пределе, с ума схожу, офигеваю от чувств, которые вызывает её близость, её тело в моих руках.
Да, вчера я тоже держал её, вёл в танце, но это было совсем иначе.
Сейчас это словно подарок, подарок, на который не смел рассчитывать, который взял почти без спроса. Близость её дурманит. Всё тело напрягается, внутри вспыхивает и мгновенно растекается огонь, дрожь пульсирует.
Не отпускаю. Продолжаю воровать миллиметры счастья. Нагло. Углубляю поцелуй. Проникаю, мечтая слиться в одно, мысли её собой заполнить, вены её, каждую клетку тела…
- Аля…
- Ма!!! Ма!!! Ма!!!
Господи, я совсем забыл о малышке, которая сидит в коляске. Мы забыли.
Аля толкает меня в грудь, смотрит растеряно, испуганно, недобро… Целая гамма чувств сейчас в её глазах.
- Уходи, Марк.
- Аля… прости, я…
- Уходи!
Бросает мне и присаживается к малышке.
- Сейчас моя сладкая, сейчас. Всё хорошо. Никто тебя не забыл, мамочка помнит, любит! Сейчас мамочка куколку достанет, давай расстегнем ремешок.
Я улыбаюсь как дурак, раскрыв рот смотрю на это действо.
Мой ребёнок, моя малышка! Моя жена…
Сейчас тут в тесном коридоре скромной квартиры я впервые осознаю, что у меня на самом деле есть дочь. Что я могу её обнять, прижать к себе, поцеловать, что я могу быть с ней, слушать её голос, наблюдать как она растёт.
Аля вытаскивает девчушку из коляски, в которой та сидела, ставит на пол.
У неё такие смешные туфельки, с высоким задником, я читал, что так нужно для того, чтобы малышка училась ходить правильно.
Носочки с рюшечками.
И платьице забавное, с пышной юбочкой.
Ручки такие пухленькие, и ножки, и щечки круглые. Глаза хитрющие, улыбаются, когда она смотрит на меня. Еще у неё пухлые губки, а зубов еще не много. Интересно, капризничает ли она, когда режутся зубки?
- Ма… дай-дай…
- Да, моя зайка сладкая, сейчас мы туфельки снимем, ручки помоем и мама даст водички.
- Аля, помочь?
Она игнорирует мои слова, просто даже голову не поворачивает. Но и не гонит. Возможно – пока…
Скидывает свою обувь, берет сумку, которая висит прямо на коляске и проходит на квартиру.
Я закрываю дверь на ключ, снимаю туфли и прохожу за Алей, тормозя на входе в кухню.
Аля держит девочку на руках, споласкивает кружку-поильник, потом наливает туда воду из бутылочки. У неё так ловко получается делать всё, с ребёнком на руках!
Чёрт… она ведь всё это время была с ней одна! Нет, бабушка, конечно, помогала. И её супруг, Николай Егорович, тот самый мужик, который, по сути, спас мою Алю в тот страшный день…
Когда Решала мне рассказал, что мою жену избили какие-то полупьяные гопницы мне хотелось рвать и метать, найти и разорвать на части. Но провидение за меня постаралось. Они погибли. Аля осталась жива…
- Ма! Ма! Дядя… папа! Дай-дай! Хочу!
- Сейчас, милая, подожди, вот… Пей свою дай-дай…
- Почему дай-дай? – задаю вопрос рискуя, что не только ответ не получу, но еще и послан буду.
- Она так называет воду. Дай-дай.
Аля оглядывается, я понимаю, что думает – куда бы посадить дочку. Специального детского креслица тут нет.
- Давай я её подержу?
Бросает взгляд презрительный, отворачивается от меня, усаживает малышку на угловой диванчик.
- Зая, посиди спокойно, хорошо? Я сейчас приготовлю кашку, пообедаем и будем «пати-пати».
- Пати не хочу… Дядя… - Золотинка показывает на меня ручкой, машет, улыбается, выпуская поильник, потом смеется заливисто. Такая… классная…
- Дядя сейчас домой пойдет. Ему тоже надо «пати-пати».
- Не! Ма! Пати не…Игать. Дядя. Папа. - и снова смех, и я кажется даже понял всё, что она сказала. Она вообще здорово болтает для своего возраста. Спать не хочет, хочет играть.
С папой.
Я чувствую новый прилив боли внутри.
Папа.
Какой я папа? Я потерял возможность называться отцом этой малышки, когда разбил сердце её матери.
Но я буду очень стараться сделать всё, чтобы она разрешила мне побороться за право быть папой моей крошки.
Аля достает из сумки пачку каши, пакет молока. Находит в шкафчике ковшик, споласкивает, ставит на плиту. Деловая, собранная. Вся такая мамочка-мамочка.
А мне дико хочется подойти сзади, обнять, прижаться, губами к тоненькой шейке…
Почему она так сильно похудела? Неужели у Али какие-то проблемы со здоровьем? Надо всё выяснить, как-то отправить её к Товию, может, через бабушку повлиять. Думаю, а сам смотрю, не могу оторваться.
А кому-то маленькому это не нравится, кто-то начинает ревновать.
- Дя-дя-дя… Па! Па! Па!
Малышка стучит поильником по столу, привлекая внимание.
Я подхожу ближе, присаживаюсь на корточки.
- Ну, привет!
- Пи-веть… Пи-веть… пи-ве-е-еть…
Очаровательная улыбка, так похожая на… на мою, точно. Злата очень похожа на меня.
Злата Златопольская. Очень красиво звучит. Хотя я знаю – сейчас у неё совсем другая фамилия.
- Дя-дя. Ига…а? – она явно хочет играть. Но во что? Почему я не догадался привезти игрушки? Вообще не догадался ничего ей купить.
Я готовился к войне в доме Набокова, но никак не к тому, что придётся развлекать дочь, пока её мать варит кашу…
- Дя-дя-дя… па-па… Ига-ть… Да?
- Извини, куколка, папа не принёс никаких игрушек, - говорю не задумываясь и тут сзади слышу громкий звон – что-то упало на пол. Поворачиваюсь, и вижу, как Аля поднимает крышку. Бледная, как мел.
Я смотрю виновато. Чёрт. Я сказал – папа. Я не имел на это права.
Просто шаг за шагом совершаю какие-то дикие поступки.
Ладно, просить прощения буду потом.
Вижу, что Злату очень заинтересовали мои часы. Протягиваю ей руку, потом снимаю, чтобы было проще. Она, разглядывает, забавно гримасничая, потом тянет в рот.
- Эй, нет… нельзя… они… грязные.
- И дорогие. – тихо говорит Аля, я вижу в её руках тарелку. – подвинься, мне нужно её покормить.
- А можно я посмотрю?
- Смотри.
Она меня не гонит. И даже разговаривает нормально.
Но я почему-то чувствую себя некомфортно.
Ха! Почему-то! Потому что ты для неё пустое место, Марк. Всего-навсего. Ты – никто. Мужчина, с которым она когда-то делила постель и который стал биологическим отцом её ребёнка. Вот, видимо, и всё.
И вроде бы я был к этому готов. Но всё равно такая постановка вопроса убивает.
Злата ест хорошо, довольно уминает кашу, поглядывая на меня. Улыбается так мило морща носик.
После того как каша съедена, Аля наливает молоко в бутылку, и собирается взять дочь на руки.
- Давай я понесу, она тяжелая, а ты…
- А я сильная. Своя ноша не тянет.
Говорит, не глядя на меня и выходит из кухни.
В комнате, которая когда-то была её спальней, Аля укладывает Злату. Раздевает, меняя подгузник и оставляя на девочке только его, укрывает легким хлопковым пледом. Баюкает, напевая какую-то песенку.
Я любуюсь этой картиной. Такое умиротворение. Спокойствие.
Счастье.
Если бы я мог как-то вписаться в эту модель счастливого семейства! Но, увы… Я тут точно третий лишний.
Выхожу, чтобы не мешать, когда вижу, что малышка отвлекается на меня. Стою на кухне.
Состояние у меня – просто полный абзац. С одной стороны такая невероятная радость от того, что я, наконец, смог побыть рядом с моей крохой! С другой – такая дикая боль, потому что я всё это потерял! Жену, любимую женщину, ребёнка, других детей, которых она могла бы мне родить…
Всё упустил. Всё утекло, как песок сквозь пальцы благодаря моей дурости, тупости, распущенности, благодаря моему эгоизму. Я считал, что мне можно всё. Теперь пожинаю плоды. Да, можно всё. Но хочется того, чего никогда не смогу уже получить.
Слышу за спиной тихое движение, шаги.
Поворачиваюсь. Аля смотрит на меня, как-то так спокойно, равнодушно смотрит.
- Ты хотел поговорить, Марк? Говори.
- Я хотел… я хотел сказать, что приму любые твои условия. Сделаю всё, чтобы…
- Нет, Марк. – перебивает не дослушав, судорожно вздыхая. – Я никогда не буду с тобой.
Никогда. Это слово мне хорошо знакомо. Очень хорошо.
Когда я думал о «никогда» то знал, шансов нет. Смерть Али стала для меня тем самым «никогда».
Но сейчас Аля жива! Может быть теперь я смогу как-то перехитрить это слово?
Глава 36
- Марк, я никогда не буду с тобой. - Говорю, и сама дико пугаюсь этого слова.
Никогда.
Я знаю, что это значит. Теперь уже хорошо знаю. Я ведь реально думала, что никогда его не увижу? Что никогда не буду больше той Алькой, сердце которой он разбил.
И вот мы рядом. Он смотрит на меня так…Спокойно. Слишком спокойно.
Я же помню другого Марка. Того, который мог взглядом довести человека до нервного срыва – знаю, он был таким. Иначе он не добился бы того, чего добился в жизни. Я помню того Марка, который говорил твердо, что не отпустит меня, что я всегда буду с ним. Того Марка, который, ухмыльнулся в тот вечер, в ресторане, когда я застукала его с блондинками. Никогда не забуду то его выражение лица…
Сейчас это другой Марк. Совсем. И этот новый Марк пугает меня еще сильнее, потому что слишком похож на тот идеал, который я когда-то себе придумала.
С прежним Марком мне справиться было бы просто.
С этим… Я реально не знаю, что делать…
- Я не вернусь, Марк.
- Аля, ты не поняла… Я не говорю о том, что ты должна вернуться. Я не настаиваю на этом.
Это что-то новое. Возможно он просто пытается усыпить мою бдительность, показать, каким он стал хорошим? Чтобы потом… Чтобы потом опять спокойно закрыть в своей золотой клетке, заявив, что я сама этого хотела.
- Аля, скажи, чего ты хочешь? Почему ты решила вернуться?
- Марк, я хочу вернуть назад своё имя. И свою жизнь. - Отвечаю уверенно, потому что я действительно именно этого хочу. - Только не с тобой.
- Я понял. – он не улыбается, говорит серьёзно, как-то… собранно, словно именно этого и ждал.
Это не мой Марк. Это… новый Марк. Другой Марк.
Он хочет вывести меня на эмоции? Хочет, чтобы я сказала о том, что он мне не нужен? Что я больше его не люблю?
Сама с собой вступаю в противоречие. Больно. Все тело сковывает оцепенение. Страшно. Страшно снова оказаться обманутой.
- Аля, я готов тебе помочь. Вернуть твою личность для меня не проблема. Я уже узнавал что можно сделать. Это не быстро, но…
- Я готова заплатить.
- Не нужно. Ты не должна беспокоиться.
- Я не хочу быть тебе обязанной. – понимаю, что выгляжу упрямым ребёнком, но всё равно вставляю это замечание.
Обязанной быть не хочу! С Набоковым я даже об этом и не думала!
- Аля, в том, что тебе пришлось пережить только моя вина, так что считай, что я плачу по счетам.
Мне снова хочется возразить, но Марк не дает, шагает ко мне, пугая, вводя в еще больший ступор. Машинально отодвигаюсь. Вижу, что ему это… больно. Но он терпит.
- Аля, я готов помогать во всем. Я дам тебе всё, что ты захочешь.
- Я ничего не захочу, Марк.
Именно. В том то и дело. Не захочу.
Если говорить о счетах, то по этим счетам потом слишком дорого придётся платить. И именно мне.
- Аля, я хочу, чтобы ты вернулась в наш дом. Погоди, - он жестом просит не перебивать и я даю ему возможность договорить. – Меня там не будет. Дом твой. В твоем распоряжении будут охрана и весь обслуживающий персонал. На твое имя и на имя нашей дочери открыт счёт. И я буду ежемесячно переводить тебе еще деньги.
Деньги… Я никогда не относилась к деньгам как к фетишу, или как к чему-то невероятно важному в жизни. Пренебрежения тоже никогда не испытывала. Я знаю, как не просто зарабатывать деньги, обеспечивать себя и ребёнка.
Но сейчас, когда Марк говорит о деньгах – мне тошно.
Слово прокатывается по каждой клетке отзываясь болью. Деньги. Я считала, что именно деньги, вседозволенность сыграли с Марком злую шутку. Я не хочу его денег. Для меня они всегда будут ассоциироваться с тем ужасом, который я пережила.
- Не надо, Марк. Я нормально зарабатываю. И квартира бабушки меня устраивает. Извини, обслугу и охрану мне не на что содержать.
- Аля…
- И потом, зачем они мне? Я сама в состоянии приготовить и убрать, и охрана мне ни к чему.
- Ты жена Златопольского. Разумеется тебе нужна охрана.
- Бывшая жена, Марк. Я хочу получить развод.
- В любом случае ты мать моего ребёнка, Аля. Поэтому на охране, извини, я буду настаивать.
Началось!
Чувствую, как кожа моя идёт пятнами. И в жар бросает.
- Тогда уходи. Мне не нужно ничего. Я сама всё решу. Копейки у тебя не возьму!
- Аля, это исключительно в целях безопасности. Твоя охрана будет подчиняться только тебе.
Какой же он непробиваемый!
- Аля… просто пойми. То, что мы сейчас сделаем всё равно рано или поздно просочится в прессу. И начнётся ад. Я просто хочу, чтобы ты была в безопасности.
- Марк, слишком многого ты хочешь сразу. Мне просто нужно моё имя и развод. Всё. Я вернусь в Ялту и буду жить как жила.
- А дочь? Ты… ты не хочешь, чтобы я видел её? – он мрачнеет, челюсти сжимает, а глаза… у него такие печальные глаза!
Стоп! Аля! Не сей его жалеть! Он тебя не жалел!
- Мне всё равно. Если у тебя есть желание участвовать в воспитании, значит… придумай что-нибудь.
- Хорошо. Я постараюсь.
Чувствую себя конченной стервой. И это мне совсем не нравится.
Да, я не собиралась быть любезной с ним, но это…
- Аля, я еще раз скажу, что просто хочу тебе помочь. И хочу видеть дочь. Если ты говоришь о воспитании – я готов помогать и в воспитании тоже. На твоих условиях.
- Ладно, я подумаю. Я… я устала, Марк, прости.
- Да, я сейчас уйду. Только хотел… Хотел озвучить свои предложения. – еще незаметный шаг в мою сторону, хочется отпрянуть, но почему-то не могу. Смотрю на него, словно загипнотизированная. В состоянии транса.
Неожиданно чувствую аромат его тела, острый и терпкий, с привкусом сандала и цитрусовой свежести и на меня обрушивается понимание.
Марк. Это же мой Марк! Вот так, рядом со мной! Через столько лет…
Он другой, этот Марк. Он не такой… наверное не такой утонченный как раньше. Он стал не грубее, нет, основательнее, что ли? Нарастил мясо.
А я… я, мне кажется, стала старше лет на сто.
Увы, рядом с ним понимаю – едва ли умнее.
Я все равно творю глупости.
Малолетка.
Может, поэтому его и потянуло тогда на сторону? Слишком я была глупа и наивна. Мне бы к бабушке прислушаться, она повторяла тогда, что я спешу. Что надо узнать друг друга поближе и не обязательно откладывать близкие отношения до свадьбы. Но я хотела быть правильной. Да и Марк… Марку нравилась эта моя правильность. Невинность. Неопытность.
Хотел меня сам всему научить.
Научил на свою голову.
- Аля…
Он близко. И эта близость меня воли лишает. Хочу просто вот так стоять. И чтобы он рядом. Слушать биение его сердца. Дышать его дыханием. Пить его. Пытаться прочитать в его глазах мысли.
Боже, Алька, о чём ты думаешь, глупая! О чём…
- Аля, я ни на чем не настаиваю. Всё будет как ты хочешь. Ты сама вольна выбирать как прожить свою жизнь.
Неужели? Такие правильные слова! Кто этот мужчина и что он сделал с моим Марком?
- Аленький…
Любимое прозвище как триггер. Бьёт больно. Размазывает. Мгновенный выплеск адреналина, и ненависти в артерии.
Хочется закричать, что бы не смел так называть меня! Что он не имеет права! Он все права потерял.
Но я молчу. Глотаю воздух, не могу набрать полные легкие.
Больно. Остро. Спазм сдавливает горло.
- Аля…
Он совсем близко, чувствую его дыхание на затылке, волосы шевелятся. Надо бы отстраниться, сделать шаг, выйти из-под удара, но я не могу. Физически не могу, как приклеенная к нему стою.
- Я не настаиваю на доме. Я готов купить квартиру в отличном месте, с собственными детскими площадками, с полной инфраструктурой. Готов поддерживать тебя во всем. Если ты захочешь, я вообще могу быть незаметным. Не буду появляться там, где есть ты. Только… позволь иногда видеть дочь.
- Я… я подумаю.
- Хорошо, любимая…
- Не надо так говорить, Марк. Не стоит.
- Извини, не могу не говорить этого. Слишком долгое время я молчал. Слишком давно не повторял этих слов. Любимая.
Я отворачиваюсь, чувствуя, что он рядом, за спиной. Близко слишком. Вцепляюсь руками в подоконник, деваться мне некуда, в окно если только…
А он… он сохраняет дистанцию, и всё же… Чувствую его дыхание на своих волосах, ближе, еще ближе, горячий воздух опаляет висок, потом ухо, шею…
Мгновенно ощущаю удар внизу живота, и тяжесть, и ноющую боль от пустоты.
- Аля… - тихо-тихо, едва слышным шепотом, нереально.
Всё, что происходит не реально, как я могу это допустить? Но двинуться я не в силах. Не в силах прекратить эту чувственную пытку.
Он аккуратно берет локон моих волос, почти не чувствую этого, скорее знаю. Подносит к губам.
Зачем он меня изводит?
Марк с шумом втягивает носом воздух, прижав лицо к моей макушке, а я понимаю, что сейчас просто сползу вниз, без сил. И еще понимаю, что не хочу чтобы он сдался. Хочу, чтобы боролся! Боролся за меня…За нас!
И еще хочу, чтобы победил…
Глава 37
Её аромат… тонкий, нежный, сладкий аромат, который преследовал меня всё это время!
Как мне хотелось вновь его почувствовать, вдохнуть, впрыснуть в свой мозг, чтобы вызвать тот шквал ощущений, который когда-то накатывал, стоило ей подойти чуть ближе!
Еще тогда, когда мы даже не были близки. Когда только за руку. Только взглядами. Только мыслями…
Тогда уже хотелось заклеймить и присвоить. Сделать так, чтобы этот аромат был только мой. Больше ничей. Мой!
Сейчас он от меня ускользает.
Я проиграл.
Потерял право на неё.
Пытаюсь смириться. Понимаю, что этого никогда не будет. Я повернут на ней. Абсолютно. Бесповоротно.
Я не умер без неё только потому что где-то в глубине души чувствовал, мистическим образом чувствовал, что она жива.
А еще потому, что принимал жизнь без неё как кару. Расплату за нелюбовь.
Да. Нелюбовь.
Тогда это было желание обладать, страсть, похоть, вожделение. Я хотел, чтобы она была моей. Я её получил. И не понял своего счастья.
Дурак.
Стою, сам не знаю, что мне делать. Дышать? Не дышать? Дышать хочу, чтобы напиться её ароматом. Не дышать – потому что спугнуть боюсь.
Аля, Аленький, девочка моя…
Она изменилась. И внешне, хотя, не во внешности дело.
Она стала другой внутренне. Словно в том автобусе горело не её тело – душа выгорала дотла.
И вот теперь внутри у неё выжженая пустыня. Всё, что касалось меня, нашей жизни – все уничтожено в пламени той боли и гнева, который она пережила по моей вине.
Что же я натворил?
Сейчас вспоминаю даже не то, что изменял, принёс грязь в святая святых.
То, как я поступил в тот вечер. Бездумно, низко, подло. Сам себя оправдывая тем, что хочу её в чувство привести – надругался над её чувствами.
Взял силой. Осквернил.
Нет мне прощения.
Но я… я как смертник на эшафоте.
Хочу надышаться.
- Марк… пожалуйста…
- Прости, Аля… прости я… больше не буду…
Голос глухой, сам не узнаю. Но не отступаю. Не отпускаю. Пока нет на это сил. Мне нужна еще минута. Мгновение. Вечность.
- Марк…
Не выдерживаю. Руки опускаю на её талию, притягиваю, впиваюсь губами в шею. Так невозможно сладко!
Я как вампир, дорвавшийся до крови невинной девственницы. Пью её поцелуем. Возрождаюсь. Забываю обо всем. Кругом голова идёт. Просто в транс впадаю от близости.
- Марк… не надо… пожалуйста… - она шепчет, почти стонет, дрожит… Боже, да что же я опять творю!
Но это сильнее меня. Как остановиться, как?
Резко поворачиваю её на себя, лицо в ладони беру, губы к губам. Её всхлипы, волна мурашек, бегущая по нашим телам, они кочуют с её кожи на мою, искрами рассыпаются, в кровь впрыскивается яд обладания, дающий силы и тут же их отнимающий. Адреналин на пределе. Напряжение больше возможного. Сила разрядов способна зажечь сверхновую.
Её губы, мягкие, влажные, трепещущие и… мёртвые. Она не отвечает. Глаза закрыты.
Господи…Девочка моя, бедная моя девочка…
Спускаюсь вниз по её телу, становясь на колени, прижимаюсь головой к животу. Здесь она носила моего ребёнка. Тут девять месяцев была моя дочь, а я ни о чем не знал! Не видел как округляется тело моей любимой, не чувствовал как толкается малыш. Не был с ней рядом, когда она рожала. Не видел кроху, берущую грудь. Пропустил всё – первую улыбку, первое слово, первый шаг.
Пропустил целую жизнь.
И упустил любимую.
Как же я смертельно виноват.
- Прости меня, Аленький, прости…
- Марк, пожалуйста, уходи сейчас. Уходи. Больно очень. Неужели ты не понимаешь?
- Понимаю. Прости. – выдаю хрипло, теряя остатки сил.
Встаю, ноги как желе, не держат.
- Аля, я могу прийти завтра? Нужно многое обсудить. Не по телефону.
- Хорошо. Напиши мне как соберешься. Я скажу могу или нет.
Киваю. Голоса нет уже, не могу сказать.
Домой возвращаюсь только к вечеру. Просто катаюсь по городу. Мой безопасник, который меня охраняет звонит, выясняя всё ли в порядке – он же меня отслеживает.
- Нормально всё. Главное, за объектом наблюдайте. Чтобы никто из журналистов даже на пушечный выстрел. И вообще.
- Да, всё под контролем. Лучшие люди у неё.
- Женатые?
- Кто?
- Люди твои? Все женаты?
- Да. Конечно. Как вы просили. Все с семьями, с детьми, верные, благополучные.
- Хорошо. Ладно, я домой. Можешь больше не метаться.
Старая экономка Юлия встречает меня в холле. Она знает. Ей рассказал.
Шокирована, конечно, но…
- Марк Аркадьевич, вы можете меня уволить, но… я… в общем… я все это время, как вы сказали, что Валентина Ивановна… что она жива… я все думаю. Мне кажется, она звонила сюда.
- Что? Когда?
- Давно. Тогда… вы только уехали, после похорон. Какое-то время прошло. Тогда еще статьи были, что вы с кем-то отдыхаете на островах. В общем, был звонок. Девушка. Голос хриплый. Я не узнала. Спрашивала вас. Я ведь и подумать не могла!
- Никто не мог. Идите, Юлия.
- Ужин подавать?
- Нет. Я не голоден, спасибо.
Иду в спальню. Скидываю одежду. В стирку её не отдам – она пахнет Алькой. Сам под душ встаю – беру гель, которым она пользовалась. Я стал только его заказывать. Была какая-то иллюзия… она тут, со мной, пока этот аромат витает в воздухе. У меня и подушка её до сих пор в той же наволочке. Надо бы уже снять – грязная и запах выветрился. Но я не могу.
Я помешан на ней. Повернут.
Знаю, что она меня оттолкнет. И будет права. И мне даже пробовать не стоит.
Я могу только быть где-то поблизости. Не рядом. Оберегать, защищать, наблюдать за её жизнью.
Так и делаю.
Звоню утром, выясняю, что будет гулять с дочкой в парке, рядом с домом. Але удобно там. Или после в кафе.
Выбираю встречу в кафе.
Аля слишком напряжена, даже для той ситуации, которая, между нами.
- Что-то случилось?
- Ничего. Ты… развелся?
Странно, откуда она…? На ум приходит только одна мысль.
- Ты видела Кристину? Где? Как? Когда?
- Случайно. По крайней мере она сказала так. Но я не верю. Ничего не бывает случайно. Поздравляю, у тебя прекрасный адвокат. Ты у нас оказывается такой сильный, умный, мудрый, влюбленный…
- Аля, я не просил её, если ты об этом.
- Не важно. Я об этом. Мог бы попросить не подходить ко мне и не раскрывать рот. Нашлась святая! Я тоже поработала адвокатом у Набокова. Она его совсем превратила в одержимого маньяка.
- Аля, Владимир и сам…
- Виноват, да. А что, разве он совсем не заслуживает милосердия? Его обманули. Он сам жертва! Он… он ей не изменял, не держал взаперти, не насиловал, не обращался с ней как с дитём неразумным…
- Да, он святой, - неожиданно для себя тоже завожусь, не считаю Набокова жертвой ни разу! Подлец и слабак! – что и говорить. Всего лишь любимую на аборт отправил.
- Неизвестно еще чтобы ты сделал.
- Что? - смотрю на неё в шоке, почему она считает, что я… Впрочем, тут же сникаю. Правильно она считает. Всё, что сучилось между Набоковым и Крис – всё по моей вине.
Я покуражился. Люди пострадали.
Что мне стоило пойти к Владу и поговорить по-мужски? Тогда. И сейчас.
Я должен был прийти к нему, взять за грудки, заставить выслушать меня и отправить к Кристине вымаливать прощение!
Ничего этого я не сделал. Слабак. Трус.
- Аля, ты всё еще хочешь вернуться в Ялту?
- Пока да. По крайней мере осенью там нам будет лучше, чем в Москве.
- У тебя там маленькая квартира, и…
- Меня всё устраивает, Марк. Мне ничего не нужно.
- Я понял. Хорошо. Когда ты готова вернуться? Я организую перелёт. У тебя будет охрана – я объяснял причину. Не волнуйся, они на глаза тебе не попадутся. С документами вопросы решаются, это займет пару недель, возможно меньше.
- Мне нужно оставаться здесь?
- Нет, можешь уехать туда. Когда всё будет готово я привезу их сам. Если разрешишь.
- Хорошо.
- Пока ты тут я могу… могу поближе познакомиться с дочкой? Погулять с ней?
- Да, можешь. Ты видел, она тебя приняла, не боится, так что… мы еще выходим вечером. Приезжай.
Приезжай!
Я готов остаться и стоять под дверью в ожидании момента, когда меня примут. Я и стою. Вернее, сижу в машине под окнами.
Звоню Кристине, спрашиваю, что это было?
- Пожалела тебя, дурака. Нет, я правда случайно с ней встретилась, не делай из меня такого уж монстра. Увидела её, узнала. Фото же с этого вашего мероприятия во всех журналах были. Хорошо журналюги не прочухали, или ты все держал под контролем?
Я держал, конечно, но на этот раз и правда никто не обратил внимания на то как похожа пассия моего конкурента на мою погибшую жену…
- Ты не монстр, Крис, ты фея. Но и феи тоже ошибаются.
- И в чем моя ошибка?
- Ты считаешь, что только ты права. Твоя обида, твоя… месть если хочешь… всё это непродуктивно. Ты лишила себя счастья. Лишила своего ребенка родного отца.
- Я счастлива, Златопольский, знаешь… твоими молитвами. И вообще…
- Вовка меня спрашивал про отца. И не раз.
- Но ты не сказал?
- Сказал. Что человек хороший. – ухмыляюсь горько.
- Набоков? Хороший? Ты с дуба упал, Марк? Или тебе твоя Аля мозг выклевала окончательно?
- Крис, рано или поздно ты должна будешь встретиться с Владимиром. И, знаешь, на твоем месте я бы…
- Ты на своём разберись, ладно?
Она бросает трубку. А я тут же набираю Набокова.
- Чего тебе?
- Кристина в Москве, с твоим сыном. Адрес скинуть?
- Не стоит. Я сейчас как раз наблюдал как она какого-то мудака по телефону костерила. Не тебя ли, золотце ты моё?
- Ладно, бывай, раз ты уже в курсе.
- В курсе. Учти, если ты посмеешь обидеть Алю, я тебя.
Теперь я бросаю трубку и тут же вижу сообщение от до боли знакомого абонента.
«Зачем ты нас караулишь? Мы не сбежим. Гулять идём через три часа.»
Успеваю поспать в машине, потом решаю заехать на городскую квартиру, чтобы принять душ и переодеться. Заодно созваниваюсь с юристами. Дело идёт. Документы уже очень скоро будут.
Когда есть деньги, то можно решить любую проблему.
Правда, заставить женщину забыть прошлое и вернуть любовь оказывается нельзя.
Через три дня я организовываю перелет Али и Златы в Ялту. Сам с ними не лечу. Есть дела тут, да и… боюсь я. Рядом с Алей постоянно флешбэки кроют. Сорваться могу. Наделать делов.
Поэтому прилетаю в Ялту через десять дней с её документами.
И очень вовремя.
Потому что во дворе её дома вижу интересную картину.
Аля со Златой и с тем парнем. Гуляют вместе. Похожи на счастливую семью.
Она улыбается ему так, как не улыбалась мне. Давно не улыбалась. Кажется, вечность прошла. Этот парень таскает на руках мою дочь. Обнимает за талию мою жену. Кровь к лицу приливает. Хочется убивать. И в то же время понимаю – не имею права… Не имею.
Но когда вижу как его губы тянутся к её шее словно алая пелена на глаза падает.
Глава 38
Он меня отпустил.
Нет, не так.
Он! Меня! Отпустил!
Шок. И радость. И гнев. И… ступор.
Как? Как вот так вот просто?
Взял и…
Нет, я, конечно, ожидала от него раскаяния, смирения, покаяния. Каких-то иных действий. Но чтобы вот так?
Отпустил.
Я должна радоваться! Я свободна! Я снова Валентина Ивановна Астафьева, вернее, я скоро буду ею. Ведь так? То, что Марк меня отпустил означает развод? И… девичью фамилию, так ведь?
Меня трясёт.
Я не верю. Жду подвоха. С той самой минуты, как увидела его возле машины такси у дома бабули. Нет, раньше. Когда увидела его на том приёме.
Неспокойна. Не могу заставить себя унять дрожь в теле и сумбур в мыслях.
Чего я вообще добивалась этой нелепой сделкой с Набоковым? Зачем я вообще решила вернуть себя?
Мне прекрасно жилось в Ялте с дочкой. Да, приходилось скрываться. Да, я не всегда могла свободно встречаться с бабушкой. Но я уже почти привыкла.
Теперь что? Всё сначала? Мне ведь опять придется прятаться! От журналистов. От любопытных.
Как я друзьям объясню то, что у меня другое имя, фамилия?
Предоставляю шок Миланы, когда она узнает о Златопольском.
Не хочу этого. Я ведь… возможно я перестану быть просто подругой, она станет относиться ко мне иначе, ведь я… супруга такого богатого человека.
Бывшая супруга.
Но, не суть…
Я хорошо знаю Милану, вероятно она никак не отреагирует на эту новость, не будет думать обо мне как о сумасбродной девице, у которой полно денег, а она устроила какой-то цирк, разведясь с мужем-олигархом. Хотелось бы в это верить.
Интересно, что скажет бабушка?
Она, разумеется, не была в восторге от моей поездки в Москву, хотя я не посвятила ее во все подробности. Нужно позвонить ей. Признаться.
Конечно, она обрадуется тому, что я теперь свободна, и что Марк все знает. Грех с души снимет.
А я? Сниму ли я этот грех?
Мы летим в Ялту на частном самолете. Для меня это не в новинку, когда мы с Марком только поженились несколько раз летали бизнес-джетами. Он все поговаривал о покупке личного, выбирал модель, активно со мной советуясь. Меня было приятно…
Он ведь и про бизнес мне много рассказывал. Не могу сказать, что я была просто… красивой игрушкой, или чем-то вроде комнатной собачки. Нет. Он даже говорил, что мне нужно будет вернуться в университет, возможно, получить еще профессию. Подумать, чем я хочу заниматься. Готов был помочь открыть своё дело.
Только вот я… Я в то время горела только им. Хотела заниматься только мужем. Любить его. Встречать вечерами. Ужинать вместе. Завтракать. Проводить время в постели. Мне было мало его. Хотелось больше.
Хотелось родить детей, строить семью, домом заниматься.
Интересно, если бы я в тот вечер не пошла в ресторан, какой была бы наша жизнь?
Я всё так же существовала бы в мире грез, фантазий, безграничного счастья и розовых пони?
А он? Марк? Продолжал бы наслаждаться своим положением сильного?
Злата спит в специальной люльке, я смотрю в иллюминатор. Под нами облака. Белые-белые облака. Как нежная перина. Мне всегда интересно, что мы пролетаем. Я люблю с высоты разглядывать землю расчерченную на квадратики, с прожилками рек, зеркальной гладью озёр.
Смотреть и думать.
Марк. Он стал другим. Изменился сильно. Стал более серьёзным, суровым, сильным.
Раньше мне нравилось просто смотреть на него, ловить его нагловатую хитрую ухмылку, взгляд полный страсти.
Сейчас…Сейчас у меня сердце замирало, стоило взглянуть в его сторону. Он…Он такой мужественный. Такой… красивый.
И он волнует меня. Снова пробуждая во мне всё женское, что так долго спало.
Я представляю нас вместе. Не могу не представлять. Особенно после тех поцелуев. Когда его дыхание сливалось с моим. Он буквально пожирал меня, заставляя дрожать. Умирать от желания сказать ему «да».
Но разве я могла?
Нет. Нет!
Он… он предатель. Ему нет прощения! Он…
Как он вообще мог жениться на другой?
Столкновение с женой Марка, с возлюбленной Набокова выбило меня из колеи окончательно.
Я не ожидала. Была сбита с толку. Мне надо было уйти, не разговаривать с ней. И о чем нам говорить? Кристина думала, что есть о чём.
- Аля, я знаю кто вы, может и вы догадываетесь кто я. Кристина.
- Догадываюсь. Кристина Златопольская.
- Нет. Крылова. Я и была Крылова, сейчас тем более. Мы с Марком развелись.
- Быстро.
- Да. Там еще какие-то формальности, возможно, но… Когда есть деньги всё решается быстро.
Это она точно сказала.
Смотрю на неё, не понимая, почему это делаю. Зачем мне с ней говорить? Зачем её слушать? И повод уйти был – Злата нагулялась и уже засыпала в коляске.
- Что вам от меня нужно?
- Мне? – кажется она не ожидала от меня такой резкости. Интересно, Марк обо мне рассказывал? Говорил, наверное, что я мягкая, белая и пушистая.
А я колючая. И не добрая с теми, с кем не хочу быть доброй.
- Аля, я случайно вас увидела, не думайте, что это был спланированный акт, просто увидела и узнала, решила подойти.
- Зачем?
- Наверное, чтобы сказать несколько слов о Марке. Хотя… честно я и сама не знаю. Не представляю, как можно вмешиваться в отношения других людей.
- И что же вы хотели сказать? – сама не понимаю зачем задаю вопрос. И, кажется, только помогаю ей, потому что отвечать на вопросы проще, чем самой придумывать что говорить.
- Наверное просить вас не быть слишком строгой и категоричной. Того Марка, которого вы помните уже нет. Он… Он на самом деле прошёл большой путь. Повзрослел наконец-то. Стал… мужественным. Сильным. И… мудрым в какой-то степени.
Ухмыляюсь, интересно в какой? Научился прятаться, а не таскаться с шалавами на виду у всех?
Болит… Это всё еще болит, как бы я не пыталась заставить саму себя поверить в обратное.
- Он любит вас, Аля.
- Я очень за него рада. Наконец-то любит кого-то, кроме себя.
- Мам, ты скоро? – Кристину окликает довольно высокий паренек. Сомнений в том, чей он сын нет, стоит раз взглянуть.
Забавная наука – генетика. Моя дочь – улучшенная копия Златопольского. Сын Кристины – улучшенная копия Набокова.
Опять ухмыляюсь, головой качая… Не повезло нам с Кристиной. Мне так хотелось, чтобы дочь на меня была похожа, и вот…
- Мам?
- Вова, подожди пару минут, поиграй пока.
- А можно не пару? Тут такая площадка крутецкая, лизилки всякие…
В нашем парке недавно сделали реконструкцию, действительно рай для детей самого разного возраста.
- Беги, играй, сынок. Я тут буду.
Мальчик быстрым знакомым жестом поправляет челку. Так делал раньше Марк. Почему-то в груди неприятно колет.
- Симпатичный у вас сын.
- Спасибо.
- Так и будете прятать его от отца?
- Что?
- Вы мне так красиво про моего бывшего рассказали, я ведь тоже могу вам, про вашего? Не скажу, что повзрослел. До сих пор не может забыть вас и всю вашу историю.
- Аля…
- Нет уж, я вас слушала, и вы послушайте. Набоков, конечно, тот еще гад, но в вашей истории он тоже потерпевший. И заслуживает прощения. И сын ваш заслуживает узнать кто его отец.
- Я вас себе другой представляла.
- Жаль, что не оправдала ожиданий. Я пойду.
- Почему же не оправдали, как раз наоборот. А насчёт Владимира… Наверное если бы он хотел быть со мной, то он давно был бы рядом.
Ах, вот оно что! Ей просто хотелось, чтобы Набоков за ней побегал! Интересно. Надо бы так ему и передать.
Я и передала. Позвонила, рассказала о встрече. Поинтересовалась, долго ли он собирается дурить…
Кристина, несмотря ни на что, мне понравилась. Я думала о её ситуации и понимала, что она сильная. Гораздо сильнее меня.
Я слабачка.
Почувствовала Марка близко и начала таять. Захотелось сдаться.
Простить…
Нет, даже не простить. Забить на всё, что было в прошлом.
Гори оно всё…
Тем самым пламенем в котором по такой ужасной и счастливой случайности не сгорела когда-то я…
Ялта встречает влажностью, жарой, ароматами моря, солнца, зелени, горячего асфальта, можжевельника. Мне нравится Ялта, очень, но сейчас прилетев, приехав в свой двор я понимаю – я хочу обратно. Хочу в Москву!
Хочу видеть этот огромный суетный город, толпы быстро идущих москвичей и застревающих между ними медленных приезжих. Хочу дышать московским августом, уже увядающим, с горьким привкусом листвы. Хочу постоянно слышать звуки шоссе и строек. Хочу бродить по паркам и кормить белок. Сидеть на набережной Москвы реки и смотреть на стальную гладь воды.
Хочу домой.
И неожиданно сама для себя вдруг вспоминаю именно дом Марка. То недолгое время, когда я там жила. Нет, сам дом я не полюбила. Он всё-таки оставался слишком пафосным. Сейчас я бы всё сделала иначе там. Взяла и…поменяла мебель, интерьеры, дизайн. Отвоевала бы себе право кормить мужа завтраком и ужином. Сделала бы во дворе детскую площадку с качелями, горками и песочницей…
Стоп.
Голова кружится. Нужно остановиться и перестать мечтать о несбыточном.
Мне никогда не приготовить пшенную кашу с раковыми шейками так, как это делал наш повар.
Значит…
- Тина, привет! Ты вернулась?
- Привет, Олег, да.
- Насовсем? – он улыбается, подходит ближе.
Его я могла бы кормить простой овсяной кашей. Он, может быть, ел бы её у меня из рук. Олег. Отличный парень. Нет, мужчина. Красивый, молодой мужчина. Интеллигентный, зарабатывает, из приличной семьи. Кажется, я повторяю это уже как мантру.
- Пока не знаю, насовсем ли.
- Может… сходим завтра, погуляем вместе? У меня выходной. Можем поехать в Партенит, или на кораблике. Ты хотела Ласточкино гнездо посмотреть.
- Давай, я не против.
Поездка получается чудесной. Я выбираю удачное время. По дороге к морю Золотинка не спит, и на кораблике сначала тоже бодрствует, но потом начинает зевать и сопеть в коляске.
Ласточкино гнездо видно, конечно, плохо. Но с другой стороны – это же тот самый известный вид, который на всех открытках, магнитиках, сувенирах. Нас с Олегом фотографируют, предлагают купить магниты. Он хочет забрать все, но я выбираю три, на остальных я получилась сильно грустная. Не знаю почему. Вроде же мне весело?
Милана приглашает в отель на праздник, вечером. Я оставляю Злату у бабушки.
Бабушка счастлива, что я могу вернуть имя, что теперь не нужно прятаться. Признается, что была у Марка, но он тогда уже и сам всё знал.
Мне опять больно. Он знал! Знал, что я жива! И не приехал! Не захотел встретиться, поговорить, увидеть дочь…
Я не понимаю его.
Не понимаю!
И сейчас… Он просто отправил меня в Ялту!
Значит… я ему не нужна?
Весь вечер я танцую с Олегом. С ним весело, интересно, он… он приятный. И пахнет от него вкусно, хороший дорогой одеколон, с нотками сандала…
Конечно, не такой, как у Марка, но…
Я не буду всех мужчин сравнивать с бывшим мужем.
Может у Олега другой одеколон, зато он не будет изменять мне перед всеми друзьями и знакомыми!
Не успеваю подумать об этом, как следом тут же крадется предательская мысль. Так ли я в этом уверена? Может… может я просто из тех женщин, которым изменяют? Может, дело во мне?
- Тина, хочешь подышать?
- Мы на открытой террасе, Олег, мы и так дышим. – смеюсь я.
- Да, но… тут полно народу, а там… воздух чище…
Он зовёт меня уединиться. Почему бы и нет?
Я знаю, что будет. Я готова. И всё же когда это происходит я чувствую, как всё неправильно.
Чужие руки, чужое тело, чужие губы…Он что-то шепчет, я не могу разобрать слов, потому что мне ужасно плохо.
Не противно, нет, Олег не вызывает никакого отвращения, не пугает. Он осторожен, нежен.
Я чувствую, что я изменяю!
Изменяю! Я!
Не Марку. Нет.
Я изменяю себе.
Я не хочу этого.
- Прости, Олег. Нет. Я не готова…
- Я подожду, Тина, буду ждать…
Я не могу сразу сказать, что ждать бессмысленно. Мне хочется дать ему шанс. И себе тоже.
Я не хочу быть заложницей своей несчастной любви к тому, кто меня недостоин.
Олег приходит почти каждый день. Легкие касания его рук. Быстрые поцелуи в щеку, или в висок.
Не получается у меня. Словно предохранители стоят. Как только приближается он – вырубает всю энергию. Я пустая. Бесчувственная. Замороженная.
Олег всё это видит. Не комментирует. В глазах его печаль и тепло.
- Тебя кто-то сильно обидел, да? Алька?
- Как ты меня назвал? – я еще не говорила, что я не Тина…
- Ну, ты же Алевтина у нас? Я подумал… Тина тебе не подходит. Ты Алька. Аленький.
- Нет. Не называй меня так. Никогда. – отвечаю резко, жёстко, даже грубо, сама себя пугаясь.
- Хорошо. Алей можно? – вижу, как сжимает кулак, но не страшно, это не для удара, это от досады и боли…
- Алей можно.
- Это отец Златы, да? Из-за него ты такая? Любишь его?
Любишь?
Такой простой вопрос. На который ответ я дать боюсь. Трусиха.
- Олег, я… наверное не надо нам с тобой встречаться. Я только жизнь тебе испорчу. Я не готова. И не знаю, когда буду готова.
- Аль, да мне всего двадцать шесть, я могу подождать. – улыбается широко и подхватывает мою девочку на руки. Она заливисто смеется. Ей нравится Олег, нравится, как он её таскает, крутит, подбрасывает вверх. Хохочет так заразительно. И я тоже смеюсь.
Что я на себе так рано ставлю крест? Ведь и правда, совсем мало времени прошло. Еще всё может быть, да?
Олег обнимает меня, чувствую губы на шее, и еще что-то чувствую. Мощное, черное, грозное. Поднимаю голову и вижу глаза Златопольского…
Глава 39
- Здравствуй… Валентина.
Давно я не называл её так. Полным имеем. Помнил, что ей не нравилось. Она так забавно носик морщила. И тянула иногда:
- Ну, Ма-арк! Не надо… Пожалуйста!
Я смеялся, притягивал её к себе.
Надышаться.
И вот… Держусь из последних сил. Просто… не хочу срываться. Тут малышка.
- Здравствуй, Марк. – растеряна. Тут же старается выбраться из-под его руки.
Боится, что застал? Боится, что начищу её кавалеру личико смазливое?
Красавчик… Вспоминаю, сколько я в свое время в зале пахал, чтобы нарастить мышцы, хотелось девчонкам нравиться. И прыщи выводил. И прически менял. Стиль искал. Но я тогда уже знал, что внешний вид для бизнеса значит много. Если ты выглядишь как огурец, как парень с обложки, значит ты в порядке, и с тобой можно иметь дело. Если ты прыщавый дрищ – ты должен быть гением, ну или Цукербергом…
Этот… ясно, что в зале тоже пашет, такую мускулатуру просто таская кирпичи не получишь. Смотрит на меня внимательно, изучает.
Он сейчас в выигрышной позиции.
Он с ней. Рядом. Обнимает за талию. Он только что касался её губами. Она ему это позволяла.
А мне… На мои поцелуи она не отвечала. Я чувствовал, тогда, в тот день, когда я понял, что отпускаю её и не могу отпустить.
Я позволил ей уйти. Жить как она хочет. Я освободил её от себя.
Но себя от неё освободить я не могу.
- Олег. – он не протягивает руку, правильно, соблюдает субординацию. Первым руку подает старший.
Я это делаю.
- Марк.
- Вы… Марк Златопольский, да?
Чёрт. Вот это хреново. Он меня знает. И не по рассказам Альки, потому что я вижу, как она испуганно дергается и смотрит на него.
И потихоньку еще дальше отодвигается. А я это замечаю и думаю – почему?
- Да. Златопольский. Мы… знакомы?
- Вы когда-то выступали у нас в институте, на конференции. Давно.
- Вы учились в «Вышке»?
- Да, было дело.
Хороший парень, окончил один из престижнейших столичных ВУЗов. Что же он делает в Ялте? На отдыхающего не похож. Хотя на местного вроде бы тоже.
Значит, такой у меня теперь соперник? Лучше, чем Набоков, но…
Боже, Марк, какой соперник? Он? Нет. Ты ему не соперник. Вот в чем беда.
- Марк, ты по делу, или хотел погулять с дочкой?
- По делу. Привёз документы и… хотел кое-что обсудить.
Не говорю слово наедине, потому что… это прозвучит очень глупо. Словно я, брошенный муж, в жалкой попытке вернуть любимую.
Не хочу быть жалким. Только не перед ней. И не перед этим…
- Поднимешься к нам? Злату надо обедом накормить и уложить.
Зависаю на словах «к нам». Она ведь не живёт с ним? Нет? Мне… мне бы доложили. Я не читал отчеты, мне достаточно было знать, что с моими девочками всё хорошо. Зря не читал…
- Я поднимусь, если… если вам удобно.
- Олег, спасибо за прогулку, до завтра.
- До завтра, Аля, - он смотрит на неё, улыбается, потом всё-таки решается притянуть и чмокнуть в щеку.
- До свидания, Марк, увидимся.
Интересно, когда?
Но я, сцепив зубы молчу.
Если у него с Алей отношения то… точно увидимся. Потому что я не намерен бросать дочь.
Мы подходим к дому. Он новый, но не элитный вариант, очень простой. Я знаю, что она потратила часть денег от продажи московской квартиры родителей. Видимо ни на что более приличное не хватило. И моя жена и дочь живут вот так.
Впрочем, кто виноват? Только я.
Квартира очень уютная. Небольшая, но милая.
Почему-то вспоминаю, как Алька до свадьбы мечтала как будет заниматься нашим семейным гнездышком, сколько у неё было идей, мечтаний. Спрашивала, хочу ли я домик в лесу, или в горах, с камином и огромными панорамными окнами. Я не хотел. Они у меня были. И домик в лесу у озера. И шале в горах. В Альпах. Мы с Алькой так туда и не долетели…
После свадьбы она приехала в мой дом и… ничего не стала менять. Тогда я высокомерно решил - маленькая девочка поняла, что у неё теперь немного другой статус и уровень. Сейчас понимаю – она просто боялась. Ей не нравился наш дом. Но было стыдно и неловко сказать об это мне.
Она была совсем молоденькой. Юной. Наивной. Не глупой, нет… неопытной.
- У тебя красиво.
- Да, спасибо, я старалась. Нужно помыть руки, и Злату сполоснуть под душем.
- Тебе помочь?
- Я справляюсь, спасибо.
Я смотрю как ловко она управляется с дочкой. Та дремала в коляске, видит меня и на лице написано удивление и оживление.
- Дядя… па!
- Привет, куколка! Ты прекрасная.
- Дя…
- Я… - боже, не додумался принести ребёнку подарок, вернее… оставил всё в машине. Надо набрать водителю. Или… спросить Алю? Стоит ли сейчас? – Аля, у меня подарки для Златы, но… они в машине. Я попрошу принести?
- Давай позже, пусть она спокойно поест и поспит.
Поест и поспит. То есть… Аля предлагает мне всё это время быть тут?
И не сойти с ума?
От близости. Желания. Ревности.
От любви.
Смотрю как она раздевает малышку, что-то приговаривает, улыбается. Голова кружится.
Понимаю, что моё самое большое желание быть с ней. Быть рядом. Обладать.
Нет, не так. Любить.
Провести пальцем по нежным позвонкам, словно касаясь струн удивительного инструмента играть на котором – немыслимое, неземное блаженство. И привилегия, данная лишь избранным. Тем, кому дано понять, проникнуть в чертоги любви, быть её послушниками, её детьми, её хранителями…
- Марк, ты голодный?
Она краснеет, поймав мой взгляд.
Я голодный, Алька. Ты не представляешь, насколько голодный. Изголодался по тебе. Готов как бродячий пёс сидеть у твоих ног, подбирая крохи внимания.
- Я могу покормить тебя обедом. У нас куриный суп с цветной капустой, очень вкусный. И… пюре с котлетками.
- Я… буду всё.
- Поднимаешь её?
Аля протягивает мне полотенце, разрешая достать малышку из ванны.
У меня горло сводит, перехватывает дыхание. Господи… дай сил мне.
- Дядя… папа… Па…
- Аля, а ты не говорила ей кто я?
- Нет… - смущается, но пытается взять себя в руки. – Извини, я думала, лучше…
- Лучше не надо?
- Нет, лучше с тобой.
- А она… она знает кто… кто такой папа?
- Ну… у неё есть друг Марат, и она знает его папу. И знает еще деток, у которых есть папа, так что я думаю…
- Па-па… Па-па… - она хохочет, пытаясь ручонкой ухватиться за мои волосы.
- Да, милая, я папа. Твой папа. – не знаю, как так получилось, оно само вырвалось. Я вижу, как округляются глаза у маленького Золотца и сам беспомощно смотрю на Алю, - прости, я…
- Папа? Дядя папа? Ма, да? Мой?
- Да, милая, это твой папа.
А дальше происходит что-то неожиданное для меня. Злата прижимается ко мне, как маленький котенок. Обвивает шею ручонками. Молчит. Я слышу, как бьется её сердечко. Быстро-быстро. Кажется миллион ударов в минуту. И моё тоже начинает стучать быстрее.
- Ма… - она тихо зовет Алю, чуть двигая ручонкой, - Обня… ма… Обня…
Аля делает шаг, шепчет одними губами, глаза полные слез.
- Она… просит в обнимашки.
- Так иди… - тоже, одними губами.
Еще шаг. Я словно бросаюсь вниз с высокой горы, жду, когда за спиной расправятся крылья. И я смогу летать…
Её руки меня почти не касаются, она обнимает прижимающуюся ко мне малышку, но она рядом. Очень близко.
Не знаю сколько мы так стоим. Я готов стоять вечность.
- Так, ну всё. Обнимашки это хорошо, но пора обедать!
Говорит нарочито бодро, а сама смахивает слёзы.
- А па обеда?
- Да, малыш, и папа будет с нами обедать. Будешь теперь с ним соревноваться, кто быстрее съест суп!
- А с кем она обычно соревнуется? – да что со мной такое, сначала говорю, потом думаю.
- Со мной. Или с Егорычем. Это бабушкин муж. Иногда с Мариком… С Маратом.
С Олегом нет. Уже хорошо.
Мы обедаем, я пытаюсь понять как Але удается кормить Злату, и при этом делать так, словно та ест сама.
После обеда её снова надо купать. Но Аля обходится просто влажным полотенцем и собирается нести малышку в комнату.
- Давай я, тебе тяжело.
- Хорошо… - уже не говорит, что своя ноша не тянет. Это… радует.
- Па… ти буде пати-пати?
- Спать? – Боже, я понимаю её язык? – если можно, я бы поспал. С дороги…
- Ты прямо с самолета?
- Да, сразу к вам.
- Может, хочешь принять душ?
Говорит и тут же отворачивается, чтобы я не увидел стремительно алеющих щек.
- Не хочу тебя стеснять.
- Ты… не стеснишь. Я… могу дать полотенце и халат.
- Мужской? – просто любопытно, что делает тут мужской халат. Чёрт, это больно…
Больно представлять её с этим…
Квартира у Али однокомнатная, но есть ниша, которая отгорожена и там, как я понимаю, стоит кровать малышки. Теоретически Аля могла бы привести сюда…
Стоп, Златопольский. Не твое дело.
Или моё? Тут же мой ребенок?
Но имею ли я право…
Судить?
Не имею.
- Это мой халат. Просто… он большой. Махровый. Я… иногда мерзну вечерами. Тут… зимой не жарко…
- Спасибо, я бы воспользовался предложением.
Хотя и не должен. Должен поблагодарить и уйти. То есть… не уйти, нет, я же приехал по делам и бумаги в портфеле, который я кинул, кажется, в прихожей.
- Папа… м-м-м… - Злата тянет губки, чтобы я её поцеловал.
Я все еще не верю в то, что происходит.
Аля быстро подает халат, полотенце.
- Там бойлер, разберешься. Все просто – включаешь воду, надо немного подождать, чтобы нагрелась.
Боже, Аля, мне не надо, чтобы она грелась. Мне нужен холодный душ.
Холодный. Ледяной. Лучше с кусочками льда или снега. Просто чтобы остудить пыл. Чтобы хоть попытаться иметь ясную голову.
Аля, Аля… Боже…
Не знаю сколько стою под ливнем воды. Стараюсь не думать. Но всё же…
Если бы она зашла сейчас?
Если бы пришла сама?
Если бы…
Нет. Ничего. Быстро растираю заледеневшие мышцы. Набрасываю халат. Огромный, но мне маловат.
Выхожу и… тут же в полумраке узкого коридорчика сталкиваюсь с ней.
- Аля…
- Марк, я… телефон зазвонил, и я…
- Аля…
И дальше мрак. Просто водоворот, омут, который тянет на дно.
Его глаза… Вижу только его глаза. Черные омуты страсти. Затягивают.
Боже… Боже, как же хорошо!
Горячее тело, его аромат, такой… родной.
Я же помню всё помню! Какие руки у него сильные помню – они еще сильнее стали. Пальцы ласковые, умелые. Кубики пресса… Хриплый голос, срывающийся от страсти. Всё это я помню…
Мне так часто снилось как мы с Марком любовью занимаемся, что всё происходящее сейчас тоже как сон. Словно я тряхну головой, моргну и он исчезнет.
Не хочу, чтобы исчезал, не хочу, не хочу…
Неожиданно он резко отстраняется. Дышит тяжело.
- Прости… Аля… прости я…
Боже! Я понимаю, что произнесла слова вслух! Свое «не хочу»! Но ведь я не то имела в виду! Совсем не то!
Меня трясёт. Внутренняя дрожь ломает с того момента, как я Марка во дворе увидела.
А со мной Олег, его руки на моей талии, губы…
Я не хотела, чтобы Олег меня целовал. Я же сказала ему, что не могу, и смысла нет ждать, но он упрямый.
А Марк… Честно, я боялась, что он начет конфликт, приготовилась защищать друга, но всё произошло совсем иначе.
Для меня шок, что Олег знает Марка! Невероятно! Как тесен мир…Олег мне рассказывал, что учился в Москве, но представить, что он пойдет именно на лекцию Златопольского! И что Марк вообще читал какие-то лекции в университете!
Честно говоря, я настолько выбита из колеи этой встречей, что вообще не знаю, как себя вести. С Марком. С Олегом.
В одно мгновение – как вспышка – они рядом, и я понимаю. Марк. Не Олег.
Марк всегда будет внутри. О Марке я буду думать. Марка буду желать. С Марком хочу быть рядом.
Это ужасно. Это…
Этого не будет. Потому что не будет и все.
После всего что было. Что сделал он, что сделала я.
Да, я тоже натворила дел. Сбежала, инсценировала смерть. Тогда казалось, что все правильно. Праведный гнев охватывал. За свою жизнь боролась, за свободу.
Сейчас понимаю, какой это ужас. Особенно зная, как тяжело Марк пережил мою мнимую смерть.
Знаю. Бабушка и тогда рассказывала и теперь говорит.
Он не просто так в монастырь сбежал. Хоть и говорил, что монахом, иноком, послушником быть не собирался. Но жил там именно как монах.
Он другим стал.
Я это чувствую.
Он и был старше, взрослее, но теперь кажется еще более мудрым. Возмужавшим.
И если того, прежнего Марка я уже не боялась, то этого боюсь.
Боюсь, потому что того бы я смогла разлюбить, наверное.
Этого – нет.
Того, прежнего Марка я бы вычеркнула из сердца.
Если бы видела его похождения. Его наглую ухмылку. Если бы знала, что он ничуть не переживает из-за меня. Я бы забыла и разлюбила.
Вычеркнуть этого?
И он никогда не посмотрит на меня вот так?
Почему-то я легко приглашаю его в дом. А куда?
Все как-то буднично. Я делаю все те же простые вещи, которые привыкла делать. Купаю Златку, собираюсь накормить обедом, предлагаю Марку присоединиться.
А потом дочка снова неожиданно повторяет своё «па-па». И он говорит, что он и есть папа.
Это «па-па» ведь у нас только благодаря мужу Миланы возникло. Её Марик все время повторяет только па-па и па-па. Больше ничего не выговаривает! Даже маму очень редко. А Золотинка видит дядю Никиту, который таскает Марата на ручках. И ей, наверное, тоже хочется вот так. Не знаю, что в реальности в её головке, но мне кажется тут все прозрачно.
Ей нужен папа.
И когда Марк говорит, что это он…
Эти ручонки на его шее просто до слез… я бы все отдала, чтобы постоянно видеть вот это.
Впадаю в ступор. Вроде двигаюсь, говорю, делаю… даже удается победить в сражении со Златой и супом.
А потом Марк признается, что только с самолета и все летит в тартарары…
Я предлагаю душ. Зачем?
Он моется довольно долго. Мой телефон трезвонит в прихожей, где я его забыла. Иду туда.
Какие-то спамеры названивают и…
Марк выходит из душа. Я смотрю на капли воды на его груди – мой огромный халат ему маловат.
И…
Один шаг и я прижата к стене. И его губы терзают мои.
И я умираю, потому что это так хорошо!
Злата спит в кроватке, мы одни… я хочу…
Господи, мне на все плевать, так я сейчас хочу почувствовать себя женщиной. Его женщиной.
Мне дико хорошо, просто чувствовать рядом его горячее тело, просто пить его дыхание, его руки, пальцы, запах…
Только он отталкивает меня. Точнее отталкивает себя от меня.
- Прости, прости… - глухой низкий шепот, царапает душу, жилы вытягивает, под ложечкой сосет от страха, что сейчас вот на этом – всё!
Бездумно хватаю его за воротник халата, вталкиваю в ванную, прижимая к стене, сама прижимаюсь, в глаза заглядывая.
- Не смей останавливаться!
- Аля… ты…
- Пожалуйста! Господи, пожалуйста, просто сделай!
В ванной полумрак – он погасил свет. Горят только его глаза. Как фары, как волшебные омуты.
- Алька… ты же потом пожалеешь… - стонет, сдирая с меня сарафан.
Плевать мне, плевать! Пожалею или нет потом – сейчас не важно! Хочу ближе. Приклеиться намертво, спаяться в одно.
- Марк… боже… прошу тебя…
Его руки там. Везде. Они везде. И губы. И шепот. Яркий, чувственный, поёт о любви, о моем теле.
- Люблю тебя, девочка моя, сладкая моя, нереальная моя…
Это как взрыв сверхновой звезды. Когда мы снова делаем это и смотрит прямо в глаза. Не отрываясь. Я его чувствую. Всего. Я заполнена им до краев. До отказа. Это дико хорошо. Это мучительно приятно.
Это так правильно!
Правильнее, чем все, что я придумала себе о своей жизни. О том, что я разведусь, найду нового мужчину, буду с ним.
Нет.
Ни с кем и никогда я больше не буду вот так.
Ну, или это буду уже не я.
Один мой друг, давно, еще в институте, был у нас староста группы, старше всех нас и умнее. И вот он выдвинул теорию, что люди не просто взрослеют и души их стареют. Души меняются. Детские души меняются душами юношей и девушек, потом молодых людей, потом зрелых. И, наконец, приходят старые души, которые и заканчивают земной путь тела… Очень интересная теория. Я тоже о ней думала. Думала, потому что смотрела, например, на бабушку и представляла, вот она, её душа, в горнем мире, в раю, должна встретить душу деда. А как же Егорыч? Ведь она его тоже любит? И он её? Как же они…
- Ты думаешь о чем-то очень серьезном…
Марк шепчет прямо у моих губ. Горячо.
- Да… думаю… не важно…
- Аля… я люблю тебя.
- Марк… я…
Я не могу сказать так быстро. У меня все еще болит. Мне сложно. Где-то сидит червячок сомнения. Простила? А если он…
- Не говори. Я подожду. И уйду, если скажешь. Я готов тебя отпустить.
- Почему? Почему ты готов? Неужели тебе все равно?
- Нет. Я сказал, что я отпущу. Но ты меня не отпустишь. Я остаюсь твоим. Навсегда.
- Я хочу еще…
Двигаюсь, прижимаюсь, сплетаюсь.
- Любимая… моя девочка…
Он выпускает, целует везде, на колени опускается, снова голову к моему животу прижимает.
- Аленький…
Только обжигающие поцелуи и вихрь, ураган проносится по телу. Я летаю. Взрываюсь, рассыпаясь на мириады солнечных зайчиков…
- Аля…
Почти падаю ему на руки.
Он относит меня на диван. Ложится рядом.
- Злата… она может проснуться… Мне нужно что-то надеть.
- Не уходи, Марк… пять минут, побудь вот так со мной… пять минут.
- Я готов пробыть вот так вечность, правда…
Он смотрит мне в глаза и впервые за этот день я вижу его улыбку. Мою улыбку. Он улыбается только мне.
Я хочу сказать, что люблю его и не говорю.
Мне кажется, у меня еще будет время.
Я ошибаюсь…
Глава 41
- Не хочу… не хочу…
Слова как лавиной огня по нервам. Сразу отрезвляют. Что я делаю? Я опять… Господи, помоги!
С трудом отрываюсь, прощения снова готов на коленях вымаливать. А она…
- Не смей останавливаться! Не смей.
Боже… Аленький! Если бы ты только знала! Я… я не смею! Я не могу! Остановиться сейчас, значит просто разрыв сердца. И все-таки…
Она же пожалеет! Я знаю… утром будет все совсем иначе, все будет видеться в другом свете. Снова меня обвинит. Нет, я готов все принять. Только… мне тоже очень больно. Я у черты, на грани…
- Марк… пожалуйста, сделай это!
Её огромные глаза, влажные, зовущие, дрожащие губы…
- Марк… Марк… Прошу…
Я не знаю, как это описать. Счастье? Даже это слово кажется слишком мелким.
Это что-то выше, глубже, сильнее. Это нечто, поднимающее вас над миром.
Любовь.
Мы слились в одно и я, наконец, чувствую себя живым. Я дышу!
Живу!
Люблю…
Шепчу, кричу ей об этом, молю внутренне поверить, простить, забыть. Отдаться навсегда мне, этим чувствам, этому пламени в огне которого сгораю без остатка.
Кажется, я умираю и воскресаю.
Не представлял, что это может быть так. Даже не думал.
Это что-то…реально великое. Когда ты смотришь в глаза любимой и понимаешь, что сейчас нет её, нет тебя. Есть вы. Вы – одно целое.
Я знаю, что и она это чувствует. Вижу. Это в моем сердце.
Губы сливаются в поцелуе.
Растворяюсь в блаженстве соединения.
Не хочу, чтобы это заканчивалось. Не знаю, что делать после. Просто… боюсь этого после.
Нет, я сильный, я, конечно, со всем справлюсь, но…
Когда она падает, обмякая в моих руках, для меня эта ноша – самая драгоценная.
Несу её в комнату, хорошо, что кроватка дочки в нише. Загорожена. Мы…
Мне бы не хотелось, чтобы она застала нас такими. Ясно, что малышка еще не поймет, но…
Кладу Алю на диван, она не выпускает.
- Злата… она может проснуться… Мне нужно что-то надеть.
- Не уходи, Марк… пять минут, побудь вот так со мной… пять минут.
Я готов остаться тут на целую вечность. Вместе.
Ложусь рядом.
Эта женщина в каждой клетке моего ДНК. В каждом нейроне мозга. В каждом эритроците. Она поселилась внутри, расположилась вальяжно и уходить не собирается. И я не хочу, чтобы она уходила.
Я правда готов бесконечно лежать рядом и смотреть.
Она засыпает. Смешно приоткрыв рот. А я…
Я хочу её всю, себе, обратно.
Хочу увести от всех, заточить в башне из белого мрамора, чтобы была только моя. Ну еще и Золотинка будет там с нами…
Улыбаюсь, думая о том, как повез бы их на свою виллу на остров. Океан. Белый песок. И никого.
Я купил его незадолго до ссоры с Алей. Хотел сделать ей подарок на Новый год. Она и не знает, что остров принадлежит ей. И назван в ее честь. Остров Алой зари… Там действительно фантастические восходы. И не менее фантастические закаты.
Я мечтаю привезти их туда, просыпаться пораньше, чтобы насладиться роскошным представлением, устроенным самой природой. А вечером ходить на другую часть острова по удобной навесной тропинке и любоваться закатами. Стоять обнявшись, прижимать их к себе, двух моих самых родных.
Любимых…
Дико хочу спать, но запрещаю, потому что Злата может проснуться, а я… Надо пойти, взять белье и халат, но сил нет, всё-таки проваливаюсь в сон.
А когда просыпаюсь… за окном уже ночь. Я лежу, укрытый одеялом, на ковре у дивана сидят Аля и Злата. Смотрят на меня.
- А вот и папочка проснулся, да?
- Папа пати-пати! Папа надо ням-ням!
- Да, папа будет кушать вместе с тобой, моя сладкая. Да, папа?
- Конечно буду. Только…
Улыбаюсь виновато, я не могу встать, мне нужна одежда.
- Мы сейчас пойдем на кухню, одевайся и приходи. Вещи на стуле.
- Спасибо.
- Телефон звонил.
- Хорошо.
Я пока не готов смотреть, кто звонил.
Ужинаем весело. Злата хочет, чтобы её кормил я. У меня получается довольно плохо, потому что она шалит. Мы смеемся.
И я счастлив. Ловлю себя на мысли, что Аля рядом. Она… она не спорит со мной, не ссорится, не настаивает на разговорах, не требует развода, о котором говорила раньше.
И мы занимались любовью.
И, кажется, ей все понравилось.
- Аля…
- Поиграешь с дочкой? Я пока тут все уберу.
- Да, конечно… а во что?
- Я вытащу игрушки, она тебе сама все покажет и расскажет. Главное, следи, чтобы она не уползала к окну и никуда не лезла.
- А… куда она может залезть?
- Куда угодно. Такая шкодная…
Аля стоит у раковины куда складывает посуду, Злата сидит в специальном стульчике и размазывает по столику остатки овощного пюре.
Я встаю, подходя ближе к любимой женщине.
- Шкодная? Вся в тебя?
- Нет, я не такая, я вообще в детстве была ангелом.
- Ты и сейчас… Аля, я… мы же поговорим, да?
- Да… конечно, - опускает голову, стоит, глаза потупив.
- Я люблю тебя, слышишь?
- Да… - шепчет тихо, не отвечает, да я и не рассчитываю. Для меня и так слишком много счастья на единицу измерения.
Несу Злату в ванную, чтобы умыть. Аля выкатывает огромную коробку с игрушками и просто вываливает их на пол. Ничего себе!
- Вот это богатство! Чёрт… я забыл, я же тоже привез. Сейчас, наберу водителю.
Беру телефон и натыкаюсь на сообщение.
- Чёрт… чёрт…
- Что случилось?
- Мне… мне надо вернуться в Москву. Срочно.
- Что случилось, Марк?
Сжимаю челюсти. Как ей сказать? Она же… она не поймет… Но врать я не могу. Не поехал бы, если бы не…
- Вовка в больницу попал. Кристина написала.
Вижу, как меняется лицо Али, бледнеет. Понимаю, что ей это слышать неприятно.
Делаю шаг, резко притягивая к себе.
- Аля, послушай, я люблю тебя, только тебя. И мне важны вы, ты и Злата, очень, но… я не могу оставить Вовку пока… Пока…
- Я все понимаю, конечно. Надо ехать.
- Аля, посмотри на меня.
Глаза поднимает, в там… там такая боль! Господи… ты еще меня испытываешь? Что же мне делать?
- Я не поеду. Я останусь с вами.
- Нет, Марк. Поезжай. Вдруг там что-то…
- Вы важнее. Вы сейчас для меня важнее всего, слышишь?
- Да…
Голову опускает.
- Ты же… ты не любил её, правда? Скажи?
- Нет. Конечно, нет. Я.. я женился потому что так нужно было, Аленький. Крис, она… она сильно болела. Она умирала. Врачи не сразу поняли, в чем причина. Да, там, как оказалось, много всего было и… сердце больное, с кровью проблемы… Я не мог просто дать денег и уйти. Понимаешь? Я взял ответственность.
- Если взял, значит надо… до конца. Она ведь всё еще твоя жена? А Вова…
- Уже не жена. Жена у меня одна. И всегда была одна. Только ты, слышишь…
- А мальчик, ты же усыновил его?
- Нет, просто опека. Это не так сложно было.
- Он, наверное, ждет тебя. Что с ним?
- Пока не понятно, Крис пишет увезли в операционную…
- Лети, Марк… лети. Ты им нужен.
- А вам? Вам я нужен?
Самый важный вопрос в жизни.
И она так долго молчит, разглядывая меня.
- Скажи… тогда… ты… ты любил меня, Марк? Почему… я не могу понять… почему ты так поступил?
Господи, если бы я сам знал ответ!
- Я не умел любить тогда. Слышишь? Не умел. Мне казалось, что все это игра… и я проиграл. Потерял тебя. Я знаю, то что я сделал забыть нельзя. Но… может быть есть шанс, что ты… попытаешься меня простить?
Снова молчит…
- Аля…
- Лети к мальчику.
- Ты можешь полететь со мной? У меня частный самолет. Я возьму вас.
- Нет. Это… сложно. Злата тяжело полет перенесла. Плакала сильно. И только-только акклиматизация закончилась. Ты лучше… возвращайся к нам скорее.
- Ты будешь ждать?
- Мы будем ждать.
- Я люблю тебя, Аленький.
Я не могу задать вопрос. Любишь ли ты меня. Права не имею на это.
Но когда она поднимается на цыпочки и прижимается к моим губам, мне кажется я взлетаю к небесам…
Господи, только не надо больше ада! Прошу!
Глава 42
Он уехал.
Я всё понимаю. Я стараюсь быть мудрой. Я в курсе того, что произошло. Я реально понимаю.
И всё равно так больно!
Я не хотела с ним расставаться! Совсем не хотела! Мы… мы только начали движение друг к другу и вот… Нет, честно говоря, мы просто врезались друг в друга на крейсерской скорости. Я даже не предполагала, что может быть так. Я была не готова к этому! Совсем!
Я не собиралась заниматься с ним любовью. Боже!
Я думала…
Я думала, что он приехал с документами, что нам надо поговорить. Просто всё окончательно выяснить. Во всем разобраться.
Столько всего надо было обсудить!
Моё имя, фамилию. Остаемся ли мы супругами и что с этим делать. Будет ли развод. И как мы оформим Злату, ей же тоже нужны все новые документы!
Да, нам было о чем разговаривать.
Поэтому я и пригласила его в дом. А потом… мне надо было кормить дочь, не могла же я оставить его голодным? Он с дороги…
Всё, что потом случилось – просто как атомный взрыв. Неконтролируемо, как термоядерная реакция…
Я потеряла голову.
Мне захотелось быть женщиной.
Быть любимой.
У меня никого не было кроме Марка!
Поцелуи с Олегом не в счёт, это… это совсем другое. Это была попытка проверить, нащупать, смогу ли я? И каково это – быть с другим?
Нащупала… Поняла. Не могу. Может, пока не могу. Может, дело в том, что с Олегом не получается химии. А может… может я навсегда отравлена любовью к Марку…
С ним всё сразу. На миллион, миллиард баллов. Высший класс. Чемпионский разряд, как говорили в какой-то старой комедии.
Мы настолько сочетаемся друг с другом, настолько подходим друг другу, словно мы точно две разделенные половинки, словно нас делали специально заточенными одного под другую и наоборот.
Когда мы делаем это, когда он делает это со мной, кажется, я просто проваливаюсь в бездну рая, настолько мне хорошо. До дрожи. До слез.
Боже, как я жила без этого? Как? И…
В какой-то момент до жути обидно, что сам Марк отнял у меня это чудо! Если бы не его предательство…
Почему он так поступил? Ведь нам было так хорошо? Или я снова обманываюсь как тогда? Или это только мне реально вот так хорошо?
Я смотрю в его глаза затуманенные страстью и кажется вижу всю душу, до дна.
Нет, ему так же! Он тоже в раю, вместе со мной!
Сил не остается, словно я не только отдалась ему, всю себя отдала, до последней клеточки.
Но я не опустошена, наоборот – наполнена.
Счастьем до краев.
Потом мы засыпаем вместе на моем диванчике. И я думаю о том, как это правильно быть вот так, вместе.
В Ялте в конце августа ранние сумерки. Поэтому когда Марк просыпается – ему кажется уже ночь.
Но нет, это только вечер. Злата уже бодрствует. Мы успели немного поиграть, потом я перетащила манеж на кухню – я часто так делаю, хотя Злата уже почти из него выросла, но всё-таки сидит там, играет. И я спокойно могу приготовить ужин.
Когда мы сидим за столом ловлю себя на мысли – мы ведь семья! Мы как самая настоящая семья. Папа, мама, дочка. То есть мы и есть настоящая, только… к этому пока трудно привыкнуть.
Да я и боюсь – стоит ли привыкать?
А потом Марк берет телефон и…
Я не знаю, чего мне стоит сдержаться, не заплакать, не швырнуть в него чем-то тяжелым.
Да, я научилась выдержке за это время, за эти годы. Научилась.
Но так хочется взять и что-то разбить!
Желательно о его голову!
Держусь.
Всё-таки я понимаю, что он на самом деле чувствует себя обязанным быть там. Даже не из-за Кристины. Из-за мальчика.
Этот парень его принял. Сын Набокова считает Марка если не отцом, то другом. Разумеется, друг должен быть рядом.
Но когда Марк уходит я не в силах сдержаться. Я просто сползаю по стене и реву беззвучно.
Мне казалось, после такого секса от любимой женщины не уезжают.
Что я делаю не так?
Почему он считает, что…
Звонок в дверь – и мгновенно крылья вырастают! Вернулся!
Открываю не глядя, бросаюсь и… торможу.
- Привет, извини, что поздно…
- Что ты тут делаешь?
- Я… сидел внизу всё это время. Видел, что твой... Что Златопольский уехал. Подождал еще и вот…
- Олег, зачем?
- Я… не знаю сам. Поговорить хочу. Просто. Ты… ты была его женой, да?
Не на пороге же о таком? Киваю, приглашая его войти. Прикрываю дверь, прохожу следом.
Злата сидит в куче игрушек.
- Оге! Пиветь!
- Привет, кукла! Чёрт, я с пустыми руками… без подарка.
Вспоминаю, что Марк тоже все сокрушался, что подарки в машине. Так и увёз…
- Не страшно, ты и так за это время надарил нам на год. Чай будешь?
- Кофе сваришь? – он улыбается.
- Ночь на дворе.
- Пожалуйста.
- Хорошо, побудь с ней тут, ладно?
Иду на кухню, ставлю чайник, достаю турку. Я сама люблю кофе. Но себе по старой привычке просто в чашке делаю. Изредка только сварю себе с приправами и молоком. А вот Олег любит, чтобы кофе был сварен. Он ведь был у меня в гостях за все это время раза три-четыре, не больше… Но кофе я ему варила.
Пять минут – несу большую чашку с сахаром и молоком.
- Спасибо, а ты?
- Для кофе мне поздно, чай не хочу.
- Значит он отец Златы?
- Да.
- Но… слушай, в интернете я нашел инфу, что его жена погибла… То есть…
- Я не погибла. Долгая история. Пришлось скрываться.
- От него?
Киваю. Рассказать точно не смогу, наверное. Хотя…
- Погоди минуту.
Возвращаюсь на кухню, завариваю большую чашку, кладу туда палочку корицы. Я слишком долго всё в себе держала. Слишком.
Я наполнена этой историей до краев. Мне надо выплеснуть иначе просто взорвусь.
Говорю быстро, сбивчиво. Иногда замолкаю. Словно заново переживаю свою жизнь по кадрам, как кино. Некоторые кадры страшные. Некоторые… мерзкие. В какой-то момент чувствую себя грязной, испачканной. Всё рассказываю без утайки. Как на приёме у психолога, к которому я так и не пошла. Или на допросе, на котором, к счастью, не довелось побывать.
Я не для Олега всё это говорю, конечно.
Для себя.
Мне себе все это надо еще раз рассказать. Чтобы попытаться понять, почему всё случилось у меня именно так. В чём я была виновата? И в чём права? И что мне делать теперь?
После встречи с Набоковым я какое-то время была одержима местью. Мне захотелось, чтобы Марк увидел – я жива, я прекрасно живу без него, я справилась. У меня всё прекрасно! Он мне не нужен!
В какой момент я поняла, что месть бессмысленна?
Не знаю.
Глаза его увидела. И увидела в этих глазах радость оттого, что я жива.
Счастье. Не поддельное. Искреннее.
Почему так сразу поверила? Не знаю. Потому что хотела верить? Нет. Не поэтому.
Нельзя было не поверить.
Хотя я еще сопротивлялась. Пыталась оттолкнуть. Пыталась заставить себя чувствовать ненависть.
Не смогла. Просто не смогла.
Мне хватило ненависти за все эти годы. Я её исчерпала.
Её было много. А счастья мало.
А очень хочется именно счастья!
И маленьким девочкам, и женщинам, и обиженным, и нелюбимым, и брошенным, и обманутым. Очень хочется просто счастья!
Я просто взяла его. Взяла своё счастье.
И готова была закрыть глаза на все.
Простить. Забыть.
Мне давно было пора простить его и всё забыть.
Правда, я не думала о том, чтобы быть снова вместе. Точнее – сама себе запрещала думать.
Он сорвал все запреты.
Спас меня, как принцессу из башни.
И уехал…
Господи, почему я его отпустила? Почему не устроила истерику? Почему не заставила остаться?
Нет, это была бы не я. Я так не могу. Не умею. Не научилась.
Я заканчиваю говорить. Молчу, уставившись в пол.
Злата давно в кровати. Наигралась, умаялась, я прервала рассказ чтобы быстро помыть её под душем и уложить. Олег сварил себе еще кофе. И мне заварил – как я сама делаю. Запомнил.
- Ты его любишь, да?
Олег задает вопрос, я смотрю на него…
Он хороший. Умный, красивый, заботливый, интересный. Для кого-то будет подарком. Но не для меня.
- Любишь?
Слово пронзает меня словно миллионы лучиков света, я начинаю светиться изнутри, такое ощущение! Да!
Я люблю. Это ведь так хорошо - любить! Это великое счастье! Лучше, чем чтобы то ни было.
Любить…
Олег встает, вижу, как лоб морщит, чуть сжимает пальцы.
- Почему тогда он уехал? Если ты его…
- Так нужно. Но… он вернется, или я поеду к нему.
- Я понял. Ты… Знаешь, я ведь думал, что люблю тебя по-настоящему. Правда. А сейчас… слушал тебя и… ты просто мечта. Красивая. Нереальная. Я ведь понимал всегда, что ты не для меня. Не знаю почему. Чувствовал.
- Олег…
Встаю рядом с ним. Неловко дотрагиваюсь до его плеча.
- Ты очень хороший. Ты замечательный. Правда. И я уверена, ты встретишь ту самую…
Неловко обнимаю его, а он… Он резко сжимает меня в объятиях, прижимается всем телом. Мне неудобно, но оттолкнуть его я не могу. Не сейчас. Знаю, что ему нужны вот эти объятия.
- Аля…
Сердце замирает, потом делает дикий скачок, куда-то к горлу, и падает вниз…
- Марк?
Глава 43
- Аля?
- Марк?
По её взгляду, по тому, как произносит моё имя, удивленно и в то же время радостно, по тому, как бросается ко мне, понимаю – я выиграл.
Я, чёрт возьми, всё-таки победил!
Она моя…
Даже несмотря на то, что я застаю её ночью в объятиях этого парня – она моя.
- Марк, я… - смотрит, и тут же тушуется, и краснеет – вижу. Несмотря на полумрак, окутывающий комнату. – Олег, он пришёл просто…
- Неважно, ничего не важно. Я люблю тебя.
- Марк… - Обвивает руками, сплетается, срастается со мной моя любимая девочка. Закрываю глаза.
Вот оно счастье. Такое простое. Больше ничего не надо. Там, в кроватке спит наша дочка, в моих руках моя женщина. Всё.
- Извините, я пойду.
Не смотрю в его сторону. Не стоит. В конце концов моя выдержка может дать течь. И я поинтересуюсь, какого хрена он к чужим женщинам заглядывает темными крымскими вечерами. Правда, он ведь мог и не знать, что это моя женщина? Получается, я сам виноват.
Отпустил.
Да, да, я же сам её тогда отпустил из Москвы? Думал, будет лучше. Я дам ей свободу. Свободу выбора. Но постараюсь все сделать, чтобы она выбрала меня.
Но пока занимался делами там, этот красавчик окучивал её здесь.
Так что, виноватых искать тут не получится. Опять всё сам чуть не испортил.
- Марк…
- М-м-м?
- Ты не уехал?
Усмехаюсь.
- Ты капитан очевидность, Аленький…
Поднимает глаза на меня, губу закусывает.
- Ты… из-за меня, да? Или… ты думал, что я тут с ним?
- Этого я точно не думал, малыш. Я просто понял, что не могу тебя оставить.
- Но как же… Вова? Кристина?
- У Вовы есть отец, пусть разбирается. Давно пора.
- Ты… ты Набокову позвонил? Кристина тебя убьет.
- Не убьёт. Набоков был уже там, когда я позвонил.
- И ты решил вернуться из-за этого, да?
- Нет, не из-за этого. Хотя Набоков дал мне понять, что если я появлюсь мало мне не покажется. Я…я просто не смог, Алька…Представил, еще хотя бы день без тебя, и…
Уходил из квартиры, чувствуя, как всё внутри протестует. Я должен остаться! Должен!
Но как бросить Вовку? Кристину? Мало ли что там...
Сообщение её было короткое – забрали на операцию, то и как – сама не знает. Я попытался ей набрать – недоступна.
Мне было очень больно смотреть на Альку, но, кажется, она всё-таки поняла меня.
Пока ехал с водителем в Симферополь, в аэропорт, было время подумать. Дорога километров восемьдесят, ехать час, но на выезде из города была пробка, да и в Симферополе немного постояли – конец августа, многие отдыхающие возвращаются.
Я, конечно, чувствую ответственность за сына Кристины. Во-первых, просто потому, что парень мне доверяет. Я для него авторитет. Он… он знает, что не я его отец, тем не менее привязан ко мне почти как к отцу. Даже, наверное, без почти. Так как родного отца не знает.
И всё же… Должен я вот так бросать Альку, ничего не выяснив, не поговорив? Сломя голову лететь к женщине, к которой меня моя любимая, оказывается, ревнует?
Мы уже почти подъехали в аэропорту, а сомнения меня не оставляли.
Наконец, дозвонился Набокову.
- Вечно ты пропадаешь, когда нужен! Ты знаешь, что…
- Знаю, - перебивает резко, но как-то не зло, - я уже тут. И… - понижает голос, и я понимаю, что там рядом где-то Кристина, - если ты тут появишься, Златопольский, я тебе голову отверну, понял?
- Понял. Но смотри, обидишь её…
- Пошёл ты… я тебе тоже могу сказать, обидишь Альку, я тебя…
- На свадьбу пригласишь? Хороший подарок подарю.
- Если только контрольный пакет акций твоей компании. Все, отбой.
Этот разговор вызывает улыбку и… словно я закрываю дверь в самую темную комнату моей души.
Когда-то я совершил дикую, грязную подлость. Самую мерзкую, какую только можно. Разрушил жизнь нескольких людей. Я не могу сказать, что исправил эту ошибку – это нельзя исправить. Я не верну им десять лет жизни, которые они прожили врозь. Но… я хоть немного, чуть-чуть, попытался очистить совесть.
После разговора с Владимиром прошу водителя развернуться.
- Что, Марк Аркадьевич, не полетите?
- Полечу, на крыльях любви, обратно в Ялту.
- Вот и я вам хотел сказать – подарки-то вы забыли.
- Да, подарки нужно отдать. Погнали. Только… на серпантинах не увлекайся.
- Да какие тут серпантины. Дорога хорошая, домчим быстро, обратно все зеленое.
Мы и домчали.
Вижу, что в окне свет, еле-еле. Не спит еще. Мысль приходит – как в дверь звонить? Вдруг дочку разбужу? Подхожу и понимаю, что дверь открыта.
И сердце ёкает. Почему? Что такое? За мной она закрывала, это я помню.
Вломился быстро, а там…
Чёрт, в первую секунду это было очень больно. Как острой бритвой по глазам.
Алю обнимает этот красавчик, прижимает крепко, и она… она его тоже.
И мне кажется, что кровь из моих вен утекает, просачиваясь в землю, в песок. Я полностью обесточен. Я оглушен.
Больно.
Это значит так ей было больно, когда она увидела меня?
Только выдохнул на последнем кислороде – Аля?
А она…
Одним взглядом к жизни возвращает. Любит.
Она меня любит! В этих глазах всё!
- Аля… как же я скучал…
- Тебя не было пару часов всего.
- Два года, Аля… два года без тебя, каждый день, каждый день умирал, думая, что тебя нет.
- Не два же, меньше…ты же… ты же какое-то время уже знал, что я…
- Знал…
Обнимаю так, что кажется просто хочу впечатать в себя навсегда, чтобы не смогла оторваться, чтобы приклеилась намертво.
- Знал… и ты не представляешь как сильно хотел быть рядом! В ту же секунду, минуту, сразу. Алька…
- Почему… почему не приехал?
- Я…- признаваться в таком не слишком приятно даже самому себе, но я решаю сказать правду. – Я испугался. Банально побоялся тебя спугнуть. Решил, что ты… или снова сбежишь или… в общем, так и будешь от меня как чёрт от ладана.
- Я бы сбежала. И… бежала бы, да.
- Я знаю. Ты бы испугалась меня.
- Скорее да. Хотя… Знаешь, я ведь…
Прижимает голову к моей груди, дышит тяжело. Потом снова смотрит в глаза.
- Я хотела признаться. Еще до рождения Златы. Задолго до… всего-то месяца три прошло после… Весна была. Я… мне было так плохо, вот тут, внутри, постоянно болело, я всё время думала, и бабушка тоже стала говорить, что мы… В общем, я хотела позвонить. А потом увидела по телевизору тебя и… Кристину.
Сжимаю челюсти, хочется выругаться крепко, неужели? Неужели из-за этого? Из-за того, что я и Кристина…
- Малыш, если бы я знал… Господи, я… я ведь женился просто потому, что казалось – это проще. У неё не было близких родственников. Серьёзная болезнь, когда мы не знали, что может случиться.
- Я тебя не виню. Я… я виновата сама. Я ведь еще раньше звонила. Мне сказали, что ты на островах.
Ухмыляюсь. Это точно какая-то карма, провидение Господне…
- Я просил говорить всем, что улетел отдыхать, а сам поехал в монастырь.
- Теперь я знаю. Тогда… было больно. Очень. Мне казалось… тебе… тебе вообще всё равно.
Она дрожит, чувствую её состояние, слезы подступающие. Не хочу, чтобы она плакала, никогда больше.
- Маленькая моя! Каждый день, слышишь? - Поднимаю ее лицо в ладонях, вглядываюсь в глаза, осушаю слезы поцелуями. – Каждый день думал о тебе, молился, вспоминал, представлял, что было бы если бы ты была жива…
- И что? Что было бы?
- Спроси, что будет. Будет как ты хочешь, слышишь? Постараюсь сделать всё как ты хочешь.
- Ты поэтому меня отпустил, да? Не потому, что тебе всё равно?
- Я хотел, чтобы ты поняла – ты свободна. Я не стану тебя принуждать, удерживать, я не сделаю ничего, что могло бы обидеть тебя, причинить боль…
- Такой идеальный… - она улыбается нежно, а я…
- Нет, Аля, не идеальный. И я знаю, что в жизни не будет всё гладко, потому что так не бывает. Но я могу пообещать, что буду очень стараться сделать тебя счастливой.
Я смотрю на неё серьёзно, мне хочется, чтобы она поняла…
- Я… я тоже не идеальная…И я…я тоже буду стараться.
- Ты будешь со мной?
- Я уже с тобой.
- Аленький…
- Я…
- Я люблю тебя, слышишь? Теперь я знаю, что это такое, любить. Я люблю тебя.
- Я тоже… Я… Я люблю тебя, Марк…
Стискиваю в объятиях, чувствуя предательскую дрожь, и что-то колет в глазах и горло перехватывает.
- Аля…
- Люблю…
Мы целуемся долго, пока я не слышу шорох в дверях, потом покашливание.
Я не отпустил водителя, он принёс подарки. И папку с документами, которую я так и забыл отдать Але.
- Марк Аркадьевич, вы извините…
- Заходи, поставь тут коробку и езжай в гостиницу. Свободен. До завтра.
- Хорошо. Спокойной ночи… или неспокойной.
Мне везет на юморных ребят. Раньше бы я за такие шутки уволил. Но он прекрасно справляется со своими обязанностями, да и… пожелание его нам с Алей очень нравится. Вижу это по её лукаво смеющимся глазам.
- Ночь может быть неспокойной, если мы Злату разбудим. Она начнет буянить. Мало не покажется.
- Мы будем очень осторожны.
- Обещаешь?
- Нет! – ухмыляюсь, целую её в нос.
- Надо всё-таки закрыть дверь. А то сегодня у тебя просто проходной двор.
- Это точно. Ходят всякие…
Снова улыбается, а потом сама прижимает меня к стене коридора.
- Давай примем душ? Вместе, как раньше?
- Я… я только за, дорогая… - не узнаю свой севший голос.
- Только не очень долго. Я устала. Хочу спать.
- Не уверен, что дам тебе поспать сегодня, малыш…
Дальше всё серьёзно. Очень.
Горячо, быстро, остро, когда хочется всё, сразу, до конца, до грани, почти до боли…
И стоны любви, всхлипы любви, шепот, жаркий, влажный, звуки, от которых голова кругом, её хрипы, руки, губы, глаза.
Глаза!
И бесконечность…
- Я люблю тебя!
- Я люблю тебя, Аленький…
- Люблю…
Глава 44 (а)
Он вернулся!
Огненные разряды по всему телу. Дикая радость. Счастье. Нежность.
Он тут! Он со мной! Мой любимый, единственный! Мой мужчина!
Сердце колотится как одержимое, бешено, трепетно, на пределе.
Нервы натянуты.
Я едва могу дышать.
Боже, нам не надо расставаться! Не будет разлуки! Мы будем вместе, рядом!
Да, я понимала, что ему надо уехать, я тоже переживала из-за того, что случилось с мальчиком, не представляя, что было бы со мной, если бы у Златы были какие-то проблемы.
Я не ревновала. Почти. Ну, если только самую капельку.
Просто потому что… потому что я не представляла насколько сильно мне плохо без него. Это невозможно оценить, когда не с чем сравнить.
Марка не было и мне просто было плохо. Тяжело. Пусто без него.
Но после того как мы уже были вместе, когда мы испытали снова счастье быть одним целым, после того как мы…
Мы занимались любовью!
Это было как взрыв. Остро. Нежно. Яростно. Горько. Невероятно.
Я не представляла, что бывает так. И Марк… мне кажется, он тоже не представлял.
Каждой клеточкой тела прорастала в него. Каждой каплей крови сливалась. Каждой молекулой. Каждой частичкой души.
Эти первые мгновения полного, безграничного доверия. Это чувство, когда отдаешь себя. Когда перестаешь быть собой и становишься им. Не просто принадлежишь ему – нет. Я - это он. Он – это я. И вместе – мы. Мы одно.
Почему-то мне казалось, что всё будет иначе. Что это будет пропитано горечью разлуки, болью, страданием, страхом.
Совсем нет. Абсолютно – нет!
Это было так… волнующе и так чисто!
Он словно пел оду моему телу, он боготворил меня, и в то же время это было настолько чувственно и страстно!
Я понимала, что по моему лицу текут слезы. Слезы счастья.
И мне было плевать на всё.
Плевать на прошлое.
И где-то глубоко сидела мысль – если кто-то хоть на мгновение, на йоту попытается меня осудить – пусть сам переживёт тот ужас, боль, отчаяние, которые пережила я.
Я больше не хочу страдать.
Я хочу жить, любить, и быть любимой.
И если за эти годы я не смогла забыть, вычеркнуть из сердца, уничтожить то чувство, которое было во мне, значит это чего-то стоит. Значит всё это не просто так.
И всё, что я вспоминала сейчас, рассказывая даже не Олегу – себе, вся эта история была исповедью перед самой собой. Я старалась быть честной. Задавала сама себе вопросы и отвечала. Честно.
Да, иногда это было больно. Но мне это было нужно.
Вижу Марка и в первые секунды даже не думаю о том, что стою сейчас в объятиях другого мужчины. Для меня это не важно.
Для Марка… ох, конечно я поняла, ощутила волну исходящую от него. Но он справился. Он… поверил мне.
А я… я готова верить ему. Мне хочется верить.
Когда я вижу его глаза. Слышу, что он говорит.
Да ничего не надо!
Одного слова мне достаточно. Мне хватает.
Любовь.
Любовь есть, она жива, она выросла вместе с нами, она стала взрослее, серьёзнее, и теперь она просто так не сдастся.
- Аленький…
У меня очень неудобный диван, я все собиралась его поменять, но руки не доходили. Всегда было что-то более важное. Новые вещички для Золотинки. Новая коляска. Кроватка. Игрушки… Мамочка может обойтись малым.
Сейчас диван кажется очень и очень удобным. Потому что нам так хорошо вдвоем на нём спать. Или не спать.
Я не очень понимаю что именно мы делаем, потому что ночь кажется бесконечной.
Я проваливаюсь в сон, выныриваю из него чувствуя руки, губы, пальцы. Я пью его дыхание. Я как конченный, повернутый, зацикленный маньяк стараюсь вдохнуть его запах, напитаться им. Пропитаться.
Хочу, чтобы он меня заклеймил этим ароматом мужественности. Заклеймил собой.
И он делает это.
И мы… мы не осторожничаем. Ну, если только стараемся делать все тише, боясь разбудить малышку.
Как хорошо, что её кроватка в нише, словно за стеной, под пологом.
И как хорошо, что она сегодня так крепко спит.
- Аля… Аленький… Только ты одна, слышишь, всегда…
- Не надо… не говори…
- Прости… я понимаю…
Слышу, как он с шумом втягивает воздух, дрожит…
- Я не заслуживал тебя тогда. И сейчас, наверное…
- Нет. Ты…
- Подожди… я хочу… попытаться объяснить.
- Не надо, я всё понимаю, не хочу… не хочу вспоминать.
- Я тоже не хочу, но… Тогда, это было не связано с тобой. Это было не потому, что ты чего-то не давала мне. Не потому, что была не хороша, или не умела, или… Да, мне казалось, что ты слишком невинна, я постоянно боялся тебя напугать, причинить боль…
- Глупый, разве можно напугать любовью.
- Можно. Если бы ты знала, что я хотел делать с тобой тогда ты бы…
- А сейчас? Сейчас ты этого не хочешь?
- Сейчас я хочу тебя всю… До кончиков пальцев. До последней клеточки.
- И я хочу. Я хочу всё, понимаешь, Марк? Я хочу быть твоей абсолютно. Я отдаю себя тебе без остатка, понимаешь? Я… я хочу всего!
- Я…Я тоже, детка… Я тоже хочу всего. Без остатка…
И он целует меня. Одержимо. Горячо. И нежно.
Присваивая.
И отдавая…
Себя отдавая мне так же как и я отдаю ему себя.
А утром… утром он дает мне выспаться, забирая Злату, умывает её, кормит, играет с ней на кухне, тихо, чтобы я могла немного отдохнуть.
И когда я встаю меня ждет завтрак.
Олигарх Златопольский приготовил мне омлет и кофе. И даже выжал сок из апельсинов, хотя соковыжималки у меня нет.
- Спасибо.
- Наслаждайся. Да, я хотел узнать… Когда вы будете готовы ехать?
- Тебе нужно возвращаться? Или… - вспоминаю, зачем ему надо было ехать вчера. Сын Крис попал в больницу! - Как Вовка?
- Нормально всё. Аппендикс вырезали. Но думали, что что-то серьёзное, подозревали даже проблемы с сердцем, боли были сильные. Потом опасались, что перитонит уже начался, в общем… Крис извинялась за то, что меня побеспокоила. Она же не знала, что я уехал.
- А… Владимир был с ней?
- Набоков? Да, разумеется, - Марк усмехается. - Она сказала, что его даже дустом не вытравишь.
Смеюсь, моя бабуля тоже любит это выражение.
Бабуля! Я должна сообщить ей обо всем! Как можно скорее! Уверена, она обрадуется. Обрадуется тому, что мы вместе.
Я закусываю губу, знаю, что бабушка во многом винит себя. Хотя идея о том, чтобы разыграть собственную смерть все-таки принадлежала мне. Если бы не это дикое стечение обстоятельств, конечно, я бы до такого и не додумалась.
- Что, малыш? – Марк смотрит на меня, берет за руку, как же хорошо, что он рядом.
- Вспомнила о бабушке, мы… мы ведь можем ее навестить сегодня?
- Да, конечно. Непременно. Всё, что ты хочешь, родная. – так тепло, так ласково и так… надёжно!
- Марк, я… ты спросил, когда мы можем вернуться в Москву?
- Малыш, я могу остаться на неделю, максимум на десять дней, не больше.
- Я понимаю. И я… я готова. Буду готова.
- Но десять дней мы можем прожить тут, если хочешь.
- Прямо тут? На этом диване? – смеюсь, потому что хоть нам было удобно, но всё-таки провести вот так еще хотя бы одну ночь…
- Я… я купил тут небольшую виллу, давно, когда… когда приезжал, чтобы посмотреть на вас.
- Ты приезжал?
- Да.
Мне жарко от его взгляда, и я не могу быть далеко. Сажусь к нему на колени, обнимая.
- Я не хочу больше расставаться, никогда. Хочу быть рядом.
- И я… любимая… я тоже.
- Значит, так и будем делать, да?
- Только так…
Толко вместе. Навсегда.
Глава 45
Бабушка Али обнимает меня, вижу её слезы и неожиданно все тело окатывает ушат стыда. Именно так. Обжигающий стыд бежит по коже от макушки до пяток и обратно.
Только я виноват в том, что случилось. Но я знаю, что и Аля, и её бабушка тоже чувствуют вину. А я думаю…
Что бы сделал я? Как бы я поступил после всего? Наверное, первым желанием было бы уйти в закат.
Именно. Сбежать.
На самом деле тогда я тоже хотел сбежать. Отпустить Алю и бежать без оглядки. Когда понял, что я натворил, что сделал с её жизнью, со своей.
- Марк…- Людмила Викторовна смотрит на меня, - Прости нас.
- Не вам просить прощения. И сразу скажу – всё забыто. Я… я помню только свою вину.
Нас усаживают за стол, угощают домашними пирогами, бабушка Али радуется – как знала, приготовила. С абрикосами и персиками из небольшого своего сада.
Муж бабушки, Николай Егорыч, заваривает мудреный чай в настоящем самоваре, который растапливает шишками. Дом у них свой, частный, небольшой совсем. Но очень уютный.
Приглашаю в гости на нашу с Аленьким виллу. Она сама там еще не была, мы планировали поехать туда после визита к бабушке.
- Надо забрать кроватку Златы, игрушки… вещи…
- Солнышко, там все есть. Я… я все купил.
Улыбается, пряча лицо на моей груди.
- Что?
- Не знаю… я… я еще не совсем верю, что все вот так.
- А я очень хочу, чтобы ты верила, слышишь? Верила мне. Всегда. Я больше никогда…
- Не надо… Не говори, прошу…
- Почему?
- Я… я просто знаю, что так и будет и всё. Не говори.
- Я люблю тебя. Ты веришь мне, Аленький?
- Конечно. И я… я тоже очень.
Мы подъезжаем к огромному забору, виллу я купил хоть и реально небольшую, но неприлично дорогую даже по местным расценкам. Сам дом одноэтажный, вокруг довольно приличная территория, свой спуск к маленькому частному пляжу – по сути это даже не пляж, понтон, на котором можно загорать и с которого удобно прыгать в воду. На территории два бассейна, крохотный виноградник и персиковый сад.
- Боже, как тут красиво!
- Нравится?
- Очень.
- Она твоя.
- В смысле? – Аля смотрит удивленно, а я не устаю поражаться тому, как не сложно бывает ее удивить.
- Я купил ее на твое имя. Так что она твоя.
Аля замирает, потом смотрит, кажется немного испуганно.
- Ты… а если бы я… если бы я отказалась возвращаться? Что бы ты сделал?
- Не знаю. Спалил бы все, вырубил деревья, уничтожил дом. Меня бы посадили за вандализм.
- Марк!
- Аля, я купил это тебе. Независимо от того со мной ты или нет. Но… конечно же мне хотелось, чтобы мы тут жили вместе. Ты, я, наша дочь и… наш сын. И другие дети.
- Ты… ты хочешь детей?
- Я всегда их хотел, ты же знаешь?
Я действительно всегда хотел иметь детей от неё. Просто, когда мы поженились она была слишком молода, мне так казалось. Тогда я хотел ее для себя. Хотел какое-то время обладать ей единолично.
Смотрю как Аля спокойно оглядывает всё, видно, что ей нравится и дом, и то, что вокруг.
И дочке тоже нравится. Я достаю малышку из машины, пользуюсь возможностью её обнять, потискать.
- Па-па… Гули-гули?
- Да, сладкая, пойдем…
Мы хорошо побегали с ней, пока были в гостях у бабушки Али. Сейчас поиграем немного и тут.
Через полчаса мы видим, что малышка притомилась, трет глазки.
Несу свою драгоценную куколку в дом. Ловлю себя на мысли, что, как и Аля еще не до конца верю своему счастью.
У меня есть дочь, и жена. Она цела и невредима, она со мной. Я больше не одинок. Она всегда будет со мной, по крайней мере я на это надеюсь и верю.
Я каждый день буду видеть её лицо, её глаза, слышать её голос.
Я каждую ночь буду рядом.
Вспоминаю то, что произошло между нами, как это было хорошо. Реально не могу поверить, что мне так повезло и теперь это будет всегда.
Аля останавливается на пороге детской. Я постарался устроить всё красиво. Дизайнера довел до белого каления – в кратчайшие сроки сделать так, чтобы было достойно моей маленькой принцессы.
- Тебе нравится? - Держу дочку на руках, обнимаю жену за талию.
- Очень…
- Я рад, теперь главное, чтобы и ей понравилось.
Злата оглядывается, просит, чтобы я опустил её вниз, топает по мягкому ковру сразу к кукольному домику, потом к лошадке, на спине которой можно кататься, потом обнимает огромного медведя, укладываясь к нему на живот. Забавно округляет ротик, когда видит кроватку в виде кареты, садится прямо перед ней, с умным видом стаскивает с себя туфельки…
- Я пати-пати… пока-пока!
Это так невероятно забавно, что я не могу удержаться, смеюсь тихонько. И Аля тоже. Потом чувствую, как она уткнулась мне в спину, всхлипнув.
- Что ты, Аленький?
Поворачиваюсь, чтобы заключить в объятия.
- Просто…Мне так… так страшно…
- Почему?
- Вдруг это всё просто сон… я проснусь, и окажется, что всё как раньше, или еще хуже.
- Что может быть хуже? – реально не понимаю, потому что без неё я прошёл ад.
- Хуже, это когда ты чужой…
И тут я её понимаю. Да, когда увидел её в объятиях того парня – было хуже.
- Я твой, навсегда. Нет, не так. Я ваш. Мы же договорились, да?
Злата уже спит, я показываю Але радио няню, и мы уходим в соседнюю комнату, в нашу спальню. В ней я тоже успел все поменять. Купил огромную кровать с удобным матрасом. Просто… просто мечтал, что смогу привести сюда мою любимую.
Она стала другой и всё-таки еще та же. Такая же невинная, чистая, открытая. А еще немного жадная до всего, что я могу ей дать. Она берет и даёт так много, что у меня не хватает сил, чтобы сделать вдох, настолько я переполнен ею.
- Марк… я люблю тебя!
Она говорит это, прижимаясь к моей груди, её золотистая кожа покрыта капельками пота. И я счастлив. Безумно счастлив.
Счастлив все десять дней, что мы проводим тут, на вилле. Так хорошо, что совсем не хочется обратно в Москву. И я замечаю, что с каждым днем Аля становится беспокойнее, грустит.
- Что случилось?
- Все хорошо.
- Малыш, я вижу. Пожалуйста. Мы же договорились – никаких секретов?
- Я… я не знаю как вернуться в тот дом…
Я сразу понимаю, о чем она. Обнимаю, прижимая к себе, опускаю голову на её макушку.
- Не бойся, не вернешься.
- Почему?
- Я продал его.
- Как? – она искренне удивлена, зная, что я гордился своим поместьем.
- Вот так. Купил землю. Будем строить новый вместе.
- А где… где наши собаки? – она говорит наши и мне это нравится!
- Я перевез их в охотничий, им там лучше.
- А… персонал? Юлия Дмитриевна?
- Она работает у меня на квартире, повар в офисе, не бойся, я никого не уволил.
- Хорошо. А… где мы будем жить?
- Квартира большая, и район элитный, большой двор, парк. Посмотрим, родная. Если вам не понравится – будем решать.
- Ты сказал – вам…
- Да, конечно. Вы – самое дорогое что у меня есть.
- А ты самый дорогой у нас.
Мы летим на частном самолете и Злата ведет себя прекрасно.
А в аэропорту нас ждет неожиданная встреча.
- Марк Аркадьевич, тут папарацци, мы можем пройти через запасные выходы, но не факт, что вас не будут караулить там.
- Пойдем обычным путем, нам же нечего бояться теперь? – моя смелая Алька решает за меня.
И мы идём. Я, Злата на моих руках, Аля…
Вопросами поливают нас как из брандспойта. Что? Где? Когда? Как?
- Аля, моя жена жива, теперь мы вместе, у нас растёт дочь. Остальное без комментариев.
- Валентина, ваш муж открыто вам изменял, вы не боитесь, что он сделает это снова?
Вопрос, после которого тишина. Я не хочу, чтобы она отвечала. Но Аленький только глазами сверкает.
- Я его люблю, а он любит меня, я больше ничего не боюсь.
Охрана теснит толпу журналистов.
Мы проходим к ожидающей нас машине. Я устраиваю малышку, помогаю сесть Але, сажусь рядом.
- Испугалась?
- Не знаю. Наверное нет. Просто противно, когда вот так лезут в жизнь. Я… я видела то, как встречали тебя, после моей … после моего исчезновения. Это было ужасно. Когда тебя спросили о том, что ты теперь снова холостяк.
- Я помню. Мне хотелось убить ту журналистку. Но я дал ей интервью, которое в итоге так и не появилось. Не важно. Важно, что мы теперь вместе, да? И все позади!
- Да.
Она хочет еще что-то сказать, но у меня звонит телефон.
- С прибытием, Златопольский. На двадцатое сентября ничего не планируй.
- Набоков, неужели?
- Шафером ты, конечно, не будешь. Но драка мне на моей свадьбе очень нужна.
- Поздравляю.
- Рано, поздравишь через пару недель.
Я поворачиваюсь к Але, мы смотрим друг на друга…
- Знаешь, а давай еще раз сыграем свадьбу? На твоём острове? Там потрясающие закаты. Что скажешь?
- Я скажу «да».
Эпилог 1
- Мамочка! Ма! А Вовка мне не даёт лакушки! Ма! Он моё ведёлко заблал, и кидал камни, я видела! Ма!
Мы с Кристиной переглядываемся. Она закатывает глаза, а я пожимаю плечами. А потом мы оба как по команде начинаем смеяться.
И наши животы синхронно подпрыгивают.
- Я представляю, что будет еще лет через… пятнадцать!
- Не надо, не представляй! Мне уже жалко вашего Вовку! Надеюсь, к тому времени он женится и сбежит в Австралию.
- Почему в Австралию?
- Потому что Злата до смерти боится пауков, и змей, и знает, что в Австралии их пруд пруди. Так что, заранее готовь сына к поездке.
Мы снова смеемся так, что я хватаюсь за бок – колет.
- Но как он её терпит!
- Не представляю! Я бы на его месте уже давно эту малявку пристукнула! – о, да! Это я так говорю о дочурке! Нет, я её безмерно люблю, но несчастного Вовку она реально изводит!
Ей исполнилось четыре, ему почти тринадцать! Совсем взрослый. Очень симпатичный. Я в курсе, что за ним уже сейчас девчонки бегают. То ли еще будет!
И наша принцесса, конечно же выбрала красавчика Набокова-младшего как предмет одновременно обожания и абьюза.
А он на самом деле старается терпеть все её выходки, терпеливо играет, выполняет почти все её просьбы – разумные, разумеется! И на полном серьёзе считает её сестрёнкой, потому что еще не так давно относился к её отцу как к родному.
Я, конечно, пока не думаю, о том, с кем моя кроха будет строить личную жизнь, но почему-то ответ напрашивается сам собой.
Впрочем, почему бы и нет?
Мы с Кристиной лежим на шезлонгах, под зонтиками, наслаждаемся кокосовым молоком и видом океана на моём острове.
К слову, Кристина хозяйка соседнего – Набоков подарил ей его на годовщину свадьбы.
Я не думала, что мы с ней станем подругами, честно говоря, сначала я её боялась. Мне казалось, что простить то, что с ней сотворил мой Марк нельзя. Всё время ждала, что она потребует ответа. Но Крис как-то очень просто мне сказала, что Марк свои счета оплатил и закрыл. Претензий она не имеет. И вообще…
- Аль, знаешь, а я ведь никогда не считала Марка виноватым. Он был как… лакмусовая бумажка. Проверка для Набокова. Влад больше виноват. Он меня знал, знал какая я, знал, что я его люблю. И поверил в эту гадость. Да еще и выгнал меня, беременную…Так что...
- Но его же ты простила?
- Если бы не простила, не было бы ни свадьбы, ни всего этого. Простила, да. Думала не смогу. Может поэтому и видеть его так долго не хотела. Боялась, что сразу растаю…
- И как?
- Как пломбирка на солнышке… потекла… ну, то есть… - она усмехается, - да и это тоже. Он меня к себе прижал, слезы на глазах, а я… Думала брыкаться буду, а сама взяла и поцеловала его.
Да, я тоже думала, что никогда не прощу Марка, что если он хоть попытается ко мне приблизиться, я… Просто убью! Расчленю! Надаю по его наглой морде!
А сама…
Я ведь уже на той вечеринке, когда мы танцевали, смотрела на него и понимала – с ума схожу, так хочу, чтобы он был мой, только мой!
И сейчас таю, тоже как пломбирка, когда он повторяет:
- Твой, малышка, только твой… весь… без остатка твой…
Он шепчет это мне на ухо, низким, чувственным голосом, заставляя сердце замирать, кожу - плавиться, кровь – лететь по венам на сверхзвуковой…
- А ты моя?
- Твоя…
Теперь я знаю всё, что ему нужно, что он хочет, хотя Марк и признаётся – сейчас у него совсем другие желания, и другие аппетиты.
Ему меня мало. Но теперь совсем не в том смысле как раньше. У него постоянный дикий голод, но только по мне. Как и у меня по нему! Все время хочется быть рядом. Ближе. Чаще… Сливаться в одно. Чувствовать. Отдаваться этим чувствам. Летать на неизведанные высоты вместе.
И мы летаем. Так высоко, что мне иногда страшно… Разве так бывает? Чтобы столько счастья?
Марк говорит, что я своё точно заслужила и выстрадала, а когда я говорю, что он более достоин – только пожимает плечами.
Мы несколько раз в год ездим в тот монастырь, где он работал. Он помогает. Иногда колет дрова, иногда мастерит что-то с ребятами из монастырской школы. Помогает и материально – вкладывает в их учёбу, следит за тем, как складывается их жизнь.
Мы вместе. Мы счастливы.
Я почти не вспоминаю о прошлом.
Было время, когда думала часто. О той боли, которую мы причинили друг другу.
О том, что мы на самом деле потеряли.
Два года жизни. Два года боли…
Счастье, что их было не так много!
Раньше я винила во всем только Марка. Да, да, когда-то я была так зла! Я считала, что это он, только он всему виной!
Я давно уже думаю иначе.
Пусть меня простят те, кто считает, что измену и предательство прощать нельзя. Пусть… Не важно.
Я могла бы не прощать. Я могла бы тогда, в то время оказаться сильнее, и просто расстаться с ним.
То, что сделала я… Это тоже поступок не слишком-то достойный прощения.
И я сожалею. Да! Я так сожалею!
Но… но еще я думаю… а были бы мы сейчас в той точке в которой находимся, если бы не всё то, что случилось с нами?
Были бы мы такими, какими стали сейчас?
Бабушка говорит, что мы прошли большой путь к счастью и должны его хранить.
Мы стараемся.
Мы очень счастливы вместе. И хочется делать счастливыми всех вокруг.
Моя Милана, конечно, была в шоке, узнав кто мой муж, узнав, что мы снова вместе. Мы с ней дружим так же, как раньше. Часто встречаемся, когда я езжу в Ялту к бабушке или приглашаю их в гости в столицу. И на моем острове они с Никитой и детьми тоже были. Милана родила второго сына. Её муж гордится, но очень хочет еще дочку. Олег еще не женился, много работает. Я уверена, у него всё будет хорошо. Просто, потому что он хороший парень.
Я прошла свой путь к счастью. И после – тоже. Я закончила образование. Теперь управляю благотворительным фондом. Мне это нравится. Я чувствую, что помогаю людям. Много общаюсь с теми кому реально нужна помощь. Стараюсь их подбодрить, заставить поверить в чудо. И чудеса случаются! Мы постоянно творим их вместе!
Думаю, обо всем, положив руку на живот. Мой малыш толкается. И это тоже чудо! После воссоединения мы с Марком решили повременить с детьми, по крайней мере пока злате не исполнится два года. А потом год я не могла забеременеть. В какой-то момент мне стало казаться – я просто схожу с ума…
Но Бог нас услышал. Марк плакал от счастья. И я тоже…
Скоро нужно будет возвращаться домой. Рожать мы хотим в клинике у Товия – у него есть небольшое родильное отделение, там все по последнему слову техники, потому что владельцы клиники Тамерлан Умаров и Александр Корсаков сами многодетные отцы.
Кристина уже ушла в дом отдыхать, увела детей. Я смотрю на бирюзовую гладь океана и думаю о том, как мне хочется, чтобы мой муж пришёл ко мне.
- Родная, как ты?
Улыбаюсь, глядя на него. Высокий, мускулистый, красивый. Мой.
- Хочу тебя рядом. Всегда.
- Всегда.
Он садится рядом, наклоняясь ближе, накрывает мои губы своими.
- Моя?
- Только твоя…
Эпилог 2
- Я твоя…
Эта женщина во мне, в каждой клетке, в ДНК, внутри, глубоко под кожей. Она всё время со мной. Каждую секунду бытия. Каждый миг.
Я просто стою и смотрю на неё. И все еще до конца не верю, что это со мной. Что она со мной.
Когда-то я думал, что любви нет.
Один мой приятель – Саня Корсаков - ухмыляясь заявлял, что любовь это фейк. И я был с ним согласен. Я считал – любовь для девочек. Это им нужна романтика и розовые сопли. Мужчине нужен секс. И чем ярче, круче, жёстче – тем лучше.
Я ведь даже не понял, что эта маленькая, чистая, наивная девочка для меня не просто объект желания, то что хочется присвоить, получить. Не понял, что любовь уже забралась под кожу, затаилась в венах и артериях. Опутала сердце колючей проволокой страсти…
После я анализировал свои поступки. Понимая, что мною двигал страх.
Я так боялся этого чувства! Любви боялся! Проще было делать вид, что её нет.
И сам себе устроил этот адовый капкан боли.
- О чём ты думаешь, Марк?
- О тебе. Всегда…
Она улыбается. Это каждый раз как маленький взрыв внутри. В сердце. Её улыбка. Взгляд.
Маленькая ладошка с длинными пальчиками на моей груди.
Господи, за что же мне такое счастье? Неужели я всё-таки заслужил? Дотянулся?
Любовь – это фейк? Да, да, Корсар, мой друг! Глядя на его семейство, на троих детей – или там уже четверо? – на жену, с которой он пылинки сдувает, я могу только ухмыляться. Что-то мне подсказывает, что он переосмыслил свою позицию в вопросе любви.
Как и Набоков. Он тоже часто повторял, что никакой любви нет. Побегал потом… за своей любовью. Всё-таки хорошо, что Кристина оказалась мудрой. Простила его. Не сразу, конечно. Он ведь пытался с ней еще в Израиле встретиться. Я об этом не знал!
И потом, в Москве… До момента пока Вовка не попал в больницу всё было плохо. И всё-таки любовь победила.
Свадьбу он закатил с голливудским размахом, правда, Крис ругалась, говорила, что всё это не для неё. Не ожидала такого ажиотажа. Её можно понять. И Влада тоже – он старался чтобы она получила всё, по высшему разряду. А Крис так и осталась скромной девочкой, правда со стальным характером.
Хорошо, что моя Алька подружилась с ней.
Наша Злата доводит терпеливого Вовку до белого каления…а Набоков ржёт, обещая, что свадьба наших детей будет еще круче его собственной.
Свадьба детей! Господи, как хорошо, что у меня еще есть время привыкнуть к мысли о том, что нужно будет выдавать дочь замуж! Вспоминаю, каким молодым мудаком был сам и думаю, что никому не позволю к ней приблизиться, на пушечный выстрел!
Жаль, что дети растут так быстро!
Не успел насладиться малышкой Златой.
Не успеваю получить удовольствие от беременности Али – ей уже рожать.
Определенно никогда не думал, что беременная женщина – это настолько чувственное зрелище. Её положение дико заводит, я постоянно в эйфории, мне нужно к ней прикасаться, ласкать, любить… до потери сознания доводить, до исступления, чтобы забывала своё имя выкрикивая моё!
Как хорошо, что на острове мы можем не задумываться о шумоизоляции!
Возвращаемся в слякотную Москву, и когда счет до родов идёт на сутки меня серьёзно пробивает страх. Вдруг что-то пойдет не так? Что-то случится с ней? С ними?
Собираю всё мужество, чтобы быть рядом.
Гад Набоков уже получил свою дозу удовольствия, ощутил радость отцовства рядом с Крис, и щедро делился со мной информацией о том сколько раз к его лицу прикладывали вату с нашатырём…
Я смогу, я выдержу!
Говорил себе и реально выдержал. Потому что чувствовал, как нужен своей любимой, когда она держала меня за руку и кусала губы, стараясь сдерживать стоны. Потом, когда сдерживать не получалось, я шептал, какая она молодец, и как я её люблю.
А потом смотрел на новорожденного сына и мне казалось, что я на каком-то новом уровне сознания. Я почти бог, который создал жизнь… И эта мысль не была кощунственной, хотя кто-то там, на небе, явно надо мной посмеивался.
Мы назвали сына Иваном, в честь отца моей Али.
- Он очень красивый, и похож на тебя. – моя женщина гладит малыша по щечке, он с серьезным видом ест, смакуя пышную грудь.
- Значит, я красивый?
Аля улыбается.
- Не знаю, если он будет таким же прыщавым юнцом, от которого девчонки бегают, придется тебе рассказать, кому его отец продал душу, чтобы стать красавчиком плейбоем.
-Тебе. Я продал душу только тебе…
Малыш наелся, и я немного ношу его столбиком, потом укладываю в кровать.
После родов прошёл месяц, день икс, когда мы уже можем быть вместе. Но мне немного страшно. Страшно причинить боль.
- Ты причиняешь мне только любовь! Пожалуйста! Я… соскучилась по тебе… по нам.
- Я тоже, Аленький…
Нежность, мои пальцы на коже, аромат, вскрики, стоны, горячий шепот. Это остро. Это снова на грани. Это как взрыв сверхновой который поднимает нас над всем миром, над вселенной.
- Люблю тебя, Марк… - она выдыхает это, томно, хриплым голосом, закрывая глаза, устало откидываясь мне на грудь.
- Люблю тебя, Аленький…
Самые главные слова.
Иногда мы говорим так много, столько ненужных слов, когда достаточно сказать одно – люблю.
И делаем так много ненужного, когда нужно просто любить.
Да, эта наука дана не всем. Мне она досталась не просто. Зато теперь я знаю, что значат самые главные слова на земле.
И что чувствуешь, когда любимая произносит:
- Я твоя.